Елин Николай & Кашаев Владимир
Испорченная победа
Николай Елин, Владимир Кашаев
ИСПОРЧЕННАЯ ПОБЕДА
Леонид Александрович Белкин нашёл двадцать копеек. Возвращался вечером с работы и нашёл. Хотел было поднять, а потом и думает:
"Что же это я, выходит, чужие деньги прикарманить собираюсь? Смогу ли я себя уважать после этого?"
И мимо прошёл. Идёт и про себя рассуждает:
"А ведь кто-нибудь другой, не такой честный, наверняка подберёт. И получится, что нечестность восторжествовала. Всё-таки я, как честный человек, больше моральных прав на эту монету имею, чем прощелыга какой-нибудь..."
И обратно вернулся. Но, двух шагов не доходя, спохватился:
"Но ведь если я присвою чужое, я уже не смогу считаться честным и у меня не будет никаких преимущественных прав на эти деньги. Нет, пусть уж лучше лежат!"
И снова повернул к дому. Но тут ему такая мысль в голову пришла:
"А вдруг эту монету никто не найдёт и она так и затеряется в грязи? Разве лучше это будет для государственного бюджета? Гораздо хуже. Так что государственные интересы требуют, чтобы я ее поднял".
И опять идёт к тому месту, где монета лежит. Достал кошелёк, приготовился уже за двугривенным наклониться, да так, в полусогнутом положении, и замер:
"А ведь это отговорка только, насчет государственных интересов! Ведь это я просто свою совесть успокаиваю. Может, владелец этой монеты утром её хватится и искать придёт! Тогда получится, что я вор... Нет, ни за что! Провались они, эти деньги!"
И кошелёк убрал.
"А впрочем, - размышляет, - что ж такого, если владелец и хватится. Я ведь могу объявление повесить: дескать, кто потерял деньги, прошу обратиться по такому-то адресу... Найдётся хозяин - отдам монету, не найдётся - что ж делать, себе оставлю..."
И снова кошелёк вынимает.
"Хотя, с другой стороны, так можно стать жертвой мошенников. Каждый может сказать, что это он потерял деньги. Можно, правда, сумму не указывать, но тогда мне каждого явившегося по объявлению придётся выспрашивать, сколько он потерял да при каких обстоятельствах. Имею ли я право брать на себя функции следователя? Это в конечном счете безнравственно..."
И кошелёк прячет. А сам смотрит на часы:
"Батюшки! Времени-то уже - первый час ночи, а я из-за пустяка такого здесь торчу. Дома уже с ума, наверно, сходят. Надо скорей бежать..."
И побежал. А по дороге мозгами пораскинул:
"Однако не такой уж это пустяк! Тут дело не в деньгах, а в принципе. Если я нашёл бесхозную вещь и владельца установить невозможно, принадлежит ли она мне? Ну, ясно, принадлежит. Так почему я должен из ложной стыдливости от неё отказываться? В конце концов, случайность есть только проявление закономерности. Значит, эта монета закономерно должна принадлежать мне!"
Описал он на полном ходу дугу и затрусил в противоположном направлении.
"Двадцать копеек - тоже деньги, результат чьего-то труда, и пренебрегать ими просто нехорошо, есть в этом что-то барское и кичливое".
В это время петухи пропели. И словно глаза они Белкину открыли.
"Да как же мне не стыдно! Ведь, может, эти деньги какой-нибудь несчастный обронил, у которого пять человек детей! Может, он сейчас все карманы обшарил, ребятишки плачут, жена ругается... Нет, твердо говорю: не возьму!"
И, гордый своей моральной победой, домой побежал. Только позавтракать и успел, а там надо уж на работу ехать. Однако за завтраком настроение у Белкина прекрасное было.
"Всё-таки, - говорит, - правильный я человек, кристальной честности. Могу я теперь кому угодно в глаза смотреть, и себе в том числе. Знаю, что любое испытание выдержу, потому что победил я вчера сам себя!"
И на работу пошёл с высоко поднятой головой.
"Как приятно, - думает, - когда есть за что себя уважать..."
Доходит до того места, где двадцат ь копеек лежат, смотрит, а это вовсе и не двадцать копеек, а металлическая затычка от пивной бутылки.
"Тьфу, чёрт! - Белкин даже плюнул от досады. - Было б мне её сразу поднять! Такую душевную борьбу выдержал, а за что боролся? Испортили мне победу..."
Он со злостью пнул затычку ногой, втянул голову в плечи и хмурый побрёл на работу...
ИСПОРЧЕННАЯ ПОБЕДА
Леонид Александрович Белкин нашёл двадцать копеек. Возвращался вечером с работы и нашёл. Хотел было поднять, а потом и думает:
"Что же это я, выходит, чужие деньги прикарманить собираюсь? Смогу ли я себя уважать после этого?"
И мимо прошёл. Идёт и про себя рассуждает:
"А ведь кто-нибудь другой, не такой честный, наверняка подберёт. И получится, что нечестность восторжествовала. Всё-таки я, как честный человек, больше моральных прав на эту монету имею, чем прощелыга какой-нибудь..."
И обратно вернулся. Но, двух шагов не доходя, спохватился:
"Но ведь если я присвою чужое, я уже не смогу считаться честным и у меня не будет никаких преимущественных прав на эти деньги. Нет, пусть уж лучше лежат!"
И снова повернул к дому. Но тут ему такая мысль в голову пришла:
"А вдруг эту монету никто не найдёт и она так и затеряется в грязи? Разве лучше это будет для государственного бюджета? Гораздо хуже. Так что государственные интересы требуют, чтобы я ее поднял".
И опять идёт к тому месту, где монета лежит. Достал кошелёк, приготовился уже за двугривенным наклониться, да так, в полусогнутом положении, и замер:
"А ведь это отговорка только, насчет государственных интересов! Ведь это я просто свою совесть успокаиваю. Может, владелец этой монеты утром её хватится и искать придёт! Тогда получится, что я вор... Нет, ни за что! Провались они, эти деньги!"
И кошелёк убрал.
"А впрочем, - размышляет, - что ж такого, если владелец и хватится. Я ведь могу объявление повесить: дескать, кто потерял деньги, прошу обратиться по такому-то адресу... Найдётся хозяин - отдам монету, не найдётся - что ж делать, себе оставлю..."
И снова кошелёк вынимает.
"Хотя, с другой стороны, так можно стать жертвой мошенников. Каждый может сказать, что это он потерял деньги. Можно, правда, сумму не указывать, но тогда мне каждого явившегося по объявлению придётся выспрашивать, сколько он потерял да при каких обстоятельствах. Имею ли я право брать на себя функции следователя? Это в конечном счете безнравственно..."
И кошелёк прячет. А сам смотрит на часы:
"Батюшки! Времени-то уже - первый час ночи, а я из-за пустяка такого здесь торчу. Дома уже с ума, наверно, сходят. Надо скорей бежать..."
И побежал. А по дороге мозгами пораскинул:
"Однако не такой уж это пустяк! Тут дело не в деньгах, а в принципе. Если я нашёл бесхозную вещь и владельца установить невозможно, принадлежит ли она мне? Ну, ясно, принадлежит. Так почему я должен из ложной стыдливости от неё отказываться? В конце концов, случайность есть только проявление закономерности. Значит, эта монета закономерно должна принадлежать мне!"
Описал он на полном ходу дугу и затрусил в противоположном направлении.
"Двадцать копеек - тоже деньги, результат чьего-то труда, и пренебрегать ими просто нехорошо, есть в этом что-то барское и кичливое".
В это время петухи пропели. И словно глаза они Белкину открыли.
"Да как же мне не стыдно! Ведь, может, эти деньги какой-нибудь несчастный обронил, у которого пять человек детей! Может, он сейчас все карманы обшарил, ребятишки плачут, жена ругается... Нет, твердо говорю: не возьму!"
И, гордый своей моральной победой, домой побежал. Только позавтракать и успел, а там надо уж на работу ехать. Однако за завтраком настроение у Белкина прекрасное было.
"Всё-таки, - говорит, - правильный я человек, кристальной честности. Могу я теперь кому угодно в глаза смотреть, и себе в том числе. Знаю, что любое испытание выдержу, потому что победил я вчера сам себя!"
И на работу пошёл с высоко поднятой головой.
"Как приятно, - думает, - когда есть за что себя уважать..."
Доходит до того места, где двадцат ь копеек лежат, смотрит, а это вовсе и не двадцать копеек, а металлическая затычка от пивной бутылки.
"Тьфу, чёрт! - Белкин даже плюнул от досады. - Было б мне её сразу поднять! Такую душевную борьбу выдержал, а за что боролся? Испортили мне победу..."
Он со злостью пнул затычку ногой, втянул голову в плечи и хмурый побрёл на работу...