Эллисон Харлан. Разбит, как стеклянный Гоблин

Эллисон Харлан
Разбит, как стеклянный Гоблин

   ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
   РАЗБИТ, КАК СТЕКЛЯННЫЙ ГОБЛИН
   перевод М. Гутова
   Руди нашел ее восемь месяцев спустя, в огромном уродливом доме на Вестерн-авеню в Лос-Анджелесе. Она жила со всеми - не только с Джонахом, а именно со всеми.
   Был ноябрьский вечер, необычайно холодный для этого города, всегда находящегося рядом с солнцем. Руди остановился на тротуаре перед домом. Мрачное готическое сооружение, трава на лужайке подстрижена не везде, среди зарослей застряла заржавевшая косилка... Траву, похоже, пытались стричь для умиротворения возмущенных жильцов двух соседних домов, нависших над приземистым строением. (Как, однако, странно: многоквартирные дома были значительно выше сгорбившегося старинного здания, между тем оно доминировало над всей округой.)
   Окна верхних этажей забиты картоном.
   Сгущалось дыхание темноты.
   Руди поправил на плече брезентовый рюкзачок. Дом вселял в него страх. Он задышал учащеннее, и ужас, которому не находилось объяснения, сжал мышцы спины. Руди поднял голову, словно в темнеющем небе был выход... но идти следовало только вперед. Кристина там.
   Дверь открыла другая девушка и молча уставилась на него из-под грязной копны белокурых волос. После того как он второй раз повторил имя "Крис", она облизнула уголки губ, а щеку ее передернула судорога.
   Руди скинул на пол брезентовый рюкзак.
   - Крис, позовите Крис, пожалуйста.
   Белокурая девушка развернулась и исчезла в глубине старого дома. Руди стоял на пороге - и вдруг, словно блондинка служила барьером, на него как удар обрушился едкий запах. Марихуана.
   Он рефлективно вдохнул, и голова закружилась. Он отступил назад, куда еще попадали последние лучи заката, однако солнце скрылось, и пришлось сделать шаг вперед.
   Руди не помнил, закрыл ли он за собой дверь, но, когда несколько минут спустя он оглянулся, дверь была закрыта.
   Крис лежала у темного шкафа рядом с чуланчиком на третьем этаже, левой рукой она поглаживала блеклого розового кролика из плюша, правая была у лица - мизинец изогнут в жадном кайфе от последней затяжки. В комнате царило разнообразие запахов. Грязные носки с ароматом застоявшегося рагу, промокшие овечьи полушубки, окаменевшая от грязи метла и над всем этим запах травы, которой Крис поклонялась уже не первый год. Трава ее не отпускала.
   - Крис?
   Голова девушки медленно приподнялась, и она его увидела. Спустя некоторое время ее зрение сфокусировалось. Крис расплакалась.
   - Уходи.
   В прозрачной тишине наполненного шепотом дома откуда-то сверху донеслось хлопанье кожаных крыльев, потом все затихло.
   Руди опустился рядом с ней на корточки. Сердце его увеличилось в два раза. Ему отчаянно хотелось до нее докричаться, поговорить с ней.
   - Крис... пожалуйста...
   Она отвернулась - и свободной рукой, той, что гладила кролика, попыталась его ударить, но промахнулась.
   На мгновение Руди показалось, что он слышит звук пересчитываемых золотых монет - доносится откуда-то справа, от лестницы на третьем этаже. Но когда он обернулся и замер, прислушиваясь и вглядываясь в темноту, все стихло.
   Крис заползла поглубже в чуланчик. Она пыталась улыбнуться.
   Он опустился на колени и втиснулся следом за ней.
   - Кролик. Смотри не раздави кролика.
   Руди опустил глаза и увидел, что правым коленом упирается в тряпичную голову розового кролика. Он выдернул его из-под ноги и отшвырнул в угол чулана.
   Она смотрела на него с негодованием:
   - Ты не изменился, Руди. Уходи.
   - С армией покончено, Крис, - мягко сказал Руди. - Меня уволили по состоянию здоровья. Я хочу, чтобы ты вернулась. Пожалуйста, Крис.
   Она не слушала. Отвернувшись, она заползла в чулан еще глубже.
   Руди пошевелил губами, словно припоминая только что произнесенные слова, но не издал ни звука и закурил. Он ждал ее уже восемь месяцев, с того дня, когда его призвали, а она написала ему письмо: "Руди, я буду жить с Джонахом на Холме".
   Со стороны лестничной площадки, из непроглядной тьмы раздался тихий шорох, какой мог исходить только от крошечного существа. Потом существо захихикало - со стеклянными, гармоничными переливами. Руди понимал, что смеются над ним.
   Крис открыла глаза и с отвращением на него посмотрела.
   - Зачем ты сюда явился?
   - Мы собирались пожениться.
   - Убирайся.
   - Я люблю тебя, Крис. Пожалуйста.
   Она пнула его. Больно не было, хотя она старалась.
   Руди медленно выбрался из чулана.
   Джонах был в гостиной. Блондинка, которая открыла дверь, пыталась стянуть с него штаны. Он монотонно тряс головой и пытался отогнать ее, размахивая слабой кистью. Автоматический проигрыватель крутил сингл Саймона и Гарфункеля "Большая яркая зеленая машина радости".
   - Тает, - тихо произнес Джонах, показывая на огромное мутное зеркало над камином. Камин был забит непрогоревшими пакетами из-под молока, обертками для печенья, подпольными газетами и кошачьим дерьмом. Само зеркало было мутное и холодное.
   - Таю! - заорал вдруг Джонах, закрыв глаза рукой.
   - Да чтоб тебя! - проворчала блондинка и швырнула его на пол, по-видимому окончательно отчаявшись.
   - Что с ним? - спросил Руди.
   - Опять глюки. Господи, как же его развозит!
   - Что с ним?
   Она пожала плечами:
   - Он видит, как тает его лицо. Во всяком случае так он говорит.
   - Марихуана?
   Блондинка посмотрела на Руди с неожиданной неприязнью:
   - Мари... а ты кто такой?
   - Я - друг Крис.
   Девушка изучала его еще несколько мгновений, потом расслабилась, плечи ее опустились, и она сказала примирительно:
   - Мало ли кто сюда может зайти, сам понимаешь. Бывает, и полиция наведывается.
   За ее спиной на стене висел плакат, изображающий Землю. В том месте, где на него падали прямые лучи солнца, краски выгорели. Руди напряженно огляделся. Он явно не знал, что делать.
   - Мы с Крис собирались пожениться, - сказал он. Восемь месяцев назад.
   - Хочешь трахнуться? - спросила блондинка. - Когда у Джонаха приход, он никакой. А я с утра пью кока-колу и сейчас на взводе.
   Очередная пластинка упала на диск, Стиви Уандер заиграл на губной гармошке и запел "Я был рожден любить ее".
   - Мы с Крис были помолвлены, - .произнес Руди, чувствуя себя очень несчастным. - Собирались расписаться после того, как я пройду базовую подготовку, но потом она вдруг заявила, что будет жить здесь с Джонахом. Я не мог настаивать... И вот я ждал восемь месяцев, но теперь с армией покончено.
   - Так ты хочешь или нет?
   Под столом на кухне.
   Она подложила под спину сатиновую подушечку с надписью "Сувенир о Ниагарском водопаде, Нью-Йорк".
   Когда он вернулся в гостиную, Джонах сидел на диване и читал "Игру в бисер" Германа Гессе.
   - Джонах? - позвал Руди.
   Джонах поднял голову. Прошло некоторое время, прежде чем он его узнал. Когда это произошло, он похлопал по дивану, и Руди присел.
   - Эй, Руди, где ты был?
   - В армии.
   - Ух ты!
   - Да, это ужасно.
   - Отслужил? Я имею в виду, совсем?
   Руди кивнул:
   - Да, по здоровью.
   - Эй, это хорошо.
   Они еще посидели. Джонах начал кивать головой и под конец пробормотал сам себе:
   - Ты вовсе не устал.
   - Послушай, Джонах, - сказал Руди. - Что происходит с Крис? Мы же собирались пожениться еще восемь месяцев назад.
   - Она где-то здесь, -ответил Джонах.
   Из кухни, где спала под столом белокурая девушка, донеслись странные звуки, словно какой-то зверь рвал зубaми мясо.
   Это продолжалось довольно долго, но Руди смотрел в окно - большое, панорамное окно. На тротуаре перед парадным входом мужчина в сером костюме разговаривал с двумя полицейскими. Он показывал на большой старинный дом.
   - Джонах, можно Крис уйдет?
   - Эй, парень, здесь никто ее не держит. Она тащится вместе с нами, и это ей нравится. Можешь спросить у нее, а меня не доставай! - Джонах разозлился.
   Двое полицейских подошли к входной двери.
   Руди встал и пошел открывать.
   Увидев его форму, полицейские улыбнулись.
   - Чем я могу вам помочь? - спросил Руди.
   - Вы здесь живете? - поинтересовался первый полицейский.
   - Да, - ответил Руди. - Меня зовут Рудольф Бекл. Чем могу вам помочь?
   - Мы бы хотели войти и поговорить.
   - У вас есть санкция на обыск?
   - Мы не собираемся ничего искать, мы хотим просто поговорить. Вы служите в армии?
   - Только что уволился. Приехал проведать семью.
   - Мы можем войти?
   - Нет, сэр.
   - Это и есть так называемый Холм? - Второй полицейский явно нервничал.
   - Кем называемый? - поинтересовался Руди.
   - Соседями. Они называют это место Холм и говорят, что здесь устраивают дикие вечеринки.
   - Вы слышите дикую вечеринку?
   Полицейские переглянулись.
   - Здесь всегда очень спокойно, - добавил Руди. - Моя мать умирает от рака желудка.
   Руди пустили жить, поскольку он умел говорить с людьми, подходившими к двери снаружи. Кроме Руди, который приносил еду и раз в неделю отмечался в очереди по трудоустройству, из Холма никто не выходил. Здесь было действительно спокойно.
   Разве что иногда с лестницы, ведущей в бывшие помещения прислуги, доносилось рычание, а из подвала слыша
   лись звуки, как будто чем-то мокрым хлестали по кирпичам.
   Это была маленькая замкнутая вселенная, ограниченная с севера кислоткой и мескалином, с юга - марихуаной и пейотом, с востока - ханкой и красными шариками, с запада - крэком и амфетамином. На Холме проживали одиннадцать человек. И Руди.
   Бродя по комнатам, он иногда натыкался на Крис, которая отказывалась с ним разговаривать и лишь один раз поинтересовалась, не перемыкает ли его на что-нибудь, кроме любви. Руди не знал, как ответить, и произнес: "Пожалуйста"; она обозвала его придурком и ушла на чердак.
   С чердака иногда доносился писк, будто визжали разрываемые на части мыши. В доме водились коты.
   Руди не понимал, зачем он здесь, разве что из желания разобраться, почему она не хочет уходить. Голова его гудела, ему все время казалось, что, если он найдет нужные слова и правильно их скажет, Крис согласится.
   Он начал ненавидеть свет. Резало глаза.
   Много не говорили. Но все старались, чтобы не пропадал кайф. Чтобы все ловили как можно больше кайфа. В этом отношении они заботились друг о друге.
   А Руди стал единственным связующим звеном с внешним миром. Он написал письма - родителям, друзьям, в банк, еще кому-то, - и стали приходить деньги. Не много, но достаточно для покупки еды и выплаты ренты. А он только настаивал, чтобы Крис была с ним вежлива.
   Все жители дома требовали, чтобы Крис была с ним вежлива, и она спала с ним в маленькой комнате на втором этаже, где Руди хранил свои газеты и брезентовый рюкзачок. Там они и валялись целыми днями, если Руди не бегал по делам Холма. Он читал маленькие заметки об автомобильных катастрофах или издевательствах в пригородах. Крис приходила к нему, и они вроде как занимались любовью.
   Однажды ночью она убедила его, что ему стоит попробовать "хорошенько протащиться на кислотке", и он проглотил полторы тысячи единиц метедрина в двух больших капсулах. Она растянулась как сладкое тесто на шесть миль, а он был тонкой медной проволокой под напряжением и пронзил ее тело. Она извивалась под его током и стала еще мягче. Он погрузился в эту мягкость и внимательно наблюдал за кругами, расходящимися По воде от ее слез. Он плыл по течению, постепенно разворачиваясь. Вел его голубой шепот, исходящий из собственного тела. Звук ее дыхания во влажной пещере, уходящей вниз и вниз, был звуком самих стен, и, когда он прикасался к ним пальцами, она глубоко вздыхала, отчего воздух поднимался вверх, а сам он опускался, плавно вращаясь в покрывале терпкой свободы.
   Откуда-то снизу шел шум - тонкий писк предмета, который вот-вот разобьется. Нарастающая вибрация пугала. Руди впал в панику. Паника смяла сердце, сдавила горло; он вцепился в покрывало, а оно распалось под его пальцами. Он полетел вниз, все быстрее и быстрее и боясь все больше и больше.
   Вокруг вспыхивали фиолетовые разрывы, кто-то громко рычал, преследовал его и пульсировал в горле, как зверь, имя которого никак не вспомнить. Он слышал, как она закричала, задергалась и забилась под ним, пока изнутри не раздался страшный треск...
   И наступила тишина, длящаяся мгновение.
   Затем полилась тихая, расслабляющая музыка. Так они и проспали несколько часов, прижавшись друг к другу в жаркой комнате.
   После этого случая Руди редко выходил из дома при свете. Покупки он совершал ночью, укутавшись в тень. Ночами выносил мусор, подметал дорожку и подрезал ножницами траву на лужайке. Шум косилки вызвал бы недовольство жильцов, которые теперь перестали жаловаться на Холм оттуда не доносилось ни звука.
   До Руди вдруг дошло, что он давно не видел многих из одиннадцати обитателей Холма. Между тем звуки сверху, снизу и вокруг него становились привычным явлением.
   Одежда висела на Руди как на вешалке. Он старался ходить в трусах. Кисти рук и стопы болели. Костяшки на пальцах распухли и все время были пунцовыми. Голова постоянно гудела. Запах марихуаны пропитал деревянные стены и стропила. Уши чесались с внешней стороны, и зуд этот никогда не унимался.
   Руди регулярно читал газеты. Старые газеты, содержание которых отложилось в его памяти. Порой он вспоминал, как когда-то работал в гараже, но это казалось делом невероятно давним. Когда отключили электричество, Руди только обрадовался, поскольку предпочитал темноту. Но нужно было рассказать остальным одиннадцати жителям дома.
   Он не мог их найти.
   Все пропали. Даже Крис, которая всегда должна быть рядом.
   Он услышал доносящиеся из подвала мокрые звуки и спустился в шерстистую темноту. Подвал затопило. Один из одиннадцати был там. Его звали Тедди. Он был подвешен к покрытому слизью потолку и тихо пульсировал, излучая слабый фиолетовый свет, цвет боли. Тедди уронил в воду резиновую руку, и она безвольно колыхалась в бесприливной волне. Потом что-то проплыло рядом, он сделал резкое движение и вытащил из воды извивающееся существо. Поднес к влажному пятну на своем теле, вокруг которого бугрились вены... Раздался леденящий душу звук, чавканье; что-то проглотили.
   Руди пошел наверх. На первом этаже он натолкнулся на ту, что раньше была белокурой девушкой по имени Адрианна Бледная и тонкая, как простыня, она лежала на обеденном столе, а трое других, кого Руди не видел уже давно, вонзили в нее зубы и через длинные полые резцы высасывали желтую жидкость из гнойных мешочков ее грудей и ягодиц. Лица их были очень бледны, а глаза напоминали пятна сажи.
   На втором этаже Руди едва не сбило с ног существо, которое раньше было Виктором. Оно пронеслось мимо, хлопая тяжелыми кожаными крыльями. В зубах существа извивался кот.
   Наконец Руди увидел того, кто издавал звуки, похожие на пересчет золотых монет. Никаких монет он не пересчитывал. Руди не мог на него смотреть, ему стало дурно.
   Крис оказалась на чердаке. Забившись в угол, она раздробила череп и высасывала влажный мозг у существа, хихикавшего как клавесин.
   - Надо уходить, Крис.
   Она протянула руку и дотронулась до него длинными грязными пальцами. Руди зазвенел как кристалл.
   Среди стропил чердака водосточной трубой застыл Джонах. Он спал. Между челюстей у него торчало что-то зеленое, а когти запутались в пружинах.
   - Крис, пожалуйста, - произнес Руди требовательно.
   Голова его гудела. Уши чесались.
   Крис дососала последние сладкие крохи из черепа затихшего существа и лениво почесала волосатой рукой мягкое тело. Потом села на корточки и вытянула вверх длинное волосатое рыло.
   Руди бросился прочь.
   Он несся со всех ног, падая и разбивая костяшки пальцев о пол чердака. Позади рычала Крис. Он добежал до второго, потом до первого этажа. Там попытался забраться на стул, чтобы в свете луны взглянуть на свое отражение в зеркале. Но свет луны загораживала Наоми, которая сидела на подоконнике и ловила языком мух.
   Он все-таки полез, отчаянно желая взглянуть на себя.
   А когда оказался перед зеркалом, увидел, что стал прозрачным и внутри у него ничего нет, зато уши выросли, заострились и обросли шерстью. Глаза стали огромными, как у лемура, и отраженный свет был неприятен.
   Затем снизу и сзади донеслось рычание.
   Маленький стеклянный гоблин обернулся, оборотень поднялся на задние лапы и прижался к нему, после чего Руди зазвенел, как чистый хрусталь.
   А оборотень безразлично поинтересовался:
   - Ты когда-нибудь тащился от чего-нибудь, кроме любви?
   - Пожалуйста, - произнес маленький стеклянный гоблин, и в ту же секунду волосатая лапа разнесла его на тысячи сверкающих осколков радуги, разлетевшихся по плотной маленькой вселенной, что называлась Холм. Мелодичный звон прокатился по темноте, которая начала просачиваться наружу сквозь молчаливые деревянные стены.