Евгений Дубровин
А СБОКУ ПРОПЕЛЛЕР
Изобрел я одну штуку. Не велосипед, конечно, но тоже вещь приличная. Понес начальству на утверждение.
– Хорошая штука, – говорит начальство, – только сбоку надо приделать пропеллер.
– Зачем пропеллер? – удивился я.
– Чтобы летала.
– Но она рождена ползать.
– Надо будет – так полетит, – говорит начальство и хмурится. Недовольно, значит.
– Нет, – твердо заявил я. – Пропеллер делать не буду.
– Ну, как знаешь, – говорит начальство. – Дело хозяйское.
Вроде бы даже так доброжелательно сказало.
А я через неделю должен вместе с семьей в дом отдыха на Черноморское побережье лететь. Все уже было на мази. Прихожу в местком за путевкой, а мне и говорят:
– Вот вам две путевки: на жену и сына, а ваша – облизнулась.
– На каком это таком основании она облизнулась? – удивился я.
– Передали другому товарищу – с наибольшей производительностью.
Вот как, значит, повернулся пропеллер. Другой бы скандалить стал, жалобы строчить начал, а я плюнул на все и решил отдыхать дома, в четырех стенах. Жена, как узнала, – в слезы. «Пропадешь ты, – говорит, – истощишься, и через месяц тебя местком в казенный гроб положит. И потом, кто тебе посуду мыть будет?»
Сын тоже смотрит на меня, как на потенциального покойника. Но я настоял на своем.
Уехала моя семья с охами и причитаниями, а я первым делом из чулана раскладушку вытащил и на балкон поставил. Давно мне это хотелось сделать, да жена категорически возражала. «Блажь у тебя это, – говорит, – какой это дурак на балконе на раскладушке лежит?»
Установил я раскладушку на самом солнцепеке, намазался кремом для загара, приготовил «Современный французский детектив», затем принес из холодильника бутылку «Рислинга» и приступил к отдыху в четырех стенах. Красотища! Никто на ноги не наступает, не сыплет в глаза песок, не просит присмотреть за его вещами.
Когда идешь в ванную принять душ (кстати, никакой очереди!) – не боишься, что кто-нибудь унесет раскладушку. Единственный недостаток – нельзя кинуться в волну, но где это сказано, что для полного отдыха необходимо кидаться в мутную кишащую головами, мячами, спасательными кругами, спичечными коробками волну?
В общем, до обеда я дотянул вполне нормально. Встал с раскладушки не издерганным, не психованным, а отдохнувшим, бодрым, даже слегка поумневшим (детектив обостряет ум).
Затем я отправился на кухню обедать. Там тоже не было никакой очереди, и я спокойно принялся за приготовление обеда. Первым делом я пожарил себе яичницу с салом, которая была у нас в семье под запретом. Слопал я в свое удовольствие яичницу, выпил крепкого чаю, прилег на диван, взял газету и читаю. Для полного комфорта пластинку с вальсами Штрауса на проигрыватель поставил.
Ничего, жить можно. А тут еще сюрприз. Раздается звонок, и голос моего лучшего приятеля Володьки:
– Старик! Ты чем занимаешься?
– Поел яичницы с салом и читаю газету, – отвечаю я.
– Хандра? – спрашивает Володька.
– Нисколько. Наслаждаюсь, – отвечаю.
Володька задумался, потом говорит:
– Ну ничего, сейчас мы тебя расшевелим. Нагрянем к тебе всей компанией.
– Ни в коем случае! – кричу я в трубку. – Кто за вами посуду мыть будет?
Но Володька уже положил трубку.
Через минут сорок действительно нагрянула компания. Танцевали и веселились далеко за полночь. Посуду помыла одна стройная блондинка. Когда мы расставались, блондинка мне сказала:
– Вообще-то ты парень ничего, но плохо одет, не в ногу с веком. И вес твой росту не соответствует.
Очень задели меня ее слова. Я-то считал себя вполне симпатичным мужчиной и думал, что модно одеваюсь.
– В общем, – засмеялась блондинка, – сроку даем тебе неделю. В воскресенье сделаем экзамен на элегантность.
Экзамен на элегантность я сдал.
Через месяц приехала моя семья. Жена увидела меня и заплакала:
– Ты посмотри, кто я и кто ты! Я чучело, а ты словно манекен с выставки.
Мы подошли к зеркалу, и я действительно увидел манекен и, извините, чучело.
– Ничего, – пробормотал я, – как-нибудь устроится.
– Очереди, нервотрепка, – опять заплакала жена. – А у тебя… у тебя даже посуда помыта. Я думала, что хоть на посуде тебя пожалею… Какой ты у меня элегантный…
– Это все мой начальник, – сказал я.
Наутро я явился на работу и зашел к начальнику. Навстречу мне поднялся обгоревший на солнце (тоже только что с юга), с красным затылком и белыми выцветшими волосами хмурый, невыспавшийся человек. Мне стало жалко своего начальника.
– Ладно, рисуйте сбоку пропеллер, – великодушно сказал я.
– Хорошая штука, – говорит начальство, – только сбоку надо приделать пропеллер.
– Зачем пропеллер? – удивился я.
– Чтобы летала.
– Но она рождена ползать.
– Надо будет – так полетит, – говорит начальство и хмурится. Недовольно, значит.
– Нет, – твердо заявил я. – Пропеллер делать не буду.
– Ну, как знаешь, – говорит начальство. – Дело хозяйское.
Вроде бы даже так доброжелательно сказало.
А я через неделю должен вместе с семьей в дом отдыха на Черноморское побережье лететь. Все уже было на мази. Прихожу в местком за путевкой, а мне и говорят:
– Вот вам две путевки: на жену и сына, а ваша – облизнулась.
– На каком это таком основании она облизнулась? – удивился я.
– Передали другому товарищу – с наибольшей производительностью.
Вот как, значит, повернулся пропеллер. Другой бы скандалить стал, жалобы строчить начал, а я плюнул на все и решил отдыхать дома, в четырех стенах. Жена, как узнала, – в слезы. «Пропадешь ты, – говорит, – истощишься, и через месяц тебя местком в казенный гроб положит. И потом, кто тебе посуду мыть будет?»
Сын тоже смотрит на меня, как на потенциального покойника. Но я настоял на своем.
Уехала моя семья с охами и причитаниями, а я первым делом из чулана раскладушку вытащил и на балкон поставил. Давно мне это хотелось сделать, да жена категорически возражала. «Блажь у тебя это, – говорит, – какой это дурак на балконе на раскладушке лежит?»
Установил я раскладушку на самом солнцепеке, намазался кремом для загара, приготовил «Современный французский детектив», затем принес из холодильника бутылку «Рислинга» и приступил к отдыху в четырех стенах. Красотища! Никто на ноги не наступает, не сыплет в глаза песок, не просит присмотреть за его вещами.
Когда идешь в ванную принять душ (кстати, никакой очереди!) – не боишься, что кто-нибудь унесет раскладушку. Единственный недостаток – нельзя кинуться в волну, но где это сказано, что для полного отдыха необходимо кидаться в мутную кишащую головами, мячами, спасательными кругами, спичечными коробками волну?
В общем, до обеда я дотянул вполне нормально. Встал с раскладушки не издерганным, не психованным, а отдохнувшим, бодрым, даже слегка поумневшим (детектив обостряет ум).
Затем я отправился на кухню обедать. Там тоже не было никакой очереди, и я спокойно принялся за приготовление обеда. Первым делом я пожарил себе яичницу с салом, которая была у нас в семье под запретом. Слопал я в свое удовольствие яичницу, выпил крепкого чаю, прилег на диван, взял газету и читаю. Для полного комфорта пластинку с вальсами Штрауса на проигрыватель поставил.
Ничего, жить можно. А тут еще сюрприз. Раздается звонок, и голос моего лучшего приятеля Володьки:
– Старик! Ты чем занимаешься?
– Поел яичницы с салом и читаю газету, – отвечаю я.
– Хандра? – спрашивает Володька.
– Нисколько. Наслаждаюсь, – отвечаю.
Володька задумался, потом говорит:
– Ну ничего, сейчас мы тебя расшевелим. Нагрянем к тебе всей компанией.
– Ни в коем случае! – кричу я в трубку. – Кто за вами посуду мыть будет?
Но Володька уже положил трубку.
Через минут сорок действительно нагрянула компания. Танцевали и веселились далеко за полночь. Посуду помыла одна стройная блондинка. Когда мы расставались, блондинка мне сказала:
– Вообще-то ты парень ничего, но плохо одет, не в ногу с веком. И вес твой росту не соответствует.
Очень задели меня ее слова. Я-то считал себя вполне симпатичным мужчиной и думал, что модно одеваюсь.
– В общем, – засмеялась блондинка, – сроку даем тебе неделю. В воскресенье сделаем экзамен на элегантность.
Экзамен на элегантность я сдал.
Через месяц приехала моя семья. Жена увидела меня и заплакала:
– Ты посмотри, кто я и кто ты! Я чучело, а ты словно манекен с выставки.
Мы подошли к зеркалу, и я действительно увидел манекен и, извините, чучело.
– Ничего, – пробормотал я, – как-нибудь устроится.
– Очереди, нервотрепка, – опять заплакала жена. – А у тебя… у тебя даже посуда помыта. Я думала, что хоть на посуде тебя пожалею… Какой ты у меня элегантный…
– Это все мой начальник, – сказал я.
Наутро я явился на работу и зашел к начальнику. Навстречу мне поднялся обгоревший на солнце (тоже только что с юга), с красным затылком и белыми выцветшими волосами хмурый, невыспавшийся человек. Мне стало жалко своего начальника.
– Ладно, рисуйте сбоку пропеллер, – великодушно сказал я.