Энн Линдберг
Подарок моря. Как вернуться к себе и жить просто
ANNE LINDBERGH
GIFT FROM THE SEA
Introduction by Reeve Lindbergh
Издано с разрешения Pantheon Books, an imprint of The Knopf Doubleday Group, a division of Random House, LLC.
© Anne Morrow Lindbergh, 1955, 1975, 1983
© Jon Lindbergh, Land M. Lindbergh, Scott Morrow Lindbergh, and Reeve Lindbergh, 2003
© Reeve Lindbergh, предисловие, 2005
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс»
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
GIFT FROM THE SEA
Introduction by Reeve Lindbergh
Издано с разрешения Pantheon Books, an imprint of The Knopf Doubleday Group, a division of Random House, LLC.
© Anne Morrow Lindbergh, 1955, 1975, 1983
© Jon Lindbergh, Land M. Lindbergh, Scott Morrow Lindbergh, and Reeve Lindbergh, 2003
© Reeve Lindbergh, предисловие, 2005
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс»
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
* * *
Медитация для здоровья
Практическое пособие по снятию боли и снижению стресса
Видьямала Бурх и Дэнни Пенман
В поисках счастья
Как получать удовольствие от жизни каждый день
Мартин Селигман
Призвание
Как найти то, для чего вы созданы, и жить в своей стихии
Кен Робинсон
12 времен года
или Все, что имело значение в этом году
Яна Франк
Муза и Чудовище
Как организовать творческий труд
Яна Франк
Предисловие[1]
Впервые книга «Подарок моря» вышла в свет пятьдесят лет назад, в 1955 году, и у меня такое чувство, будто с тех пор я читала ее не меньше пятидесяти раз. Я не преувеличиваю. Стыдно признаться, но впервые я открыла эту книгу лет в двадцать, но потом перечитывала по меньшей мере раз в год, а порой и чаще.
Я читала «Подарок моря» вне зависимости от времени года в каждый период моей жизни. И еще ни разу я не усомнилась в актуальности этой книги, в мудрости, которую она несет.
Мама писала это произведение в небольшом домике неподалеку от пляжа острова Каптива, который находится у флоридского побережья Мексиканского залива. Многие интересуются этим домом, но наши друзья из Флориды сказали мне, что он давно разрушен.
Но несмотря на это, недавно я на неделю отправилась на остров Каптива, взяв с собой экземпляр «Подарка моря», который еще в 1955 году мама подписала: «Для Рив». Я отправилась туда не в поисках дома писательницы, но в поисках самой писательницы.
Мамы уже нет в живых. И после раздела всего, чем владели предыдущие поколения семьи, между членами поколения нынешнего, после торжественных приемов, посвященных истории семьи, и обнародования откровений, связанных с нашей личной жизнью, многочисленными родственниками, я снова искала ее помощи. Чтобы жить дальше, мне нужна была ее мудрость и ее поддержка. И, как и ожидалось, она не подвела меня.
На какой бы странице вы ни открыли «Подарок моря», вы почувствуете, что автор словно говорит вам: живите и дышите неспешно. Какими бы ни были жизненные обстоятельства, книга помогает успокоиться, дает возможность на время перенестись в другой, безмятежный мир.
Само течение повествования, его ритм, как мне кажется, напоминает легкое неизбежное движение моря. Не знаю, выбрала ли мама такой стиль осознанно или он стал естественным результатом того, что во время написания этой книги она жила на океанском берегу. Как бы то ни было, но, прочитав даже несколько страниц, я расслабляюсь и чувствую себя частью морского течения – еще одним обломком, который плавно раскачивают океанические ритмы Вселенной.
Но эта книга несет в себе не просто умиротворение и призыв к спокойной жизни под ритм морских волн и размеренных слов. За всем этим скрывается невероятная сила. Каждый раз меня снова и снова поражает эта сила «Подарка моря». Я не помню, чтобы мама была такой сильной, а может, я просто не замечала, принимая это ее свойство как нечто само собой разумеющееся.
Я помню, что она всегда казалась мне маленькой и хрупкой. Я помню ее ум и деликатность. Но когда я перечитываю «Подарок моря», эта иллюзия хрупкости исчезает и мне открывается истина. Как же я могла забыть? Она воспитала пятерых детей после трагической потери в 1932 году своего первенца[2]. Она стала первой американкой, получившей лицензию первоклассного летчика-планериста (1930 г.), а также первой женщиной, награжденной медалью Хаббарда[3] (1934 г.). В 1938 году она получила Национальную книжную премию за книгу «Поднимается ветер»[4], и на протяжении всей жизни мама оставалась одним из самых популярных и читаемых авторов в стране.
В шестьдесят пять она каталась со мной на лыжах в Вермонте, в семьдесят ходила по маршрутам в швейцарских Альпах, а в семьдесят пять спустилась в кратер вулкана Халеакала на гавайском острове Мауи и провела там ночь со своими детьми и друзьями. Помню, как я вглядывалась в усеянный звездами огромный черный купол ночного неба, когда мама показывала нам навигационный звездный круг: Капелла, Кастор, Поллукс, Процион и Сириус. Когда-то она – пионер авиации – научилась определять курс в темноте именно по этим звездам…
Но прежде всего «Подарок моря», как мне кажется, позволяет читателям почувствовать необычную свободу. Ее трудно описать, определить словами, но именно эта свобода и есть причина того, что книгу продолжают любить и читать спустя столько лет. Я говорю о свободе, которая исходит из нашего выбора оставаться открытыми перед жизнью, какие бы сюрпризы она нам ни преподносила: горести и радости, триумфы и падения, страдания и покой и, конечно же, постоянные изменения. Такой выбор сделала и моя мама.
Честно размышляя над своей жизнью, пытаясь достигнуть гармонии с самой собой и предпринимая активные действия в ответ на происходящее «здесь и сейчас», мама обрела свободу, какую должны обрести и мы. Она написала «Подарок моря» и открыла новый путь в жизни и себе, и другим. И мне приятно осознавать, что это издание книги позволит пойти по этому пути новому поколению читателей.
Я читала «Подарок моря» вне зависимости от времени года в каждый период моей жизни. И еще ни разу я не усомнилась в актуальности этой книги, в мудрости, которую она несет.
Мама писала это произведение в небольшом домике неподалеку от пляжа острова Каптива, который находится у флоридского побережья Мексиканского залива. Многие интересуются этим домом, но наши друзья из Флориды сказали мне, что он давно разрушен.
Но несмотря на это, недавно я на неделю отправилась на остров Каптива, взяв с собой экземпляр «Подарка моря», который еще в 1955 году мама подписала: «Для Рив». Я отправилась туда не в поисках дома писательницы, но в поисках самой писательницы.
Мамы уже нет в живых. И после раздела всего, чем владели предыдущие поколения семьи, между членами поколения нынешнего, после торжественных приемов, посвященных истории семьи, и обнародования откровений, связанных с нашей личной жизнью, многочисленными родственниками, я снова искала ее помощи. Чтобы жить дальше, мне нужна была ее мудрость и ее поддержка. И, как и ожидалось, она не подвела меня.
На какой бы странице вы ни открыли «Подарок моря», вы почувствуете, что автор словно говорит вам: живите и дышите неспешно. Какими бы ни были жизненные обстоятельства, книга помогает успокоиться, дает возможность на время перенестись в другой, безмятежный мир.
Само течение повествования, его ритм, как мне кажется, напоминает легкое неизбежное движение моря. Не знаю, выбрала ли мама такой стиль осознанно или он стал естественным результатом того, что во время написания этой книги она жила на океанском берегу. Как бы то ни было, но, прочитав даже несколько страниц, я расслабляюсь и чувствую себя частью морского течения – еще одним обломком, который плавно раскачивают океанические ритмы Вселенной.
Но эта книга несет в себе не просто умиротворение и призыв к спокойной жизни под ритм морских волн и размеренных слов. За всем этим скрывается невероятная сила. Каждый раз меня снова и снова поражает эта сила «Подарка моря». Я не помню, чтобы мама была такой сильной, а может, я просто не замечала, принимая это ее свойство как нечто само собой разумеющееся.
Я помню, что она всегда казалась мне маленькой и хрупкой. Я помню ее ум и деликатность. Но когда я перечитываю «Подарок моря», эта иллюзия хрупкости исчезает и мне открывается истина. Как же я могла забыть? Она воспитала пятерых детей после трагической потери в 1932 году своего первенца[2]. Она стала первой американкой, получившей лицензию первоклассного летчика-планериста (1930 г.), а также первой женщиной, награжденной медалью Хаббарда[3] (1934 г.). В 1938 году она получила Национальную книжную премию за книгу «Поднимается ветер»[4], и на протяжении всей жизни мама оставалась одним из самых популярных и читаемых авторов в стране.
В шестьдесят пять она каталась со мной на лыжах в Вермонте, в семьдесят ходила по маршрутам в швейцарских Альпах, а в семьдесят пять спустилась в кратер вулкана Халеакала на гавайском острове Мауи и провела там ночь со своими детьми и друзьями. Помню, как я вглядывалась в усеянный звездами огромный черный купол ночного неба, когда мама показывала нам навигационный звездный круг: Капелла, Кастор, Поллукс, Процион и Сириус. Когда-то она – пионер авиации – научилась определять курс в темноте именно по этим звездам…
Но прежде всего «Подарок моря», как мне кажется, позволяет читателям почувствовать необычную свободу. Ее трудно описать, определить словами, но именно эта свобода и есть причина того, что книгу продолжают любить и читать спустя столько лет. Я говорю о свободе, которая исходит из нашего выбора оставаться открытыми перед жизнью, какие бы сюрпризы она нам ни преподносила: горести и радости, триумфы и падения, страдания и покой и, конечно же, постоянные изменения. Такой выбор сделала и моя мама.
Честно размышляя над своей жизнью, пытаясь достигнуть гармонии с самой собой и предпринимая активные действия в ответ на происходящее «здесь и сейчас», мама обрела свободу, какую должны обрести и мы. Она написала «Подарок моря» и открыла новый путь в жизни и себе, и другим. И мне приятно осознавать, что это издание книги позволит пойти по этому пути новому поколению читателей.
Рив Линдберг,Сент-Джонсбери,март 2005 года
От автора
Писать эту книгу я начала для себя – чтобы разобраться в собственном мире, в собственной жизни, в личных и деловых отношениях. А поскольку думается мне лучше с карандашом в руках, каким-то совершенно естественным образом я начала записывать свои мысли. Перенесенные на бумагу, они становились яснее, и у меня появилось ощущение, что мой жизненный опыт значительно отличается от опыта других людей. Мне казалось, что далеко не все женщины находятся в поиске новой жизненной модели. Наблюдая со стороны за жизнью других женщин, я думала, что они со всем справляются с удивительной легкостью, гораздо лучше, чем я. С чувством зависти и восхищения я наблюдала за идеальностью их размеренно текущих дней. Мне казалось, что у них нет проблем и на все свои вопросы они давно нашли ответы. И я решила, что мои рассуждения интересны и полезны исключительно мне самой.
Но по ходу написания книги я много общалась с женщинами разного возраста, обладающими разным жизненным опытом. Среди них были и те, кто стремился к карьере, и прилежные домохозяйки и матери, и те, кому в жизни все давалось легко. И я поняла: мои взгляды вовсе не уникальны.
Да, обстоятельства у всех разные, но многие женщины – и мужчины, кстати, тоже – не раз задавались теми же вопросами, что и я. И хотели найти на них ответы. Даже те, за чьими улыбающимися лицами скрывалось существование, размеренное как часы, зачастую пытались найти другой ритм, стремились к тому, чтобы жизнь больше соответствовала их потребностям, желали иметь новые, наполненные отношения.
Так постепенно главы этой книги, подпитанные рассуждениями и откровениями самых разных людей, стали чем-то бóльшим, чем просто моей личной историей. В конце концов я решила вернуть людям то, чем они со мной поделились. С чувством искренней благодарности всем тем, кто вместе со мной принимал участие в создании этой книги, я возвращаю этот подарок моря.
Но по ходу написания книги я много общалась с женщинами разного возраста, обладающими разным жизненным опытом. Среди них были и те, кто стремился к карьере, и прилежные домохозяйки и матери, и те, кому в жизни все давалось легко. И я поняла: мои взгляды вовсе не уникальны.
Да, обстоятельства у всех разные, но многие женщины – и мужчины, кстати, тоже – не раз задавались теми же вопросами, что и я. И хотели найти на них ответы. Даже те, за чьими улыбающимися лицами скрывалось существование, размеренное как часы, зачастую пытались найти другой ритм, стремились к тому, чтобы жизнь больше соответствовала их потребностям, желали иметь новые, наполненные отношения.
Так постепенно главы этой книги, подпитанные рассуждениями и откровениями самых разных людей, стали чем-то бóльшим, чем просто моей личной историей. В конце концов я решила вернуть людям то, чем они со мной поделились. С чувством искренней благодарности всем тем, кто вместе со мной принимал участие в создании этой книги, я возвращаю этот подарок моря.
1. Пляж
Пляж – это не то место, где можно работать, читать, писать или думать. Мне следовало помнить об этом. Здесь слишком жарко, слишком влажно, слишком спокойно для умственного сосредоточения и высокого полета души. Но мы все равно наступаем на одни и те же грабли. С надеждой мы тянем сюда выгоревшие соломенные сумки, груженные книгами, чистой бумагой, давно просроченными письмами, наточенными карандашами, списками и добрыми намерениями. Книги лежат непрочитанными, карандаши ломаются, а бумага остается гладкой и чистой, словно безоблачное небо. Никакого чтения, никаких писем и даже никаких мыслей, по крайней мере первое время.
Вначале уставшее тело пытается обрести равновесие. Словно на борту корабля, мы впадаем в «шезлонговую» апатию. Тело сопротивляется мыслям, решениям, возвращаясь к ритмам набегающего моря. Мы попадаем под чары волн, расслабляемся, лежа на животе. По сути, мы становимся такими же открытыми, незащищенными и свободными от мыслей, как сам берег, очищенный от вчерашнего мусора сегодняшним прибоем.
А потом, в одно прекрасное утро, разум просыпается, снова возвращаясь к жизни, обретает мудрость моря. Он начинает плыть по течению, резвясь и нежась в ласковых и беззаботных волнах. Никто не знает, какие сокровища могут вынести эти легкие волны подсознания на гладкий белый песок разума. Может, это будет камень идеальной круглой формы, а возможно, редкая раковина со дна океана: волнистый рожок, лунная ракушка или даже аргонавт.
Но их нельзя искать или, боже упаси, докапываться до них. Здесь не должно быть никаких усердных поисков и раскопок – вы рискуете раздавить то, что ищете. Море не вознаграждает тех, кто слишком тревожен, слишком жаден или слишком нетерпелив. Раскопки в поисках сокровища говорят не только о нетерпеливости и жадности, но и об отсутствии веры. Терпение, терпение и еще раз терпение – именно ему нас учит море. Терпение и вера. Нужно оставаться открытым, неприхотливым и свободным от мыслей, как сам морской берег – в ожидании подарка моря.
Вначале уставшее тело пытается обрести равновесие. Словно на борту корабля, мы впадаем в «шезлонговую» апатию. Тело сопротивляется мыслям, решениям, возвращаясь к ритмам набегающего моря. Мы попадаем под чары волн, расслабляемся, лежа на животе. По сути, мы становимся такими же открытыми, незащищенными и свободными от мыслей, как сам берег, очищенный от вчерашнего мусора сегодняшним прибоем.
А потом, в одно прекрасное утро, разум просыпается, снова возвращаясь к жизни, обретает мудрость моря. Он начинает плыть по течению, резвясь и нежась в ласковых и беззаботных волнах. Никто не знает, какие сокровища могут вынести эти легкие волны подсознания на гладкий белый песок разума. Может, это будет камень идеальной круглой формы, а возможно, редкая раковина со дна океана: волнистый рожок, лунная ракушка или даже аргонавт.
Но их нельзя искать или, боже упаси, докапываться до них. Здесь не должно быть никаких усердных поисков и раскопок – вы рискуете раздавить то, что ищете. Море не вознаграждает тех, кто слишком тревожен, слишком жаден или слишком нетерпелив. Раскопки в поисках сокровища говорят не только о нетерпеливости и жадности, но и об отсутствии веры. Терпение, терпение и еще раз терпение – именно ему нас учит море. Терпение и вера. Нужно оставаться открытым, неприхотливым и свободным от мыслей, как сам морской берег – в ожидании подарка моря.
2. Волнистый рожок
Ракушка в моей руке пуста. Когда-то в ней жил моллюск, живой организм, похожий на улитку, а потом, после смерти первого жильца, в ней поселился рак-отшельник. Но он убежал, оставляя за собой на песке следы, похожие на тонкие вьющиеся лианы. Он убежал, оставив мне свою раковину. А ведь когда-то она служила ему защитой. Я кручу ракушку в руках, пристально вглядываюсь в широко открытую «дверь», через которую он ушел. Ракушка стала для него тяжким бременем? Почему он ее оставил? Он надеялся найти лучший дом, лучшую жизнь? Я понимаю, что на эти несколько недель отпуска я тоже сбежала, сбросила панцирь своей жизни.
Эта раковина проста, пуста и красива: крохотная, всего с полпальца, с идеальной до мельчайших деталей структурой. В центре набухшая, словно груша, она сворачивается плавно по спирали в острую верхушку. Ее матово-золотистый цвет выбелен морской солью. Каждый завиток, каждый незначительный выступ, каждый желобок этой хрупкой раковины очерчен так же отчетливо, как в день ее создания. Мой взгляд с наслаждением следит за вращением этой миниатюрной спиральной лестницы, по которой когда-то частенько поднимался ее житель.
Моя раковина вовсе не такая. Покрытая мхами, бугристая от наростов, ее форма едва различима. Конечно, когда-то у нее была форма. В моей памяти она по-прежнему сохранила свои очертания. Какова же форма моей жизни? Сегодня она начинается с семьи. У меня есть муж, пятеро детей и дом в пригороде Нью-Йорка. У меня есть свое ремесло, писательство, а значит, есть дело, которым я хочу заниматься. Форма моей жизни, конечно же, определяется и другими факторами: происхождением и детством, умственными способностями и их развитием, сознанием и отпечатками на нем, сердцем и его желаниями. Я хочу давать и получать отдачу от своих детей и мужа, общаться с друзьями и обществом, исполнять свой долг перед людьми и миром.
Но в первую очередь я хочу быть в мире с собой. Я хочу простоты суждений, чистоты намерений, ядра в своей жизни – все это поможет мне исполнять свой долг и действовать наилучшим образом. По сути, говоря языком святых, я хочу жить «в благодати» так долго, насколько это возможно. Я не использую это понятие в строго богословском смысле. Под благодатью я имею в виду внутреннюю гармонию, истинно духовную, которую можно превратить в гармонию внешнюю. Вероятно, я стремлюсь к тому, о чем просил Сократ в молитве, как сказано в «Федре»[5]: «А то, что у меня есть извне, пусть будет дружественно тому, что у меня внутри». Мне бы хотелось достичь состояния внутренней духовной благодати, исходя из которой я смогла бы жить так, как предназначено мне самим Богом.
Я считаю, что большинство людей знают о периодах «благодати» и «вне благодати» в своей жизни, хотя они и могут использовать для описания этих состояний другие слова. В первом, счастливом состоянии мы, словно несомые великим приливом, с легкостью принимаем все испытания, а в противоположном – едва справляемся с завязыванием шнурков. Правда состоит в том, что бóльшая часть нашей жизни проходит в желании научиться технике завязывания шнурков независимо от того, в каком состоянии мы находимся.
Из собственного опыта, из бессчетного числа творений других авторов, также занятых поисками гармонии в своей жизни, я поняла, что некоторые внешние факторы, образ жизни и правила поведения способствуют внутренней и внешней гармонии больше, чем другие. По сути, есть много дорог, по которым можно идти. И одна из них – упрощенное представление о жизни. Я имею в виду простой образ жизни, выбор простой раковины, которую я смогу нести с легкостью. Но я живу не так.
Жизнь, которую я выбрала как мать и жена, не подразумевает простоты, она влечет за собой вереницу сложностей. Это монотонные домашние дела. Это питание, планирование, счета и сведение концов с концами. Это не только мясник и булочник, но и бессчетное количество специалистов, которые поддерживают нормальную работу моего дома при помощи современных «упрощений». Это здоровье и духовное, умственное и физическое образование. Это одежда, покупки, стирка и пришивание пуговиц или поиск кого-то, кто может выполнить эту работу.
Современная жизнь опирается на посыл о бесконечно расширяющихся связях и круге общения. Он касается не только потребностей семьи, но и потребностей общества посредством социального и культурного давления, посредством газет, журналов, радиопрограмм, политических движений, благотворительных призывов… От всего этого у меня голова идет кругом. Какое же представление мы, женщины, устраиваем ежедневно! Мы бы заткнули за пояс любого воздушного акробата. Посмотрите на нас! Мы бегаем по тонкому канату будней с кипой книг на голове. Коляски, зонтики от солнца, кухонные стулья – все под контролем. Так держать!
Эта сложность – то, от чего нас предостерегали мудрецы. Она приводит не к целостности, а к раздробленности. Она не приносит благодати, она губит душу. И это справедливо не только для моей жизни. Вынуждена признать: так живут миллионы женщин. Они пользуются привилегией выбирать такую жизнь.
Эта сложность всегда была, есть и, вероятно, будет присуща жизни женщин. Быть женщиной – значит, иметь интересы и обязанности, исходящие во всех направлениях от своего ядра – материнства, словно спицы колеса из его центра. Наша жизнь, по сути, движется по кругу. Мы должны оставаться открытыми всем точкам окружности: мужу, детям, друзьям, дому, обществу. Мы должны тянуться, открываться, деликатно обращаться со всем, что нас окружает, словно паутина, отзываться на каждое дуновение ветра. Как же нам сложно удерживать равновесие, когда нас тянут в разные стороны! Но как это необходимо для ведения нормальной жизни. Как много нам нужно и как трудно достичь этого равновесия, к которому взывают все правила праведной жизни. Как же желанен и как далек идеал созерцателя, творца или праведника – нерушимое внутреннее ядро, простой взгляд.
С этим новым осознанием, одновременно болезненным и комичным, я начинаю понимать, почему праведники редко были женаты. Я убеждена, что это изначально никак не связано с целомудрием или детьми, как мне казалось раньше. В первую очередь это связано с отвлекающими факторами. Рожать, кормить, воспитывать детей, вести миллион домашних дел, строить отношения – все эти обыденные для женщины занятия в целом противоречат творческой, созерцательной или праведной жизни. Проблема заключается не в противопоставлении женщины и карьеры, женщины и домашнего очага, женщины и независимости. Проблема более существенна: как сохранять свою целостность в мире отвлекающих факторов, как сохранять равновесие, какими бы ни были центробежные силы, отвлекающие нас от сути, как оставаться сильными, какими бы ни были удары по внешним границам и как бы они ни пытались разрушить центр колеса.
Каков же тогда ответ? Простого ответа нет. Как нет и сложного. У меня есть только догадки, морские ракушки. Чистая красота волнистого рожка дает мне один из ответов, вероятно, лишь первый шаг – упрощение жизни, избавление от некоторых отвлекающих факторов. Но как это сделать? Полное уединение невозможно. Я не могу отказаться от своих обязанностей. Я не могу постоянно жить на необитаемом острове. Да и не хочу. Я уверена, что для меня решение не заключается ни в полном отречении от мира, ни в полном его принятии. Я должна найти равновесие, золотую середину между этими двумя крайностями, раскачиваясь, как маятник, между уединением и единением с другими, между убежищем и возвращением. В периоды уединения, вероятно, я могу научиться чему-то, что необходимо перенести в свою повседневную жизнь. Для начала я могу, по крайней мере эти две недели, упражняться в упрощении внешней жизни. Я могу следовать своим догадкам и наблюдать за тем, куда они приведут. Здесь, живя на пляже, я могу попробовать.
Следующее – дом. Нам вовсе не нужен непроницаемый кров, такой как необходим северным народам зимой. Здесь я живу в небольшом пустом домике, напоминающем собой морскую раковину. Никакого отопления, телефона, водопровода, горячей воды. Никакой ломающейся техники. Только плитка на две конфорки. Никаких ковриков. Здесь было несколько, но в первый же день я свернула их – подметать песок с голого пола гораздо проще. Хотя здесь я не особо утруждаю себя уборкой. Я больше не обращаю внимания на пыль. Я отключила свое пуританское представление об абсолютной чистоте и аккуратности. Может ли и это быть существенной ношей? Никаких штор. Для уединения они не нужны, сосны вокруг дома дают мне достаточную защиту. Я хочу, чтобы окна были открыты все время, я не хочу думать о дожде. Я начинаю избавляться от суетливости Марфы[6]. Моющиеся чехлы на мебели, выцветшие и старые, – я не замечаю их, я не думаю о впечатлении, которое они произведут на других. Как можно меньше мебели, много мне не нужно. В свою раковину я позову лишь тех друзей, с которыми могу быть полностью искренней. Я прячусь от лицемерия человеческих отношений. Какой же это дает покой! Я поняла, что быть неискренней – самое изнуряющее в жизни занятие. Вот почему общественная жизнь так утомляет: в ней нам приходится носить маску. Я сняла свою.
Моя жизнь кажется мне достаточно счастливой без всего того, что, по моему мнению, нужно зимой на севере. Когда я пишу это, я вспоминаю похожее высказывание одного моего приятеля-француза. Три года он провел в немецком лагере военнопленных, где голодал, терпел жестокое обращение и практически не имел физической свободы. Однако жизнь в лагере научила его тому, как мало нужно человеку для жизни и какую необыкновенную духовную свободу и покой дарит эта простота. Снова я с иронией вспоминаю, что сегодня люди имеют такую роскошь – выбирать между простотой и сложностью жизни. И в большинстве случаев мы, те, кто могли бы выбрать простоту, выбираем сложность. Война, тюрьма, периоды выживания накладывают на человека отпечаток этой простоты. Монахи выбирают ее по своей воле. Но если случайно найти ее, как это произошло со мной за эти несколько дней, можно понять, какой покой она приносит.
Вы можете задаться вопросом: «Разве это не отвратительно?» Человек собирает вокруг себя материальные вещи не только ради безопасности, комфорта или тщеславия, но и ради красоты. Разве ваш дом-раковина не уродлив и не пуст? Нет, мой дом прекрасен. Конечно, он пуст, но эту пустоту заполняют ветер, солнце и запах сосен. Грубые балки на крыше покрыты паутиной. Она красива, если посмотреть другим, новым взглядом. Она смягчает жесткие линии бруса, как седина – очертания пожилого лица. Я больше не вырываю седые волоски и не сметаю паутину. Что касается стен, поначалу они действительно выглядели отталкивающе. Меня стесняло их невыразительное лицо. Я хотела пробить в них дыры, придать им новый вид при помощи картин. Поэтому я собрала ползучие зеленые стебли с гибкими красными листьями и выбеленные витые ракушки, своей замысловатой размытой формой напоминающие абстрактные скульптуры. Повесив это все на стены и закрепив в углах, я почувствовала удовлетворение. Я смотрю на мир через перископ. У меня есть иллюминатор, необходимый обзор и условия для полета из моей сидячей авиабазы.
Я довольна. Я сижу за пустым кухонным столом с бумагой, чернилами, морским ежом, который прижимает один угол бумаги, с двустворчатой ракушкой вместо подставки для ручек, с отломанной верхушкой розоватой ракушки вместо пресс-папье и с рядом раковин, которые помогают моим мыслям плести свою паутину.
Мне нравится мой дом-раковина. Хотела бы я в нем жить всегда. Хотела бы перевезти все это домой. Но я не могу. Она не выдержит мужа, пятерых детей и всех потребностей и ловушек повседневной жизни. Все, что я могу привезти, – это мой маленький волнистый рожок. Он будет лежать на моем рабочем столе в Коннектикуте, напоминая об идеале упрощенной жизни, побуждая меня вести игру, в которую я играла на пляже. Спрашивать себя, как мало, а не как много мне нужно для жизни. Говорить «а это необходимо?», когда я поддамся соблазну добавить в свою жизнь еще одну ненужную вещь, когда мной начнет овладевать очередная центробежная сила.
Но упрощения внешней жизни недостаточно. Ведь это всего лишь внешний мир. Хотя начинаю я именно с него. Исчерпывающий ответ невозможно получить извне, из внешнего образа жизни. Это всего лишь способ, путь к благодати. Окончательный ответ, я знаю, всегда внутри нас. Но внешний мир может дать нам подсказку, может помочь нам найти ответ. Каждый из нас, словно рак-отшельник, свободен сменить раковину.
Эта раковина проста, пуста и красива: крохотная, всего с полпальца, с идеальной до мельчайших деталей структурой. В центре набухшая, словно груша, она сворачивается плавно по спирали в острую верхушку. Ее матово-золотистый цвет выбелен морской солью. Каждый завиток, каждый незначительный выступ, каждый желобок этой хрупкой раковины очерчен так же отчетливо, как в день ее создания. Мой взгляд с наслаждением следит за вращением этой миниатюрной спиральной лестницы, по которой когда-то частенько поднимался ее житель.
Моя раковина вовсе не такая. Покрытая мхами, бугристая от наростов, ее форма едва различима. Конечно, когда-то у нее была форма. В моей памяти она по-прежнему сохранила свои очертания. Какова же форма моей жизни? Сегодня она начинается с семьи. У меня есть муж, пятеро детей и дом в пригороде Нью-Йорка. У меня есть свое ремесло, писательство, а значит, есть дело, которым я хочу заниматься. Форма моей жизни, конечно же, определяется и другими факторами: происхождением и детством, умственными способностями и их развитием, сознанием и отпечатками на нем, сердцем и его желаниями. Я хочу давать и получать отдачу от своих детей и мужа, общаться с друзьями и обществом, исполнять свой долг перед людьми и миром.
Но в первую очередь я хочу быть в мире с собой. Я хочу простоты суждений, чистоты намерений, ядра в своей жизни – все это поможет мне исполнять свой долг и действовать наилучшим образом. По сути, говоря языком святых, я хочу жить «в благодати» так долго, насколько это возможно. Я не использую это понятие в строго богословском смысле. Под благодатью я имею в виду внутреннюю гармонию, истинно духовную, которую можно превратить в гармонию внешнюю. Вероятно, я стремлюсь к тому, о чем просил Сократ в молитве, как сказано в «Федре»[5]: «А то, что у меня есть извне, пусть будет дружественно тому, что у меня внутри». Мне бы хотелось достичь состояния внутренней духовной благодати, исходя из которой я смогла бы жить так, как предназначено мне самим Богом.
Я считаю, что большинство людей знают о периодах «благодати» и «вне благодати» в своей жизни, хотя они и могут использовать для описания этих состояний другие слова. В первом, счастливом состоянии мы, словно несомые великим приливом, с легкостью принимаем все испытания, а в противоположном – едва справляемся с завязыванием шнурков. Правда состоит в том, что бóльшая часть нашей жизни проходит в желании научиться технике завязывания шнурков независимо от того, в каком состоянии мы находимся.
Из собственного опыта, из бессчетного числа творений других авторов, также занятых поисками гармонии в своей жизни, я поняла, что некоторые внешние факторы, образ жизни и правила поведения способствуют внутренней и внешней гармонии больше, чем другие. По сути, есть много дорог, по которым можно идти. И одна из них – упрощенное представление о жизни. Я имею в виду простой образ жизни, выбор простой раковины, которую я смогу нести с легкостью. Но я живу не так.
Жизнь, которую я выбрала как мать и жена, не подразумевает простоты, она влечет за собой вереницу сложностей. Это монотонные домашние дела. Это питание, планирование, счета и сведение концов с концами. Это не только мясник и булочник, но и бессчетное количество специалистов, которые поддерживают нормальную работу моего дома при помощи современных «упрощений». Это здоровье и духовное, умственное и физическое образование. Это одежда, покупки, стирка и пришивание пуговиц или поиск кого-то, кто может выполнить эту работу.
Современная жизнь опирается на посыл о бесконечно расширяющихся связях и круге общения. Он касается не только потребностей семьи, но и потребностей общества посредством социального и культурного давления, посредством газет, журналов, радиопрограмм, политических движений, благотворительных призывов… От всего этого у меня голова идет кругом. Какое же представление мы, женщины, устраиваем ежедневно! Мы бы заткнули за пояс любого воздушного акробата. Посмотрите на нас! Мы бегаем по тонкому канату будней с кипой книг на голове. Коляски, зонтики от солнца, кухонные стулья – все под контролем. Так держать!
Эта сложность – то, от чего нас предостерегали мудрецы. Она приводит не к целостности, а к раздробленности. Она не приносит благодати, она губит душу. И это справедливо не только для моей жизни. Вынуждена признать: так живут миллионы женщин. Они пользуются привилегией выбирать такую жизнь.
Эта сложность всегда была, есть и, вероятно, будет присуща жизни женщин. Быть женщиной – значит, иметь интересы и обязанности, исходящие во всех направлениях от своего ядра – материнства, словно спицы колеса из его центра. Наша жизнь, по сути, движется по кругу. Мы должны оставаться открытыми всем точкам окружности: мужу, детям, друзьям, дому, обществу. Мы должны тянуться, открываться, деликатно обращаться со всем, что нас окружает, словно паутина, отзываться на каждое дуновение ветра. Как же нам сложно удерживать равновесие, когда нас тянут в разные стороны! Но как это необходимо для ведения нормальной жизни. Как много нам нужно и как трудно достичь этого равновесия, к которому взывают все правила праведной жизни. Как же желанен и как далек идеал созерцателя, творца или праведника – нерушимое внутреннее ядро, простой взгляд.
С этим новым осознанием, одновременно болезненным и комичным, я начинаю понимать, почему праведники редко были женаты. Я убеждена, что это изначально никак не связано с целомудрием или детьми, как мне казалось раньше. В первую очередь это связано с отвлекающими факторами. Рожать, кормить, воспитывать детей, вести миллион домашних дел, строить отношения – все эти обыденные для женщины занятия в целом противоречат творческой, созерцательной или праведной жизни. Проблема заключается не в противопоставлении женщины и карьеры, женщины и домашнего очага, женщины и независимости. Проблема более существенна: как сохранять свою целостность в мире отвлекающих факторов, как сохранять равновесие, какими бы ни были центробежные силы, отвлекающие нас от сути, как оставаться сильными, какими бы ни были удары по внешним границам и как бы они ни пытались разрушить центр колеса.
Каков же тогда ответ? Простого ответа нет. Как нет и сложного. У меня есть только догадки, морские ракушки. Чистая красота волнистого рожка дает мне один из ответов, вероятно, лишь первый шаг – упрощение жизни, избавление от некоторых отвлекающих факторов. Но как это сделать? Полное уединение невозможно. Я не могу отказаться от своих обязанностей. Я не могу постоянно жить на необитаемом острове. Да и не хочу. Я уверена, что для меня решение не заключается ни в полном отречении от мира, ни в полном его принятии. Я должна найти равновесие, золотую середину между этими двумя крайностями, раскачиваясь, как маятник, между уединением и единением с другими, между убежищем и возвращением. В периоды уединения, вероятно, я могу научиться чему-то, что необходимо перенести в свою повседневную жизнь. Для начала я могу, по крайней мере эти две недели, упражняться в упрощении внешней жизни. Я могу следовать своим догадкам и наблюдать за тем, куда они приведут. Здесь, живя на пляже, я могу попробовать.
* * *
Из жизни на пляже в первую очередь можно научиться искусству самоочищения. Начать стоит с очищения телесного, которое впоследствии чудесным образом проникнет и во все другие сферы жизни. Во-первых, одежда. На солнце нам ее нужно, конечно же, меньше. Но внезапно вы поймете, что ее нам необходимо меньше в любом случае: не полный шкаф, а лишь небольшой чемодан. Какое же это облегчение! Меньше переодеваний, меньше ремонта одежды, но что лучше всего – меньше беспокойств о том, что же надеть. Вы обнаружите, что отказываетесь не только от одежды, но и от самолюбования.Следующее – дом. Нам вовсе не нужен непроницаемый кров, такой как необходим северным народам зимой. Здесь я живу в небольшом пустом домике, напоминающем собой морскую раковину. Никакого отопления, телефона, водопровода, горячей воды. Никакой ломающейся техники. Только плитка на две конфорки. Никаких ковриков. Здесь было несколько, но в первый же день я свернула их – подметать песок с голого пола гораздо проще. Хотя здесь я не особо утруждаю себя уборкой. Я больше не обращаю внимания на пыль. Я отключила свое пуританское представление об абсолютной чистоте и аккуратности. Может ли и это быть существенной ношей? Никаких штор. Для уединения они не нужны, сосны вокруг дома дают мне достаточную защиту. Я хочу, чтобы окна были открыты все время, я не хочу думать о дожде. Я начинаю избавляться от суетливости Марфы[6]. Моющиеся чехлы на мебели, выцветшие и старые, – я не замечаю их, я не думаю о впечатлении, которое они произведут на других. Как можно меньше мебели, много мне не нужно. В свою раковину я позову лишь тех друзей, с которыми могу быть полностью искренней. Я прячусь от лицемерия человеческих отношений. Какой же это дает покой! Я поняла, что быть неискренней – самое изнуряющее в жизни занятие. Вот почему общественная жизнь так утомляет: в ней нам приходится носить маску. Я сняла свою.
Моя жизнь кажется мне достаточно счастливой без всего того, что, по моему мнению, нужно зимой на севере. Когда я пишу это, я вспоминаю похожее высказывание одного моего приятеля-француза. Три года он провел в немецком лагере военнопленных, где голодал, терпел жестокое обращение и практически не имел физической свободы. Однако жизнь в лагере научила его тому, как мало нужно человеку для жизни и какую необыкновенную духовную свободу и покой дарит эта простота. Снова я с иронией вспоминаю, что сегодня люди имеют такую роскошь – выбирать между простотой и сложностью жизни. И в большинстве случаев мы, те, кто могли бы выбрать простоту, выбираем сложность. Война, тюрьма, периоды выживания накладывают на человека отпечаток этой простоты. Монахи выбирают ее по своей воле. Но если случайно найти ее, как это произошло со мной за эти несколько дней, можно понять, какой покой она приносит.
Вы можете задаться вопросом: «Разве это не отвратительно?» Человек собирает вокруг себя материальные вещи не только ради безопасности, комфорта или тщеславия, но и ради красоты. Разве ваш дом-раковина не уродлив и не пуст? Нет, мой дом прекрасен. Конечно, он пуст, но эту пустоту заполняют ветер, солнце и запах сосен. Грубые балки на крыше покрыты паутиной. Она красива, если посмотреть другим, новым взглядом. Она смягчает жесткие линии бруса, как седина – очертания пожилого лица. Я больше не вырываю седые волоски и не сметаю паутину. Что касается стен, поначалу они действительно выглядели отталкивающе. Меня стесняло их невыразительное лицо. Я хотела пробить в них дыры, придать им новый вид при помощи картин. Поэтому я собрала ползучие зеленые стебли с гибкими красными листьями и выбеленные витые ракушки, своей замысловатой размытой формой напоминающие абстрактные скульптуры. Повесив это все на стены и закрепив в углах, я почувствовала удовлетворение. Я смотрю на мир через перископ. У меня есть иллюминатор, необходимый обзор и условия для полета из моей сидячей авиабазы.
Я довольна. Я сижу за пустым кухонным столом с бумагой, чернилами, морским ежом, который прижимает один угол бумаги, с двустворчатой ракушкой вместо подставки для ручек, с отломанной верхушкой розоватой ракушки вместо пресс-папье и с рядом раковин, которые помогают моим мыслям плести свою паутину.
Мне нравится мой дом-раковина. Хотела бы я в нем жить всегда. Хотела бы перевезти все это домой. Но я не могу. Она не выдержит мужа, пятерых детей и всех потребностей и ловушек повседневной жизни. Все, что я могу привезти, – это мой маленький волнистый рожок. Он будет лежать на моем рабочем столе в Коннектикуте, напоминая об идеале упрощенной жизни, побуждая меня вести игру, в которую я играла на пляже. Спрашивать себя, как мало, а не как много мне нужно для жизни. Говорить «а это необходимо?», когда я поддамся соблазну добавить в свою жизнь еще одну ненужную вещь, когда мной начнет овладевать очередная центробежная сила.
Но упрощения внешней жизни недостаточно. Ведь это всего лишь внешний мир. Хотя начинаю я именно с него. Исчерпывающий ответ невозможно получить извне, из внешнего образа жизни. Это всего лишь способ, путь к благодати. Окончательный ответ, я знаю, всегда внутри нас. Но внешний мир может дать нам подсказку, может помочь нам найти ответ. Каждый из нас, словно рак-отшельник, свободен сменить раковину.
3. Лунная ракушка
Это раковина улитки, круглая, плотная и блестящая, словно каштан. Свернувшись в клубок, как котенок, она уютно и компактно лежит на моей ладони. Непрозрачная, молочно-белого цвета, она налита розоватым румянцем вечернего летнего неба перед дождем. На ее гладком симметричном лице четко прорисована идеальная спираль, закручивающаяся внутрь, к крошечной темной сердцевине, к зрачку глаза. Этот непостижимый глаз пристально смотрит на меня, и я вглядываюсь в него в ответ.
Как прекрасны острова! Острова в пространстве, как тот, на который приехала я, на мили окруженный водой, не связанный с большой землей мостами, проводами, телефонами. Острова как часть мира и часть жизни мира. Острова во времени, как этот мой небольшой отпуск. Мы отрезаны от прошлого и будущего, остается лишь настоящее. Существование в настоящем придает жизни на острове чрезвычайную яркость и некую чистоту. Каждый день, каждый поступок – это остров, омываемый временем и пространством. Каждый день обладает завершенностью острова. Сами люди в такой атмосфере становятся как острова: независимые, целостные, умиротворенные, уважающие личный мир других, не вторгающиеся на их берега, почтительно отступающие перед чудом другой личности. «Ни один человек не остров», – говорил Джон Донн[7]. Мне же кажется, что все мы острова в одном море.
Все мы в конечном счете одиноки. И это основополагающее чувство одиночества – вовсе не то, что мы вольны выбирать. По словам поэта Рильке[8], это «не то, что мы вольны принять или отринуть. Мы отшельники. Мы можем пребывать в иллюзии и вести себя так, будто это неправда. Не более. Но гораздо лучше признать, что мы такие, даже просто допустить эту мысль. Разумеется, такой момент принятия дезориентирует».
Разумеется. Как же нам ненавистна сама мысль о том, что мы одиноки. Как же мы избегаем одиночества. Оно подразумевает отторжение и непопулярность. В нашем мире мысль об отсутствии успеха у кавалеров все еще приводит в панику. Мы боимся остаться покинутыми, сидя на стуле в сторонке и в гордом одиночестве, когда девушки, пользующиеся популярностью, уже разобраны и кружатся в танце со своими разгоряченными партнерами. Мы настолько боимся остаться одни, что просто никогда не позволим этому случиться. И если не помогут семья или друзья, заполнить чувство пустоты сможет радио или телевидение. Даже когда мы выполняем работу по дому, нас сопровождают герои мыльных опер. Раньше мечтания были куда более творческими, для них нужно было свое «я», они питали наш внутренний мир. Теперь же вместо того, чтобы украсить свое уединение цветами размышлений, мы заполняем пространство бесконечной музыкой, болтовней, общением, при котором даже не слушаем собеседника. Это всего лишь шум, заполняющий пустоту. И если выключить его, изнутри не будет звучать музыка. Нам нужно заново научиться уединению.
Сегодня это нелегкий урок: оставить друзей и семью и целенаправленно упражняться в искусстве уединения в течение часа, дня или недели. Самое сложное для меня – само расставание. Даже на короткое время оно невыносимо болезненно. От меня словно что-то отрезали, словно оторвали конечность, без которой я не смогу жить. И все же, как только это происходит, я понимаю, что в одиночестве есть одно невероятно ценное качество: возвращаясь, я чувствую себя более богатой, яркой, наполненной. Расставаясь, мы будто теряем руку. Но потом, словно у морской звезды, у нас вырастает новая. Мы снова обретаем целостность, бóльшую целостность, чем прежде.
Весь день и две ночи я оставалась одна. Я лежала на берегу под ночными звездами в одиночестве. Готовила завтрак в одиночестве. В одиночестве сидела на причале и наблюдала за чайками, которые парили в небе и ныряли за крошками, что я им бросала. Вдали от вида человеческого, казалось, я стала ближе ко всем другим видам: к робкому улиту, гнездящемуся на рыхлом морском берегу позади меня, к бекасу, бегающему передо мной по сверкающей гальке пляжа, к пеликанам, медленно машущим крыльями над моей головой, к старой, скрюченной и брюзгливой чайке, исследующей горизонт. Я чувствовала некую родственную связь с ними и радость от этой связи. Красота земли, моря, воздуха обрели для меня больший смысл. Я была в гармонии с ними, растворилась во вселенной, погрузилась в нее, как погружаешься в хвалебные песнопения, звучащие в соборе. «Слава тебе, Господи, всем твоим рыбам морским, всем твоим птицам небесным, всем твоим сынам человеческим, слава тебе, Господи!»
Как прекрасны острова! Острова в пространстве, как тот, на который приехала я, на мили окруженный водой, не связанный с большой землей мостами, проводами, телефонами. Острова как часть мира и часть жизни мира. Острова во времени, как этот мой небольшой отпуск. Мы отрезаны от прошлого и будущего, остается лишь настоящее. Существование в настоящем придает жизни на острове чрезвычайную яркость и некую чистоту. Каждый день, каждый поступок – это остров, омываемый временем и пространством. Каждый день обладает завершенностью острова. Сами люди в такой атмосфере становятся как острова: независимые, целостные, умиротворенные, уважающие личный мир других, не вторгающиеся на их берега, почтительно отступающие перед чудом другой личности. «Ни один человек не остров», – говорил Джон Донн[7]. Мне же кажется, что все мы острова в одном море.
Все мы в конечном счете одиноки. И это основополагающее чувство одиночества – вовсе не то, что мы вольны выбирать. По словам поэта Рильке[8], это «не то, что мы вольны принять или отринуть. Мы отшельники. Мы можем пребывать в иллюзии и вести себя так, будто это неправда. Не более. Но гораздо лучше признать, что мы такие, даже просто допустить эту мысль. Разумеется, такой момент принятия дезориентирует».
Разумеется. Как же нам ненавистна сама мысль о том, что мы одиноки. Как же мы избегаем одиночества. Оно подразумевает отторжение и непопулярность. В нашем мире мысль об отсутствии успеха у кавалеров все еще приводит в панику. Мы боимся остаться покинутыми, сидя на стуле в сторонке и в гордом одиночестве, когда девушки, пользующиеся популярностью, уже разобраны и кружатся в танце со своими разгоряченными партнерами. Мы настолько боимся остаться одни, что просто никогда не позволим этому случиться. И если не помогут семья или друзья, заполнить чувство пустоты сможет радио или телевидение. Даже когда мы выполняем работу по дому, нас сопровождают герои мыльных опер. Раньше мечтания были куда более творческими, для них нужно было свое «я», они питали наш внутренний мир. Теперь же вместо того, чтобы украсить свое уединение цветами размышлений, мы заполняем пространство бесконечной музыкой, болтовней, общением, при котором даже не слушаем собеседника. Это всего лишь шум, заполняющий пустоту. И если выключить его, изнутри не будет звучать музыка. Нам нужно заново научиться уединению.
Сегодня это нелегкий урок: оставить друзей и семью и целенаправленно упражняться в искусстве уединения в течение часа, дня или недели. Самое сложное для меня – само расставание. Даже на короткое время оно невыносимо болезненно. От меня словно что-то отрезали, словно оторвали конечность, без которой я не смогу жить. И все же, как только это происходит, я понимаю, что в одиночестве есть одно невероятно ценное качество: возвращаясь, я чувствую себя более богатой, яркой, наполненной. Расставаясь, мы будто теряем руку. Но потом, словно у морской звезды, у нас вырастает новая. Мы снова обретаем целостность, бóльшую целостность, чем прежде.
Весь день и две ночи я оставалась одна. Я лежала на берегу под ночными звездами в одиночестве. Готовила завтрак в одиночестве. В одиночестве сидела на причале и наблюдала за чайками, которые парили в небе и ныряли за крошками, что я им бросала. Вдали от вида человеческого, казалось, я стала ближе ко всем другим видам: к робкому улиту, гнездящемуся на рыхлом морском берегу позади меня, к бекасу, бегающему передо мной по сверкающей гальке пляжа, к пеликанам, медленно машущим крыльями над моей головой, к старой, скрюченной и брюзгливой чайке, исследующей горизонт. Я чувствовала некую родственную связь с ними и радость от этой связи. Красота земли, моря, воздуха обрели для меня больший смысл. Я была в гармонии с ними, растворилась во вселенной, погрузилась в нее, как погружаешься в хвалебные песнопения, звучащие в соборе. «Слава тебе, Господи, всем твоим рыбам морским, всем твоим птицам небесным, всем твоим сынам человеческим, слава тебе, Господи!»
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента