Страница:
– Подожди здесь, – сказал я, – сейчас открою дверь.
Вместе с мальчиками, которые неотступно следовали за мной, я обошел вокруг и проник во двор. Дверь в котельную была распахнута настежь – через нее, видимо, я и вышел, следуя за Роджером и остальными заговорщиками. Я все время уговаривал себя не волноваться и, главное, ничего не путать. Если в голове начнется путаница со временем, я пропал.
– Какой старый, смешной двор! А что в нем делают? – спросил Микки.
– Сидят и загорают, – ответил я. – Когда солнце выглянет.
– На месте профессора Лейна я бы устроил здесь бассейн, – сказал Тедди.
Они потопали за мной в дом, и через старую кухню мы вышли к черному ходу. Я отпер дверь. Вита уже нетерпеливо ждала снаружи.
– Входи, не стой под дождем, – сказал я. – А мы с мальчиками пока перетащим вещи.
– Сначала покажи дом, – произнесла она мрачно. – Вещи подождут. Я хочу сама все осмотреть. Только не говори, что вот это – кухня.
– Конечно, нет, – сказал я. – Когда-то здесь в подвале была кухня, но ею давно уже не пользуются.
Все дело в том, что я не собирался показывать им дом с этой стороны. Начало было явно неудачным. Если бы они приехали в понедельник, все было бы в полном порядке: я встречал бы их на крыльце у главного входа, шторы были бы раздвинуты, окна открыты. Но неугомонные мальчишки уже мчались по лестнице наверх.
– А где наша комната? – кричали они. – Где мы будем спать?
О Боже, молил я, дай мне терпения. Я повергнулся к Вите, с улыбкой наблюдавшей за мной.
– Извини, дорогая, – начал я, – но, честно говоря…
– Честно говоря – что? – спросила она. – Я сгораю от любопытства не меньше их. Что ты так нервничаешь?
Она еще спрашивает! Я вдруг совершенно бессознательно подумал, что Роджер, если бы он показывал Изольде Карминоу какую-нибудь усадьбу, справился бы с этим намного лучше, чем я сейчас.
– Нет, ничего, – сказал я, – пошли…
Первое, что заметила Вита, войдя в настоящую кухню, это остатки моего ужина. На углу стола стояла грязная сковорода, на тарелке недоеденная яичница с колбасой. Везде горел свет.
– О Господи! – воскликнула она. – Ты сам себе готовил завтрак перед тем как отправиться на прогулку? Это что-то новенькое.
– Я хотел есть, – сказал я. – Не обращай внимания на беспорядок. Миссис Коллинз все уберет. Идем дальше.
Я быстро прошел вперед и повел ее в музыкальный салон – там раздвинул шторы, поднял жалюзи, – затем через холл, в малую столовую, оттуда – в библиотеку. Но piесе dе resistаnсе[7] – вид на залив из окна – мне показать не удалось: все было скрыто завесой моросящего дождя.
– В хорошую погоду все выглядит гораздо лучше, – заверил я.
– Здесь очень мило, – сказала Вита. – Не думала, что у твоего профессора такой хороший вкус. Правда, было бы лучше, если бы диван стоял у стены, а на том, что у окна, лежали бы подушечки. Но это легко исправить.
– Ну вот, на первом этаже – все, – сказал я. – Пошли наверх.
Я чувствовал себя словно агент по недвижимости, который изо всех сил старается всучить съемщикам малопригодное жилье. Мальчики уже взбежали вверх по лестнице и перекликались друг с другом, проносясь через комнаты. Мы с Витой поднялись следом. Все в этом доме уже изменилось! Тишина и покой покинули его. Не осталось ничего от того, что связывало меня с Магнусом; с его родителями – в не столь уж давние времена моего студенчества – и с Роджером Килмертом шесть столетий назад. Теперь так будет всегда.
Экскурсия по второму этажу завершилась, и: началась работа по выгрузке многочисленного багажа. Было уже почти половина девятого, когда наконец мы закончили, и на велосипеде подъехала миссис Коллинз. Сердечно поприветствовав Виту и мальчиков, она приступила к своим обязанностям. Все удалились в кухню. Я пошел наверх и налил воды в ванну: сейчас бы лечь и утопиться!
Приблизительно через полчаса в спальню вошла Вита.
– Ее сам Бог послал, не иначе, – сказала она. – Мне ничего не придется делать: она превосходно со всем справляется. И возраст подходящий – ей, вероятно, не меньше шестидесяти. Наконец я могу вздохнуть свободно.
– Вздохнуть свободно? Ты о чем? – спросил я из ванной.
– Когда ты так упорно пытался удержать нас в Лондоне, я уже вообразила нечто юное и кокетливое, – сказала она и вошла в ванную, как раз когда я вытирался.
– Я ни на йоту не верю твоему профессору, но по крайней мере теперь мне ясно, что дело не в прислуге. Ну а сейчас, когда ты такой чистый, можешь еще разок поцеловать меня, а потом наполни мне ванну. Я чуть жива – семь часов за рулем!
Я и сам, но в другом смысле, был мертв для того мира, в котором жила она. Да, я мог механически двигаться и слышал, будто сквозь сон, как она сняла с себя одежду, бросила ее на кровать, надела халат, расставила на туалетном столике все свои кремы и лосьоны – и попутно болтала без умолку: о дороге, о том, как она провела день в Лондоне и какие события происходили в Нью-Йорке, о делах ее брата, и о многом другом, что и составляло, в сущности, ее жизнь, нашу жизнь. Но ко мне все это не имело никакого отношения. Что-то вроде музыкального фона, если тихонько включить радио. Я хотел вернуть ощущение прошедшей ночи: кромешная тьма, ветер с долины, шум прибоя под горой, где стоял дом Полпи, глаза Изольды, когда она смотрела на Бодругана из окна экипажа…
– …но даже если они все-таки сольются в одну компанию, то, во-первых, это произойдет не раньше осени и, во-вторых, никак не повлияет на твою работу.
– Да, конечно.
Я отвечал машинально – просто реагировал на интонации ее голоса. Но внезапно она обернулась: на лице у нее была маска из крема, на голове – тюрбан.
– Ты меня совсем не слушаешь! – сказала она.
Ее тон заставил меня сосредоточиться.
– Почему? – возразил я.
– Хорошо, тогда о чем я только что говорила? – с вызовом спросила она.
Я вынимал из шкафа в спальне свои вещи, чтобы освободить место для ее тряпок.
– Ты что-то говорила о фирме твоего брата, – ответил я, – о слиянии компаний. Извини, дорогая, я сейчас уйду и не буду тебе больше мешать.
Она выхватила из моих рук вешалку, на которой висел мой лучший летний костюм, и швырнула ее на пол.
– Я вовсе не хочу, чтобы ты уходил! – крикнула она, и ее голос достиг той тональности, которой я так боялся. – Я хочу, чтобы ты был здесь и внимательно меня слушал, а не стоял как истукан. Что с тобой происходит? У меня такое ощущение, будто я разговариваю с пришельцем, из другого мира.
Если бы она знала, как она права! Я понимал, что бессмысленно отражать ее атаку. Нужно было смириться и терпеливо ждать, когда ее совершенно справедливый гнев пройдет сам собой.
– Дорогая, – сказал я, опускаясь на кровать и усаживая ее рядом, – давай постараемся не омрачать этот день. Ты устала, и я устал. Если мы начнем ссориться, мы еще больше устанем и испортим настроение мальчикам. Если я рассеян и невнимателен, это все только из-за переутомления. У меня была бессонница, и я решил прогуляться сегодня утром, а в результате я не только не пришел в себя, но, кажется, еще больше раскис.
– Потому что надо быть полным идиотом, чтоб согласиться… Ты должен был наперед знать… А кстати, почему у тебя бессонница?
– Все, хватит! Давай прекратим, ладно?
Я встал с постели, захватил с собой сколько мог своего белья и, толкнув дверь ногой, вышел в гардеробную. Она осталась в спальне. Я слышал, как она выключила воду и залезла в ванну, при этом раздался громкий плеск – вода явно перелилась через край.
Прошло несколько часов. Вита не появлялась, Я тихо приоткрыл дверь в спальню – она лежала в кровати и крепко спала. Тогда я снова закрыл дверь и отправился вниз обедать с мальчиками. Они болтали без остановки: мои «да» и «посмотрим» их вполне устраивали. Без Виты они были очень непритязательны. Дождь лил не переставая, и о крикете или пляже не могло быть и речи. Поэтому я повез их в Фауи и там дал им насладиться вволю: накормил мороженым, мятными леденцами, накупил вестернов в ярких обложках и картинок-загадок.
Около четырех дождь прекратился, и на небе сквозь серую пелену едва проглядывало тусклое солнце, но мальчикам и этого было достаточно – они бросились к городскому причалу и потребовали боевого крещения на море. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, к тому же и я сам был непрочь оттянуть возвращение домой, и поэтому нанял маленькую лодку с подвесным мотором, и мы, тарахтя, прокатились по заливу. Лодка прыгала на волнах, мальчики хватали в воде все, что попадалось под руку, и мы все вымокли с головы до ног.
Домой мы вернулись около шести, и ребята сразу уселись пить чай со всевозможными сладостями, которые приготовила для них заботливая миссис Коллинз. Я поплелся в библиотеку, чтобы налить себе виски, и нашел там ожившую улыбающуюся Виту собственной персоной – слава Богу, от её утреннего настроения не осталось и следа. Вся мебель в комнате была переставлена.
– Знаешь, дорогой, – сказала она, – мне начинает здесь нравиться. Я уже чувствую себя почти как дома.
Я рухнул в кресло (в руках у меня был стакан с виски) и стал вполглаза наблюдать, как она переставляет горшки с гортензией, которые с таким старанием расставляла миссис Коллинз. Отныне моя стратегия должна была заключаться в том, чтобы все одобрять, а когда нужно – молчать, в общем, все время подыгрывать и, главное, не допускать ссоры.
Я уже пил вторую порцию виски и совершенно потерял бдительность, когда в библиотеку вбежали мальчики.
– Дик, Дик – закричал Тедди, – а что это такое страшное?
В руках у него была банка с эмбрионом обезьяны. Я вскочил как ужаленный.
– Черт! – вырвалось у меня. – Какого дьявола вы туда залезли?
Я выхватил у него банку и ринулся к двери, У меня совсем вылетело из памяти, что, когда я на рассвете выходил из лаборатории, приняв дополнительную дозу препарата, я не положил ключи в карман, а оставил их в дверях.
– Мы ничего там не трогали, – обиженно сказал Тедди. – Мы только хотели посмотреть пустые комнаты в подвале. – Он повернулся к Вите. – Там такая маленькая темная комната, а в ней разные банки, прямо как у нас в школе в химической лаборатории. Мам, пойдем посмотрим, ну пошли скорей! А в одной банке там знаешь что? – дохлый котенок…
Я уже вылетел из библиотеки и по маленькой лестнице, ведущей из холла в подвал, сбежал вниз. Дверь лаборатории была распахнута настежь, горел свет. Я быстро оглядел все вокруг. За исключением банки с обезьяной все было на месте. Я выключил свет, вышел в коридор, запер дверь и положил ключ в карман. Не успел я это сделать, как через старую кухню вбежали ребята, за ними вышагивала Вита. Вид у нее был встревоженный.
– Что они натворили? – спросила она. – Разбили что-нибудь?
– К счастью, нет, – ответил я. – Сам виноват: забыл запереть дверь.
Стараясь заглянуть поверх моего плеча, она смотрела на дверь в коридоре.
– А все-таки, что там такое? – спросила она. – То, что притащил оттуда Тедди, это просто мерзость какая-то!
– Согласен, – сказал я. – Только мне бы хотелось напомнить, что это дом профессора биофизики, и здесь в подвале, в небольшой комнате, у него оборудована лаборатория. Если только я поймаю кого-нибудь из мальчиков около этой комнаты – убью на месте!
Дети попятились, лепеча что-то, а Вита развернулась ко мне лицом.
– Мне кажется, – сказала она, – со стороны профессора довольно-таки безответственно держать в доме лабораторию со всеми этими научными препаратами, если он не может проследить, чтобы она была надежно заперта.
– Давай не будем начинать все с начала, – сказал я. – Я несу ответственность перед Магнусом и заверяю тебя, что подобное больше не повторится. Если бы ты приехала на следующей неделе, а не сегодня черт знает в какую рань, когда тебя никто не ждал, этого бы не случилось!
Она, остолбенев, смотрела на меня.
– А что тебя так трясет? Можно подумать, там у него динамит.
– Очень может быть, – ответил я. – Неважно. Будем надеяться, что это хороший урок для мальчиков.
Я выключил свет в подвале и пошел наверх. Меня действительно трясло, и неудивительно. В голове проносились разные картины, одна кошмарнее другой, – ведь они могли натворить таких дел! Например, взяли бы да открыли пузырьки с препаратом, перелили бы содержимое в мензурку или попросту вылили бы все в раковину. Ни в коем случае нельзя оставлять ключ без присмотра! Я еще раз сунул руку в карман и проверил, на месте ли он. И подумал, что, наверное, стоит сделать запасной ключ и держать их оба при себе. Так будет надежнее. Я прошел в музыкальный салон и стоял там, уставившись в одну точку и теребя в руке ключ.
Вита поднялась наверх и прошла в спальню. Я тут же услышал, как звякнул телефон в холле. Это значит, что она разговаривает по параллельному аппарату наверху. Я вымыл руки в нижней ванной, затем пошел в библиотеку. Сверху из спальни доносился голос Виты: она все еще разговаривала по телефону. Вообще-то не в моих правилах подслушивать телефонные разговоры, но сейчас какой-то инстинкт заставил меня подойти к аппарату в библиотеке и поднять трубку.
– …Я просто не знаю, что и думать, – говорила Вита. – Он раньше никогда не повышал голоса на мальчиков. Они очень расстроены. И выглядит он тоже ужасно… Глаза ввалились. Жалуется, что плохо спит.
– Ты вовремя приехала, – прозвучало в ответ, и я узнал эту манеру растягивать звуки: на проводе была ее подружка Диана. – Что я тебе всегда говорила: за мужиком нужен глаз да глаз, а не то он быстро налево. Уж я-то знаю, жизнь с Биллом меня кое-чему научила.
– Так то Билл, – сказала Вита. – Всем известно, что его нельзя отпустить ни на шаг. Но не знаю… Будем надеяться, все обойдется, и мы все-таки сможем немного отдохнуть и подышать свежим воздухом. Кажется, он договорился насчет парусной лодки.
– Ну что ж, это очень здоровый отдых.
– Да… Надеюсь, что профессор не втянул Дика в какую-нибудь историю. Я не верю этому человеку. Никогда не верила и не поверю. И я знаю, он меня не любит.
– Догадываюсь почему, – засмеялась Диана.
– Ну, не будь дурой. Может быть, он и такой, но Дик-то совсем другой – полная противоположность.
– Наверно, поэтому он и нравится профессору, – сказала Диана.
Я тихонько положил трубку на место. Вся сложность общения с женщинами состоит в том, что круг их интересов слишком ограничен и мышление удивительно примитивно: поведение любой особи мужского пола, будь то человек, собака, рыба или червяк, сводится к одному единственному стремлению – с кем бы ему совокупиться. Временами начинаешь сомневаться, думают ли они когда-нибудь о чем-то другом?
Вита болтала со своей подружкой Дианой еще, наверное, минут пятнадцать, не меньше, а когда спустилась вниз, настроение ее явно улучшилось благодаря полезным советам подруги, и она не стала вспоминать сцену в подвале, а, надев передник довольно причудливой расцветки – сплошные яблоки со змеями – и весело напевая, принялась готовить к ужину мясо, обильно сдабривая его маслом с петрушкой.
– Сегодня все ляжем пораньше, – объявила она мальчикам, которые за ужином сидели притихшие: глаза у них слипались, а рот не закрывался от зевоты – семичасовое путешествие в машине и прогулка на лодке доконали их.
После ужина она устроилась в библиотеке и стала зашивать дыры на моих брюках. Я сел за письменный стол Магнуса, бормоча что-то невнятное о том, что надо проверить счета, на самом же деле я хотел еще раз просмотреть список имен в Переписной книге Тайуордретского прихода за 1327 год. Там были и Джулиан Полпи, и Генри Трифренджи, и Джеффри Лампетоу. Когда я читал список в первый раз, эти имена мне ничего не говорили, но они могли невольно отпечататься у меня в голове. Возможно, эти фигуры все же были лишь призраками, которые привели меня в долину, где до сих пор фермы сохранили их имена.
На столе я увидел нераспечатанное письмо. Это было то самое письмо, которое утром мне вручил почтальон. Я был так возбужден неожиданным появлением моего семейства, что совершенно забыл о нем. В конверте лежала записка, отпечатанная на машинке лондонским следопытом.
«Профессор Лейн полагает, что вас может заинтересовать эта запись, касающаяся сэра Джона Карминоу, – прочитал я. – Он был вторым сыном сэра Роджера Карминоу из Карминоу. Поступил на военную службу в 1323-м. Посвящен в рыцари в 1324-м. Участвовал в заседаниях Большого Совета в Вестминстере. Назначен смотрителем Тримертонского и Рестормельского замков 27 апреля 1331 года, а 12 октября того же года – главным лесничим королевских лесов, парков, рощ, охотничьих угодий и т. п., а также королевским егерем в графстве Корнуолл, и поэтому должен был ежегодно подавать отчеты о доходах с выпасов скота в указанных лесах, парках, рощах, которые составлялись его управляющим и егерями».
В скобках студент пометил: «Взято из реестра Судебного архива, 5-й год правления Эдуарда III». Внизу он еще прибавил: «Запись от 24 октября в архивной описи лицензий за тот же год (1331): упоминается разрешение, выданное Джоанне, последней жене Генри де Шампернуна, главного землевладельца, которое давало ей право выйти замуж, по своему желанию за любого верноподданного короля. Уплачено пошлины 10 марок».
Так… Значит сэр Джон получил все, чего добивался, а Отто Бодруган все потерял. Джоанна же, дожидаясь смерти жены сэра Джона, уже запаслась разрешением на брак, который хранила где-нибудь в укромном местечке. Я положил эту бумагу вместе с податным списком и, встав из-за стола, подошел к книжным полкам, где, как я помнил, стояли многочисленные тома энциклопедии «Британника» – наследство капитана Лейна. Я достал восьмой том и открыл его на короле Эдуарде III.
Вита лежала на диване и зевала.
– Не знаю как ты, – сказала она, – а я пошла спать.
– Я тоже скоро приду, – откликнулся я.
– Все трудишься на благо профессора? – спросила она. – Подойди со своим фолиантом ближе к свету, а то испортишь себе глаза.
Я не ответил.
«Эдуард III (1312–1377) – английский король, старший сын Эдуарда II и Изабеллы Французской, родился в Виндзоре 13 ноября 1312 года… 13 января 1317 года парламент признал его королем, и 29 числа того же месяца он был коронован. В течение четырех лет от его имени страной правили Изабелла и ее фаворит Мортимер, хотя формально регентом был Генри, граф Ланкастерский. Летом 1327 года участвовал в неудачной военной кампании против Шотландии. 24 января 1328 г. в Йорке женился на Филиппе. 15 июня 1330 г. родился их старший сын Эдуард (Черный Принц)».
Ничего о мятеже. Ага, вот и ключ к разгадке.
«Вскоре Эдуард предпринял успешную попытку избавиться от чрезмерной опеки со стороны матери и Мортимера. В октябре 1330 г. он ночью по подземному ходу проник в Ноттингемский замок и арестовал Мортимера. 29 ноября, день казни фаворита королевы в Тайберне,[8] положил начало самостоятельному правлению молодого короля. Эдуард благоразумно обходил молчанием отношения матери с Мортимером и обращался с ней со всем надлежащим почтением. Распространенное мнение, что ее дальнейшая жизнь была ничем иным как почетным заточением, не находит подтверждений, но ее политическому влиянию, несомненно, был положен конец».
То же можно сказать и о Бодрутане – в масштабах Корнуолла. Сэр Джон уже через год был назначен смотрителем Тримертонского и Рестормельского замков. Преданный королю человек, он был на коне, и Роджер при нем: заставив молчать своих друзей из долины, он был в полной безопасности – октябрьская ночь забыта. Интересно, что же все-таки произошло после той встречи на ферме Полпи, когда Изольда так рисковала, стараясь вовремя предупредить своего возлюбленного, и вернулся ли Бодруган, сожалея об упущенных возможностях, в свое имение, и думал ли о своей любви, и встречалась ли она с ним тайно, пользуясь отсутствием мужа. Еще и суток не прошло с той минуты, как я стоял рядом с ними. Шесть веков назад…
Я поставил книгу на место, выключил свет и пошел наверх. Вита уже забралась в кровать, шторы были раздвинуты, так что сидя она могла в широкое окно видеть море.
– Эта комната просто чудо, – произнесла она. – Представляешь, какая тут красота во время полнолуния! Дорогой, честное слово, мне уже начинает здесь нравиться, и я так рада, что мы наконец снова вместе.
Я постоял с минуту у окна, глядя на залив. Роджер из своей спальни над старой кухней видел такую же панораму темного моря и неба. Отвернувшись от окна и направляясь к кровати, я вспомнил, как накануне Магнус шутил по телефону: «Я только хотел заметить, что путешествия между мирами очень стимулируют». К сожалению, он был неправ – все как раз наоборот.
Глава одиннадцатая
Вместе с мальчиками, которые неотступно следовали за мной, я обошел вокруг и проник во двор. Дверь в котельную была распахнута настежь – через нее, видимо, я и вышел, следуя за Роджером и остальными заговорщиками. Я все время уговаривал себя не волноваться и, главное, ничего не путать. Если в голове начнется путаница со временем, я пропал.
– Какой старый, смешной двор! А что в нем делают? – спросил Микки.
– Сидят и загорают, – ответил я. – Когда солнце выглянет.
– На месте профессора Лейна я бы устроил здесь бассейн, – сказал Тедди.
Они потопали за мной в дом, и через старую кухню мы вышли к черному ходу. Я отпер дверь. Вита уже нетерпеливо ждала снаружи.
– Входи, не стой под дождем, – сказал я. – А мы с мальчиками пока перетащим вещи.
– Сначала покажи дом, – произнесла она мрачно. – Вещи подождут. Я хочу сама все осмотреть. Только не говори, что вот это – кухня.
– Конечно, нет, – сказал я. – Когда-то здесь в подвале была кухня, но ею давно уже не пользуются.
Все дело в том, что я не собирался показывать им дом с этой стороны. Начало было явно неудачным. Если бы они приехали в понедельник, все было бы в полном порядке: я встречал бы их на крыльце у главного входа, шторы были бы раздвинуты, окна открыты. Но неугомонные мальчишки уже мчались по лестнице наверх.
– А где наша комната? – кричали они. – Где мы будем спать?
О Боже, молил я, дай мне терпения. Я повергнулся к Вите, с улыбкой наблюдавшей за мной.
– Извини, дорогая, – начал я, – но, честно говоря…
– Честно говоря – что? – спросила она. – Я сгораю от любопытства не меньше их. Что ты так нервничаешь?
Она еще спрашивает! Я вдруг совершенно бессознательно подумал, что Роджер, если бы он показывал Изольде Карминоу какую-нибудь усадьбу, справился бы с этим намного лучше, чем я сейчас.
– Нет, ничего, – сказал я, – пошли…
Первое, что заметила Вита, войдя в настоящую кухню, это остатки моего ужина. На углу стола стояла грязная сковорода, на тарелке недоеденная яичница с колбасой. Везде горел свет.
– О Господи! – воскликнула она. – Ты сам себе готовил завтрак перед тем как отправиться на прогулку? Это что-то новенькое.
– Я хотел есть, – сказал я. – Не обращай внимания на беспорядок. Миссис Коллинз все уберет. Идем дальше.
Я быстро прошел вперед и повел ее в музыкальный салон – там раздвинул шторы, поднял жалюзи, – затем через холл, в малую столовую, оттуда – в библиотеку. Но piесе dе resistаnсе[7] – вид на залив из окна – мне показать не удалось: все было скрыто завесой моросящего дождя.
– В хорошую погоду все выглядит гораздо лучше, – заверил я.
– Здесь очень мило, – сказала Вита. – Не думала, что у твоего профессора такой хороший вкус. Правда, было бы лучше, если бы диван стоял у стены, а на том, что у окна, лежали бы подушечки. Но это легко исправить.
– Ну вот, на первом этаже – все, – сказал я. – Пошли наверх.
Я чувствовал себя словно агент по недвижимости, который изо всех сил старается всучить съемщикам малопригодное жилье. Мальчики уже взбежали вверх по лестнице и перекликались друг с другом, проносясь через комнаты. Мы с Витой поднялись следом. Все в этом доме уже изменилось! Тишина и покой покинули его. Не осталось ничего от того, что связывало меня с Магнусом; с его родителями – в не столь уж давние времена моего студенчества – и с Роджером Килмертом шесть столетий назад. Теперь так будет всегда.
Экскурсия по второму этажу завершилась, и: началась работа по выгрузке многочисленного багажа. Было уже почти половина девятого, когда наконец мы закончили, и на велосипеде подъехала миссис Коллинз. Сердечно поприветствовав Виту и мальчиков, она приступила к своим обязанностям. Все удалились в кухню. Я пошел наверх и налил воды в ванну: сейчас бы лечь и утопиться!
Приблизительно через полчаса в спальню вошла Вита.
– Ее сам Бог послал, не иначе, – сказала она. – Мне ничего не придется делать: она превосходно со всем справляется. И возраст подходящий – ей, вероятно, не меньше шестидесяти. Наконец я могу вздохнуть свободно.
– Вздохнуть свободно? Ты о чем? – спросил я из ванной.
– Когда ты так упорно пытался удержать нас в Лондоне, я уже вообразила нечто юное и кокетливое, – сказала она и вошла в ванную, как раз когда я вытирался.
– Я ни на йоту не верю твоему профессору, но по крайней мере теперь мне ясно, что дело не в прислуге. Ну а сейчас, когда ты такой чистый, можешь еще разок поцеловать меня, а потом наполни мне ванну. Я чуть жива – семь часов за рулем!
Я и сам, но в другом смысле, был мертв для того мира, в котором жила она. Да, я мог механически двигаться и слышал, будто сквозь сон, как она сняла с себя одежду, бросила ее на кровать, надела халат, расставила на туалетном столике все свои кремы и лосьоны – и попутно болтала без умолку: о дороге, о том, как она провела день в Лондоне и какие события происходили в Нью-Йорке, о делах ее брата, и о многом другом, что и составляло, в сущности, ее жизнь, нашу жизнь. Но ко мне все это не имело никакого отношения. Что-то вроде музыкального фона, если тихонько включить радио. Я хотел вернуть ощущение прошедшей ночи: кромешная тьма, ветер с долины, шум прибоя под горой, где стоял дом Полпи, глаза Изольды, когда она смотрела на Бодругана из окна экипажа…
– …но даже если они все-таки сольются в одну компанию, то, во-первых, это произойдет не раньше осени и, во-вторых, никак не повлияет на твою работу.
– Да, конечно.
Я отвечал машинально – просто реагировал на интонации ее голоса. Но внезапно она обернулась: на лице у нее была маска из крема, на голове – тюрбан.
– Ты меня совсем не слушаешь! – сказала она.
Ее тон заставил меня сосредоточиться.
– Почему? – возразил я.
– Хорошо, тогда о чем я только что говорила? – с вызовом спросила она.
Я вынимал из шкафа в спальне свои вещи, чтобы освободить место для ее тряпок.
– Ты что-то говорила о фирме твоего брата, – ответил я, – о слиянии компаний. Извини, дорогая, я сейчас уйду и не буду тебе больше мешать.
Она выхватила из моих рук вешалку, на которой висел мой лучший летний костюм, и швырнула ее на пол.
– Я вовсе не хочу, чтобы ты уходил! – крикнула она, и ее голос достиг той тональности, которой я так боялся. – Я хочу, чтобы ты был здесь и внимательно меня слушал, а не стоял как истукан. Что с тобой происходит? У меня такое ощущение, будто я разговариваю с пришельцем, из другого мира.
Если бы она знала, как она права! Я понимал, что бессмысленно отражать ее атаку. Нужно было смириться и терпеливо ждать, когда ее совершенно справедливый гнев пройдет сам собой.
– Дорогая, – сказал я, опускаясь на кровать и усаживая ее рядом, – давай постараемся не омрачать этот день. Ты устала, и я устал. Если мы начнем ссориться, мы еще больше устанем и испортим настроение мальчикам. Если я рассеян и невнимателен, это все только из-за переутомления. У меня была бессонница, и я решил прогуляться сегодня утром, а в результате я не только не пришел в себя, но, кажется, еще больше раскис.
– Потому что надо быть полным идиотом, чтоб согласиться… Ты должен был наперед знать… А кстати, почему у тебя бессонница?
– Все, хватит! Давай прекратим, ладно?
Я встал с постели, захватил с собой сколько мог своего белья и, толкнув дверь ногой, вышел в гардеробную. Она осталась в спальне. Я слышал, как она выключила воду и залезла в ванну, при этом раздался громкий плеск – вода явно перелилась через край.
Прошло несколько часов. Вита не появлялась, Я тихо приоткрыл дверь в спальню – она лежала в кровати и крепко спала. Тогда я снова закрыл дверь и отправился вниз обедать с мальчиками. Они болтали без остановки: мои «да» и «посмотрим» их вполне устраивали. Без Виты они были очень непритязательны. Дождь лил не переставая, и о крикете или пляже не могло быть и речи. Поэтому я повез их в Фауи и там дал им насладиться вволю: накормил мороженым, мятными леденцами, накупил вестернов в ярких обложках и картинок-загадок.
Около четырех дождь прекратился, и на небе сквозь серую пелену едва проглядывало тусклое солнце, но мальчикам и этого было достаточно – они бросились к городскому причалу и потребовали боевого крещения на море. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, к тому же и я сам был непрочь оттянуть возвращение домой, и поэтому нанял маленькую лодку с подвесным мотором, и мы, тарахтя, прокатились по заливу. Лодка прыгала на волнах, мальчики хватали в воде все, что попадалось под руку, и мы все вымокли с головы до ног.
Домой мы вернулись около шести, и ребята сразу уселись пить чай со всевозможными сладостями, которые приготовила для них заботливая миссис Коллинз. Я поплелся в библиотеку, чтобы налить себе виски, и нашел там ожившую улыбающуюся Виту собственной персоной – слава Богу, от её утреннего настроения не осталось и следа. Вся мебель в комнате была переставлена.
– Знаешь, дорогой, – сказала она, – мне начинает здесь нравиться. Я уже чувствую себя почти как дома.
Я рухнул в кресло (в руках у меня был стакан с виски) и стал вполглаза наблюдать, как она переставляет горшки с гортензией, которые с таким старанием расставляла миссис Коллинз. Отныне моя стратегия должна была заключаться в том, чтобы все одобрять, а когда нужно – молчать, в общем, все время подыгрывать и, главное, не допускать ссоры.
Я уже пил вторую порцию виски и совершенно потерял бдительность, когда в библиотеку вбежали мальчики.
– Дик, Дик – закричал Тедди, – а что это такое страшное?
В руках у него была банка с эмбрионом обезьяны. Я вскочил как ужаленный.
– Черт! – вырвалось у меня. – Какого дьявола вы туда залезли?
Я выхватил у него банку и ринулся к двери, У меня совсем вылетело из памяти, что, когда я на рассвете выходил из лаборатории, приняв дополнительную дозу препарата, я не положил ключи в карман, а оставил их в дверях.
– Мы ничего там не трогали, – обиженно сказал Тедди. – Мы только хотели посмотреть пустые комнаты в подвале. – Он повернулся к Вите. – Там такая маленькая темная комната, а в ней разные банки, прямо как у нас в школе в химической лаборатории. Мам, пойдем посмотрим, ну пошли скорей! А в одной банке там знаешь что? – дохлый котенок…
Я уже вылетел из библиотеки и по маленькой лестнице, ведущей из холла в подвал, сбежал вниз. Дверь лаборатории была распахнута настежь, горел свет. Я быстро оглядел все вокруг. За исключением банки с обезьяной все было на месте. Я выключил свет, вышел в коридор, запер дверь и положил ключ в карман. Не успел я это сделать, как через старую кухню вбежали ребята, за ними вышагивала Вита. Вид у нее был встревоженный.
– Что они натворили? – спросила она. – Разбили что-нибудь?
– К счастью, нет, – ответил я. – Сам виноват: забыл запереть дверь.
Стараясь заглянуть поверх моего плеча, она смотрела на дверь в коридоре.
– А все-таки, что там такое? – спросила она. – То, что притащил оттуда Тедди, это просто мерзость какая-то!
– Согласен, – сказал я. – Только мне бы хотелось напомнить, что это дом профессора биофизики, и здесь в подвале, в небольшой комнате, у него оборудована лаборатория. Если только я поймаю кого-нибудь из мальчиков около этой комнаты – убью на месте!
Дети попятились, лепеча что-то, а Вита развернулась ко мне лицом.
– Мне кажется, – сказала она, – со стороны профессора довольно-таки безответственно держать в доме лабораторию со всеми этими научными препаратами, если он не может проследить, чтобы она была надежно заперта.
– Давай не будем начинать все с начала, – сказал я. – Я несу ответственность перед Магнусом и заверяю тебя, что подобное больше не повторится. Если бы ты приехала на следующей неделе, а не сегодня черт знает в какую рань, когда тебя никто не ждал, этого бы не случилось!
Она, остолбенев, смотрела на меня.
– А что тебя так трясет? Можно подумать, там у него динамит.
– Очень может быть, – ответил я. – Неважно. Будем надеяться, что это хороший урок для мальчиков.
Я выключил свет в подвале и пошел наверх. Меня действительно трясло, и неудивительно. В голове проносились разные картины, одна кошмарнее другой, – ведь они могли натворить таких дел! Например, взяли бы да открыли пузырьки с препаратом, перелили бы содержимое в мензурку или попросту вылили бы все в раковину. Ни в коем случае нельзя оставлять ключ без присмотра! Я еще раз сунул руку в карман и проверил, на месте ли он. И подумал, что, наверное, стоит сделать запасной ключ и держать их оба при себе. Так будет надежнее. Я прошел в музыкальный салон и стоял там, уставившись в одну точку и теребя в руке ключ.
Вита поднялась наверх и прошла в спальню. Я тут же услышал, как звякнул телефон в холле. Это значит, что она разговаривает по параллельному аппарату наверху. Я вымыл руки в нижней ванной, затем пошел в библиотеку. Сверху из спальни доносился голос Виты: она все еще разговаривала по телефону. Вообще-то не в моих правилах подслушивать телефонные разговоры, но сейчас какой-то инстинкт заставил меня подойти к аппарату в библиотеке и поднять трубку.
– …Я просто не знаю, что и думать, – говорила Вита. – Он раньше никогда не повышал голоса на мальчиков. Они очень расстроены. И выглядит он тоже ужасно… Глаза ввалились. Жалуется, что плохо спит.
– Ты вовремя приехала, – прозвучало в ответ, и я узнал эту манеру растягивать звуки: на проводе была ее подружка Диана. – Что я тебе всегда говорила: за мужиком нужен глаз да глаз, а не то он быстро налево. Уж я-то знаю, жизнь с Биллом меня кое-чему научила.
– Так то Билл, – сказала Вита. – Всем известно, что его нельзя отпустить ни на шаг. Но не знаю… Будем надеяться, все обойдется, и мы все-таки сможем немного отдохнуть и подышать свежим воздухом. Кажется, он договорился насчет парусной лодки.
– Ну что ж, это очень здоровый отдых.
– Да… Надеюсь, что профессор не втянул Дика в какую-нибудь историю. Я не верю этому человеку. Никогда не верила и не поверю. И я знаю, он меня не любит.
– Догадываюсь почему, – засмеялась Диана.
– Ну, не будь дурой. Может быть, он и такой, но Дик-то совсем другой – полная противоположность.
– Наверно, поэтому он и нравится профессору, – сказала Диана.
Я тихонько положил трубку на место. Вся сложность общения с женщинами состоит в том, что круг их интересов слишком ограничен и мышление удивительно примитивно: поведение любой особи мужского пола, будь то человек, собака, рыба или червяк, сводится к одному единственному стремлению – с кем бы ему совокупиться. Временами начинаешь сомневаться, думают ли они когда-нибудь о чем-то другом?
Вита болтала со своей подружкой Дианой еще, наверное, минут пятнадцать, не меньше, а когда спустилась вниз, настроение ее явно улучшилось благодаря полезным советам подруги, и она не стала вспоминать сцену в подвале, а, надев передник довольно причудливой расцветки – сплошные яблоки со змеями – и весело напевая, принялась готовить к ужину мясо, обильно сдабривая его маслом с петрушкой.
– Сегодня все ляжем пораньше, – объявила она мальчикам, которые за ужином сидели притихшие: глаза у них слипались, а рот не закрывался от зевоты – семичасовое путешествие в машине и прогулка на лодке доконали их.
После ужина она устроилась в библиотеке и стала зашивать дыры на моих брюках. Я сел за письменный стол Магнуса, бормоча что-то невнятное о том, что надо проверить счета, на самом же деле я хотел еще раз просмотреть список имен в Переписной книге Тайуордретского прихода за 1327 год. Там были и Джулиан Полпи, и Генри Трифренджи, и Джеффри Лампетоу. Когда я читал список в первый раз, эти имена мне ничего не говорили, но они могли невольно отпечататься у меня в голове. Возможно, эти фигуры все же были лишь призраками, которые привели меня в долину, где до сих пор фермы сохранили их имена.
На столе я увидел нераспечатанное письмо. Это было то самое письмо, которое утром мне вручил почтальон. Я был так возбужден неожиданным появлением моего семейства, что совершенно забыл о нем. В конверте лежала записка, отпечатанная на машинке лондонским следопытом.
«Профессор Лейн полагает, что вас может заинтересовать эта запись, касающаяся сэра Джона Карминоу, – прочитал я. – Он был вторым сыном сэра Роджера Карминоу из Карминоу. Поступил на военную службу в 1323-м. Посвящен в рыцари в 1324-м. Участвовал в заседаниях Большого Совета в Вестминстере. Назначен смотрителем Тримертонского и Рестормельского замков 27 апреля 1331 года, а 12 октября того же года – главным лесничим королевских лесов, парков, рощ, охотничьих угодий и т. п., а также королевским егерем в графстве Корнуолл, и поэтому должен был ежегодно подавать отчеты о доходах с выпасов скота в указанных лесах, парках, рощах, которые составлялись его управляющим и егерями».
В скобках студент пометил: «Взято из реестра Судебного архива, 5-й год правления Эдуарда III». Внизу он еще прибавил: «Запись от 24 октября в архивной описи лицензий за тот же год (1331): упоминается разрешение, выданное Джоанне, последней жене Генри де Шампернуна, главного землевладельца, которое давало ей право выйти замуж, по своему желанию за любого верноподданного короля. Уплачено пошлины 10 марок».
Так… Значит сэр Джон получил все, чего добивался, а Отто Бодруган все потерял. Джоанна же, дожидаясь смерти жены сэра Джона, уже запаслась разрешением на брак, который хранила где-нибудь в укромном местечке. Я положил эту бумагу вместе с податным списком и, встав из-за стола, подошел к книжным полкам, где, как я помнил, стояли многочисленные тома энциклопедии «Британника» – наследство капитана Лейна. Я достал восьмой том и открыл его на короле Эдуарде III.
Вита лежала на диване и зевала.
– Не знаю как ты, – сказала она, – а я пошла спать.
– Я тоже скоро приду, – откликнулся я.
– Все трудишься на благо профессора? – спросила она. – Подойди со своим фолиантом ближе к свету, а то испортишь себе глаза.
Я не ответил.
«Эдуард III (1312–1377) – английский король, старший сын Эдуарда II и Изабеллы Французской, родился в Виндзоре 13 ноября 1312 года… 13 января 1317 года парламент признал его королем, и 29 числа того же месяца он был коронован. В течение четырех лет от его имени страной правили Изабелла и ее фаворит Мортимер, хотя формально регентом был Генри, граф Ланкастерский. Летом 1327 года участвовал в неудачной военной кампании против Шотландии. 24 января 1328 г. в Йорке женился на Филиппе. 15 июня 1330 г. родился их старший сын Эдуард (Черный Принц)».
Ничего о мятеже. Ага, вот и ключ к разгадке.
«Вскоре Эдуард предпринял успешную попытку избавиться от чрезмерной опеки со стороны матери и Мортимера. В октябре 1330 г. он ночью по подземному ходу проник в Ноттингемский замок и арестовал Мортимера. 29 ноября, день казни фаворита королевы в Тайберне,[8] положил начало самостоятельному правлению молодого короля. Эдуард благоразумно обходил молчанием отношения матери с Мортимером и обращался с ней со всем надлежащим почтением. Распространенное мнение, что ее дальнейшая жизнь была ничем иным как почетным заточением, не находит подтверждений, но ее политическому влиянию, несомненно, был положен конец».
То же можно сказать и о Бодрутане – в масштабах Корнуолла. Сэр Джон уже через год был назначен смотрителем Тримертонского и Рестормельского замков. Преданный королю человек, он был на коне, и Роджер при нем: заставив молчать своих друзей из долины, он был в полной безопасности – октябрьская ночь забыта. Интересно, что же все-таки произошло после той встречи на ферме Полпи, когда Изольда так рисковала, стараясь вовремя предупредить своего возлюбленного, и вернулся ли Бодруган, сожалея об упущенных возможностях, в свое имение, и думал ли о своей любви, и встречалась ли она с ним тайно, пользуясь отсутствием мужа. Еще и суток не прошло с той минуты, как я стоял рядом с ними. Шесть веков назад…
Я поставил книгу на место, выключил свет и пошел наверх. Вита уже забралась в кровать, шторы были раздвинуты, так что сидя она могла в широкое окно видеть море.
– Эта комната просто чудо, – произнесла она. – Представляешь, какая тут красота во время полнолуния! Дорогой, честное слово, мне уже начинает здесь нравиться, и я так рада, что мы наконец снова вместе.
Я постоял с минуту у окна, глядя на залив. Роджер из своей спальни над старой кухней видел такую же панораму темного моря и неба. Отвернувшись от окна и направляясь к кровати, я вспомнил, как накануне Магнус шутил по телефону: «Я только хотел заметить, что путешествия между мирами очень стимулируют». К сожалению, он был неправ – все как раз наоборот.
Глава одиннадцатая
На следующий день было воскресенье. За завтраком Вита объявила, что намерена вести мальчиков в церковь. В каникулы она время от времени об этом вспоминала. Две-три недели никто думать не думал о необходимости соблюдать религиозный долг, а потом вдруг без всяких видимых причин и, как правило, именно тогда, когда дети чем-то особенно увлечены, она врывалась в комнату со словами:
– Мы сейчас выходим, через пять минут чтобы были готовы.
– Выходим? Куда? – спрашивали они, отрывая взгляд от модели самолета, которую пытались собрать, или еще от чего-нибудь, к чему в данный момент было приковано все их внимание.
– В церковь, разумеется! – отвечала она и вновь исчезала за дверью, не обращая никакого внимания на их протестующие вопли.
Для меня же это всегда означало глоток свободы. Ссылаясь на свое католическое воспитание, я оставался дома – валялся в постели и читал воскресные газеты. Сегодня утром, несмотря на яркий солнечный свет, заливавший спальню, и лучезарную улыбку миссис Коллинз, которая принесла нам поднос с кофе и гренками, Вита казалась расстроенной и удрученной – плохо спала, как она объяснила. Я тотчас же почувствовал себя виноватым, поскольку сам спал как убитый, и подумал, что сон, в зависимости от того, насколько он крепкий, является серьезным испытанием супружеских отношений: если один из супругов ночью плохо спал, то другой почему-то всегда в этом виноват – и в результате весь день насмарку.
Это воскресенье не явилось исключением, и как только мальчики, одетые в джинсы и футболки, вошли в спальню сказать нам доброе утро, она тут же взорвалась.
– Сейчас же все это снять и надеть фланелевые костюмы! Быстро! – приказала она. – Вы что, забыли, что сегодня воскресенье? Мы идем в церковь.
– Нет, мам!.. Нет!
Должен признаться, я сочувствовал им. Светит солнце, небо голубое, за полем внизу – море. У них сейчас, наверно, одно желание – как можно быстрее оказаться на берегу и бултыхнуться в воду.
– Не спорить! – сказала она, вставая с постели. – Идите и делайте, что я вам велела.
Она повернулась ко мне.
– Насколько мне известно, здесь где-то поблизости есть церковь. Ты в состоянии хотя бы довезти нас туда?
– Здесь даже не одна церковь, а целых две, выбирай любую, – ответил я. – Есть церковь в Фауи, и есть в Тайуордрете. Проще, конечно; отвезти вас в Тайуордрет.
Произнося это название, я улыбнулся, поскольку оно само по себе имело для меня особое значение – но только для меня одного, – и затем небрежно продолжал:
– Кстати, она очень интересна с точки зрения истории. На том месте, где сейчас кладбище, когда-то находился монастырь.
– Слышишь, Тедди? – сказала Вита. – На месте той церкви, куда мы с вами поедем, раньше стоял монастырь. Ты ведь постоянно твердишь, что тебя интересует история. Поторопитесь, пожалуйста.
Я никогда не видел более понурых фигур: опущенные плечи, поникшие головы.
– Потом я отвезу вас на море купаться! – крикнул я вдогонку, когда они выходили из комнаты.
Лично меня очень даже устраивало отвезти их всех в Тайуордрет. Утренняя служба продлится не менее часа, так что я, высадив их у церкви, смогу затем оставить машину недалеко от Тризмилла и оттуда пешком через поле дойти до Граттена. Я не знал, представится ли мне возможность еще раз посетить это место, а карьер и заросшие травой бугры обладали для меня невероятной притягательной силой.
Когда я вез Виту и несчастных детей, одетых в выходные костюмы, вниз по склону Полмиарского холма, я посмотрел направо, на Полли. Интересно, что бы произошло, если бы меня, когда я прятался там в кустах, обнаружил не почтальон, а нынешние владельцы этого дома, или – еще хуже – если бы Джулиан Полли пригласил Роджера и его гостей зайти в дом. Могло ведь случиться, что меня застали бы при попытке проникнуть в чужое жилище? Эта мысль показалась мне забавной, и я громко рассмеялся.
– Что смешного, не понимаю? – спросила Вита.
– Да вся моя жизнь, – ответил я. – Сегодня везу вас всех в церковь, вчера ни свет ни заря гулял под дождем. Видишь то болото внизу? Это там я вчера так вымок.
– Неудивительно, – сказала она. – Весьма оригинальное место для прогулки! И что же ты там искал?
– Искал? – повторил я, – Не знаю. Быть может, прекрасную даму, которая ждет своего избавителя. Никогда не знаешь, где найдешь свое счастье.
Весь путь до Тайуордрета у меня было приподнятое настроение. Один тот факт, что она не знает моей тайны, наполнял меня каким-то ребяческим восторгом – как в детстве, когда мне удавалось перехитрить мать. Я уверен, что это врожденный инстинкт, присущий всем мужчинам без исключения. У мальчиков он тоже присутствовал, и именно поэтому я покрывал их мелкие проказы, которые Вита не одобряла: например, когда они совали что-то в рот перед едой, болтали в постели, когда уже потушен свет.
– Мы сейчас выходим, через пять минут чтобы были готовы.
– Выходим? Куда? – спрашивали они, отрывая взгляд от модели самолета, которую пытались собрать, или еще от чего-нибудь, к чему в данный момент было приковано все их внимание.
– В церковь, разумеется! – отвечала она и вновь исчезала за дверью, не обращая никакого внимания на их протестующие вопли.
Для меня же это всегда означало глоток свободы. Ссылаясь на свое католическое воспитание, я оставался дома – валялся в постели и читал воскресные газеты. Сегодня утром, несмотря на яркий солнечный свет, заливавший спальню, и лучезарную улыбку миссис Коллинз, которая принесла нам поднос с кофе и гренками, Вита казалась расстроенной и удрученной – плохо спала, как она объяснила. Я тотчас же почувствовал себя виноватым, поскольку сам спал как убитый, и подумал, что сон, в зависимости от того, насколько он крепкий, является серьезным испытанием супружеских отношений: если один из супругов ночью плохо спал, то другой почему-то всегда в этом виноват – и в результате весь день насмарку.
Это воскресенье не явилось исключением, и как только мальчики, одетые в джинсы и футболки, вошли в спальню сказать нам доброе утро, она тут же взорвалась.
– Сейчас же все это снять и надеть фланелевые костюмы! Быстро! – приказала она. – Вы что, забыли, что сегодня воскресенье? Мы идем в церковь.
– Нет, мам!.. Нет!
Должен признаться, я сочувствовал им. Светит солнце, небо голубое, за полем внизу – море. У них сейчас, наверно, одно желание – как можно быстрее оказаться на берегу и бултыхнуться в воду.
– Не спорить! – сказала она, вставая с постели. – Идите и делайте, что я вам велела.
Она повернулась ко мне.
– Насколько мне известно, здесь где-то поблизости есть церковь. Ты в состоянии хотя бы довезти нас туда?
– Здесь даже не одна церковь, а целых две, выбирай любую, – ответил я. – Есть церковь в Фауи, и есть в Тайуордрете. Проще, конечно; отвезти вас в Тайуордрет.
Произнося это название, я улыбнулся, поскольку оно само по себе имело для меня особое значение – но только для меня одного, – и затем небрежно продолжал:
– Кстати, она очень интересна с точки зрения истории. На том месте, где сейчас кладбище, когда-то находился монастырь.
– Слышишь, Тедди? – сказала Вита. – На месте той церкви, куда мы с вами поедем, раньше стоял монастырь. Ты ведь постоянно твердишь, что тебя интересует история. Поторопитесь, пожалуйста.
Я никогда не видел более понурых фигур: опущенные плечи, поникшие головы.
– Потом я отвезу вас на море купаться! – крикнул я вдогонку, когда они выходили из комнаты.
Лично меня очень даже устраивало отвезти их всех в Тайуордрет. Утренняя служба продлится не менее часа, так что я, высадив их у церкви, смогу затем оставить машину недалеко от Тризмилла и оттуда пешком через поле дойти до Граттена. Я не знал, представится ли мне возможность еще раз посетить это место, а карьер и заросшие травой бугры обладали для меня невероятной притягательной силой.
Когда я вез Виту и несчастных детей, одетых в выходные костюмы, вниз по склону Полмиарского холма, я посмотрел направо, на Полли. Интересно, что бы произошло, если бы меня, когда я прятался там в кустах, обнаружил не почтальон, а нынешние владельцы этого дома, или – еще хуже – если бы Джулиан Полли пригласил Роджера и его гостей зайти в дом. Могло ведь случиться, что меня застали бы при попытке проникнуть в чужое жилище? Эта мысль показалась мне забавной, и я громко рассмеялся.
– Что смешного, не понимаю? – спросила Вита.
– Да вся моя жизнь, – ответил я. – Сегодня везу вас всех в церковь, вчера ни свет ни заря гулял под дождем. Видишь то болото внизу? Это там я вчера так вымок.
– Неудивительно, – сказала она. – Весьма оригинальное место для прогулки! И что же ты там искал?
– Искал? – повторил я, – Не знаю. Быть может, прекрасную даму, которая ждет своего избавителя. Никогда не знаешь, где найдешь свое счастье.
Весь путь до Тайуордрета у меня было приподнятое настроение. Один тот факт, что она не знает моей тайны, наполнял меня каким-то ребяческим восторгом – как в детстве, когда мне удавалось перехитрить мать. Я уверен, что это врожденный инстинкт, присущий всем мужчинам без исключения. У мальчиков он тоже присутствовал, и именно поэтому я покрывал их мелкие проказы, которые Вита не одобряла: например, когда они совали что-то в рот перед едой, болтали в постели, когда уже потушен свет.