Эмиль Вениаминович Брагинский. Суета сует

Эмиль Вениаминович Брагинский
Суета сует

   В зале для торжественной регистрации брака (подобный зал имеется в каждом районном загсе) Марина Петровна стояла гордо выпрямившись. Марина Петровна стояла за столом, на котором лежали государственные бумаги. Жгуче-алая лента пересекала Марину Петровну по маршруту плечо – грудь – талия – верхний край бедра, в этом месте лента пряталась за спину.
   – Перед актом торжественного бракосочетания необходимо заявить, является ли ваше желание взаимным, свободным и искренним, – наизусть спрашивала Марина Петровна, не заглядывая в шпаргалку, которая лежала на столе так, на всякий случай.
   – Да! – отозвалось сопрано невесты.
   – Да! – отозвался бас жениха.
   Теперь Марина Петровна незаметным движением нажала кнопку под крышкой стола. И полилась над залом свадебная мелодия, утвержденная высокой инструкцией, адажио из «Раймонды».
   – В соответствии с законом о браке и семье, – голос Марины Петровны звучал проникновенно и вместе с тем официально, изредка это удается совместить, – объявляю вас мужем и женой! Сойдите с ковра, пожалуйста! – без паузы добавила Марина Петровна, заметив, что кто-то из гостей позволил себе наступить на ковер машинной работы – он занимал большую часть зала.
   Родственники и друзья молодоженов послушно отступили на узкую паркетную полоску возле стены. Началась небольшая давка, объятия, поцелуи, слезы.
   Марина Петровна с привычной гордостью оглядывала происходящее, как вдруг в проеме двери обнаружила собственного мужа.
   Вид у мужа был сомнительный – глаза затравленные, галстук сбился набок.
   Воспользовавшись поздравительной суматохой, Марина Петровна быстро подошла к мужу.
   – Марина! – срывающимся голосом заговорил Борис Иванович. – Я пропал, я, можно сказать, погиб!
   – Сегодня во время завтрака я как-то не заметила, что ты погибаешь! – Она поправила мужу галстук.
   – Не трогай меня! – отстранился Борис Иванович. – Мне понравилась посторонняя женщина!
   – Что значит «понравилась»? – изумилась жена.
   – Это значит, что она понравилась мне как женщина!
   Марина Петровна буквально зашлась от возмущения:
   – У меня ответственная работа! Когда я поздравляю молодых, у меня всегда частит пульс! Я волнуюсь – я еще не зачерствела душой! Сегодня это тридцать второй по счету брак, значит, я буду переживать в тридцать второй раз, а ты… приходишь, говоришь пошлости, портишь мне вдохновение…
   – Я еще не все сказал, худшее впереди! – начал было Борис Иванович, но жена уже не слышала его. Она вернулась на свое главенствующее место.
   – Дорогие молодожены! – Голос Марины Петровны затрепетал. – В вашей жизни сегодня самый радостный и самый счастливый день! Будьте счастливы!
   Молодожены снова принялись целоваться, родители всхлипывать, друзья – поздравлять. Марина Петровна отерла увлажнившиеся глаза:
   – Сойдите с ковра! – И опять подошла к мужу: – Возьми себя в руки. Это минутная слабость!
   – Нет, уже трехмесячная слабость!
   – И ты… с ней… был? – с трудом выговорила Марина Петровна.
   – Был!.. – тихо признался муж.
   – Какая гадость! – Марина Петровна метнулась к столу, на председательский пост. – Дорогие супруги! – Теперь уже другая пара стояла у стены и снова звучало утвержденное адажио. – Прошу в знак взаимности и бесконечной любви друг к другу обменяться кольцами. Сначала жених надевает кольцо невесте!
   – Какая разница? – Невеста пожала голыми плечиками.
   – Семья – это ячейка общества! – серьезно ответила Марина Петровна. – Следовательно, в ней с самого начала должен быть порядок!
   – Жених! – закричал фотограф. – Жених, снимите кольцо и наденьте еще раз! Я не успел снять! Товарищ! – на этот раз он обращался к Борису Ивановичу. – Вы не попадаете в кадр!
   Борис Иванович покорно подвинулся и запечатлелся вместе со всей компанией.
   Марина Петровна вновь подошла к нему и выдернула из праздничной толпы:
   – Почему ты ворвался? Не мог обождать до вечера?
   – Я хотел исключить момент внезапности! – печально ответил Борис Иванович. – Вечером я к ней ухожу!
   Марина Петровна качнулась, помолчала и, шатаясь, вернулась к исполнению служебных обязанностей:
   – Товарищи! Семья, брак – это прекрасно, это почти священно! Да сойдите вы с ковра! Вас много, а ковер один!
 
   Вечером Марина Петровна стояла в дверях, прокурорски скрестив на груди руки, и мрачно следила за тем, как муж укладывал чемодан. Чемодан, набитый до отказа, никак не хотел закрываться.
   – Накидал туда все как попало. Разве так обращаются с вещами?
   – Это мои личные вещи! – Борис Иванович нажал на чемодан всем телом.
   – Нужно все уложить аккуратно, сломаешь хороший чемодан!
   Борис Иванович поднажал, чемодан, захлопываясь, лязгнул замками. Борис Иванович, слегка задыхаясь, выпрямился:
   – Не тебя первую муж бросает!
   – А я-то думала, меня первую! – усмехнулась Марина Петровна.
   Борис Иванович поволок свой чемодан к выходу.
   – Смотри, надорвешься! – почти издевательски продолжала жена. – Зачем ты ей будешь нужен, надорванный?
   Борис Иванович поставил чемодан на пол и перевел дух:
   – Держишь фасон?
   – Фасон дороже денег! – Марина Петровна грустно улыбнулась.
   – Не тебя, а меня нужно жалеть. Я виноват, и меня совесть поедом ест! – вздохнул Борис Иванович. – Если я что из барахла забыл, Наташка мне принесет!
   Из соседней комнаты вышла Наташка, длинное тонкое существо в джинсах и батнике.
   – Ничего я тебе не принесу! Ну, завел, с кем не бывает, но зачем обнародовать, зачем травмировать мать, ломать ей жизнь! – И, недовольно покрутив головой, Наташа вернулась к себе в комнату.
   Борис Иванович вздохнул, поднял чемодан, потащил к выходу:
   – Разводиться будем в твоем загсе!
   – Лучше в другом… – вскинулась Марина Петровна – Там… где живет эта особа…
   – Она тоже живет в нашем районе… Только она не особа, а хороший человек! – И Борис Иванович ушел насовсем.
 
   Борис Иванович, волоча чемодан, понуро плелся по улице.
   Как только он покинул дом, бодрое состояние духа его покинуло.
   От темной стены отделилась женская фигура, довольно-таки полная фигура, кинулась к Борису Ивановичу, обняла:
   – Борюся, не переживай!
   – Я не переживаю!
   – Борюся, это трудно только вначале…
   – В конце будет легко… – отозвался Борис Иванович.
   – Борюся, ты начинаешь новую жизнь, и ты счастлив!
   – Я начинаю новую жизнь, и я счастлив! – эхом откликнулся Борис Иванович.
   И оба, Борис Иванович и полная женщина, растворились в темноте.
 
   Марина Петровна сидела на кухне, в извечном убежище женщин.
   Неслышно появилась Наташа:
   – Не плачется?
   – Нет.
   Наташа присела напротив:
   – Мама, давай поговорим как баба с бабой!
   – Давай! – согласилась Марина Петровна.
   – Мама, были и будут женщины, которые крадут чужих мужей… Сколько у вас там в загсе разводов?
   – Много… – тихо признала Марина Петровна.
   – Но я-то у тебя есть. И я тебя очень люблю, но если тебе меня одной мало, хочешь, я для тебя ребенка рожу?
   Марина Петровна застонала.
   – Забота о ребенке, – увлеченно продолжала Наташа, – займет тебя целиком, ты не только про отца, ты и про меня забудешь. Все ведь на тебя свалится. Я-то ведь не стану заниматься ребенком!
   – Но тебе всего восемнадцать…
   – Теперь рожают и в четырнадцать!
   – Но ты еще не замужем!
   – Какое это имеет значение?
   – Но ты еще не получила образование!
   – Чтобы иметь детей, диплома не требуется!
   – Наташа, прекрати! – перешла на крик Марина Петровна. – Что ты несешь околесицу!
   – Громче! – поддержала Наташа. – Тебе необходимо выплеснуться. Хочешь, ударь меня!
   И тогда Марина Петровна заплакала. Наташа тотчас тоже пустилась в рев.
   – Он подлец! – сказала сквозь слезы Марина Петровна. – И развратник!
   – Они все подлецы и развратники! – тоже сквозь слезы проговорила Наташа. – Поверь моему опыту!
 
   По понедельникам в районном загсе браки не регистрировали. В понедельник заведующая районным загсом Марина Петровна вела прием посетителей:
   – Следующий!
   Но вместо следующего в кабинет вошла заместительница, на щеках ее выступили багровые пятна.
   – Обождите минуточку, – сказала она кому-то, приблизилась к Марине Петровне и зашептала: – Извините… но там… пришел ваш муж… и он принес заявление.
   – Варвара, спокойно! – приказала Марина Петровна. – Ишь какой шустрый. В субботу меня бросил, а в понедельник бежит разводиться, невтерпеж!
   – Ну как же это вдруг… бросил…
   – Это всегда бывает вдруг! Иди, Варвара, и скажи ему, чтобы зашел с заявлением ко мне, но в порядке живой очереди!
   Заместительница ушла, что-то пришептывая, и в кабинете появился парень в очках. Вид у него был прескромный.
   – Ваша заместительница отказывается принять у меня заявление с просьбой о регистрации.
   Марина Петровна устало вздохнула:
   – Вы в который раз женитесь, Сергиенко?
   – Закон не ограничивает число браков.
   – Верно. Но все-таки в который, в восьмой? Нам надоело вас регистрировать и разводить!
   – За это вы получаете зарплату! – сказал Сергиенко.
   – А ваша невеста номер восемь знает о предыдущих? – в ответ на хамство едко спросила Марина Петровна.
   – Конечно, – улыбнулся Сергиенко. – Чувствуется, что вы далеки от лирики жизни… Из-за этого она любит меня еще больше…
   – Идите к заместительнице! – резко приказала Марина Петровна. – Она примет заявление.
   Сергиенко ушел, столкнувшись в дверях с Борисом Ивановичем.
   – Строишь из себя начальство? В очереди держишь? Правильно делаешь!
   – Скажи, пожалуйста, вторая сторона согласна с твоим заявлением? – сухо спросила Марина Петровна.
   – Это ты вторая сторона?
   – Да, я.
   – А зачем тебе соглашаться или не соглашаться? Я кругом виноват, и я беру на себя расходы!
   – Расходов не будет! – твердо заявила Марина Петровна. – Я согласия на развод не даю!
   – То есть как – не даешь? – ахнул Борис Иванович.
   – В суд обращайся! Я на одно заседание не приду, на другое, на третье! Все по уважительным причинам, я из тебя все нервы повытаскиваю, эта особа все твои нервы повыдергивает…
   – Где твое самолюбие? – перебил Борис Иванович. – Все равно я к тебе не вернусь!
   – Не ко мне, а к дочери!
   – Наташа уже не маленькая, восемнадцать лет!
   – Маленькая может и без отца, а вот в восемнадцать… Словом, не задерживай очередь!
   Борис Иванович гордо выпрямился:
   – К вопросу о дочери. Наташа… сегодня вечером… придет в гости… к нам!
   – Врешь! – Марина Петровна стала вся красная. – Врешь, врешь, врешь!
   Борис Иванович ничего не ответил и вышел. Марина Петровна взяла себя в руки и с усилием вызвала:
   – Следующий!
   Но вместо следующего в кабинете опять возникла заместительница.
   – Одну минуточку, обождите! – сказала она в дверях кому-то и запела: – Дорогая наша Марина Петровна!
   – Варвара, ты подслушивала! – В голосе Марины Петровны зазвучал металл.
   – В приемной отчетливо слышно каждое слово, вы сами знаете. Марина Петровна, если вы не даете ему развода, значит, вы… его…
   – Варвара, выйди! – на нерве перебила Марина Петровна.
   Заместительница сделала шаг назад.
   – Есть путевка, горящая, пожарная путевка, на теплоходе, то ли в Кижи, то ли в Ташкент…
   – В Ташкент теплоходы не ходят, – усмехнулась Марина Петровна, – там реки нету.
   – Это я не знаю, я только знаю, что за эти путевки люди убиваются, а пылающая путевка у Фроловой, ее зять оперировал женщину, которая сидит на теплоходных путевках, а Фролова плыть не может…
   – Следующий! – громко перебила Марина Петровна.
 
   В этой комнате всего было много, с избытком: много мебели, безделушек, на стенах много репродукций, и все в рамочках, и хозяйки тоже было много – много тела, много прически, много краски. И по всей комнате было что-то накидано и набросано.
   Наташа сидела за празднично накрытым столом прямая как палка. А отец суетился, заглядывал ей в глаза, и от этого у Наташи противно сосало под ложечкой.
   – Наташенька, поешь студня, смотри какой аппетитный! Или тортика хочешь, его Катерина сама испекла, положить тебе вон тот кусочек, с шоколадной загогулиной?
   – Спасибо, но я берегу фигуру! – откашлялась дочь. – Сейчас модно, чтобы торчали все позвонки, а живот западал.
   – Ты, Борюся, не юли перед ней! – Низкий голос хозяйки исходил откуда-то из глубины. – Не желает она есть в этом доме. Я бы на ее месте тоже меня ненавидела!
   – Ненависть – сильное чувство, – сказала Наташа хозяйке, – по отношению к вам я испытываю отрицательные эмоции, и не более того!
   – Но ты же, Наташка, тоже в кого-нибудь втрескаешься, – усмехнулась хозяйка, – и не спросишь – женатый, разведенный или вообще бабник!
   Наташа порывисто поднялась:
   – Спасибо за содержательную беседу и за торт. Наверное, он хорош. Вы рискните, вам терять нечего! – И выразительно поглядела на хозяйку.
   – Я этот торт наверну, это точно! – добродушно согласилась та. – Не наладятся у нас отношения, а то отец изводится?
   – Нет, больше не приду!
   Наташа пошла к выходу. Отец засеменил следом.
   – Наташа, как у тебя финансовые дела?
   – Сколько ребенку ни давай, все мало, поэтому лучше не давать ничего! – И Наташа хлопнула дверью.
   Хозяйка тоже вышла в коридор, обняла, прижалась к Борису Ивановичу:
   – Борюся, она скоро-нескоро выпрыгнет замуж, все одно станет чужая!
   – Для меня она никогда не станет чужая! – печально сказал Борис Иванович.
 
   Наташа спрыгнула со ступеньки троллейбуса, быстро свернула за угол и решительно зашагала к дому, на котором висела вывеска «Булочная-кондитерская».
   А по этой самой улице двигался автомобиль «Москвич», совсем старенький, можно сказать древний, битый и перебитый, крашеный и перекрашенный. За рулем сидел волосатый, бородатый парень, а рядом с бородачом ерзал на сиденье Гена, веселый и беззаботный, который увидел Наташу, входившую в булочную, и заорал:
   – Вася, тормози!
   «Москвич» охотно остановился, потому что в таком возрасте лучше стоять, чем двигаться.
   – Сейчас подсадим роскошный кадр! – пообещал Гена. – Я с ней в школе учился.
   Наташа вышла из булочной, в руках она держала торт.
   – Наташа! – позвал Гена. – Садись, подвезем!
   – Вот на этом драндулете? – улыбнулась Наташа.
   – На Западе все миллионеры ездят на старых машинах, – ответил Гена, пытаясь открыть заднюю дверцу.
   – Не мучайся, она не открывается, – сказал Вася, – надо лезть через переднее сиденье!
   Гена вышел из машины, и Наташа через переднее сиденье полезла на заднее.
   – Это Вася, – представил водителя Гена, – он из Новгорода.
   – Куда везти? – спросил Вася.
   – Можно изловчиться и включить заднюю скорость? – спросила Наташа. – Нам надо отъехать назад.
   Вася тщетно пытался включить заднюю скорость, раздался скрежет, лязг, тогда Вася принял решение:
   – Она не врубается, мы дадим кругаля!
   «Москвич» с неожиданной бодростью взял старт.
   – У вас налево руль выворачивается? – насмешничала Наташа. – Вы знаете, где лево?
   Вместо ответа Вася вывернул руль налево, ловко сделал разворот, и «Москвич» покатил по другой стороне улицы в обратном направлении.
   – Давайте опять налево! – весело скомандовала Наташа.
   Вася опять вывернул руль, и «Москвич» оказался вновь на той стороне, где булочная.
   – Стоп! – закричала Наташа.
   Вася остановил машину:
   – Так вы же здесь садились!
   – Нет у вас глазомера. Я садилась на десять шагов дальше, булочная в соседнем подъезде!
   – Мы тебя доставили по назначению, – сказал Гена, – а ты нас за это зовешь на торт!
   – Пусти, дай вылезти! – сказала Наташа.
   Гена вышел из машины. Наташа через переднее сиденье выбралась на тротуар.
   – К себе не зову, много чести! – И исчезла в подъезде.
   – Ну? – спросил Гена. – Как тебе этот товарищ?
   – Больно лядащая, – ответил Вася, – подарочный набор из одних костей. У нас в Новгороде эти диетные, недокормленные штабелями лежат.
 
   Как только Наташа появилась дома, мать гневно шагнула навстречу:
   – Ты была там?
   Наташа ловко обогнула мать и направилась на кухню:
   – Если я сейчас не поем этого дешевого торта за рубль шестнадцать, я умру. Мама, они пытались меня затортить!
   – Значит, ты была там!
   – Они пытались купить меня с помощью умопомрачительного самодельного торта!
   – Зачем ты была там? – закричала мать.
   – Что ты заладила – там-там-там… На экскурсию ходила! – Наташа отправила в рот огромный кусок торта. – Но я там ни крошки не съела, помнишь у Монте-Кристо – в доме врага не едят! Я изошла слюной, у меня температура повысилась до сорока.
   – Ты была там, и это предательство по отношению ко мне! Это нарушение всех нравственных норм…
   – Мама, прекрати, ты не на собрании! Мне было интересно узнать, на что он польстился. Мам, у нас идеальный порядок, а там всюду раскиданы самые неожиданные вещи, даже теоретически неприличные лифчики, трусики…
   – Значит, он ушел к ней, потому что она неряха? – не выдержала Марина Петровна.
   – Мама, ты покупаешь полуфабрикаты, суп ты вообще варишь какой попало, а она, мама, на еде чокнутая.
   – Значит, он к ней ушел из-за супа?
   – Нет, мама, она уютная женщина. Мама, она с ним сюсюкает, она называет его Борюся!
   – Значит, он ушел, чтоб она называла его этой идиотской кличкой?
   – Мама, она липучая!
   – Липучая? – не поняла Марина Петровна.
   – Да, то есть ласковая! Мое поколение склонно к анализу. Он ушел потому, что жизнь у нас как прямая линия. Тебе все ясно – наденьте кольцо, сойдите с ковра. А она, мама, раскованная. Тебе тоже нужно себя искривить и пойти в загул! Вот тогда ты про него забудешь!
   – Мне путевку предлагают на теплоход… – растерянно сообщила Марина Петровна, несколько потрясенная логическими построениями дочери.
   – Езжай! На теплоходе, самолете, на байдарке! На чем угодно, только перемени обстановку!
 
   Утром Наташа выскочила из подъезда, сразу увидела облезлый «Москвич», решительно шагнула к нему, открыла дверцу и села на переднее сиденье.
   – Я знала, что ты будешь тут дежурить.
   – Откуда такая прозорливость? – удивился бородатый Вася.
   – Ты вчера, когда машину вел, все время глазел на меня вон в то зеркальце. – Наташа показала на зеркальце, которое у водителей называется зеркалом заднего вида.
   – Как же на тебя не глядеть, – не стал спорить Вася, – когда ты вся такая тонкая, звонкая и прозрачная.
   – Понятно, – сказала Наташа, – значит, ты сквозь меня смотрел на дорогу. Ты откуда Генку Мулярова знаешь?
   – Двоюродный брат, – ответил Вася. – Куда везти?
   – В училище, на Часовую улицу!
   – Ты в каком училище? – Вася включил двигатель.
   – В театрально-художественном. На гримера учусь. Меняю людям внешний вид, поскольку внутренний вид никому поменять нельзя!
   – А ну вылезай! – послышался грозный голос.
   – Это моя мама, узнаю! – Наташа покорно выбралась из машины. – Ее зовут Марина Петровна. Мама, это Вася. Я ему нравлюсь. Он двоюродный брат Генки Мулярова из двадцать четвертой квартиры.
   К полному удивлению и Наташи, и Васи, Марина Петровна полезла в автомобиль на то самое место, где только что сидела Наташа:
   – Пусть этот долго небритый Вася отвезет меня на службу, я опаздываю!
   – Мне, безусловно, приятней везти вас, а не Наташу! – Вася нажал на газ, и машина тронулась с места.
   На тротуаре смеялась Наташа.
   – Куда вы опаздываете? – спросил Вася.
   – На бракосочетание. Пока езжайте прямо!
   – Какой малохольный с утра расписывается?
   – Всех брачующихся обслужить вечером практически невозможно. Поверните направо! И, пожалуйста, чтобы я вашу машину возле моего дома больше не видела. Мне отвратительны все эти патлатые и бородатые бездельники!
   – Я, Марина Петровна, работаю, – примирительно сказал Вася. – Я таксист!
   – Остановите, приехали! Все таксисты – махинаторы! Стоишь голосуешь, а он с зеленым огоньком едет себе мимо! Спасибо!
   Марина Петровна вылезла из машины и вошла в помещение загса.
   Вася тоже вышел из машины и тоже направился в загс. И сразу услышал знакомый голос:
   – Дорогие молодожены! В вашей жизни сегодня самый радостный и самый счастливый день!
   Вася пошел на голос. Остановился в дверях зала торжественной регистрации, увидел Марину Петровну, опоясанную лентой с гербом, и от смеха его согнуло пополам.
   – Прошу в знак взаимности и бесконечной любви друг к другу обменяться кольцами!
   Защелкал затвором фотограф.
   – Товарищ! – закричал фотограф Васе. – Бородатый товарищ! Вы не в кадре, подвиньтесь к остальным!
   Вася улыбнулся и подвинулся.
   Заместительница по имени Варвара, воспользовавшись паузой, во время которой родственники и друзья поздравляли молодых, проникла в зал и приблизилась к Марине Петровне:
   – Фролова принесла путевку! Ехать завтра!
   Марина Петровна гневным знаком дала Варваре команду исчезнуть и трепетно заговорила:
   – Дорогие супруги! Жизнь сложна… Сложна жизнь…
   И слезы выступили у нее на глазах.
 
   Назавтра лил проливной дождь. С силой бил по тротуару и по мостовой.
   Борис Иванович буквально нырнул в телефонную будку. Быстро набрал номер:
   – Наташенька, это я… Что слышно?.. Как мама? Ты скажи, она сильно переживает?
   – Вы не туда попали! – ответила Наташа и положила трубку. В другой руке она держала чемодан.
   Мать и дочь вышли из подъезда в море дождя, ежась под зонтом.
   – Куда я еду в такую ливнюгу? – нервничала Марина Петровна. – И такси мы позабыли заказать!
   – Вон он, я вижу! – Наташа тащила мать за собой.
   – Когда тебя бросают, надо уходить не в отпуск, а в работу! В созидательный труд надо уходить!
   – Что ты там созидаешь, счастливые семьи? – Наташа подвела мать к знакомому «Москвичу». – Ты почему так далеко встал?
   – Там хлеб разгружали! – Вася распахнул дверцу.
   – Я с ним не поеду! – решительно отказалась Марина Петровна. – Раз он здесь, я вообще никуда не поеду!
   – Мама! – Наташа кинула чемодан в машину. – Он уезжает в Новгород и забросит нас по дороге! – И полезла через переднее сиденье на заднее.