Эмиль Вениаминович Брагинский
Одна, но пламенная страсть
Первый Аллин муж, студент архитектурного института, оказался половым психопатом. Он мог заниматься любовью исключительно в минуты крайней опасности. К примеру, являлась Аллина мама, и они с дочерью мирно пили на кухне чай с вареньем из китайских яблочек, которое принесла мама. Муж вызывал жену в комнату и буйно на нее набрасывался. Он обожал развлекаться сексом в подъезде или… в укромном уголке зоологического сада. Алла прогнала будущего архитектора с позором.
Второй муж, специалист по древним рукописям, оказался идеальным мужем. Он никогда не повышал голос, никогда не спорил, только соглашался. Он безропотно отрывался от рукописей, найденных на дне моря, и шел чистить картошку. Он выносил мусор, мыл пол в коридоре, стирал белье. Он отдавал Алле все заработанные деньги до последней сторублевки. Он не пил, не курил, никогда не перебивал жену. Он подружился с Аллиной мамой. Словом, был абсолютно невыносим. И так и не понял, почему от него сбежала жена.
Третий, политик средней руки, был хорош собой, мог громогласно вещать на любую тему, носил Аллу на руках, в постели совершал подвиги, но… пил по-черному, по-зеленому, а в пьяном виде пел дифирамбы царю Николаю Первому, женщинам из Рио-де-Жанейро и норовил драться.
Алла была особой влюбчивой. В каждого из мужей была влюблена до полного самозабвения и с каждым надеялась прожить до конца дней мирно и счастливо. Но не получалось, и не по ее вине. Алла терпела пьянство политика, наловчилась прятаться от побоев, но… политик ушел от Аллы по собственному желанию – влюбился в богатую барышню из княжества Люксембург. Позабыл про политическую карьеру, про любовь к Родине и отбыл в княжество.
Правда, перед самым отъездом возникла проблема. Дело в том, что бывший третий муж был не только алкашом и политиком, но еще и филателистом, чокнутым на марках, как большинство филателистов. Марками он увлекся тогда, когда случайно на дне старого, развалюшного платяного шкафа, выставленного из комнаты в коридор, обнаружил гору альбомов, конвертов, пакетов. Коллекцию эту, как выяснилось, собирал даже не отец Аллы, а ее дед, после смерти которого пылилась она без толку в шкафу, лежала там мертвым грузом. Ни Аллин отец, ни сама Алла в нее не заглядывали. Третий муж заглянул, кому-то рассказал, с кем-то посоветовался, купил современные каталоги – наши и иностранные – и пожизненно погиб. Коллекция и до Третьего мужа была хороша, но он что-то менял, подкупал, и коллекция сложилась отменная.
Однако российский закон запрещает вывоз коллекционных марок, приравнивая их к золоту или драгоценностям, или еще к чему-то, словом, приравнивает. Связываться с таможней – дело малоприятное. Третий муж робко попросил люксембургскую невесту спрятать марки в ее личном багаже. Вряд ли таможня привяжется к молодой иностранке. Но люксембурженка ответила категорическим отказом. Она вовсе не желала рисковать. Либо любовь, либо марки. Третий муж поспешно ответил, что выбирает любовь, но в сердце филателиста кровоточила рана.
Он явился к брошенной жене и сказал так:
– Я тут размышлял, в марках ты ни бельмеса не смыслишь, тебя любой фрайер накроет, лучше ты их не трогай, а? Может, в Люксембурге не сложится, тогда я к тебе вернусь. Если по-честному, ты ведь как женщина на целый порядок выше!
– Заткни пасть, ублюдок! – Алла умела за себя постоять. – Забудь навсегда и про меня, и про эти поганые марки! Между прочим, они дедушкины, следовательно, мои!
Третий муж зашелся гневом:
– Но сколько лет я ими занимался! Сколько раритетов раздобыл! Сколько в них денег всадил!
Алла широко улыбнулась, на максимально возможную ширь:
– Конечно, я в марочном деле тупая. Но чтобы лучшие марки ты оттуда не повынимал и в кармашек не попрятал, я все сховала в надежном месте, и фиг ты их найдешь!
Третий муж в сердцах замахнулся на Аллу, но Алла успела поднять стул:
– Сейчас испорчу твой фас, и не возьмет тебя твоя заморская паскуда!
То, что государство Люксембург находится вовсе не за морями, Аллу в этот момент не волновало.
В итоге Алла осталась одна в компании с почтовыми марками и с четким ощущением, что семейная жизнь – гадость, а все мужики – мразь!
Буквально назавтра Алла услышала в телефонной трубке вкрадчивый голос:
– Добрый день, Алла Владленовна, это вас беспокоит Рыжаков, может быть, вы помните меня, я у вас бывал, у меня борода черная, а волосы на голове, наоборот, блондинистые… – Голос был вкрадчивый, сладкий, казалось, с языка говорящего капала карамель: – Я бы желал, если вас не затруднит, с вами встретиться!..
– Затруднит! – коротко рубанула Алла.
Она помнила этого типа. Он, как и многие другие проходимцы, входил в квартиру крадучись, неслышно ступая, следовал в кабинет Третьего мужа и там доставал из пухлого портфеля пухлые марочные альбомы, которые, это Алла знала, назывались кляссерами. Это значит, что марки в них не были наклеены в альбом, а рядами лежали под прозрачным прикрытием.
– Затруднит! – повторила Алла и соврала: – Марки он увез!
– Как же он умудрился… – начал было Рыжаков, но Алла уже положила трубку.
Звонки посыпались градом, не давая Алле передышки. Звонки навели Аллу на мысль, что, должно быть, эти разноцветные клочки бумаги действительно ценность.
Алла достала один из кляссеров, открыла, и… марки не произвели ни малейшего впечатления, разве что каждая была упакована в прозрачный пакетик. А сбоку от пакетика был присобачен какой-то номер. Алла начала ломать голову, что может обозначать этот номер. Цену? Вряд ли. Что же еще? Алла думала, думала и вспомнила, что бывший Третий муж книг не читал, зато читал и перечитывал французский марочный каталог, хотя французского языка не знал.
Она отыскала каталог – толстенную желтую книгу, стала листать и обнаружила, что на каждой странице есть фотографии марок, а под ними мелко – столбики цифр. Алла была не такая уж темная – все-таки работала регистратором в ведомственной поликлинике.
Алла открыла альбом, там были сплошь советские марки. Алла прочла номер на бумажке под прозрачным пакетиком, снова полезла в каталог. Отыскала в нем ту самую марку, что лежала в кляссере, и прочла цену «500». То, что стоимость марки определяется в швейцарских франках, Алла неоднократно от бывшего Третьего мужа слышала. Бросилась искать газету «Известия», нашла в ней курс иностранных валют. Оказывается, один швейцарский франк стоит более четырех тысяч рублей!
Алла обомлела. Она лихорадочно стала узнавать цену марок, ее марок. Тут были и дешевые, а были и по тысяче франков каждая. Альбомов, то есть кляссеров, было семь. Алла поняла, что в руках у нее, вернее, на столе, в этих альбомах, лежат большие деньги.
Алла потеряла самообладание. Она забыла про поликлинику, про сбежавшего мужа, про мужика из второго подъезда, делавшего ей намеки. Она забыла поесть, забыла положить на лицо любимую огуречную маску. Она приросла к стулу и к кляссерам, не подходила к телефону, нашла франко-русский словарь и переводила из каталога непонятные французские слова.
– Неужели! – ахнула Алла. – Ведь это же просто марки…
Третий муж, сматываясь в Люксембург, предупредил, что ее любой фрайер обманет.
Алла мысленно поблагодарила бегуна и стала вспоминать всех мошенников и бедолаг, которые оставляли в коридоре грязные следы. Она выбрала самого приличного – тихого, подслеповатого старичка в пенсне, которые теперь никто не носит. Алла помнила, что фамилия старичка – Вострохвостов. Разыскала его телефон и попросила зайти.
Вострохвостов явился в тот же вечер. Медленно уселся в кресло и достал из портфеля лупу, глаза из-под пенсне слезились:
– Я должен прочесть вам целый курс. Займет это недели две!
Алла не поверила:
– Так это же, всех дел, просто марки!
Вострохвостов улыбнулся:
– Это не просто марки! Из-за них грабят и убивают, из-за них с собой кончают, на них состояние делают! Знаете, Алла Владленовна, я вас уверяю, скоро это будет у вас, как писал классик, одна, но пламенная страсть!.. Про мужчин вы навеки забудете!
Алла прозанималась всего четыре раза. После четвертого урока, вечером, не поздно, часов около девяти, в дверь позвонили и в ответ на стандартный Аллин вопрос: «Кто там?» – сказали, что телеграмма, международная.
Алла сдуру открыла, и в квартире оказалось двое, на голове черные чулки с прорезями для глаз, как в американских дрянных фильмах, что любит показывать наше телевидение. Бандиты приставили к Аллиному горлу ножи, один с левой стороны, другой – с правой.
– Не рыпайся и говори, где марки! – прохрипел один из налетчиков.
От страха Алла не могла произнести ни единого слова. Тогда бандит слегка нажал на нож, тот впился в нежную Аллину кожу. Теперь уже не только от страха, но и от боли Аллу стошнило прямо на костюм охотника за марками.
Перепачканный бандит матерно выругался.
И в этот момент произошло чудо. В жизни встречаются не только бандиты, но и чудеса. Кто-то ударом мощного кулака сбил с ног одного из бандюг, а затем, прежде чем второй опомнился, повторил с ним ту же процедуру. Наклонился, отнял ножи. Ударил ногой, хорошо двинул, содрал чулки. Под ними обнаружились две девушки.
– Так! – сказал спасатель. – Вам надо под мужиками валяться, а не квартиры грабить! Лежать и не двигаться, слышите! Алла, прекрати тошнить и вызывай милицию!
Позже, когда милиция уже увезла неудачливых грабителей, сосед из второго подъезда, тот, что доставал Аллу эротическими намеками, рассказывал:
– Я собаку прогуливал, ты знаешь, у меня эрдель, смотрю – машину поставили за углом, а сами бочком-бочком к твоему подъезду, мне это не понравилось. Я отвел эрделя домой, вернулся во двор, дошел до угла, машина стоит. Ну чувство у меня было…
– Предчувствие, – поправила Алла.
– Да. Побежал к тебе, и здрасте, грабеж!
– Ты мне жизнь спас. Тебя как звать?
– Эдуард. Чего улыбаешься? Не я же себя так назвал, родители.
– Кулачищи у тебя! – с уважением произнесла Алла.
– Так я боксом увлекался, а теперь ушел в охранники при структуре. Платят нормально.
– Похоже, мне тоже охранник требуется, – задумчиво произнесла Алла.
– Я готов! – немедленно отозвался Эдуард.
– Погляди, шею мне сильно поранили?
Эдуард не только поглядел, но и бережно приложился губами к поврежденному месту:
– До свадьбы заживет! Я на тебя давно глаз положил, оба глаза. Все про тебя разузнал. Ты мне в душу пролезла! Но я ведь заслужил?
– Заслужил! – подтвердила Алла и рассмеялась: – Скажи спасибо тем двоим, а то не было бы у тебя никаких шансов!
Уже в постели Алла опять рассмеялась:
– Мне тут один старичок предрекал, что я с мужчинами завязала, что у меня на уме будут одни только марки!
– Одно другому не мешает! – серьезно ответил Эдуард. – А на марках можно делать хороший бизнес. Берешь меня в долю?
– Беру! – сказала Алла. – И больше ни слова ни про бизнес, ни про эти чертовы марки, а то выгоню!
– Не выгонишь! – убежденно произнес содольщик Эдуард, был он, конечно, прав.
Наутро Алла, сладко зевнув, спросила:
– Ну как я тебе, только по-честному?
Эдуард посерьезнел.
– Класс! – сказал Эдуард. – Эпоха!
– Что ты сказал?
– Я сказал – эпоха!
– Ты сказал «эпоха»? – переспросила Алла.
– Я сказал – эпоха!
– Что значит «эпоха»?
– Значит, что ты – уже двадцать первый век!
Алла светло улыбнулась:
– Значит, я – это прогресс!
– Да! – четко рубанул Эдуард.
Теперь Алла заговорила – тихо-тихо:
– И мне с тобой тоже двадцать первый. Вон какой ты сильный, внушительный, смелый. С тобою спокойно, как в детстве… Женись на мне, Эдуард, пожалуйста! Я рубашки буду тебе стирать, крахмалить, гладить! Я тебе обеды буду варить вкусные и завтрак горячий. И главное, я тебя любить стану и женой буду верной… Пожалуйста!
Эдуард ответил тоже тихо и с грустью:
– Не могу! У меня жена в Калуге!
Алла резко поднялась и встала с постели босиком на пол. Своего голого тела Алла не стеснялась никогда. Конечно, не подходило оно под современный стандарт – ни по длине ног, ни по другим промерам, но было зато крепко и ладно сбито. Из окна с плохо прикрытой форточкой дуло. Алла сдернула с постели одеяло и завернулась в него, как в тогу, а ногами нащупала тапочки:
– Один может трахаться только у клетки со львом, иначе у него ноль любви, другой – ни рыба ни мясо, а так – протертый овощ, у третьего баба в Люксембурге, у тебя жена в Калуге, а я для кого? За что мне такая одиночная судьба выпала?
Охранник Эдуард был философом:
– Не в женах счастье, то есть не в мужьях! Счастье в любви. Я тебя сегодня ночью круто полюбил, Алла! И мы с тобой попробуем делать бабки на почтовых марках. Ты тут вспоминала про старичка, он что, по этой части дока?
Алла вздохнула:
– Наверно.
– Бери его в консультанты, а сейчас залезай обратно, у меня еще два свободных часа. Не пропадать же им…
А перед самым уходом Эдуард строго наказал:
– Дверь никому не отворяй! Девки приходили по наводке, это и котенку ясно! Можно ждать новых гостей!
– Эдик, не уходи! – запаниковала Алла.
– Временно у тебя поселится мой эрдель по кличке Фома. По-моему, тебе тоже на работу?
– Я про нее забыла, – созналась Алла.
Она еще раз повстречалась со старичком Вострохвостовым, и тот, войдя в курс дела, спросил:
– Если я вас правильно понял, Алла Владленовна, вы желаете не умножать коллекцию, а на ней зарабатывать?
– Правильно! – сказала Алла.
– А я должен быть у вас как бы художественным руководителем?
– Вот именно.
– Жаль! – огорчился старичок. – Коллекция сильно пострадает. Что-то придется поменять, с чем-то вообще расстаться, все время идти на обман, марочный круговорот, он только на обмане и замешан… Кто кого!..
– Пойдем на обман! – нисколько не смутилась Алла. – Вы ведь тоже не на пенсию живете?
Старичок хитро подхохотнул:
– Я и в советские годы на марках недурственно жил, а теперь-то и подавно. На вашем бывшем муже, кстати, неплохо поживился. У вас кроме альбомов должны быть конверты с двойниками. Мы их начнем потихоньку толкать купцам.
– Кому?
– Ну, тем новеньким коллекционерам, которые ни хрена в марках не смыслят, которые в них деньги вкладывают. Им можно подсунуть что угодно… – Вострохвостов уже вошел в азарт: – Мы для затравки будем им показывать вашу коллекцию. Она станет тем самым бычком, который ведет коров на бойню. А на биржу вы сами будете ходить и сами торговать и торговаться…
Второй муж, специалист по древним рукописям, оказался идеальным мужем. Он никогда не повышал голос, никогда не спорил, только соглашался. Он безропотно отрывался от рукописей, найденных на дне моря, и шел чистить картошку. Он выносил мусор, мыл пол в коридоре, стирал белье. Он отдавал Алле все заработанные деньги до последней сторублевки. Он не пил, не курил, никогда не перебивал жену. Он подружился с Аллиной мамой. Словом, был абсолютно невыносим. И так и не понял, почему от него сбежала жена.
Третий, политик средней руки, был хорош собой, мог громогласно вещать на любую тему, носил Аллу на руках, в постели совершал подвиги, но… пил по-черному, по-зеленому, а в пьяном виде пел дифирамбы царю Николаю Первому, женщинам из Рио-де-Жанейро и норовил драться.
Алла была особой влюбчивой. В каждого из мужей была влюблена до полного самозабвения и с каждым надеялась прожить до конца дней мирно и счастливо. Но не получалось, и не по ее вине. Алла терпела пьянство политика, наловчилась прятаться от побоев, но… политик ушел от Аллы по собственному желанию – влюбился в богатую барышню из княжества Люксембург. Позабыл про политическую карьеру, про любовь к Родине и отбыл в княжество.
Правда, перед самым отъездом возникла проблема. Дело в том, что бывший третий муж был не только алкашом и политиком, но еще и филателистом, чокнутым на марках, как большинство филателистов. Марками он увлекся тогда, когда случайно на дне старого, развалюшного платяного шкафа, выставленного из комнаты в коридор, обнаружил гору альбомов, конвертов, пакетов. Коллекцию эту, как выяснилось, собирал даже не отец Аллы, а ее дед, после смерти которого пылилась она без толку в шкафу, лежала там мертвым грузом. Ни Аллин отец, ни сама Алла в нее не заглядывали. Третий муж заглянул, кому-то рассказал, с кем-то посоветовался, купил современные каталоги – наши и иностранные – и пожизненно погиб. Коллекция и до Третьего мужа была хороша, но он что-то менял, подкупал, и коллекция сложилась отменная.
Однако российский закон запрещает вывоз коллекционных марок, приравнивая их к золоту или драгоценностям, или еще к чему-то, словом, приравнивает. Связываться с таможней – дело малоприятное. Третий муж робко попросил люксембургскую невесту спрятать марки в ее личном багаже. Вряд ли таможня привяжется к молодой иностранке. Но люксембурженка ответила категорическим отказом. Она вовсе не желала рисковать. Либо любовь, либо марки. Третий муж поспешно ответил, что выбирает любовь, но в сердце филателиста кровоточила рана.
Он явился к брошенной жене и сказал так:
– Я тут размышлял, в марках ты ни бельмеса не смыслишь, тебя любой фрайер накроет, лучше ты их не трогай, а? Может, в Люксембурге не сложится, тогда я к тебе вернусь. Если по-честному, ты ведь как женщина на целый порядок выше!
– Заткни пасть, ублюдок! – Алла умела за себя постоять. – Забудь навсегда и про меня, и про эти поганые марки! Между прочим, они дедушкины, следовательно, мои!
Третий муж зашелся гневом:
– Но сколько лет я ими занимался! Сколько раритетов раздобыл! Сколько в них денег всадил!
Алла широко улыбнулась, на максимально возможную ширь:
– Конечно, я в марочном деле тупая. Но чтобы лучшие марки ты оттуда не повынимал и в кармашек не попрятал, я все сховала в надежном месте, и фиг ты их найдешь!
Третий муж в сердцах замахнулся на Аллу, но Алла успела поднять стул:
– Сейчас испорчу твой фас, и не возьмет тебя твоя заморская паскуда!
То, что государство Люксембург находится вовсе не за морями, Аллу в этот момент не волновало.
В итоге Алла осталась одна в компании с почтовыми марками и с четким ощущением, что семейная жизнь – гадость, а все мужики – мразь!
Буквально назавтра Алла услышала в телефонной трубке вкрадчивый голос:
– Добрый день, Алла Владленовна, это вас беспокоит Рыжаков, может быть, вы помните меня, я у вас бывал, у меня борода черная, а волосы на голове, наоборот, блондинистые… – Голос был вкрадчивый, сладкий, казалось, с языка говорящего капала карамель: – Я бы желал, если вас не затруднит, с вами встретиться!..
– Затруднит! – коротко рубанула Алла.
Она помнила этого типа. Он, как и многие другие проходимцы, входил в квартиру крадучись, неслышно ступая, следовал в кабинет Третьего мужа и там доставал из пухлого портфеля пухлые марочные альбомы, которые, это Алла знала, назывались кляссерами. Это значит, что марки в них не были наклеены в альбом, а рядами лежали под прозрачным прикрытием.
– Затруднит! – повторила Алла и соврала: – Марки он увез!
– Как же он умудрился… – начал было Рыжаков, но Алла уже положила трубку.
Звонки посыпались градом, не давая Алле передышки. Звонки навели Аллу на мысль, что, должно быть, эти разноцветные клочки бумаги действительно ценность.
Алла достала один из кляссеров, открыла, и… марки не произвели ни малейшего впечатления, разве что каждая была упакована в прозрачный пакетик. А сбоку от пакетика был присобачен какой-то номер. Алла начала ломать голову, что может обозначать этот номер. Цену? Вряд ли. Что же еще? Алла думала, думала и вспомнила, что бывший Третий муж книг не читал, зато читал и перечитывал французский марочный каталог, хотя французского языка не знал.
Она отыскала каталог – толстенную желтую книгу, стала листать и обнаружила, что на каждой странице есть фотографии марок, а под ними мелко – столбики цифр. Алла была не такая уж темная – все-таки работала регистратором в ведомственной поликлинике.
Алла открыла альбом, там были сплошь советские марки. Алла прочла номер на бумажке под прозрачным пакетиком, снова полезла в каталог. Отыскала в нем ту самую марку, что лежала в кляссере, и прочла цену «500». То, что стоимость марки определяется в швейцарских франках, Алла неоднократно от бывшего Третьего мужа слышала. Бросилась искать газету «Известия», нашла в ней курс иностранных валют. Оказывается, один швейцарский франк стоит более четырех тысяч рублей!
Алла обомлела. Она лихорадочно стала узнавать цену марок, ее марок. Тут были и дешевые, а были и по тысяче франков каждая. Альбомов, то есть кляссеров, было семь. Алла поняла, что в руках у нее, вернее, на столе, в этих альбомах, лежат большие деньги.
Алла потеряла самообладание. Она забыла про поликлинику, про сбежавшего мужа, про мужика из второго подъезда, делавшего ей намеки. Она забыла поесть, забыла положить на лицо любимую огуречную маску. Она приросла к стулу и к кляссерам, не подходила к телефону, нашла франко-русский словарь и переводила из каталога непонятные французские слова.
– Неужели! – ахнула Алла. – Ведь это же просто марки…
Третий муж, сматываясь в Люксембург, предупредил, что ее любой фрайер обманет.
Алла мысленно поблагодарила бегуна и стала вспоминать всех мошенников и бедолаг, которые оставляли в коридоре грязные следы. Она выбрала самого приличного – тихого, подслеповатого старичка в пенсне, которые теперь никто не носит. Алла помнила, что фамилия старичка – Вострохвостов. Разыскала его телефон и попросила зайти.
Вострохвостов явился в тот же вечер. Медленно уселся в кресло и достал из портфеля лупу, глаза из-под пенсне слезились:
– Я должен прочесть вам целый курс. Займет это недели две!
Алла не поверила:
– Так это же, всех дел, просто марки!
Вострохвостов улыбнулся:
– Это не просто марки! Из-за них грабят и убивают, из-за них с собой кончают, на них состояние делают! Знаете, Алла Владленовна, я вас уверяю, скоро это будет у вас, как писал классик, одна, но пламенная страсть!.. Про мужчин вы навеки забудете!
Алла прозанималась всего четыре раза. После четвертого урока, вечером, не поздно, часов около девяти, в дверь позвонили и в ответ на стандартный Аллин вопрос: «Кто там?» – сказали, что телеграмма, международная.
Алла сдуру открыла, и в квартире оказалось двое, на голове черные чулки с прорезями для глаз, как в американских дрянных фильмах, что любит показывать наше телевидение. Бандиты приставили к Аллиному горлу ножи, один с левой стороны, другой – с правой.
– Не рыпайся и говори, где марки! – прохрипел один из налетчиков.
От страха Алла не могла произнести ни единого слова. Тогда бандит слегка нажал на нож, тот впился в нежную Аллину кожу. Теперь уже не только от страха, но и от боли Аллу стошнило прямо на костюм охотника за марками.
Перепачканный бандит матерно выругался.
И в этот момент произошло чудо. В жизни встречаются не только бандиты, но и чудеса. Кто-то ударом мощного кулака сбил с ног одного из бандюг, а затем, прежде чем второй опомнился, повторил с ним ту же процедуру. Наклонился, отнял ножи. Ударил ногой, хорошо двинул, содрал чулки. Под ними обнаружились две девушки.
– Так! – сказал спасатель. – Вам надо под мужиками валяться, а не квартиры грабить! Лежать и не двигаться, слышите! Алла, прекрати тошнить и вызывай милицию!
Позже, когда милиция уже увезла неудачливых грабителей, сосед из второго подъезда, тот, что доставал Аллу эротическими намеками, рассказывал:
– Я собаку прогуливал, ты знаешь, у меня эрдель, смотрю – машину поставили за углом, а сами бочком-бочком к твоему подъезду, мне это не понравилось. Я отвел эрделя домой, вернулся во двор, дошел до угла, машина стоит. Ну чувство у меня было…
– Предчувствие, – поправила Алла.
– Да. Побежал к тебе, и здрасте, грабеж!
– Ты мне жизнь спас. Тебя как звать?
– Эдуард. Чего улыбаешься? Не я же себя так назвал, родители.
– Кулачищи у тебя! – с уважением произнесла Алла.
– Так я боксом увлекался, а теперь ушел в охранники при структуре. Платят нормально.
– Похоже, мне тоже охранник требуется, – задумчиво произнесла Алла.
– Я готов! – немедленно отозвался Эдуард.
– Погляди, шею мне сильно поранили?
Эдуард не только поглядел, но и бережно приложился губами к поврежденному месту:
– До свадьбы заживет! Я на тебя давно глаз положил, оба глаза. Все про тебя разузнал. Ты мне в душу пролезла! Но я ведь заслужил?
– Заслужил! – подтвердила Алла и рассмеялась: – Скажи спасибо тем двоим, а то не было бы у тебя никаких шансов!
Уже в постели Алла опять рассмеялась:
– Мне тут один старичок предрекал, что я с мужчинами завязала, что у меня на уме будут одни только марки!
– Одно другому не мешает! – серьезно ответил Эдуард. – А на марках можно делать хороший бизнес. Берешь меня в долю?
– Беру! – сказала Алла. – И больше ни слова ни про бизнес, ни про эти чертовы марки, а то выгоню!
– Не выгонишь! – убежденно произнес содольщик Эдуард, был он, конечно, прав.
Наутро Алла, сладко зевнув, спросила:
– Ну как я тебе, только по-честному?
Эдуард посерьезнел.
– Класс! – сказал Эдуард. – Эпоха!
– Что ты сказал?
– Я сказал – эпоха!
– Ты сказал «эпоха»? – переспросила Алла.
– Я сказал – эпоха!
– Что значит «эпоха»?
– Значит, что ты – уже двадцать первый век!
Алла светло улыбнулась:
– Значит, я – это прогресс!
– Да! – четко рубанул Эдуард.
Теперь Алла заговорила – тихо-тихо:
– И мне с тобой тоже двадцать первый. Вон какой ты сильный, внушительный, смелый. С тобою спокойно, как в детстве… Женись на мне, Эдуард, пожалуйста! Я рубашки буду тебе стирать, крахмалить, гладить! Я тебе обеды буду варить вкусные и завтрак горячий. И главное, я тебя любить стану и женой буду верной… Пожалуйста!
Эдуард ответил тоже тихо и с грустью:
– Не могу! У меня жена в Калуге!
Алла резко поднялась и встала с постели босиком на пол. Своего голого тела Алла не стеснялась никогда. Конечно, не подходило оно под современный стандарт – ни по длине ног, ни по другим промерам, но было зато крепко и ладно сбито. Из окна с плохо прикрытой форточкой дуло. Алла сдернула с постели одеяло и завернулась в него, как в тогу, а ногами нащупала тапочки:
– Один может трахаться только у клетки со львом, иначе у него ноль любви, другой – ни рыба ни мясо, а так – протертый овощ, у третьего баба в Люксембурге, у тебя жена в Калуге, а я для кого? За что мне такая одиночная судьба выпала?
Охранник Эдуард был философом:
– Не в женах счастье, то есть не в мужьях! Счастье в любви. Я тебя сегодня ночью круто полюбил, Алла! И мы с тобой попробуем делать бабки на почтовых марках. Ты тут вспоминала про старичка, он что, по этой части дока?
Алла вздохнула:
– Наверно.
– Бери его в консультанты, а сейчас залезай обратно, у меня еще два свободных часа. Не пропадать же им…
А перед самым уходом Эдуард строго наказал:
– Дверь никому не отворяй! Девки приходили по наводке, это и котенку ясно! Можно ждать новых гостей!
– Эдик, не уходи! – запаниковала Алла.
– Временно у тебя поселится мой эрдель по кличке Фома. По-моему, тебе тоже на работу?
– Я про нее забыла, – созналась Алла.
Она еще раз повстречалась со старичком Вострохвостовым, и тот, войдя в курс дела, спросил:
– Если я вас правильно понял, Алла Владленовна, вы желаете не умножать коллекцию, а на ней зарабатывать?
– Правильно! – сказала Алла.
– А я должен быть у вас как бы художественным руководителем?
– Вот именно.
– Жаль! – огорчился старичок. – Коллекция сильно пострадает. Что-то придется поменять, с чем-то вообще расстаться, все время идти на обман, марочный круговорот, он только на обмане и замешан… Кто кого!..
– Пойдем на обман! – нисколько не смутилась Алла. – Вы ведь тоже не на пенсию живете?
Старичок хитро подхохотнул:
– Я и в советские годы на марках недурственно жил, а теперь-то и подавно. На вашем бывшем муже, кстати, неплохо поживился. У вас кроме альбомов должны быть конверты с двойниками. Мы их начнем потихоньку толкать купцам.
– Кому?
– Ну, тем новеньким коллекционерам, которые ни хрена в марках не смыслят, которые в них деньги вкладывают. Им можно подсунуть что угодно… – Вострохвостов уже вошел в азарт: – Мы для затравки будем им показывать вашу коллекцию. Она станет тем самым бычком, который ведет коров на бойню. А на биржу вы сами будете ходить и сами торговать и торговаться…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента