Страница:
Я приготовил себе чашку чая, затем поднялся на цыпочках на второй этаж, умылся, побрился. Вита уже проснулась. Она даже не стала меня ни о чем спрашивать. Ей и так было понятно, что Магнус не появился.
– Попробую съездить на вокзал в Пар, – объявил я ей. – Узнаю, отдавал ли он на выходе свой билет. Затем попытаюсь восстановить его дальнейший маршрут. Кто-то же должен был его видеть.
– Было бы куда проще, – настаивала на своем Вита, – если бы ты поехал прямо в полицию.
– Заеду, – пообещал я. – Если ничего не смогу узнать на вокзале.
– Если ты сам этого не сделаешь, – крикнула она мне, когда я уже выходил из комнаты, – тогда я позвоню, так и знай!
Мне не повезло: какой-то слонявшийся по станции тип сказал мне, что касса откроется только через полчаса. Чтобы скоротать время, я прогулялся до моста, перекинутого через железнодорожные пути, с которого открывался вид на долину. Когда-то здесь был широкий морской рукав; корабль Бодругана, потерявший во время шторма мачту, гонимый ветром и приливной волной, должен был пройти мимо этого места; он искал в бухте убежище, а вместо этого нашел свою гибель. Сегодня здесь густой кустарник чередовался с заросшими тростником болотистыми участками, но по извилистому рельефу низины можно было без труда мысленно воссоздать русло исчезнувшей реки. Человек, сраженный недугом или получивший какую-нибудь травму, мог пролежать в этих зарослях несколько дней, даже недель, и никто бы ничего не заметил. Даже та часть заболоченной низины, на которой стоял вокзал, – обширное плоское пространство между Паром и соседним Сент-Блейзи – до сих пор оставалась в основном пустошью; тут попадались довольно большие участки, куда никто никогда не забредал, разве что путешественник во времени: и если дух его летел по синей водной глади вслед за кораблем, то его бренное тело в это же самое время, спотыкаясь, продиралось сквозь заросли кустарника.
Когда я вернулся на вокзал, касса уже открылась и я получил первое подтверждение тому, что Магнус сошел с поезда. Служащий не только взял у него билет, но и запомнил самого пассажира: высокий мужчина с седеющими волосами, без головного убора, в спортивной куртке и темных брюках, с приятной улыбкой, в руке трость. Нет, служащий не видел, в какую сторону тот направился, выйдя с вокзала.
Я сел в машину и доехал до того места на полпути к вершине холма, где от дороги влево уходила тропинка. Магнус вполне мог пойти по ней. И я пошел – через поля к Граттену. Теплое и туманное утро предвещало жаркий день. Фермер, которому принадлежала эта земля, наверное, еще с ночи открыл ворота, поскольку уже сейчас среди кустов утесника и пригорков по склону холма бродили коровы; они проводили меня любопытными взглядами до самого входа в заросший травой карьер.
Я обследовал каждый его уголок, каждую выемку, но так ничего и не нашел. Я взглянул на расстилавшуюся внизу долину, где за железной дорогой выделялась масса деревьев и кустарников, заполонивших старое русло реки, – настоящий ковер, вытканный из шелковых нитей всех оттенков золотисто-зеленого. Если Магнус там, то найти его можно только с ищейками.
Тогда я сообразил, как мне следует поступить, вернее, как мне следовало поступить еще раньше, прошлой ночью. Я должен пойти в полицию. Я должен пойти туда, как пошел бы всякий, кто тщетно прождал своего гостя без малого двенадцать часов, хотя удалось установить, что тот прибыл поездом в положенное время и при выходе с вокзала сдал свой билет.
Я вспомнил, что в Тайуордрете есть полицейский участок. Проделав обратно весь утомительный путь и сев в машину, я отправился прямо туда. Я чувствовал себя неловко, виновато – те, кому посчастливилось ни разу в жизни не сталкиваться с полицией, разве что в случае незначительных нарушений правил дорожного движения, меня поймут, – и поэтому, когда я начал излагать сержанту суть дела, мне самому казалось, что у меня это выходит как-то стыдливо, неубедительно.
– Я хочу заявить об исчезновении человека, – сказал я, и немедленно в моем воображении возник плакат, с которого на тебя в упор смотрит лицо преступника, а под ним, крупным шрифтом: РАЗЫСКИВАЕТСЯ. Я собрался с духом и подробно рассказал о том, что произошло накануне.
Сержант оказался человеком участливым, симпатичным и в высшей степени любезным.
– К сожалению, я не имел удовольствия познакомиться с профессором Лейном лично, – сказал он, – но все мы здесь, естественно, наслышаны о нем. Представляю, какую тревожную ночь вы провели.
– Да, конечно, – сказал я, – Никаких сообщений о несчастном случае к нам не поступало, – сказал он, – но я сейчас же свяжусь с дежурными в Лискерде и Сент – Остелле. Могу я пока предложить вам чашку чая, мистер Янг?
Я с благодарностью согласился, а он принялся звонить по телефону. У меня засосало под ложечкой – такое ощущение обычно бывает, когда томишься в ожидании под больничной дверью, за которой оперируют близкого тебе человека.
Это чувство собственного бессилия. Ничего нельзя было сделать. Но вот вернулся сержант.
– Туда тоже не поступало сведений о каких-либо происшествиях, – сообщил он. – Мы сейчас оповещаем патрульные машины в этом секторе, а также другие полицейские участки. Думаю, вам лучше вернуться в Килмарт, сэр, и спокойно ждать. Мы с вами свяжемся, если что-нибудь узнаем. Могло случиться, что профессор Лейн подвернул ногу и провел ночь на одной из ферм, правда, теперь на фермах, как правило, есть телефон. Странно, что он не позвонил и не предупредил вас. У него раньше не было провалов в памяти?
– Нет, никогда! И он был абсолютно здоров, когда я ужинал с ним в Лондоне несколько недель назад.
– Ну-ну, не стоит так волноваться, сэр, – сказал он. – Всякое бывает. И может, в конце концов все объяснится очень просто.
У меня еще продолжало сосать под ложечкой, когда я сел в машину и поехал к церкви. До меня доносились звуки органа – должно быть, репетировал хор. Я зашел на кладбище и присел на одну из могильных плит возле стены, возвышавшейся над садом – когда-то это был монастырский сад. Там, где я сидел, раньше, должно быть, находилась спальня монахов с окнами на юг, к бухте, и где-то рядом – комната для гостей, в которой скончался от оспы юный Генри Бодруган. В том, другом, времени он мог еще лежать сейчас в агонии. В том, другом, времени монах Жан, быть может, сейчас замешивал некое адское зелье, которое должно ускорить его конец. Остальное просто – послать гонца к Роджеру, чтобы тот известил мать покойного, а также его тетку, Джоанну Шампернун. Куда ни глянь, кругом – дурные вести, как в том, прошлом мире, так и в моем нынешнем. Роджер, монах, юный Бодруган, Магнус – все мы звенья одной цепи, связанные друг с другом через века.
Он покачал головой.
– Сюда редко кто заглядывает. Дорога здесь у фермы кончается, дальше не идет. Туристы все больше ходят на пляж в Пар.
Я поблагодарил его и побрел назад к машине. Его слова не слишком меня убедили. Между половиной девятого и девятью он мог находиться в доме, а Магнус – лежать в болоте за фермой… Но кто-то же должен был его видеть? Действие препарата, если он его принял, наверняка прекратилось несколько часов назад; если он, скажем, принял его в половине девятого или в девять, он должен был прийти в себя к десяти – к одиннадцати, ну в полночь!
Когда я вернулся в Килмарт, перед домом стояла полицейская машина, и входя в коридор, я услышал голос Виты: «А вот и мой муж».
Вместе с ней в музыкальном салоне находились полицейский инспектор и констебль.
– К сожалению, пока мы не можем сообщить вам ничего определенного, мистер Янг, – сказал инспектор, – хотя есть небольшая зацепка, которая, возможно, к чему-нибудь нас и приведет. Вчера вечером между девятью и половиной десятого на стоунибриджской дороге выше Тризмилла видели мужчину, похожего по описанию на профессора Лейна. Он шел по дороге недалеко от фермы Тринадлин.
– Тринадлин? – повторил я, и, видимо, на моем лице отразилось удивление, поскольку он поспешно добавил:
– Так вы знаете о чем речь?
– Ну да, – сказал я, – это гораздо выше Тризмилла, маленькая ферма прямо у дороги.
– Верно. У вас есть какие-либо соображения, почему профессор Лейн отправился пешком именно в этом направлении?
– Нет, – ответил я не очень уверенно. – Нет… Там нет ничего, что могло бы привлечь его внимание… Я бы скорее подумал, что он пойдет вниз по долине к Тризмиллу.
– Так вот, – ответил инспектор, – нам сообщили, что какой-то неизвестный мужчина прошел по дороге мимо фермы. Миссис Ричардс, жена мистера Ричардса, которому принадлежит ферма, заметила его из окна, но ее брат, владелец фермы Большой Триверран – по той же дороге, только чуть выше – никого не видел. Учитывая, что профессор Лейн направлялся в Килмарт, он выбрал очень неблизкий путь, даже если ему хотелось поразмяться после долгого сидения в поезде.
– Да, совершенно с вами согласен, инспектор, – продолжал я, поколебавшись. – Дело в том, что профессор Лейн очень интересовался историческими достопримечательностями. Возможно, поэтому он выбрал такой маршрут. Мне думается, он хотел отыскать старинную усадьбу, которая, как он считал, когда-то там находилась. Но это не могла быть ни одна из упомянутых вами ферм, в противном случае он бы непременно заглянул внутрь.
Теперь я знал, почему Магнус – судя по описанию видевшей его женщины, это действительно был он – пошел мимо Тринадлина по стоунибриджской дороге. Именно отсюда Изольда и Робби поскакали вдвоем к Тризмиллу и дальше к бухте, где они нашли Бодругана – убитого, утопленного. Это был единственный путь к неведомому Триджесту, когда Тризмиллский брод оказывался затопленным из-за разлива реки. Магнус проходил мимо фермы Тринадлин, мысленно пребывая в том, другом, мире. Наверное, он следовал за Роджером и Изольдой.
Вита, не в силах больше сдерживаться, резко повернулась ко мне.
– Милый, все эти исторические подробности тут ни при чем. Не сердись, что я вмешиваюсь, но мне кажется, это важно. – Она повернулась к инспектору. – Я убеждена, и мой муж вчера вечером был того же мнения, что профессор отправился проведать своих давних друзей, неких Карминоу. Оливера Карминоу нет в телефонной книге, но он живет примерно в том районе, где видели в последний раз профессора. Для меня совершенно очевидно, что он шел именно к ним, и чем скорее вы с ними свяжетесь, тем лучше.
После этой бурной тирады на какое-то время наступило молчание. Затем инспектор посмотрел на меня. Озабоченное выражение на его лице сменилось удивлением, даже упреком.
– Это правда, мистер Янг? Вы ничего не говорили о том, что профессор Лейн мог отправиться навестить друзей.
Я почувствовал, как у меня на губах промелькнула слабая улыбка.
– Совершенно верно, инспектор, – сказал я, – не говорил. Потому что это исключено. У него и в мыслях не было идти к кому-то в гости. Боюсь, тут произошло недоразумение: когда профессор говорил по телефону с моей женой, он решил немного пошутить, попросту говоря, разыграл ее, а я, дурак, вместо того, чтобы сразу разъяснить ей что к чему, поддержал этот розыгрыш. Никаких Карминоу нет в природе. Их попросту не существует.
– Не существует? – повторила за мной Вита. – Но ты же сам видел, как в воскресенье утром их дети катались на пони – две маленькие девочки с няней. Ты сам мне говорил!
– Да, сказал, и мне теперь остается лишь повторить – я тебя разыграл.
Словно не веря своим ушам, она в изумлении смотрела на меня. По ее глазам было видно, что она думает, будто я лгу, пытаясь вызволить себя и Магнуса из затруднительного положения. Затем она пожала плечами, метнула быстрый взгляд на инспектора и зажгла сигарету.
– Ну и глупые же у тебя шутки! – сказала она и добавила: – Простите, инспектор.
– Ничего страшного, миссис Янг, – сказал он, как мне показалось, несколько натянуто. – Мы все время становимся жертвами розыгрыша, а в полиции особенно. – Он снова повернулся ко мне. – Так вы твердо в этом убеждены, мистер Янг? Вы и в самом деле не знаете никого, к кому профессор Лейн мог бы отправиться в гости, когда сошел с поезда в Паре?
– Никого, – подтвердил я. – Насколько мне известно, у него здесь друзей нет, и он совершенно точно собирался провести с нами уик-энд. Как вы знаете, это его дом. Он уступил нам его на лето. Буду с вами откровенен, инспектор, до сегодняшнего утра я действительно не очень тревожился о профессоре Лейне. Он отлично знает эти места, вырос здесь, ведь дом перешел к нему от отца, капитана Лейна. Я был уверен, что он не может заблудиться и рано или поздно явится, и сам расскажет, где бродил всю ночь.
– Понимаю, – сказал инспектор.
На какое-то время все замолчали, и у меня возникло ощущение, будто он не верит моей истории, как не поверила ей Вита. Оба, очевидно, думали, что Магнус отправился на какое-нибудь сомнительное тайное свидание, а я его покрываю. Что ж, в сущности, так и было.
– Теперь я понимаю, – сказал я, – что мне следовало связаться с вами еще вчера вечером. Профессор Лейн, должно быть, подвернул ногу, возможно, звал на помощь, но никто его не услышал. С наступлением темноты движение на этой дороге замирает…
– Да, – согласился инспектор, – но и в Тринадлине, и в Триверране встают рано, и уж за столько-то времени кто-нибудь наверняка увидел бы его, либо что-то услышал, если, допустим, с ним случилось несчастье. Куда вероятнее, что сперва он дошел до шоссе, ну а там выбор простой – либо на Лостуитиел, либо назад к Фауи.
– Название Триджест ни о чем вам не говорит? – спросил я осторожно.
– Триджест? – Инспектор на мгновение задумался, затем покачал головой. – Нет, не знаю такого. Это что? Место?
– Кажется, в этих краях когда-то была ферма с таким названием. Профессор Лейн мог попытаться отыскать ее в связи со своими историческими исследованиями.
Тут мне пришла в голову другая мысль.
– Трилаун, – сказал я. – Где точно находится Трилаун?
– Трилаун? – повторил, удивившись, инспектор. – Это поместье в нескольких милях от Лоуи. Наверно, милях в восемнадцати, если не больше, отсюда. Ясно, что профессор Лейн не отправился бы туда пешком в девять вечера.
– Нет, – сказал я, – конечно, нет. Просто я пытаюсь вспомнить старинные дома, которые могут представлять исторический интерес.
– Но, дорогой, – вмешалась в разговор Вита, – как справедливо говорит инспектор, Магнус вряд ли стал бы искать неизвестно что, неизвестно за сколько миль отсюда, не позвонив нам. Вот чего я никак не могу понять – почему он не позвонил?
– Миссис Янг, – сказал инспектор, – вероятно, он не позвонил, потому что считал, что мистер Янг сообразит, куда он направился.
– Да, верно, – сказал я, – а я не сообразил. И даже сейчас, к сожалению, не догадываюсь.
Внезапно, как бы откликаясь на наши мысли, зазвонил телефон.
– Я сниму трубку, – сказала Вита, находившаяся ближе всех к дверям. Она прошла через холл в библиотеку, а мы остались в музыкальном салоне и молча прислушивались к ее голосу.
– Да, – коротко ответила она, – он здесь. Сейчас позову.
Она вернулась в салон и сказала инспектору, что спрашивают его. Мы прождали три-четыре показавшиеся нам целой вечностью минуты, пока он односложно, приглушенным голосом отвечал. Я взглянул на часы. Полпервого. Я и не подозревал, что уже столько времени. Он вернулся и посмотрел прямо на меня. По выражению его лица я понял: что-то случилось.
– Мне очень жаль, мистер Янг, – сказал он, – плохие новости.
– Понимаю, – сказал я. – Говорите.
Беда всегда застает врасплох. В самой напряженной ситуации всегда веришь, что в конце концов все как-нибудь образуется – даже после стольких часов отсутствия Магнуса я надеялся: вот-вот нам сообщат, что он потерял память и кто-то подобрал его и доставил в больницу…
Вита подошла и встала рядом со мной, вложив свою руку в мою.
– Звонили из полицейского участка в Лискерде, – сказал инспектор. – Поступило сообщение, что патруль обнаружил рядом с железной дорогой по эту сторону Триверранского туннеля тело мужчины, который по приметам похож, на профессора Лейна. Судя по всему, его сбил поезд – удар пришелся в голову. Ни машинист, ни проводник ничего не заметили. По-видимому, он смог доползти до небольшой заброшенной хижины рядом с железной дорогой, и там потерял сознание. Смерть, похоже, наступила несколько часов назад.
Я все стоял, не двигаясь, не сводя глаз с инспектора. Странная вещь шок: все чувства будто парализованы. Казалось, жизнь покинула меня, оставив одну пустую оболочку, покинула, как Магнуса. Единственное, что я еще сознавал – это что Вита держит меня за руку.
– Понятно, – сказал я не своим голосом. – Что я должен сделать?
– Патрульная машина сейчас на пути в морг, в Фауи, мистер Янг, – сказал он. – Поверьте, мне очень неприятно беспокоить вас в такой момент, но, думаю, вам лучше не откладывая поехать туда, чтобы опознать тело. Я бы хотел обнадежить вас – вас и миссис Янг – и сказать, что пострадавший не обязательно профессор Лейн, но, боюсь, в данных обстоятельствах рассчитывать на это было бы неправильно.
– Да, конечно, – сказал я. – Понимаю.
Я высвободил руку, шагнул к двери и вышел из дома под палящее солнце. Несколько туристов ставили палатки в поле за килмартским лугом. Я слышал, как они переговаривались и смеялись, вбивая в землю колышки.
Глава семнадцатая
– Попробую съездить на вокзал в Пар, – объявил я ей. – Узнаю, отдавал ли он на выходе свой билет. Затем попытаюсь восстановить его дальнейший маршрут. Кто-то же должен был его видеть.
– Было бы куда проще, – настаивала на своем Вита, – если бы ты поехал прямо в полицию.
– Заеду, – пообещал я. – Если ничего не смогу узнать на вокзале.
– Если ты сам этого не сделаешь, – крикнула она мне, когда я уже выходил из комнаты, – тогда я позвоню, так и знай!
Мне не повезло: какой-то слонявшийся по станции тип сказал мне, что касса откроется только через полчаса. Чтобы скоротать время, я прогулялся до моста, перекинутого через железнодорожные пути, с которого открывался вид на долину. Когда-то здесь был широкий морской рукав; корабль Бодругана, потерявший во время шторма мачту, гонимый ветром и приливной волной, должен был пройти мимо этого места; он искал в бухте убежище, а вместо этого нашел свою гибель. Сегодня здесь густой кустарник чередовался с заросшими тростником болотистыми участками, но по извилистому рельефу низины можно было без труда мысленно воссоздать русло исчезнувшей реки. Человек, сраженный недугом или получивший какую-нибудь травму, мог пролежать в этих зарослях несколько дней, даже недель, и никто бы ничего не заметил. Даже та часть заболоченной низины, на которой стоял вокзал, – обширное плоское пространство между Паром и соседним Сент-Блейзи – до сих пор оставалась в основном пустошью; тут попадались довольно большие участки, куда никто никогда не забредал, разве что путешественник во времени: и если дух его летел по синей водной глади вслед за кораблем, то его бренное тело в это же самое время, спотыкаясь, продиралось сквозь заросли кустарника.
Когда я вернулся на вокзал, касса уже открылась и я получил первое подтверждение тому, что Магнус сошел с поезда. Служащий не только взял у него билет, но и запомнил самого пассажира: высокий мужчина с седеющими волосами, без головного убора, в спортивной куртке и темных брюках, с приятной улыбкой, в руке трость. Нет, служащий не видел, в какую сторону тот направился, выйдя с вокзала.
Я сел в машину и доехал до того места на полпути к вершине холма, где от дороги влево уходила тропинка. Магнус вполне мог пойти по ней. И я пошел – через поля к Граттену. Теплое и туманное утро предвещало жаркий день. Фермер, которому принадлежала эта земля, наверное, еще с ночи открыл ворота, поскольку уже сейчас среди кустов утесника и пригорков по склону холма бродили коровы; они проводили меня любопытными взглядами до самого входа в заросший травой карьер.
Я обследовал каждый его уголок, каждую выемку, но так ничего и не нашел. Я взглянул на расстилавшуюся внизу долину, где за железной дорогой выделялась масса деревьев и кустарников, заполонивших старое русло реки, – настоящий ковер, вытканный из шелковых нитей всех оттенков золотисто-зеленого. Если Магнус там, то найти его можно только с ищейками.
Тогда я сообразил, как мне следует поступить, вернее, как мне следовало поступить еще раньше, прошлой ночью. Я должен пойти в полицию. Я должен пойти туда, как пошел бы всякий, кто тщетно прождал своего гостя без малого двенадцать часов, хотя удалось установить, что тот прибыл поездом в положенное время и при выходе с вокзала сдал свой билет.
Я вспомнил, что в Тайуордрете есть полицейский участок. Проделав обратно весь утомительный путь и сев в машину, я отправился прямо туда. Я чувствовал себя неловко, виновато – те, кому посчастливилось ни разу в жизни не сталкиваться с полицией, разве что в случае незначительных нарушений правил дорожного движения, меня поймут, – и поэтому, когда я начал излагать сержанту суть дела, мне самому казалось, что у меня это выходит как-то стыдливо, неубедительно.
– Я хочу заявить об исчезновении человека, – сказал я, и немедленно в моем воображении возник плакат, с которого на тебя в упор смотрит лицо преступника, а под ним, крупным шрифтом: РАЗЫСКИВАЕТСЯ. Я собрался с духом и подробно рассказал о том, что произошло накануне.
Сержант оказался человеком участливым, симпатичным и в высшей степени любезным.
– К сожалению, я не имел удовольствия познакомиться с профессором Лейном лично, – сказал он, – но все мы здесь, естественно, наслышаны о нем. Представляю, какую тревожную ночь вы провели.
– Да, конечно, – сказал я, – Никаких сообщений о несчастном случае к нам не поступало, – сказал он, – но я сейчас же свяжусь с дежурными в Лискерде и Сент – Остелле. Могу я пока предложить вам чашку чая, мистер Янг?
Я с благодарностью согласился, а он принялся звонить по телефону. У меня засосало под ложечкой – такое ощущение обычно бывает, когда томишься в ожидании под больничной дверью, за которой оперируют близкого тебе человека.
Это чувство собственного бессилия. Ничего нельзя было сделать. Но вот вернулся сержант.
– Туда тоже не поступало сведений о каких-либо происшествиях, – сообщил он. – Мы сейчас оповещаем патрульные машины в этом секторе, а также другие полицейские участки. Думаю, вам лучше вернуться в Килмарт, сэр, и спокойно ждать. Мы с вами свяжемся, если что-нибудь узнаем. Могло случиться, что профессор Лейн подвернул ногу и провел ночь на одной из ферм, правда, теперь на фермах, как правило, есть телефон. Странно, что он не позвонил и не предупредил вас. У него раньше не было провалов в памяти?
– Нет, никогда! И он был абсолютно здоров, когда я ужинал с ним в Лондоне несколько недель назад.
– Ну-ну, не стоит так волноваться, сэр, – сказал он. – Всякое бывает. И может, в конце концов все объяснится очень просто.
У меня еще продолжало сосать под ложечкой, когда я сел в машину и поехал к церкви. До меня доносились звуки органа – должно быть, репетировал хор. Я зашел на кладбище и присел на одну из могильных плит возле стены, возвышавшейся над садом – когда-то это был монастырский сад. Там, где я сидел, раньше, должно быть, находилась спальня монахов с окнами на юг, к бухте, и где-то рядом – комната для гостей, в которой скончался от оспы юный Генри Бодруган. В том, другом, времени он мог еще лежать сейчас в агонии. В том, другом, времени монах Жан, быть может, сейчас замешивал некое адское зелье, которое должно ускорить его конец. Остальное просто – послать гонца к Роджеру, чтобы тот известил мать покойного, а также его тетку, Джоанну Шампернун. Куда ни глянь, кругом – дурные вести, как в том, прошлом мире, так и в моем нынешнем. Роджер, монах, юный Бодруган, Магнус – все мы звенья одной цепи, связанные друг с другом через века.
Вот и Магнус мог присесть здесь, выпить снадобье. Хотя с таким же успехом он мог отправиться в любое из мест, где я уже побывал. Я поехал на ферму, где шесть веков назад жил Джулиан Полли и где неделю назад меня обнаружил почтальон, а оттуда отправился пешкомпо дороге, что вела в Лампетоу. Если я сам однажды ночью пробирался через болото, физически оставаясь в настоящем, а разумом перенесясь в прошлое, то и с Магнусом могло произойти то же самое. Даже теперь, хотя воды приливов уже не достигали этих мест и вокруг был лишь заболоченный луг и утесник, путь казался мне знакомым, словно я уже видел все это в каком-то сне. Наконец тропинка совсем затерялась в болоте, и я не знал, как двигаться дальше, как пересечь долину и выйти на другую сторону. Одному Богу известно, как мне удалось проделать это ночью, когда я шел за Отто и другими заговорщиками в том, прежнем, мире. Я вернулся назад к ферме Лампетоу, и там на пороге какого-то строения показался пожилой мужчина, окликнувший собаку, которая с лаем бросилась комне. Он спросил, не заблудился ли я, и я ответил, что нет, и извинился за то, что без спроса вторгся на его территорию. – Вы случайно никого не видели здесь прошлой ночью? Такой высокий седой мужчина с тростью? – спросил я.
В такую ночь
Медея, верно, собирала травы
Волшебные, чтоб молодость вернуть
Эзону старому.
Он покачал головой.
– Сюда редко кто заглядывает. Дорога здесь у фермы кончается, дальше не идет. Туристы все больше ходят на пляж в Пар.
Я поблагодарил его и побрел назад к машине. Его слова не слишком меня убедили. Между половиной девятого и девятью он мог находиться в доме, а Магнус – лежать в болоте за фермой… Но кто-то же должен был его видеть? Действие препарата, если он его принял, наверняка прекратилось несколько часов назад; если он, скажем, принял его в половине девятого или в девять, он должен был прийти в себя к десяти – к одиннадцати, ну в полночь!
Когда я вернулся в Килмарт, перед домом стояла полицейская машина, и входя в коридор, я услышал голос Виты: «А вот и мой муж».
Вместе с ней в музыкальном салоне находились полицейский инспектор и констебль.
– К сожалению, пока мы не можем сообщить вам ничего определенного, мистер Янг, – сказал инспектор, – хотя есть небольшая зацепка, которая, возможно, к чему-нибудь нас и приведет. Вчера вечером между девятью и половиной десятого на стоунибриджской дороге выше Тризмилла видели мужчину, похожего по описанию на профессора Лейна. Он шел по дороге недалеко от фермы Тринадлин.
– Тринадлин? – повторил я, и, видимо, на моем лице отразилось удивление, поскольку он поспешно добавил:
– Так вы знаете о чем речь?
– Ну да, – сказал я, – это гораздо выше Тризмилла, маленькая ферма прямо у дороги.
– Верно. У вас есть какие-либо соображения, почему профессор Лейн отправился пешком именно в этом направлении?
– Нет, – ответил я не очень уверенно. – Нет… Там нет ничего, что могло бы привлечь его внимание… Я бы скорее подумал, что он пойдет вниз по долине к Тризмиллу.
– Так вот, – ответил инспектор, – нам сообщили, что какой-то неизвестный мужчина прошел по дороге мимо фермы. Миссис Ричардс, жена мистера Ричардса, которому принадлежит ферма, заметила его из окна, но ее брат, владелец фермы Большой Триверран – по той же дороге, только чуть выше – никого не видел. Учитывая, что профессор Лейн направлялся в Килмарт, он выбрал очень неблизкий путь, даже если ему хотелось поразмяться после долгого сидения в поезде.
– Да, совершенно с вами согласен, инспектор, – продолжал я, поколебавшись. – Дело в том, что профессор Лейн очень интересовался историческими достопримечательностями. Возможно, поэтому он выбрал такой маршрут. Мне думается, он хотел отыскать старинную усадьбу, которая, как он считал, когда-то там находилась. Но это не могла быть ни одна из упомянутых вами ферм, в противном случае он бы непременно заглянул внутрь.
Теперь я знал, почему Магнус – судя по описанию видевшей его женщины, это действительно был он – пошел мимо Тринадлина по стоунибриджской дороге. Именно отсюда Изольда и Робби поскакали вдвоем к Тризмиллу и дальше к бухте, где они нашли Бодругана – убитого, утопленного. Это был единственный путь к неведомому Триджесту, когда Тризмиллский брод оказывался затопленным из-за разлива реки. Магнус проходил мимо фермы Тринадлин, мысленно пребывая в том, другом, мире. Наверное, он следовал за Роджером и Изольдой.
Вита, не в силах больше сдерживаться, резко повернулась ко мне.
– Милый, все эти исторические подробности тут ни при чем. Не сердись, что я вмешиваюсь, но мне кажется, это важно. – Она повернулась к инспектору. – Я убеждена, и мой муж вчера вечером был того же мнения, что профессор отправился проведать своих давних друзей, неких Карминоу. Оливера Карминоу нет в телефонной книге, но он живет примерно в том районе, где видели в последний раз профессора. Для меня совершенно очевидно, что он шел именно к ним, и чем скорее вы с ними свяжетесь, тем лучше.
После этой бурной тирады на какое-то время наступило молчание. Затем инспектор посмотрел на меня. Озабоченное выражение на его лице сменилось удивлением, даже упреком.
– Это правда, мистер Янг? Вы ничего не говорили о том, что профессор Лейн мог отправиться навестить друзей.
Я почувствовал, как у меня на губах промелькнула слабая улыбка.
– Совершенно верно, инспектор, – сказал я, – не говорил. Потому что это исключено. У него и в мыслях не было идти к кому-то в гости. Боюсь, тут произошло недоразумение: когда профессор говорил по телефону с моей женой, он решил немного пошутить, попросту говоря, разыграл ее, а я, дурак, вместо того, чтобы сразу разъяснить ей что к чему, поддержал этот розыгрыш. Никаких Карминоу нет в природе. Их попросту не существует.
– Не существует? – повторила за мной Вита. – Но ты же сам видел, как в воскресенье утром их дети катались на пони – две маленькие девочки с няней. Ты сам мне говорил!
– Да, сказал, и мне теперь остается лишь повторить – я тебя разыграл.
Словно не веря своим ушам, она в изумлении смотрела на меня. По ее глазам было видно, что она думает, будто я лгу, пытаясь вызволить себя и Магнуса из затруднительного положения. Затем она пожала плечами, метнула быстрый взгляд на инспектора и зажгла сигарету.
– Ну и глупые же у тебя шутки! – сказала она и добавила: – Простите, инспектор.
– Ничего страшного, миссис Янг, – сказал он, как мне показалось, несколько натянуто. – Мы все время становимся жертвами розыгрыша, а в полиции особенно. – Он снова повернулся ко мне. – Так вы твердо в этом убеждены, мистер Янг? Вы и в самом деле не знаете никого, к кому профессор Лейн мог бы отправиться в гости, когда сошел с поезда в Паре?
– Никого, – подтвердил я. – Насколько мне известно, у него здесь друзей нет, и он совершенно точно собирался провести с нами уик-энд. Как вы знаете, это его дом. Он уступил нам его на лето. Буду с вами откровенен, инспектор, до сегодняшнего утра я действительно не очень тревожился о профессоре Лейне. Он отлично знает эти места, вырос здесь, ведь дом перешел к нему от отца, капитана Лейна. Я был уверен, что он не может заблудиться и рано или поздно явится, и сам расскажет, где бродил всю ночь.
– Понимаю, – сказал инспектор.
На какое-то время все замолчали, и у меня возникло ощущение, будто он не верит моей истории, как не поверила ей Вита. Оба, очевидно, думали, что Магнус отправился на какое-нибудь сомнительное тайное свидание, а я его покрываю. Что ж, в сущности, так и было.
– Теперь я понимаю, – сказал я, – что мне следовало связаться с вами еще вчера вечером. Профессор Лейн, должно быть, подвернул ногу, возможно, звал на помощь, но никто его не услышал. С наступлением темноты движение на этой дороге замирает…
– Да, – согласился инспектор, – но и в Тринадлине, и в Триверране встают рано, и уж за столько-то времени кто-нибудь наверняка увидел бы его, либо что-то услышал, если, допустим, с ним случилось несчастье. Куда вероятнее, что сперва он дошел до шоссе, ну а там выбор простой – либо на Лостуитиел, либо назад к Фауи.
– Название Триджест ни о чем вам не говорит? – спросил я осторожно.
– Триджест? – Инспектор на мгновение задумался, затем покачал головой. – Нет, не знаю такого. Это что? Место?
– Кажется, в этих краях когда-то была ферма с таким названием. Профессор Лейн мог попытаться отыскать ее в связи со своими историческими исследованиями.
Тут мне пришла в голову другая мысль.
– Трилаун, – сказал я. – Где точно находится Трилаун?
– Трилаун? – повторил, удивившись, инспектор. – Это поместье в нескольких милях от Лоуи. Наверно, милях в восемнадцати, если не больше, отсюда. Ясно, что профессор Лейн не отправился бы туда пешком в девять вечера.
– Нет, – сказал я, – конечно, нет. Просто я пытаюсь вспомнить старинные дома, которые могут представлять исторический интерес.
– Но, дорогой, – вмешалась в разговор Вита, – как справедливо говорит инспектор, Магнус вряд ли стал бы искать неизвестно что, неизвестно за сколько миль отсюда, не позвонив нам. Вот чего я никак не могу понять – почему он не позвонил?
– Миссис Янг, – сказал инспектор, – вероятно, он не позвонил, потому что считал, что мистер Янг сообразит, куда он направился.
– Да, верно, – сказал я, – а я не сообразил. И даже сейчас, к сожалению, не догадываюсь.
Внезапно, как бы откликаясь на наши мысли, зазвонил телефон.
– Я сниму трубку, – сказала Вита, находившаяся ближе всех к дверям. Она прошла через холл в библиотеку, а мы остались в музыкальном салоне и молча прислушивались к ее голосу.
– Да, – коротко ответила она, – он здесь. Сейчас позову.
Она вернулась в салон и сказала инспектору, что спрашивают его. Мы прождали три-четыре показавшиеся нам целой вечностью минуты, пока он односложно, приглушенным голосом отвечал. Я взглянул на часы. Полпервого. Я и не подозревал, что уже столько времени. Он вернулся и посмотрел прямо на меня. По выражению его лица я понял: что-то случилось.
– Мне очень жаль, мистер Янг, – сказал он, – плохие новости.
– Понимаю, – сказал я. – Говорите.
Беда всегда застает врасплох. В самой напряженной ситуации всегда веришь, что в конце концов все как-нибудь образуется – даже после стольких часов отсутствия Магнуса я надеялся: вот-вот нам сообщат, что он потерял память и кто-то подобрал его и доставил в больницу…
Вита подошла и встала рядом со мной, вложив свою руку в мою.
– Звонили из полицейского участка в Лискерде, – сказал инспектор. – Поступило сообщение, что патруль обнаружил рядом с железной дорогой по эту сторону Триверранского туннеля тело мужчины, который по приметам похож, на профессора Лейна. Судя по всему, его сбил поезд – удар пришелся в голову. Ни машинист, ни проводник ничего не заметили. По-видимому, он смог доползти до небольшой заброшенной хижины рядом с железной дорогой, и там потерял сознание. Смерть, похоже, наступила несколько часов назад.
Я все стоял, не двигаясь, не сводя глаз с инспектора. Странная вещь шок: все чувства будто парализованы. Казалось, жизнь покинула меня, оставив одну пустую оболочку, покинула, как Магнуса. Единственное, что я еще сознавал – это что Вита держит меня за руку.
– Понятно, – сказал я не своим голосом. – Что я должен сделать?
– Патрульная машина сейчас на пути в морг, в Фауи, мистер Янг, – сказал он. – Поверьте, мне очень неприятно беспокоить вас в такой момент, но, думаю, вам лучше не откладывая поехать туда, чтобы опознать тело. Я бы хотел обнадежить вас – вас и миссис Янг – и сказать, что пострадавший не обязательно профессор Лейн, но, боюсь, в данных обстоятельствах рассчитывать на это было бы неправильно.
– Да, конечно, – сказал я. – Понимаю.
Я высвободил руку, шагнул к двери и вышел из дома под палящее солнце. Несколько туристов ставили палатки в поле за килмартским лугом. Я слышал, как они переговаривались и смеялись, вбивая в землю колышки.
Глава семнадцатая
Морг, небольшое строение из красного кирпича, находился неподалеку от вокзала в Фауи. Когда мы прибыли, там никого не было – патрульная машина находилась еще в пути. Я вышел из автомобиля, инспектор взглянул на меня и сказал:
– Мистер Янг, наверное, нам придется немного подождать. Могу я предложить вам чашку кофе с бутербродом? Тут неподалеку есть бар…
– Нет, спасибо, – сказал я. – Мне не хочется.
– Не смею настаивать, – продолжал он, – но это для вашей же пользы. Вы сразу почувствуете себя лучше.
Я сдался и позволил ему отвезти меня в бар, где мы выпили по чашке кофе, и я съел бутерброд с ветчиной. Сидя за столиком, я думал о том, как, будучи еще студентами, мы с Магнусом ездили на поезде погостить у его родителей в Килмарте. Туннель – кромешная тьма, оглушительный грохот – и вдруг яркая вспышка света, зеленеющие поля по обе стороны дороги. Сколько раз Магнус, должно быть, проделывал этот путь в юности, приезжая домой на каникулы. И вот теперь у входа в этот туннель он нашел свою смерть.
Все сочтут его действия необъяснимыми: и полиция, и его многочисленные друзья – все, но только не я. У меня спросят, почему такому рассудительному человеку, как Магнус, вздумалось на ночь глядя идти к железнодорожному полотну, и я вынужден буду ответить, что не знаю. Но я знал. Магнус шел, находясь в ином времени, когда железной дороги еще и в помине не было, а сам склон холма в ту эпоху являл собой запущенное пастбище, местами поросшее кустарником. В том, другом, мире не было ни зияющей пасти туннеля, ни рельсов, ни шпал – только трава да еще, вероятно, всадник, указывавший ему путь.
– Что-что? – переспросил я.
Инспектор спрашивал, есть ли у профессора семья.
– Простите, я не сразу расслышал, что вы сказали. Нет, капитан и миссис Лейн умерли много лет назад, а кроме Магнуса, детей у них не было. Я никогда не слышал, чтобы Магнус упоминал каких-нибудь своих родственников.
По-видимому, у него был адвокат, который вел его дела, банкир, который ведал его финансами… Раньше мне это не приходило в голову, и теперь я с удивлением подумал, что не знаю даже имени его секретарши. В наших тесных доверительных отношениях не было места повседневным мелочам, бытовой рутине. Кто-то другой, наверное, был посвящен во все эти дела.
Вскоре к инспектору подошел констебль и доложил, что прибыла патрульная машина и скорая помощь. Мы встали, чтобы идти назад в морг, и тут констебль добавил что-то, чего я не расслышал. Инспектор повернулся ко мне.
– Когда патруль передал сообщение в полицейский участок Тайуордрета, там случайно находился доктор Пауэлл из Фауи, – сказал он. – Он согласился осмотреть тело. После этого патологоанатом произведет вскрытие, результаты будут переданы для судебно-медицинской экспертизы.
– Ясно, – сказал я.
Вскрытие… следствие… налицо все атрибуты правосудия.
Я вошел в морг. И первым делом увидел доктора, с которым уже встречался дней десять назад, – тот самый доктор, который видел, как я мучительно приходил в себя после приступа головокружения. По его глазам я понял, что он узнал меня, но не подал виду, когда инспектор представлял нас друг другу.
– Примите мои соболезнования, – сказал он и затем, переходя на сдержанно-деловой тон, добавил: – Если вам раньше не доводилось видеть, как выглядит человек, попавший в серьезную аварию, особенно если речь идет о близком друге, то предупреждаю: зрелище не для слабонервных. У этого человека размозжена голова.
Он подвел меня к носилкам, которые лежали на длинном столе. Я узнал Магнуса, но он был какой-то другой, словно усох. Над правым глазом во лбу была вмятина, заполненная запекшейся кровью. Кровь была и на куртке, порванной, как и штанина брюк.
– Да, – сказал я, – да, это профессор Лейн.
Я тотчас отвернулся, потому что настоящего Магнуса там не было. Он все еще продолжал идти через поля над Тризмиллской долиной, с изумлением вглядываясь в окружавший его неизведанный мир.
– Если это вас хоть как-то утешит, – сказал врач, – то знайте: после такого удара он жил недолго. Одному Богу известно, как ему удалось доползти до хижины… Скорее всего, он действовал бессознательно и умер спустя буквально несколько секунд.
Ничто не могло меня утешить, но я все же поблагодарил его и спросил:
– Вы хотите сказать, что когда он там лежал, он не мучился от сознания того, что никто не идет к нему на помощь?
– Нет, – ответил он, – это совершенно исключено. Впрочем, инспектор сообщит вам подробности, как только мы установим степень полученных повреждений.
На углу стола лежала трость. Сержант указал на нее инспектору.
– Мы нашли эту трость на насыпи, – объяснил он.
Инспектор вопросительно поглядел на меня, и я кивнул.
. – Да, это его трость, у него их было много. Его отец коллекционировал трости. В лондонской квартире Магнуса их около дюжины.
– Думаю, сейчас самое время отвезти вас назад в Килмарт, мистер Янг, – сказал инспектор. – Разумеется, вас будут держать в курсе. Вы, конечно, понимаете, что вам придется дать показания следователю.
– Да, – сказал я.
Я спрашивал себя, что станет с телом Магнуса после вскрытия, останется ли оно лежать там до понедельника. Хотя какое это имело значение? Теперь вообще ничто не имело значения.
Пожав мне руку, инспектор сказал, что в понедельник они, возможно, приедут задать мне еще несколько вопросов, если потребуется кое-что уточнить в моих первоначальных показаниях.
– Видите ли, мистер Янг, – объяснил он, – речь может идти об амнезии или даже о самоубийстве.
– Амнезия… – повторил я. – Это потеря памяти, не так ли? Маловероятно. Самоубийство вообще исключается. Профессор был не из тех, кто накладывает на себя руки, да и с какой стати ему было это делать? Когда я говорил с ним по телефону, он был в отличном настроении, с нетерпением ждал конца недели.
– Что ж, очень хорошо, – сказал инспектор, – именно об этом, я думаю, коронер и захочет расспросить вас поподробнее.[13]
Констебль высадил меня у дома, я очень медленно прошел через сад и поднялся по ступенькам. Затем я налил себе тройную порцию виски, выпил и рухнул без сил на тахту в гардеробной. Должно быть, я сразу отключился, а когда снова открыл глаза, был уже почти вечер; рядом на стуле сидела Вита с книгой в руках, и последние лучи закатного солнца проникали в комнату через окно, выходящее во внутренний дворик.
– Который час? – спросил я.
– Около половины седьмого, – ответила она, подошла и села ко мне на тахту. – Я не стала тебя будить, решила, что тебе лучше отдохнуть. После обеда звонил доктор, который был в морге, спросил, как ты себя чувствуешь. Я сказала, что ты спишь. Он посоветовал не тревожить тебя, дать поспать как можно дольше – это именно то, что тебе сейчас нужно.
– Мистер Янг, наверное, нам придется немного подождать. Могу я предложить вам чашку кофе с бутербродом? Тут неподалеку есть бар…
– Нет, спасибо, – сказал я. – Мне не хочется.
– Не смею настаивать, – продолжал он, – но это для вашей же пользы. Вы сразу почувствуете себя лучше.
Я сдался и позволил ему отвезти меня в бар, где мы выпили по чашке кофе, и я съел бутерброд с ветчиной. Сидя за столиком, я думал о том, как, будучи еще студентами, мы с Магнусом ездили на поезде погостить у его родителей в Килмарте. Туннель – кромешная тьма, оглушительный грохот – и вдруг яркая вспышка света, зеленеющие поля по обе стороны дороги. Сколько раз Магнус, должно быть, проделывал этот путь в юности, приезжая домой на каникулы. И вот теперь у входа в этот туннель он нашел свою смерть.
Все сочтут его действия необъяснимыми: и полиция, и его многочисленные друзья – все, но только не я. У меня спросят, почему такому рассудительному человеку, как Магнус, вздумалось на ночь глядя идти к железнодорожному полотну, и я вынужден буду ответить, что не знаю. Но я знал. Магнус шел, находясь в ином времени, когда железной дороги еще и в помине не было, а сам склон холма в ту эпоху являл собой запущенное пастбище, местами поросшее кустарником. В том, другом, мире не было ни зияющей пасти туннеля, ни рельсов, ни шпал – только трава да еще, вероятно, всадник, указывавший ему путь.
– Что-что? – переспросил я.
Инспектор спрашивал, есть ли у профессора семья.
– Простите, я не сразу расслышал, что вы сказали. Нет, капитан и миссис Лейн умерли много лет назад, а кроме Магнуса, детей у них не было. Я никогда не слышал, чтобы Магнус упоминал каких-нибудь своих родственников.
По-видимому, у него был адвокат, который вел его дела, банкир, который ведал его финансами… Раньше мне это не приходило в голову, и теперь я с удивлением подумал, что не знаю даже имени его секретарши. В наших тесных доверительных отношениях не было места повседневным мелочам, бытовой рутине. Кто-то другой, наверное, был посвящен во все эти дела.
Вскоре к инспектору подошел констебль и доложил, что прибыла патрульная машина и скорая помощь. Мы встали, чтобы идти назад в морг, и тут констебль добавил что-то, чего я не расслышал. Инспектор повернулся ко мне.
– Когда патруль передал сообщение в полицейский участок Тайуордрета, там случайно находился доктор Пауэлл из Фауи, – сказал он. – Он согласился осмотреть тело. После этого патологоанатом произведет вскрытие, результаты будут переданы для судебно-медицинской экспертизы.
– Ясно, – сказал я.
Вскрытие… следствие… налицо все атрибуты правосудия.
Я вошел в морг. И первым делом увидел доктора, с которым уже встречался дней десять назад, – тот самый доктор, который видел, как я мучительно приходил в себя после приступа головокружения. По его глазам я понял, что он узнал меня, но не подал виду, когда инспектор представлял нас друг другу.
– Примите мои соболезнования, – сказал он и затем, переходя на сдержанно-деловой тон, добавил: – Если вам раньше не доводилось видеть, как выглядит человек, попавший в серьезную аварию, особенно если речь идет о близком друге, то предупреждаю: зрелище не для слабонервных. У этого человека размозжена голова.
Он подвел меня к носилкам, которые лежали на длинном столе. Я узнал Магнуса, но он был какой-то другой, словно усох. Над правым глазом во лбу была вмятина, заполненная запекшейся кровью. Кровь была и на куртке, порванной, как и штанина брюк.
– Да, – сказал я, – да, это профессор Лейн.
Я тотчас отвернулся, потому что настоящего Магнуса там не было. Он все еще продолжал идти через поля над Тризмиллской долиной, с изумлением вглядываясь в окружавший его неизведанный мир.
– Если это вас хоть как-то утешит, – сказал врач, – то знайте: после такого удара он жил недолго. Одному Богу известно, как ему удалось доползти до хижины… Скорее всего, он действовал бессознательно и умер спустя буквально несколько секунд.
Ничто не могло меня утешить, но я все же поблагодарил его и спросил:
– Вы хотите сказать, что когда он там лежал, он не мучился от сознания того, что никто не идет к нему на помощь?
– Нет, – ответил он, – это совершенно исключено. Впрочем, инспектор сообщит вам подробности, как только мы установим степень полученных повреждений.
На углу стола лежала трость. Сержант указал на нее инспектору.
– Мы нашли эту трость на насыпи, – объяснил он.
Инспектор вопросительно поглядел на меня, и я кивнул.
. – Да, это его трость, у него их было много. Его отец коллекционировал трости. В лондонской квартире Магнуса их около дюжины.
– Думаю, сейчас самое время отвезти вас назад в Килмарт, мистер Янг, – сказал инспектор. – Разумеется, вас будут держать в курсе. Вы, конечно, понимаете, что вам придется дать показания следователю.
– Да, – сказал я.
Я спрашивал себя, что станет с телом Магнуса после вскрытия, останется ли оно лежать там до понедельника. Хотя какое это имело значение? Теперь вообще ничто не имело значения.
Пожав мне руку, инспектор сказал, что в понедельник они, возможно, приедут задать мне еще несколько вопросов, если потребуется кое-что уточнить в моих первоначальных показаниях.
– Видите ли, мистер Янг, – объяснил он, – речь может идти об амнезии или даже о самоубийстве.
– Амнезия… – повторил я. – Это потеря памяти, не так ли? Маловероятно. Самоубийство вообще исключается. Профессор был не из тех, кто накладывает на себя руки, да и с какой стати ему было это делать? Когда я говорил с ним по телефону, он был в отличном настроении, с нетерпением ждал конца недели.
– Что ж, очень хорошо, – сказал инспектор, – именно об этом, я думаю, коронер и захочет расспросить вас поподробнее.[13]
Констебль высадил меня у дома, я очень медленно прошел через сад и поднялся по ступенькам. Затем я налил себе тройную порцию виски, выпил и рухнул без сил на тахту в гардеробной. Должно быть, я сразу отключился, а когда снова открыл глаза, был уже почти вечер; рядом на стуле сидела Вита с книгой в руках, и последние лучи закатного солнца проникали в комнату через окно, выходящее во внутренний дворик.
– Который час? – спросил я.
– Около половины седьмого, – ответила она, подошла и села ко мне на тахту. – Я не стала тебя будить, решила, что тебе лучше отдохнуть. После обеда звонил доктор, который был в морге, спросил, как ты себя чувствуешь. Я сказала, что ты спишь. Он посоветовал не тревожить тебя, дать поспать как можно дольше – это именно то, что тебе сейчас нужно.