Юрий Дьяконов
Секрет на букву «В»
На столе зазвонил телефон. Катя подбежала и сняла трубку.
— Бу-бу-бу! — заворчал кто-то в ухо грубым голосом.
— Кто говорит? — удивилась Катя.
— Слон! — раздался весёлый голос папы.
— Что вам надо? — спросила Катя.
— Ну конечно, шоколада! — донеслось из трубки. — А скажи-ка, доченька, мама дома?
— Нет, ещё не приходила.
— Передай ей, детка, что у нас сегодня собрание. Ужинайте без меня. Приду поздно.
— Ага, папа. А можно, я с тобой ещё поговорю?
— Давай!..
Катя топталась около стола и громко сопела в телефонную трубку.
— Катюша! Что же ты молчишь?
— Я по-за-была-а-а, — тихо сказала Катя, готовая вот-вот расплакаться от досады.
— Вот те на!.. Так ты не расстраивайся! — весело сказал папа. — Вечером всё не торопясь и расскажешь… А у меня секрет есть! — вдруг похвастался он.
— Ой, папка, какой? — закричала Катя, сразу позабыв про свою неудачу. — Ну скажи хоть на какую букву?… На букву «В»?
Катя хотела ещё что-то спросить, но в трубке вдруг затрещало, загудело. Чужой женский голос закричал торопливо:
— Завод!.. Завод?.. Вас вызывает междугородная станция. Включаю междугородную… — И всё смолкло.
Стемнело. А папа всё не приходил. Катя легла на софу и стала вспоминать слова на букву «В»: «Велосипед?.. Вафли?.. Варенье?..» Мысли стали почему-то путаться. Полезли совсем неподходящие слова: «Ворона… водопровод… ворота… верблюд… верёвка… верблюд… Вот привязался этот „верблюд“!..»
— Вставай, лежебока! Все секреты проспишь! — разбудил её папин голос.
Катя открыла глаза. Что такое? В окно уже солнце заглядывает.
— Папка, а какой секрет на букву «В»?
— Вишни, дочка! Вишни! Поедем в совхоз урожай собирать.
— Вишни?! — обрадовалась Катя. — А мне всю ночь верблюд снился. Я его гоню, а он ещё плюётся… Папка! А вишни там есть можно?
— Конечно! Ешь сколько хочешь. Давай-ка скоренько одеваться да завтракать. Ждать нас не будут.
— Ага, папка! Я быстро.
Катя прошлёпала босыми ногами по полу, плеснула в лицо холодной водой из-под крана и проснулась окончательно. Вихор на макушке, с которым она воевала каждый день, послушно лёг под расчёской. Ремешки на сандалиях застегнулись, будто сами собой. Она и не заметила, как съела свою порцию яичницы с колбасой и выпила полную кружку молока.
— Вот умница! Всегда бы так, — похвалила мама.
Папа вложил в большое ведро второе, поменьше, а в него — совсем маленькое, Катино ведёрце и сказал:
— Тут ещё место в серединке осталось. Может, возьмёшь своего Чебурашку?
— Что ты, папка! Я же с вами буду вишни собирать!
— Ну, раз так, пошли…
На улице никого не было. Катя сбегала к магазину посмотреть, не едут ли машины. И когда уже хотела бежать во второй раз, из-за угла один за другим вывернули и остановились около дома три грузовика.
— К нам, Катюша! К нам! — закричали с первой машины.
Катя подбежала. Ну и машинища! Как же на неё забраться? До верха колеса и то не дотянешься. Но папа поднял Катю. Дядя Коля, папин товарищ, подхватил её и посадил на скамейку в самую середину.
Кате очень хотелось, чтобы все — и подружки и взрослые — видели, как она едет на работу в совхоз. Но улица была безлюдной и тихой. Никого не видно на балконах. Закрыты большие стеклянные двери магазина на углу. Даже солнце, которое уже давно светило в их окна на восьмом этаже, сюда ещё не добралось.
— Куда же все люди подевались? — удивилась Катя.
— Спят они, — ответил папа, — сегодня-то суббота, выходной. Куда им торопиться?
Катя подумала немножко и тряхнула головой:
— Ну ладно. Пусть поспят. А мы им зато вишен нарвём! Целую машину! Вот обрадуются! Правда?
Все засмеялись. А папа сказал:
— Конечно, обрадуются. Теперь вишен в магазине полно будет.
Машина вырвалась из городских улиц и понеслась по шоссе. По обе стороны дороги колыхалось жёлтыми волнами море поспевающей пшеницы.
Кате хотелось видеть сразу всё. Придерживаясь за плечи папы и дяди Коли, она стала ногами на скамейку. И тотчас тугая волна свежего, пахнущего степью ветра толкнула её в грудь, растрепала светлые волосы.
От этого простора вокруг, от яркого солнца, ветра, свистящего в ушах, стало так весело, что Катя запела:
Ну и сад! Таких Катя ещё никогда не видела. Наверное, больше, чем Парк пионеров. Глянула в одну сторону — конца не видать! Посмотрела в другую… Что такое?! Ряды вишен взбираются по пригорку всё выше и выше. А за дальними рядами уже и нет ничего — одно голубое небо.
Захотелось посмотреть, как это деревья до самого неба добрались. Бежала-бежала… Вот тебе на! Ни на какое небо они не забрались. Сад начал спускаться под гору и кончился. А дорога пошла дальше: через зелёный луг, через вспаханное чёрное поле, через жёлтую пшеницу и выше, и выше… и опять будто в небо уходит.
«Вот бы посмотреть, куда она уходит», — подумала Катя. Оглянулась. Ого, как далеко забралась! Отсюда и люди и машины совсем маленькими кажутся. И Катя припустила назад. Она успела как раз вовремя. Высокий дяденька с чёрной бородой записывал что-то в блокнот и говорил папе:
— Ну, а вот это ваш ряд. Вас двое?
— Не двое, а трое! — вмешалась Катя. — Мы вместе будем работать. Мама, папа и я!
— Ишь ты какая! — улыбнулся дяденька. — Ну тогда вы больше всех соберёте!..
Катя побежала от дерева к дереву: никак не могла решить, с какого начать. Одно красивее другого. Крупные, блестящие, будто покрытые лаком шарики вишен висели гроздьями. Под их тяжестью тёмно-красные ветви изогнулись дугой. Ягод, казалось, было больше, чем листьев. Они задевали волосы, касались рук, лица.
— Ну, девочки, начнём? — сказал папа, сбросив на землю пустые ящики. — Работать по этажам будем.
— Как это? — удивилась Катя.
— А вот так. Ты меньше всех — собирай вишни на самом низу. Мама на средних ветках. А я на верхотуру полезу.
— Папка! Так я тут сразу два ящика нарву! Ещё и не влезет!
— Ну и чудесно, — сказал папа и, прихватив ведро, полез на дерево.
Сначала Катя рвала вишни так: одну — в рот, одну — в ящик, или: две — в рот, одну — в ящик. Повесила себе на уши серёжки из самых красивых вишен и всё время косила на них глазами.
Потом вишни стали почему-то кислей. И Катя уже ела не все подряд, а с разбором, только самые крупные, самые спелые.
Перед её глазами мелькнула большая бабочка и уселась на высокую ромашку. Ох ты-ы какая! Спинка шоколадная, усики длинные, а на крылышках круглые глазки. Точь-в-точь как у павлина на перьях!
Катя протянула руку, а бабочка — порх! — и на соседнее дерево. Катя — за ней. А бабочка — ещё дальше. Так и дразнит, так и ведёт от дерева к дереву. А потом взмыла вверх и исчезла за ветками.
— Что, Катюша? Удрала павлиноглазка? — раздалось над Катиной головой. С лестницы соскочил дядя Коля. Высыпал из солдатского котелка вишни в ящик и сказал: — Пере-кур!.. Э-э-э! Да ты, вижу, расстроилась. Не надо. Жизнь у бабочки короткая. Всего несколько дней. Пусть резвится. А мы лучше с тобой что-нибудь сделаем.
— А что мы с вами сделаем?
— А что хочешь.
Катя подумала: «Чего же я хочу?» Посмотрела на солнце, которое уже сильно припекало макушку, потом на дяди Колину соломенную шляпу с широкими полями и сказала:
— Шляпу хочу. Как у вас.
— Пожалуйста!.. Только зачем тебе шляпу? Лучше сделаем шапочку, как у Буратино, а?
Катя кивнула. Дядя Коля сорвал у дороги огромный лист лопуха. Свернул его фунтиком. Тонким берёзовым прутиком, как будто это была иголка с ниткой, сшил края. Отогнул поля. А на макушку воткнул пучок травинок с мягкими колосками на концах. Получилась и правда шапочка, как у Буратино. Катя тотчас надела её. Хорошо! Теперь солнце совсем не печёт.
— Ну хватит, — сказал дядя Коля. — Пора и за работу браться. Будешь помогать?
— Конечно! А как? — спросила Катя.
— Я нарву в котелок, а ты из него высыплешь. Тогда мне не придётся с дерева слезать. Идёт?
— Идёт, дядя Коля! Я хорошо помогать буду.
Дядя Коля забрался по лестнице наверх, повесил котелок на проволочный крючок и — бом! бом! бом! — застучали, падая на дно, вишенки.
Присела Катя на корточки. Огляделась. Вот здорово! Ветки, которые всё заслоняли, остались над головой. А перед глазами только стволы деревьев. Они стоят ровненько, как по ниточке. И видно, как с лестниц, громоздких деревянных «козлов» слезают чьи-то ноги, то одетые в закатанные до колен брюки, то прикрытые лёгким платьицем, и шагают по рыхлой земле. А рядом с ногами, будто сами собой, плывут над землёй вёдра и бидоны, котелки и корзинки. Они на миг останавливаются, наклоняются, и большие красные градины вишен сыплются из них в стоящие на земле ящики.
— Готово, Катюша! Бери! — крикнул с дерева дядя Коля.
Привстав на цыпочки, Катя обеими руками осторожно приняла у него котелок, доверху наполненный вишнями, и тоже высыпала в ящик. Освещенные солнцем вишни были такими яркими, будто внутри каждой из ягод горел красный огонёк. И Кате вдруг очень захотелось самой рвать их и бросать в котелок.
— Дядя Коля! Я на свой ряд пойду, — сказала она. Чуть подумала и добавила: — Я после опять к вам прибегу.
Дядя Коля засмеялся, хотел что-то сказать, но мужской голос, усиленный мегафоном, объявил:
— Внимание! Внимание! Обеденный перерыв, товарищи! Выходите к лесополосе, кто проголодался. Кухня прибыла. Повторяю…
Но повторять и не нужно было. Про обед все сразу услыхали.
— Ура-а-а! Даёшь обед! — закричали вокруг. Люди соскакивали с лестниц и «козлов», выходили из-за деревьев, спешили к дороге.
После обеда пришла Катя к своему ряду и не узнала его. Три первых дерева совсем зелёные, ни одной ягодки не осталось. Зато на земле стоят рядышком ящики, полные вишен. Ого, целых пять штук нарвали! А в Катином ящике — чуть на донышке.
— Катюша, бери своё ведёрце да иди к нам! — позвала мама. — Я тебе тут две самые красивые ветки оставила.
— Иду-у! — крикнула Катя и волоком потащила свой ящик к четвёртому дереву. Поставила его прямо под ветки и, как мама, сразу двумя руками стала торопливо обрывать ягоды. Вишни были тёмные и крупные, как маслины, и ящик стал быстро наполняться.
— Отдохни, Катюша, — сказала мама. — Смотри, ты вся мокрая.
— Я не устала, мамочка. Мне просто жарко. — Катя сняла с головы шапочку и сбросила платье.
Папа посмотрел сверху на Катину работу и сказал:
— Да ты, дочка, оказывается, изобретатель. Ишь придумала — прямо в ящик вишни собирать.
Катя сделала вид, что не слышит похвалы: она торопилась оборвать последние ягоды.
— Всё, папка, всё! — крикнула она весело. — Мамочка, посмотри, сколько я нарвала! Теперь я вам буду помогать. Как дяде Коле.
Катя подняла с земли лежавшее без дела своё голубое ведёрце и протянула его папе:
— Ты нарвёшь в ведёрце, а я из него высыплю в ящик. Тогда тебе не придётся с дерева слезать. Идёт?
— Идёт! — засмеялся папа.
Втроём они обобрали ещё два дерева и уже хотели переходить к следующему, когда с дороги закричали:
— Эгей! Кончай работу!
Все стали выносить ящики к лесополосе на дорогу. Тот самый высокий чернобородый дяденька взвешивал их на весах и тут же выдавал деньги.
— Ну что ж, девочки, — сказал папа, — пусть наши ящики взвесят вместе, а заработок разделим на троих. Так?
— И нет! Я сама хочу! Всем же отдельно взвешивают! — сказала Катя.
— Ишь ты, — улыбнулся папа и поставил её ящик на весы.
Чернобородый взвесил его, пощёлкал косточками на счётах и похвалил:
— Молодец, Катюша! Хорошо работала. Получай свою первую зарплату, — и отсчитал ей на ладошку пять блестящих новеньких гривенников. А папе сказал: — Распишитесь, пожалуйста, за дочку.
— Нет уж, бригадир. Пусть сама. Она всё умеет, — сказал папа.
Катя взяла ручку и крупными печатными буквами вывела в ведомости: «КАТЯ».
Взрослые вокруг засмеялись и захлопали в ладоши.
… В город одна за другой мчались шесть автомашин. На трёх передних сидели люди. А остальные были забиты ящиками с вишнями. Катя всё оглядывалась. Ведь где-то там был и её ящик, который она собрала сама.
Солнце скрылось за далёким курганом. В степных балках проснулись холодные ветерки. Катя поёжилась, свернулась клубочком у мамы на коленях и задремала.
Подъехали к дому, когда густую синеву вечернего неба уже прокололи первые лучики звёзд. Папа прыгнул с грузовика. Мама перегнулась через борт и осторожно передала ему на руки спящую дочку.
Утром, когда мама встала, Кати дома уже не было.
— Вот непоседа! — сказала она.
— Прибежит, — улыбнулся папа.
Мама уже накрывала на стол, когда в прихожую тихонько вошла Катя, повозилась у холодильника и вбежала в комнату.
— Ты где пропадала?
— Се-крет! Се-крет! — Катя запрыгала по комнате. — У меня тоже секрет на букву «В». Ни за что не угадаете!
За завтраком папа и мама называли уйму слов на букву «В». Но Катя только крутила головой и смеялась:
— И нет!.. И опять нет!..
И только когда поели, вскочила, умчалась в прихожую и тотчас вернулась с тремя порциями мороженого.
— Вот он! Тебе, мамочка, — «ленинградское» в шоколаде! Ты же любишь такое… Тебе, папа, — сливочное в вафельном стаканчике. А я люблю ложечкой есть. Мне вот это, клубничное! Как раз на всю получку. Хорошо?
— Ещё как хорошо, дочка! — похвалил папа. — Никогда такого вкуснющего не ел.
— Катюша, — спросила мама, — только я не пойму никак, почему твой секрет на букву «В» называется?
— А потому… потому, что ВКУСНЕНЬКОЕ! — засмеялась Катя.
— Бу-бу-бу! — заворчал кто-то в ухо грубым голосом.
— Кто говорит? — удивилась Катя.
— Слон! — раздался весёлый голос папы.
— Что вам надо? — спросила Катя.
— Ну конечно, шоколада! — донеслось из трубки. — А скажи-ка, доченька, мама дома?
— Нет, ещё не приходила.
— Передай ей, детка, что у нас сегодня собрание. Ужинайте без меня. Приду поздно.
— Ага, папа. А можно, я с тобой ещё поговорю?
— Давай!..
Катя топталась около стола и громко сопела в телефонную трубку.
— Катюша! Что же ты молчишь?
— Я по-за-была-а-а, — тихо сказала Катя, готовая вот-вот расплакаться от досады.
— Вот те на!.. Так ты не расстраивайся! — весело сказал папа. — Вечером всё не торопясь и расскажешь… А у меня секрет есть! — вдруг похвастался он.
— Ой, папка, какой? — закричала Катя, сразу позабыв про свою неудачу. — Ну скажи хоть на какую букву?… На букву «В»?
Катя хотела ещё что-то спросить, но в трубке вдруг затрещало, загудело. Чужой женский голос закричал торопливо:
— Завод!.. Завод?.. Вас вызывает междугородная станция. Включаю междугородную… — И всё смолкло.
Стемнело. А папа всё не приходил. Катя легла на софу и стала вспоминать слова на букву «В»: «Велосипед?.. Вафли?.. Варенье?..» Мысли стали почему-то путаться. Полезли совсем неподходящие слова: «Ворона… водопровод… ворота… верблюд… верёвка… верблюд… Вот привязался этот „верблюд“!..»
— Вставай, лежебока! Все секреты проспишь! — разбудил её папин голос.
Катя открыла глаза. Что такое? В окно уже солнце заглядывает.
— Папка, а какой секрет на букву «В»?
— Вишни, дочка! Вишни! Поедем в совхоз урожай собирать.
— Вишни?! — обрадовалась Катя. — А мне всю ночь верблюд снился. Я его гоню, а он ещё плюётся… Папка! А вишни там есть можно?
— Конечно! Ешь сколько хочешь. Давай-ка скоренько одеваться да завтракать. Ждать нас не будут.
— Ага, папка! Я быстро.
Катя прошлёпала босыми ногами по полу, плеснула в лицо холодной водой из-под крана и проснулась окончательно. Вихор на макушке, с которым она воевала каждый день, послушно лёг под расчёской. Ремешки на сандалиях застегнулись, будто сами собой. Она и не заметила, как съела свою порцию яичницы с колбасой и выпила полную кружку молока.
— Вот умница! Всегда бы так, — похвалила мама.
Папа вложил в большое ведро второе, поменьше, а в него — совсем маленькое, Катино ведёрце и сказал:
— Тут ещё место в серединке осталось. Может, возьмёшь своего Чебурашку?
— Что ты, папка! Я же с вами буду вишни собирать!
— Ну, раз так, пошли…
На улице никого не было. Катя сбегала к магазину посмотреть, не едут ли машины. И когда уже хотела бежать во второй раз, из-за угла один за другим вывернули и остановились около дома три грузовика.
— К нам, Катюша! К нам! — закричали с первой машины.
Катя подбежала. Ну и машинища! Как же на неё забраться? До верха колеса и то не дотянешься. Но папа поднял Катю. Дядя Коля, папин товарищ, подхватил её и посадил на скамейку в самую середину.
Кате очень хотелось, чтобы все — и подружки и взрослые — видели, как она едет на работу в совхоз. Но улица была безлюдной и тихой. Никого не видно на балконах. Закрыты большие стеклянные двери магазина на углу. Даже солнце, которое уже давно светило в их окна на восьмом этаже, сюда ещё не добралось.
— Куда же все люди подевались? — удивилась Катя.
— Спят они, — ответил папа, — сегодня-то суббота, выходной. Куда им торопиться?
Катя подумала немножко и тряхнула головой:
— Ну ладно. Пусть поспят. А мы им зато вишен нарвём! Целую машину! Вот обрадуются! Правда?
Все засмеялись. А папа сказал:
— Конечно, обрадуются. Теперь вишен в магазине полно будет.
Машина вырвалась из городских улиц и понеслась по шоссе. По обе стороны дороги колыхалось жёлтыми волнами море поспевающей пшеницы.
Кате хотелось видеть сразу всё. Придерживаясь за плечи папы и дяди Коли, она стала ногами на скамейку. И тотчас тугая волна свежего, пахнущего степью ветра толкнула её в грудь, растрепала светлые волосы.
От этого простора вокруг, от яркого солнца, ветра, свистящего в ушах, стало так весело, что Катя запела:
Машина свернула с шоссе и, переваливаясь из стороны в сторону, поднимая за собой облако пыли, поехала по мягкой грунтовой дороге вдоль высоких тополей и раскидистых акаций. Ещё раз свернула, и они оказались в саду.
О-о-ой ляй лю ля-а-а-ай!
Мы едем вишни собирать!
О-о-о-ой ляйлю ля-а-а-ай!
Как хо-ро-шо-о-о!..
Ну и сад! Таких Катя ещё никогда не видела. Наверное, больше, чем Парк пионеров. Глянула в одну сторону — конца не видать! Посмотрела в другую… Что такое?! Ряды вишен взбираются по пригорку всё выше и выше. А за дальними рядами уже и нет ничего — одно голубое небо.
Захотелось посмотреть, как это деревья до самого неба добрались. Бежала-бежала… Вот тебе на! Ни на какое небо они не забрались. Сад начал спускаться под гору и кончился. А дорога пошла дальше: через зелёный луг, через вспаханное чёрное поле, через жёлтую пшеницу и выше, и выше… и опять будто в небо уходит.
«Вот бы посмотреть, куда она уходит», — подумала Катя. Оглянулась. Ого, как далеко забралась! Отсюда и люди и машины совсем маленькими кажутся. И Катя припустила назад. Она успела как раз вовремя. Высокий дяденька с чёрной бородой записывал что-то в блокнот и говорил папе:
— Ну, а вот это ваш ряд. Вас двое?
— Не двое, а трое! — вмешалась Катя. — Мы вместе будем работать. Мама, папа и я!
— Ишь ты какая! — улыбнулся дяденька. — Ну тогда вы больше всех соберёте!..
Катя побежала от дерева к дереву: никак не могла решить, с какого начать. Одно красивее другого. Крупные, блестящие, будто покрытые лаком шарики вишен висели гроздьями. Под их тяжестью тёмно-красные ветви изогнулись дугой. Ягод, казалось, было больше, чем листьев. Они задевали волосы, касались рук, лица.
— Ну, девочки, начнём? — сказал папа, сбросив на землю пустые ящики. — Работать по этажам будем.
— Как это? — удивилась Катя.
— А вот так. Ты меньше всех — собирай вишни на самом низу. Мама на средних ветках. А я на верхотуру полезу.
— Папка! Так я тут сразу два ящика нарву! Ещё и не влезет!
— Ну и чудесно, — сказал папа и, прихватив ведро, полез на дерево.
Сначала Катя рвала вишни так: одну — в рот, одну — в ящик, или: две — в рот, одну — в ящик. Повесила себе на уши серёжки из самых красивых вишен и всё время косила на них глазами.
Потом вишни стали почему-то кислей. И Катя уже ела не все подряд, а с разбором, только самые крупные, самые спелые.
Перед её глазами мелькнула большая бабочка и уселась на высокую ромашку. Ох ты-ы какая! Спинка шоколадная, усики длинные, а на крылышках круглые глазки. Точь-в-точь как у павлина на перьях!
Катя протянула руку, а бабочка — порх! — и на соседнее дерево. Катя — за ней. А бабочка — ещё дальше. Так и дразнит, так и ведёт от дерева к дереву. А потом взмыла вверх и исчезла за ветками.
— Что, Катюша? Удрала павлиноглазка? — раздалось над Катиной головой. С лестницы соскочил дядя Коля. Высыпал из солдатского котелка вишни в ящик и сказал: — Пере-кур!.. Э-э-э! Да ты, вижу, расстроилась. Не надо. Жизнь у бабочки короткая. Всего несколько дней. Пусть резвится. А мы лучше с тобой что-нибудь сделаем.
— А что мы с вами сделаем?
— А что хочешь.
Катя подумала: «Чего же я хочу?» Посмотрела на солнце, которое уже сильно припекало макушку, потом на дяди Колину соломенную шляпу с широкими полями и сказала:
— Шляпу хочу. Как у вас.
— Пожалуйста!.. Только зачем тебе шляпу? Лучше сделаем шапочку, как у Буратино, а?
Катя кивнула. Дядя Коля сорвал у дороги огромный лист лопуха. Свернул его фунтиком. Тонким берёзовым прутиком, как будто это была иголка с ниткой, сшил края. Отогнул поля. А на макушку воткнул пучок травинок с мягкими колосками на концах. Получилась и правда шапочка, как у Буратино. Катя тотчас надела её. Хорошо! Теперь солнце совсем не печёт.
— Ну хватит, — сказал дядя Коля. — Пора и за работу браться. Будешь помогать?
— Конечно! А как? — спросила Катя.
— Я нарву в котелок, а ты из него высыплешь. Тогда мне не придётся с дерева слезать. Идёт?
— Идёт, дядя Коля! Я хорошо помогать буду.
Дядя Коля забрался по лестнице наверх, повесил котелок на проволочный крючок и — бом! бом! бом! — застучали, падая на дно, вишенки.
Присела Катя на корточки. Огляделась. Вот здорово! Ветки, которые всё заслоняли, остались над головой. А перед глазами только стволы деревьев. Они стоят ровненько, как по ниточке. И видно, как с лестниц, громоздких деревянных «козлов» слезают чьи-то ноги, то одетые в закатанные до колен брюки, то прикрытые лёгким платьицем, и шагают по рыхлой земле. А рядом с ногами, будто сами собой, плывут над землёй вёдра и бидоны, котелки и корзинки. Они на миг останавливаются, наклоняются, и большие красные градины вишен сыплются из них в стоящие на земле ящики.
— Готово, Катюша! Бери! — крикнул с дерева дядя Коля.
Привстав на цыпочки, Катя обеими руками осторожно приняла у него котелок, доверху наполненный вишнями, и тоже высыпала в ящик. Освещенные солнцем вишни были такими яркими, будто внутри каждой из ягод горел красный огонёк. И Кате вдруг очень захотелось самой рвать их и бросать в котелок.
— Дядя Коля! Я на свой ряд пойду, — сказала она. Чуть подумала и добавила: — Я после опять к вам прибегу.
Дядя Коля засмеялся, хотел что-то сказать, но мужской голос, усиленный мегафоном, объявил:
— Внимание! Внимание! Обеденный перерыв, товарищи! Выходите к лесополосе, кто проголодался. Кухня прибыла. Повторяю…
Но повторять и не нужно было. Про обед все сразу услыхали.
— Ура-а-а! Даёшь обед! — закричали вокруг. Люди соскакивали с лестниц и «козлов», выходили из-за деревьев, спешили к дороге.
После обеда пришла Катя к своему ряду и не узнала его. Три первых дерева совсем зелёные, ни одной ягодки не осталось. Зато на земле стоят рядышком ящики, полные вишен. Ого, целых пять штук нарвали! А в Катином ящике — чуть на донышке.
— Катюша, бери своё ведёрце да иди к нам! — позвала мама. — Я тебе тут две самые красивые ветки оставила.
— Иду-у! — крикнула Катя и волоком потащила свой ящик к четвёртому дереву. Поставила его прямо под ветки и, как мама, сразу двумя руками стала торопливо обрывать ягоды. Вишни были тёмные и крупные, как маслины, и ящик стал быстро наполняться.
— Отдохни, Катюша, — сказала мама. — Смотри, ты вся мокрая.
— Я не устала, мамочка. Мне просто жарко. — Катя сняла с головы шапочку и сбросила платье.
Папа посмотрел сверху на Катину работу и сказал:
— Да ты, дочка, оказывается, изобретатель. Ишь придумала — прямо в ящик вишни собирать.
Катя сделала вид, что не слышит похвалы: она торопилась оборвать последние ягоды.
— Всё, папка, всё! — крикнула она весело. — Мамочка, посмотри, сколько я нарвала! Теперь я вам буду помогать. Как дяде Коле.
Катя подняла с земли лежавшее без дела своё голубое ведёрце и протянула его папе:
— Ты нарвёшь в ведёрце, а я из него высыплю в ящик. Тогда тебе не придётся с дерева слезать. Идёт?
— Идёт! — засмеялся папа.
Втроём они обобрали ещё два дерева и уже хотели переходить к следующему, когда с дороги закричали:
— Эгей! Кончай работу!
Все стали выносить ящики к лесополосе на дорогу. Тот самый высокий чернобородый дяденька взвешивал их на весах и тут же выдавал деньги.
— Ну что ж, девочки, — сказал папа, — пусть наши ящики взвесят вместе, а заработок разделим на троих. Так?
— И нет! Я сама хочу! Всем же отдельно взвешивают! — сказала Катя.
— Ишь ты, — улыбнулся папа и поставил её ящик на весы.
Чернобородый взвесил его, пощёлкал косточками на счётах и похвалил:
— Молодец, Катюша! Хорошо работала. Получай свою первую зарплату, — и отсчитал ей на ладошку пять блестящих новеньких гривенников. А папе сказал: — Распишитесь, пожалуйста, за дочку.
— Нет уж, бригадир. Пусть сама. Она всё умеет, — сказал папа.
Катя взяла ручку и крупными печатными буквами вывела в ведомости: «КАТЯ».
Взрослые вокруг засмеялись и захлопали в ладоши.
… В город одна за другой мчались шесть автомашин. На трёх передних сидели люди. А остальные были забиты ящиками с вишнями. Катя всё оглядывалась. Ведь где-то там был и её ящик, который она собрала сама.
Солнце скрылось за далёким курганом. В степных балках проснулись холодные ветерки. Катя поёжилась, свернулась клубочком у мамы на коленях и задремала.
Подъехали к дому, когда густую синеву вечернего неба уже прокололи первые лучики звёзд. Папа прыгнул с грузовика. Мама перегнулась через борт и осторожно передала ему на руки спящую дочку.
Утром, когда мама встала, Кати дома уже не было.
— Вот непоседа! — сказала она.
— Прибежит, — улыбнулся папа.
Мама уже накрывала на стол, когда в прихожую тихонько вошла Катя, повозилась у холодильника и вбежала в комнату.
— Ты где пропадала?
— Се-крет! Се-крет! — Катя запрыгала по комнате. — У меня тоже секрет на букву «В». Ни за что не угадаете!
За завтраком папа и мама называли уйму слов на букву «В». Но Катя только крутила головой и смеялась:
— И нет!.. И опять нет!..
И только когда поели, вскочила, умчалась в прихожую и тотчас вернулась с тремя порциями мороженого.
— Вот он! Тебе, мамочка, — «ленинградское» в шоколаде! Ты же любишь такое… Тебе, папа, — сливочное в вафельном стаканчике. А я люблю ложечкой есть. Мне вот это, клубничное! Как раз на всю получку. Хорошо?
— Ещё как хорошо, дочка! — похвалил папа. — Никогда такого вкуснющего не ел.
— Катюша, — спросила мама, — только я не пойму никак, почему твой секрет на букву «В» называется?
— А потому… потому, что ВКУСНЕНЬКОЕ! — засмеялась Катя.