Эллисон Харлан
Одинокие женщины как вместилище времени
ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
ОДИНОКИЕ ЖЕНЩИНЫ
КАК ВМЕСТИЛИЩЕ ВРЕМЕНИ
перевод В. Гольдича, И. Оганесовой
После похорон Митч отправился в "Динамит", бар для одиноких людей. Верной - бармен, работавший в дневную смену, - сберег для Митча его любимое место в кабинке.
- Я знал, что ты зайдешь, - сказал он, смешав любимый коктейль Митча "Мария" и передавая ему через стойку высокий бокал. - Прими мои соболезнования по поводу смерти Анни.
Митч кивнул и сделал глоток из бокала. Потом огляделся по сторонам даже для пятницы еще слишком рано, народу совсем немного. Какие-то типы заняли лучшие места по углам выложенного плиткой и украшенного витражами бара, а несколько парочек в обитых плюшем кабинках наслаждались последними минутками перед тем, как вернуться домой к женам и мужьям. Было еще только три часа, а первые секретарши начинали появляться только после половины шестого. Позднее "Динамит" наполнится шумными разговорами, громким смехом и характерным запахом разгоряченных тел, кружащих в поисках добычи. Традиционный ритуал в баре для одиночек,
Он заметил девушку в крошечной кабинке для двоих в дальней части бара, возле застекленной будочки, где диск-жокей всю ночь напролет менял пластинки с записями рок-звезд. Девушку окутывала тень, а у Митча было неподходящее настроение для того, чтобы с кемнибудь знакомиться. Но он запомнил ее - на будущее.
Он сидел, думал об Анни и потихоньку прихлебывал свой коктейль, когда на соседний табурет плюхнулся журналист из "Инквайрера". Митч знал только его имя, фамилия ему была неизвестна; журналист принялся многословно выражать свои соболезнования. Митчу захотелось повернуться к этому типу и просто сказать ему: "Послушай, черт бы тебя побрал, она была самой обычной девчонкой- с такими знакомятся в пятницу вечером, просто наши отношения продолжались несколько дольше, чем обычно; так что кончай трепать языком и проваливай". Но ничего подобного он не сделал. Митч слушал болтовню, пока у него не кончилось терпение, потом извинился, допил остатки коктейля и отправился в кабинку. Он сидел там, в полумраке, пытаясь сообразить, почему Анни покончила с собой, но не находил никакого вразумительного ответа.
Митч попытался вспомнить, как именно она выглядела, но перед глазами всплывали лишь волосы цвета меда да еще рост Анни. Особенная улыбка исчезла, характерный наклон головы и жест руки, когда она была раздражена... исчезли. Голос... исчез. Исчезло все, и Митч знал, что это должно его огорчать, но он ничего не чувствовал.
Он не любил ее, на самом деле был даже готов бросить ради стюардессы британской авиакомпании БОАК. Однако Анни оставила записку, в которой уверяла Митча в своей вечной любви, и он понимал, что должен испытывать ответственность за ее смерть.
Нет, не испытывал.
Задача заключалась в том, черт возьми, чтобы не остаться в одиночестве. Задача заключалась в том, чтобы получить от жизни по максимуму, везде, где только можно, чтобы не быть наедине с самим собой, не чувствовать себя несчастливым, не позволить им слишком глубоко вонзить клыки в твою душу.
Вот, черт возьми, в чем заключалась задача.
Он вспомнил о чепухе, которой забивала ему уши одна феминистка в этом самом баре всего неделю назад. Митч болтал с девушкой, которая работала на страховую компанию, давая ей возможность рассказывать всякие глупости о ценных бумагах, акциях, завещаниях, временных ограничениях и прочей чепухе, не сводя при этом взгляда с ее потрясающих зеленых глаз, когда терпение Анни лопнуло, и она подошла, предложив немедленно вернуться домой.
Он довольно резко ответил ей. Грубо, если уж быть честным до конца, сказал, чтобы она села на свое место и ждала до тех пор, пока он не освободится. Феминистка на соседнем табурете продолжала морочить ему голову своими бесконечными шовинистическими измышлениями, убеждая его в том, что он самая настоящая свинья.
- Леди, если вам не нравится, как устроен наш мир, отыщите хорошую клинику, где вам сделают прививку от глупости, чтобы вы перестали беспокоить людей, которые заняты своими собственными делами.
Посетители бара устроили ему овацию.
У коктейля был вкус опилок; Митчу вдруг показалось, что в баре запахло плесенью. А тело никак не могло найти подходящего положения. Митч поворачивался то в одну, то в другую сторону, но не мог устроиться так, чтобы было удобно. Проклятье, почему у него так мерзко на душе? Из-за Анни, вот почему. Но ведь он здесь совершенно ни при чем! Она прекрасно знала, что их отношения чистейшее баловство, не более. Она знала об этом с того самого момента, как они познакомились. Анни и раньше бывала в подобных заведениях и сама могла при случае подцепить когонибудь - так что нечего устраивать трагедию из пустяка!.. Однако Митч чувствовал себя отвратительно, и все тут.
- Могу я предложить вам выпить? - спросила девушка.
Митч поднял голову. Похоже, это та самая девушка, которую он заметил в дальнем конце бара.
Она была просто великолепна. Тонкая, точеная линия скул, пухлая нижняя губа, волосы цвета меда...
Высокая, стройная, с красивой грудью и длинными ногами.
- Ясное дело. Присаживайтесь.
Девушка села и подтолкнула к нему бокал с двойной "Марией".
- Бармен сказал, что вы предпочитаете именно этот коктейль.
Четыре часа спустя-Митч так и не удосужился узнать, как зовут девушку - она, как бы между делом, пригласила его в гости. Митч вышел из бара вслед за ней, остановил такси. Они устроились на заднем сиденье, Митч бросил на свою новую подругу взгляд и заметил, что мерцающий свет уличных фонарей отражается в ее голубых глазах.
- Приятно встретить девушку, которая не любит терять время попусту..
- Я полагаю, вы уже не раз попадали в подобные ситуации, - ответила она. - В этом нет ничего удивительного, вы такой симпатичный мужчина.
- Ну, благодарю вас.
У нее дома они еще немного выпили; обычный ритуал. Митч уже начал чувствовать действие алкоголя. И отказался от второго бокала. Ему хотелось быть на высоте. Он хорошо знал правила: покажи товар лицом или проваливай. Так что они отправились прямо в спальню.
Митч остановился на пороге и огляделся по сторонам. Стены задрапированы чем-то белым и прозрачным, может быть, тюлем в мелкую тонкую сеточку. Белые стены, белый потолок, белый ковер - такой толстый, что он утонул в нем по щиколотки. И огромная круглая кровать, покрытая белым мехом.
- Белый медведь, - сказал он и пьяно засмеялся.
- Цвет одиночества, - ответила она.
-Что?
- Ничего, забудь, - небрежно бросила девушка и начала раздевать Митча. Затем помогла ему лечь, и он, не отводя глаз, стал наблюдать за тем, как она медленно снимает одежду. Ее тело светилось бледным, лунным светом; ледяная девушка из далекой волшебной страны. Митч почувствовал, что в нем просыпается желание.
И она пришла к нему.
Когда он проснулся, девушка стояла в дальнем конце комнаты и наблюдала за ним. Ее глаза больше не были небесно-голубого цвета. Они потемнели, в них клубился дымный туман. Митч чувствовал...
Он чувствовал... себя ужасно. Его переполнял какой-то неясный ужас и бездонное отчаяние. Он ощущал свое... одиночество.
- Ты продержался совсем не так долго, как я рассчитывала, - бросила девушка.
Митч сел, попытался выбраться из кровати, белого моря, и не смог. Снова лег на спину и посмотрел на девушку.
Наконец, после долгого молчания, она жестко сказала:
- Вставай, одевайся и проваливай отсюда.
С некоторым трудом Митч так и сделал, а пока он неловко одевался, в нем росло чувство одиночества, лишавшее способности думать и заставлявшее дрожать, а девушка говорила вещи, о которых ему совсем не хотелось знать.
Об одиноких людях, от отчаяния делающих то, за что они ненавидят и стыдятся себя на следующий день. О болезни, пожирающей души тех, кто по-настоящему никому не нужен. И о хищниках, которые чуют несчастных, используют их и, уходя, оставляют еще более опустошенными и жалкими, чем они были раньше.
И о себе - сосуде, наполненном одиночеством, словно дымом, о том, что ищет пустые души, как у Митча, чтобы отлить в них часть яда, чтобы вернуть ту боль, которую они причиняли другим.
Кем она была, откуда появилась, в какой темной земле родилась, он не знал, да и не стал бы спрашивать. Но когда Митч, спотыкаясь, побрел к двери и девушка распахнула ее перед ним, улыбка у нее на губах напугала его так, как ничто другое в жизни.
- И не чувствуй себя брошенным, малыш, - сказала она. - Есть другие, вроде тебя. Ты их обязательно встретишь. Может быть, даже сумеешь организовать клуб.
Митч не знал, что ответить; ему хотелось броситься бежать, но незнакомка окутала туманом его душу, и он понимал, что стоит ему переступить этот порог, он уже никогда больше не испытает удовлетворения от себя самого. Нужно сделать еще одну, последнюю попытку...
-Помоги мне... пожалуйста, я чувствую себя таким... таким...
- Мне известно, как ты себя чувствуешь, малыш, сказала она, подталкивая его к двери. - Теперь и ты знаешь, как они себя чувствуют.
И она закрыла за ним дверь. Очень тихо.
Очень твердо.
ОДИНОКИЕ ЖЕНЩИНЫ
КАК ВМЕСТИЛИЩЕ ВРЕМЕНИ
перевод В. Гольдича, И. Оганесовой
После похорон Митч отправился в "Динамит", бар для одиноких людей. Верной - бармен, работавший в дневную смену, - сберег для Митча его любимое место в кабинке.
- Я знал, что ты зайдешь, - сказал он, смешав любимый коктейль Митча "Мария" и передавая ему через стойку высокий бокал. - Прими мои соболезнования по поводу смерти Анни.
Митч кивнул и сделал глоток из бокала. Потом огляделся по сторонам даже для пятницы еще слишком рано, народу совсем немного. Какие-то типы заняли лучшие места по углам выложенного плиткой и украшенного витражами бара, а несколько парочек в обитых плюшем кабинках наслаждались последними минутками перед тем, как вернуться домой к женам и мужьям. Было еще только три часа, а первые секретарши начинали появляться только после половины шестого. Позднее "Динамит" наполнится шумными разговорами, громким смехом и характерным запахом разгоряченных тел, кружащих в поисках добычи. Традиционный ритуал в баре для одиночек,
Он заметил девушку в крошечной кабинке для двоих в дальней части бара, возле застекленной будочки, где диск-жокей всю ночь напролет менял пластинки с записями рок-звезд. Девушку окутывала тень, а у Митча было неподходящее настроение для того, чтобы с кемнибудь знакомиться. Но он запомнил ее - на будущее.
Он сидел, думал об Анни и потихоньку прихлебывал свой коктейль, когда на соседний табурет плюхнулся журналист из "Инквайрера". Митч знал только его имя, фамилия ему была неизвестна; журналист принялся многословно выражать свои соболезнования. Митчу захотелось повернуться к этому типу и просто сказать ему: "Послушай, черт бы тебя побрал, она была самой обычной девчонкой- с такими знакомятся в пятницу вечером, просто наши отношения продолжались несколько дольше, чем обычно; так что кончай трепать языком и проваливай". Но ничего подобного он не сделал. Митч слушал болтовню, пока у него не кончилось терпение, потом извинился, допил остатки коктейля и отправился в кабинку. Он сидел там, в полумраке, пытаясь сообразить, почему Анни покончила с собой, но не находил никакого вразумительного ответа.
Митч попытался вспомнить, как именно она выглядела, но перед глазами всплывали лишь волосы цвета меда да еще рост Анни. Особенная улыбка исчезла, характерный наклон головы и жест руки, когда она была раздражена... исчезли. Голос... исчез. Исчезло все, и Митч знал, что это должно его огорчать, но он ничего не чувствовал.
Он не любил ее, на самом деле был даже готов бросить ради стюардессы британской авиакомпании БОАК. Однако Анни оставила записку, в которой уверяла Митча в своей вечной любви, и он понимал, что должен испытывать ответственность за ее смерть.
Нет, не испытывал.
Задача заключалась в том, черт возьми, чтобы не остаться в одиночестве. Задача заключалась в том, чтобы получить от жизни по максимуму, везде, где только можно, чтобы не быть наедине с самим собой, не чувствовать себя несчастливым, не позволить им слишком глубоко вонзить клыки в твою душу.
Вот, черт возьми, в чем заключалась задача.
Он вспомнил о чепухе, которой забивала ему уши одна феминистка в этом самом баре всего неделю назад. Митч болтал с девушкой, которая работала на страховую компанию, давая ей возможность рассказывать всякие глупости о ценных бумагах, акциях, завещаниях, временных ограничениях и прочей чепухе, не сводя при этом взгляда с ее потрясающих зеленых глаз, когда терпение Анни лопнуло, и она подошла, предложив немедленно вернуться домой.
Он довольно резко ответил ей. Грубо, если уж быть честным до конца, сказал, чтобы она села на свое место и ждала до тех пор, пока он не освободится. Феминистка на соседнем табурете продолжала морочить ему голову своими бесконечными шовинистическими измышлениями, убеждая его в том, что он самая настоящая свинья.
- Леди, если вам не нравится, как устроен наш мир, отыщите хорошую клинику, где вам сделают прививку от глупости, чтобы вы перестали беспокоить людей, которые заняты своими собственными делами.
Посетители бара устроили ему овацию.
У коктейля был вкус опилок; Митчу вдруг показалось, что в баре запахло плесенью. А тело никак не могло найти подходящего положения. Митч поворачивался то в одну, то в другую сторону, но не мог устроиться так, чтобы было удобно. Проклятье, почему у него так мерзко на душе? Из-за Анни, вот почему. Но ведь он здесь совершенно ни при чем! Она прекрасно знала, что их отношения чистейшее баловство, не более. Она знала об этом с того самого момента, как они познакомились. Анни и раньше бывала в подобных заведениях и сама могла при случае подцепить когонибудь - так что нечего устраивать трагедию из пустяка!.. Однако Митч чувствовал себя отвратительно, и все тут.
- Могу я предложить вам выпить? - спросила девушка.
Митч поднял голову. Похоже, это та самая девушка, которую он заметил в дальнем конце бара.
Она была просто великолепна. Тонкая, точеная линия скул, пухлая нижняя губа, волосы цвета меда...
Высокая, стройная, с красивой грудью и длинными ногами.
- Ясное дело. Присаживайтесь.
Девушка села и подтолкнула к нему бокал с двойной "Марией".
- Бармен сказал, что вы предпочитаете именно этот коктейль.
Четыре часа спустя-Митч так и не удосужился узнать, как зовут девушку - она, как бы между делом, пригласила его в гости. Митч вышел из бара вслед за ней, остановил такси. Они устроились на заднем сиденье, Митч бросил на свою новую подругу взгляд и заметил, что мерцающий свет уличных фонарей отражается в ее голубых глазах.
- Приятно встретить девушку, которая не любит терять время попусту..
- Я полагаю, вы уже не раз попадали в подобные ситуации, - ответила она. - В этом нет ничего удивительного, вы такой симпатичный мужчина.
- Ну, благодарю вас.
У нее дома они еще немного выпили; обычный ритуал. Митч уже начал чувствовать действие алкоголя. И отказался от второго бокала. Ему хотелось быть на высоте. Он хорошо знал правила: покажи товар лицом или проваливай. Так что они отправились прямо в спальню.
Митч остановился на пороге и огляделся по сторонам. Стены задрапированы чем-то белым и прозрачным, может быть, тюлем в мелкую тонкую сеточку. Белые стены, белый потолок, белый ковер - такой толстый, что он утонул в нем по щиколотки. И огромная круглая кровать, покрытая белым мехом.
- Белый медведь, - сказал он и пьяно засмеялся.
- Цвет одиночества, - ответила она.
-Что?
- Ничего, забудь, - небрежно бросила девушка и начала раздевать Митча. Затем помогла ему лечь, и он, не отводя глаз, стал наблюдать за тем, как она медленно снимает одежду. Ее тело светилось бледным, лунным светом; ледяная девушка из далекой волшебной страны. Митч почувствовал, что в нем просыпается желание.
И она пришла к нему.
Когда он проснулся, девушка стояла в дальнем конце комнаты и наблюдала за ним. Ее глаза больше не были небесно-голубого цвета. Они потемнели, в них клубился дымный туман. Митч чувствовал...
Он чувствовал... себя ужасно. Его переполнял какой-то неясный ужас и бездонное отчаяние. Он ощущал свое... одиночество.
- Ты продержался совсем не так долго, как я рассчитывала, - бросила девушка.
Митч сел, попытался выбраться из кровати, белого моря, и не смог. Снова лег на спину и посмотрел на девушку.
Наконец, после долгого молчания, она жестко сказала:
- Вставай, одевайся и проваливай отсюда.
С некоторым трудом Митч так и сделал, а пока он неловко одевался, в нем росло чувство одиночества, лишавшее способности думать и заставлявшее дрожать, а девушка говорила вещи, о которых ему совсем не хотелось знать.
Об одиноких людях, от отчаяния делающих то, за что они ненавидят и стыдятся себя на следующий день. О болезни, пожирающей души тех, кто по-настоящему никому не нужен. И о хищниках, которые чуют несчастных, используют их и, уходя, оставляют еще более опустошенными и жалкими, чем они были раньше.
И о себе - сосуде, наполненном одиночеством, словно дымом, о том, что ищет пустые души, как у Митча, чтобы отлить в них часть яда, чтобы вернуть ту боль, которую они причиняли другим.
Кем она была, откуда появилась, в какой темной земле родилась, он не знал, да и не стал бы спрашивать. Но когда Митч, спотыкаясь, побрел к двери и девушка распахнула ее перед ним, улыбка у нее на губах напугала его так, как ничто другое в жизни.
- И не чувствуй себя брошенным, малыш, - сказала она. - Есть другие, вроде тебя. Ты их обязательно встретишь. Может быть, даже сумеешь организовать клуб.
Митч не знал, что ответить; ему хотелось броситься бежать, но незнакомка окутала туманом его душу, и он понимал, что стоит ему переступить этот порог, он уже никогда больше не испытает удовлетворения от себя самого. Нужно сделать еще одну, последнюю попытку...
-Помоги мне... пожалуйста, я чувствую себя таким... таким...
- Мне известно, как ты себя чувствуешь, малыш, сказала она, подталкивая его к двери. - Теперь и ты знаешь, как они себя чувствуют.
И она закрыла за ним дверь. Очень тихо.
Очень твердо.