Эдуард Тополь. Ангел с небес

Эдуард Тополь
Ангел с небес
Чистая комедия

   Сначала была кромешная тьма.
   Потом в этой кромешной тьме возник какой-то звук – прерывистый и едва слышный. Словно морзянка.
   И она полетела на этот звук…
   И вот уже мелькают мимо нее всякие звезды и планеты, а она все несется по Млечному Пути на этот тихий звуковой сигнал…
   И наконец, вот откуда этот звук – с голубой планеты, окутанной стратосферой и атмосферой.
   Все ближе эта планета, все больше…
   Земля!
   Уже различимы из космической высоты ее океаны и материки…
   Уже пролетает она облака…
   А сигнал все слышней, и… ага! вот! – в такт этому сигналу где-то в Евразии пульсирует алая точка…
   Она ныряет в облака, со свистом проносится сквозь них и зависает над огромным городом, окутанным ядовитыми парами, дымами и газами…
   Но именно здесь, в этом городе, где-то в Сокольниках, звучит этот зовущий сигнал. И она, не раздумывая, ныряет вниз…

   Павла Пачевского разбудил противный звонок будильника.
   Собственно, он просыпался и еще раньше от немыслимого скрежета на соседней стройке и рева грузовиков за окном, но, проснувшись и чертыхнувшись, Пачевский снова проваливался в душный летний сон. А вот будильник… Звонок будильника на тумбочке требовал полного пробуждения.
   Не открывая глаз, Пачевский стукнул ладонью по будильнику, снял с живота тяжелую, с увесистой ляжкой ногу жены, сонно выбрался из постели, подошел к окну и грязно выругался – там, во дворе, мусорная машина с чудовищным скрежетом домкратов и звоном битого стекла загружала в свое чрево баки с мусором.
   – Блин! – сказал Пачевский в сердцах и, почесывая промежность, побрел через гостиную (она же детская) в туалет.
   Ему было 50, но выглядел он на все 58 – в линялой майке, старых сатиновых трусах, с покатыми плечами и рыхлой фигурой. Замороченный жизнью и безденежьем «лузер».
   И жена у него была ему под стать – располневшая на картошке и макаронах…
   И квартира у них была старая – двухкомнатная совковая малогабаритка, 47 квадратных метров, включая кухню и совмещенный санузел. С затертым ковром на стене, с доперестроечными обоями и не то рижской, не то шатурской мебелью. Впрочем, навесные кухонные шкафчики были точно шатурские, образца 1980 года.
   – Паша! – не открывая глаз, позвала жена из спальни. – Паша!
   Пачевский с зубной щеткой во рту выглянул из санузла:
   – У-у?
   – Опять воду не спустил, – сказала жена. – Убью!
   Пачевский покорно вернулся в санузел, и оттуда послышался водопад туалетного бачка.
 
   Еще через двадцать минут в потоке прохожих он шел к метро.
   Стояло свежее летнее утро, но москвичи не видели его – они тоже спешили на работу. И Пачевский спешил – хмурый, с несвежим лицом, словно и не умывался, и не брился.
   И вдруг…
   Вдруг дорогу ему забежала красотка лет 27:
   – Мужчина, можно с вами познакомиться?
   Пачевский шарахнулся от нее, обошел и молча ускорил шаг. Но она не отставала:
   – Мужчина, я хочу с вами познакомиться!..
   – Да отвяжись ты, блин! – бросил Пачевский в сердцах. – Уже по утрам начали работать!
   – Мужчина, я не работаю, я ангел с небес, можно с вами познакомиться?
   А он на ходу, чтоб отвязаться:
   – У меня нет денег…
   А она не отстает:
   – Да я без денег. Мужчина!..
   Он остановился, сказал враждебно:
   – Ну, чё те надо?
   – Познакомиться с вами.
   – Зачем?
   – Вы мне очень понравились.
   – Чем я тебе понравился?
   – Вы мужчина.
   – Тут полно мужчин.
   – Где?
   – Да вот, вокруг!
   – Нет, что вы! Это не мужчины.
   – А кто?
   – Это носители белковых веществ.
   – А я?
   – А вы мужчина!
   – С чего ты взяла?
   – У вас чистая генетика.
   Он не понял:
   – Чего?
   – Ну, вы очень сексуальный. Вот тут… – Она положила ладонь на его ширинку и восторженно: – О да!..
   Он ударил ее по руке и оглянулся:
   – Ты чё, больная?
   И ушел.
   Но она пошла за ним.
   – Мужчина, подождите!
   Он шел, не отвечая, но она увязалась всерьез:
   – Мужчина!
   Он резко остановился, сказал с досадой:
   – Ну чё ты привязалась?! Ё-моё!
   А она:
   – Пойдемте ко мне, пожалуйста! Или к вам, мне все равно!
   Он посмотрел на нее в упор.
   Она была очень красива, молода и сексапильна, эдакий не то действительно ангел, не то чертовка с небесно-голубыми глазами и влажными губками.
   – Ты из дурдома, что ли?
   – Нет.
   – А откуда?
   – Я же вам сказала: я ангел с небес. Пожалуйста, мужчина, пойдемте! – И снова протянула руку к его ширинке.
   Но теперь он успел отпрянуть:
   – Слушай, отвяжись! Я на работу спешу! – И двинулся дальше.
   Но она не отстает:
   – Мужчина, зачем вам на работу? Там нет ничего интересного.
   – Откуда ты знаешь?
   А она на ходу:
   – А что там может быть интересного? Кроме Кати, конечно…
   Он удивленно остановился, спросил подозрительно:
   – Какой Кати?
   Она:
   – Ну, Скворцовой, из столовой. У нее такая большая грудь. Но она фригидна, честное слово!
   Он опешил:
   – А ты… ты ее откуда?.. Ты вообще кто? С моей работы?
   – Нет, я же вам сказала: я ангел…
   Он снова пошел к метро, говоря на ходу, с сарказмом:
   – Ага! Ангел с небес!
   А она шла рядом, стараясь прижаться к его плечу.
   – Правильно! – И всей ладонью взяла его за ягодицу. – Пойдемте, мужчина!
   Он вильнул задницей, отстраняясь:
   – Прекрати! Я милицию позову!
   – Зачем?
   – Чтоб у тебя документы проверили.
   – Не надо! У меня нет документов.
   – Как это нет? Ты откуда взялась?
   – С третьего кольца.
   – С какого еще третьего кольца?
   – Венеры. В Параллельной Галактике.
   Тут он зашел в метро, а она – за ним.
   Перед турникетом была толчея, поскольку – утро, и все спешили на работу.
   Двигаясь в потоке людей, он сунул свой билет в прорезь турникета и прошел.
   Она поспешила за ним, но створки турникета резко клацнули и сомкнулись перед ней, она испуганно отскочила, не смогла пройти.
   А он уже уходит к эскалатору.
   Она в отчаянии и громко, на весь холл, кричит ему:
   – Мужчина!!!
   Он оглянулся и увидел, как она со слезами тянет руки к нему.
   – Не бросайте меня, мужчина!
   Все, конечно, выставились на них, и он спешно вернулся, перегнулся через турникет, еще раз сунул свой билет в турникет и сказал ей:
   – Проходи! Быстрей!
   Она, подтягивая живот и как-то сверхъестественно – до струны – ужимаясь в талии, с опаской, на цыпочках и боком пошла мимо створок.
   Он схватил ее за руку, протащил через турникет и ушел к эскалатору. А она – за ним:
   – Мужчина, большое спасибо…
   Ухватившись за его пояс, она зашла, пошатнувшись, на эскалатор и, устояв, тут же опустила руки ниже, к его ягодицам. И обмерла от кайфа.
   – Ой, мужчина!..
   Он ударил ее по рукам:
   – Прекрати!
   Но это был уже не тот грубый тон, что раньше, – ему таки польстило ее настырное обожание.
   И, стоя рядом с ней на эскалаторе, он, хмурясь, подхватил ее игру:
   – Там у вас на Венере все такие?
   – Какие?
   – Озабоченные.
   – Ну конечно! – ответила она, стоя рядом с ним. – Венера же планета любви. – И снова потянула руку к его паху.
   Он отстранился:
   – Ну хватит! Хватит!
   Она испугалась:
   – Как это хватит? Уже? – Положила руку ему на ширинку и успокоилась. – Нет, там все хорошо…
   – Убери руку! – сказал он негромко.
   Но это не помогло – на них уже стали оглядываться окружающие и пассажиры встречного эскалатора.
   Он с силой отвел ее руку и держал, не позволяя ей дотянуться до его ширинки.
   А она спросила в искреннем недоумении:
   – Но почему, мужчина?
   – Прекрати, я сказал!
   С эскалатора он трусливо убежал к подошедшему поезду, вместе с толпой пассажиров забился в вагон.
   И, стоя в уже тронувшемся вагоне, вдруг увидел, как она совершенно непостижимым образом буквально просочилась к нему сквозь плотную толпу пассажиров. А просочившись, оказалась прижатой к его спине, да так, что он спиной почувствовал все ее тело. И невольно закрыл глаза от накатившего желания.
   А она зашептала ему в затылок:
   – Мужчина, давайте выйдем. Ну пожалуйста! Я вас очень прошу!
   Он взял себя в руки и сказал ей вполоборота, через плечо:
   – Слушай, откуда ты взялась на мою голову?
   – Я же сказала: с Венеры, – честно ответила она.
   А он с сарказмом:
   – Ага, только что приземлилась…
   – Правильно.
   – И прямо ко мне?
   – Ну конечно! Я еще в космосе получила тако-ой сигнал от вашего члена…
   Он испуганно перебил ее:
   – Цыть!
   И повел глазами по сторонам – их разговор явно слышали окружающие.
   А она, продолжая прижиматься к его спине, опять приложила руки к его ягодицам, медленно сдвинула одну из ладоней вниз, в промежность его ног и зашептала:
   – Ну пойдем ко мне. Пожалуйста…
   Окружающие изумленно воззрились на них и даже отодвинулись.
   Пачевский вспотел, сглотнул свой кадык и на остановке рывком выдернул ее из вагона.
   Поезд ушел, а Пачевский, стоя на платформе, сказал ей в бешенстве:
   – Слушай, я тя счас убью! Чё ты хочешь?
   Она в изумлении захлопала ресницами:
   – Почему вы меня убьете? Я хочу вас любить! Я очень сексуальная! Честное слово! Пойдемте! Вы не пожалеете!..
   Он без слов смотрел ей в глаза. Но это действительно были ангельские глаза – чистые и совершенно искренние.
   И что-то необъяснимое случилось с Пачевским – он пошел за ней.
   – Это какой-то бред! – сказал он на улице. – Куда мы идем?
   На столбах висели объявления с корявыми, от руки, надписями: «СДАЮ КОМНАТУ РЯДОМ С МЕТРО. Телефон…» Она на ходу оторвала такую бумажку и опять прижалась к Пачевскому. Воркуя, обняла его за талию:
   – Мужчина, мы идем ко мне…
   Пожилые прохожие женщины смотрели на них с осуждением.
   Под их взглядами Пачевский снял ее руку со своей талии и попытался шутить:
   – Ты же только приземлилась. Где ты живешь?
   Она показала в какой-то переулок:
   – А вот здесь, рядом с метро…
   Они зашли в обычный московский двор – пыльный, с мусорными ящиками. Он сказал:
   – И сколько мужиков ты сюда уже приводила?
   – Нисколько. Я же только прилетела.
   – С Венеры?
   – Ну да…
   – И выбрала Москву?
   Она вздохнула:
   – Ужасный город! Триста шестьдесят миллиграмм ОВ на галлон кислорода. В шесть раз выше нормы!
   Он удивленно посмотрел на нее:
   – Ты это… как это?.. Эколог?
   – Я женщина, – сказала она и повела его к какому-то подъезду. – Нам сюда…
   Он остановился:
   – Подожди. У тебя дети есть?
   – А как же! Пять.
   – Пять?!
   – Три мальчика и две девочки. Они близняшки. Настоящие ангелочки! Идем…
   – Постой. И они дома?
   – Конечно, дома.
   – Здесь???
   – Нет, они там. – Она показала в небо. – Пошли, не бойся!
   В ступоре он вошел в подъезд, стал подниматься за ней по пыльной лестнице. А она уверенно шла впереди, глядя в бумажку, которую сорвала со столба.
   На третьем этаже он устало замедлил шаг.
   На пятом у него началась одышка.
   Но она шла впереди, и ее стройные ножки, бедра, фигурка и сексапильная походка тянули его вверх.
   Хватаясь за перила, он стал подтягиваться, помогая своим ногам.
   На последнем – шестом – этаже он уже еле дышал, а она уверенно нажала кнопку звонка на какой-то двери. Потом ласково отерла пот у него со лба и положила руку ему на ширинку.
   – Сейчас, милый, сейчас! Я знаю: ты уже…
   Дверь открылась, на пороге стоял парень лет 16, невысокий, круглолицый, с плутовской улыбкой и удивительно похожий на кота Матроскина.
   Поглядев на них, парень ухмыльнулся и молча пропустил их в квартиру.
   Это оказалась стандартная коммуналка с узким полутемным коридором, какими-то тазами и велосипедом под потолком, несколькими дверьми в боковой стене и проемом на общую кухню.
   Парень указал на последнюю дверь по коридору:
   – Вам туда. Сто рублей в час.
   Она, воркуя, сказала Пачевскому:
   – Милый, дай ему триста. – И объяснила: – Тебе же придется поспать после этого. Хоть полчасика…
 
   Полчаса спустя вокруг этого дома собралась толпа. Люди показывали пальцами вверх, на шестой этаж, который стал странно светиться, окрашиваясь сначала в золотисто-медный цвет, а затем разгораясь каким-то огненным свечением.
   Но когда, завывая сиренами, примчались пожарные машины, сияние уже пропало, шестой этаж потерял свечение и стал как прежде. А прохожие разошлись…
 
   Три часа спустя Пачевский – как выспавшийся пацан – вприпрыжку слетел по лестнице. Выскочил на улицу и – не то вальсируя, не то паря в воздухе – помчался по тротуару так легко, что все женщины невольно озирались ему вослед.
   А Пачевский, выбежав на мостовую, стал голосовать машинам. Вскоре у его ног притормозила какая-то «девятка», Пачевский сел в кабину:
   – Лесной бульвар!
   – Двести рублей, – сказал водитель.
   – Гони! – легко ответил Пачевский.
   Типография при издательстве «Женский мир» была советская, со старым оборудованием – медленно раскручивался барабан с гигантской катушкой бумаги… резак, как заторможенный, медленно резал эту бумагу на книжные страницы… полуавтомат тащил эту бумагу к печатным машинам… печатные машины штамповали на бумагу постраничный книжный набор… еще один автомат собирал их в стопки… сшиватель пробивал… и лента конвейера медленно волокла вереницу этих стопок к склейке…
   Женщины в темных халатах, стоя у конвейера, вручную мазали клеем корешки будущих книг…
   И конвейер тащил эти стопки дальше, в переплет…
   Хозяйка издательства шла вдоль конвейера, за ней спешили директор типографии и Пачевский. Директор на ходу говорил хозяйке:
   – Елена Михайловна, у меня бумага кончается.
   Хозяйка на ходу выговаривала Пачевскому:
   – Паша, ты должен был час назад газетку привезти. Где ты был полдня?
   – Я попал в теракт, – легко соврал на ходу Пачевский.
   – В какой еще теракт?
   – На Варшавке, в метро…
   – В метро теракт? А почему ни по радио, ни по телевизору?
   – Они теперь не сообщают. Чтоб народ не пугать.
   – Да? – нахмурилась хозяйка. – Вот сволочи! И много людей погибло?
   – Не знаю. Нас из туннеля пешком вывели, – продолжал врать Пачевский. – И пришлось на такси, за счет подотчетных. Но я верну из зарплаты.
   Хозяйка отмахнулась:
   – Ладно! Но мне газетка нужна! Сейчас конвейер станет!
   – Может, на офсетке допечатать? – сказал директор типографии.
   – Какой офсетке?! Ты с ума сошел? Это «Жаркие ночи»! На газетке улетает!
   Действительно, переплетная машина одевала стопки страниц в дешевую бумажную обложку с названием «ЖАРКИЕ НОЧИ» и сбрасывала на конвейер, который тащил готовые книги в упаковку. А оттуда книги, еще сырые, уходили, не залеживаясь, в продажу…
 
   В лифте какой-то пожилой автор умоляюще заглянул Пачевскому в глаза:
   – Павел, я вас умоляю! Ну зачем они зарезали мой тираж? У меня прошлая книга разошлась тиражом шесть тысяч! За две недели!
   Пачевский бессильно пожал плечами:
   – Я не хозяин издательства. Я экспедитор.
   – А вы скажите хозяйке! Это же «Кулинарные секреты голливудских звезд»! Женщины расхватают!
   – Хорошо, я скажу…
   Выйдя из лифта и кивнув охраннику, Пачевский оказался в коридоре издательства, вдоль стен и до потолка заваленном коробками и пачками книг.
   А охранник остановил пожилого автора:
   – Стой! Куда?
   – Я автор! Мне нужно…
   Но охранник перебил:
   – Тут таких авторов! Звоните по телефону…
 
   Пройдя через тесный лабиринт канцелярских столов, за которыми сотрудники и сотрудницы издательства сидели у компьютеров, говорили по телефонам и корпели над какими-то сводками, Пачевский зашел в свою каморку-кабинет.
   Это было очень высоко и с видом на весь Лесной бульвар. И все тут было тоже завалено стопками книг – на подоконнике, на полу, на книжных шкафах, на сейфе, за стулом Пачевского и даже под его столом. Только на столе их не было, поскольку вся поверхность стола была занята какими-то принтерными отчетами и ценниками. И два телефона трезвонили одновременно.
   Пачевский схватил обе трубки:
   – Алло! Минутку!.. Алло! Ну занят я был, занят! Где ты сейчас? На Можайке? Срочно гони на Варшавку, грузи две тонны газетки и дуй сюда, у нас тут «Жаркие ночи» горят! – И в первую трубку: – Алло, Новгород? Ты какой клей нам отправил?.. Нет, хозяйка за этот клей платить не будет!.. А потому, что твой клей не держит ни хрена, книжки рассыпаются после первого чтения!..
   Тут снова зазвонил первый телефон, Пачевский схватил трубку:
   – Алло! Календари? Завтра из Назрани придет допечатка!..
   Короче, рабочий день Пачевского – это непрерывная гонка телефонных звонков, ругани с типографиями, бумажными фабриками, книжными магазинами и прочими клиентами. Он нырнул в эту работу с головой и вынырнул только через пару часов, позвонил по внутреннему телефону в столовую:
   – Алло, Катя! Там все съели? Я сейчас умру от голода! Принесешь? Спасибо…
   И – в ту же секунду от бешеного порыва ветра распахнулось окно. Ветер взметнул в воздух все бумаги с его стола, открыл обложки книг и распахнул дверь в общий офис.
   Пачевский испуганно ринулся ловить бумаги, которые норовили вылететь на улицу, и оглянулся на новый хлопок двери, закрывшей его кабинет от остального офиса.
   И вдруг – увидел ее, Ангела с Небес! Она стояла на его столе и говорила в бешенстве:
   – Какая еще Катя?! Как ты можешь?!
   Пачевский был совершенно потрясен:
   – Ты? Как ты сюда попала? У нас же охрана!
   А она разъяренно:
   – Пусть эта Катя только войдет! Я ей…
   – Да она же принесет мне поесть! – в оторопи оправдывался он. – Ты что?
   Тут раздался стук в дверь и женский голос из-за двери:
   – Павел Борисович!
   – Не смей ей открывать! – сказала Ангел с Небес. – Иначе я не знаю…
   – Но я есть хочу!
   – Я принесла.
   Он изумился:
   – Ты? Что ты могла принести?
   – Смотри, милый… – Она села на стол и открыла лукошко, спрятанное за ее спиной. А из лукошка достала какие-то банки и свертки. – Это икра, черная. А это сметана, пиво…
   А за дверью пышногрудая Катя с подносом в руках удивленно стучала:
   – Павел Борисович! Вы же просили поесть…
   И в ответ услыхала:
   – Не нужно, Катя! Спасибо…
   Обиженно пожав плечами, Катя ушла, а сотрудники, подняв головы от своей работы, удивленно воззрились на закрытую дверь каморки Пачевского.
   Меж тем там, в каморке, Пачевский, сидя за накрытым столом, не уставал изумляться:
   – Где ты это взяла?
   – В «Седьмом континенте». – И Ангел с Небес поставила перед ним еще одну банку черной икры. – Ты ешь, милый, ешь! Мужчинам нужно много икры и сметану с пивом! Это укрепляет – сам знаешь что…
   С удовольствием голодного мужика он мазал ложкой икру на хлеб и удивлялся:
   – У тя ж денег нет!
   – Денег? – сказала она. – Конечно, нет. А зачем?
   – Ну как? Эта икра, пиво… Ты ж говоришь – в «Седьмом континенте»… – И вдруг он замер в догадке: – Ты?.. Ты это украла?
   Но она не поняла:
   – Почему? Я просто взяла. Ты кушай. Мне нравится смотреть, как ты кушаешь. Я тебя очень хочу… – И обняла его со спины.
   А он:
   – Прекрати! Здесь нельзя!
   – Как «нельзя»? Почему?
   Он попытался уклониться, но она обняла его, и ее руки нырнули ему под рубашку…
 
   А за дверью его каморки стоял все тот же общий гул и шум – служащие продолжали разговаривать по телефонам и корпеть над своими бумагами. Но постепенно над всем этим разноголосым шумом и телефонными звонками все явственнее слышался характерный стон женской истомы:
   – О!.. О-о!!.. О-о-о!!!
   Служащие изумленно подняли головы и не поверили своим ушам и глазам. Дверь и стена каморки Пачевского стали светиться каким-то золотисто-огненным свечением, и оттуда все явственнее, громче и в ускоряющемся ритме доносилось шумное дыхание и прерывистое:
   – О!.. О-о!.. О-о-о!!! О-О-О!!!
   Вдруг из коридора просунулась в дверь голова охранника:
   – Хелена идет!
   Несколько сотрудников посметливее бросились к двери и встретили в ней хозяйку.
   – Хелена Михайловна, тут такой вопрос: через месяц первое сентября, а Петров не дает тираж на школьные учебники…
   – Хелена Михайловна! «Библиоглобус» третью неделю задерживает оплату…
   Но хозяйка все равно услышала то, что нельзя было не расслышать: истомный, на предпоследней фазе, женский стон. И изумленно посмотрела в сторону этих звуков. А затем, нахмурившись, решительно пошла к золотисто-алой двери каморки Пачевского.