Бучер Энтони
Они кусаются
Энтони Бучер
ОНИ КУСАЮТСЯ
Перевод с англ. Н. Савиных
Не было совсем никакой тропки, только почти вертикальный подъем. Несколько ярдов осыпающихся скал с немногочисленными побегами шалфея, укоренившимися в скудной, сухой почве. Далее шли зубчатые обнажения грубой скалистой породы, иногда с уступами и выемками для рук и ног, иногда с нависающими над головой и не внушающими доверия скользкими ветками кустарника, а порой и вообще абсолютно голые камни, где ни зацепиться, ни опереться нечего и думать, и приходилось надеяться исключительно на свои мышцы, чувство равновесия, мастерство и изобретательность.
Шалфей был настолько же грязно-зеленым, насколько грязножелто-коричневыми были утесы. Единственным живым цветом ярко-розовым - радовали глаз только редкие свечки пурпурных ферокактусов.
Хьюг Таллант качнулся и, подтянув тело на последнюю остроконечную площадку, огляделся. Причудливые формы скал производили впечатление, что кто-то построил все это специально и бросил - изваянная в камне крепость лилипутов, бастион пигмеев. Усевшись на одну из башенок завоеванного им форта, Таллант вынул из футляра полевой бинокль.
Внизу раскинулась пустынная равнина. Сбившиеся в кучку крошечные домики - это Оазис, свое название городок получил от растущих там пальм, помимо имени они давали городу и его палатке, а также и хижине, которую он строил, прохладу и тень. Никуда не ведущая автомобильная трасса заканчивалась тупиком, загаженные дороги, пересекаясь друг с другом на перекрестках пустых кварталов, создавали видимость инфраструктуры.
Но Таллант ничего этого не видел. Бинокль его был направлен за Оазис, за пальмы, туда, где виднелось высохшее озеро. Отсюда он ясно различал планеры, они казались живыми. Миниатюрные человечки в униформе сновали вокруг них туда-сюда и напоминали муравьев под стеклом. Особенно всех заинтересовал один, этого планера Таллант раньше не замечал. Человечки подходили к нему, внимательно осматривали и, оглядываясь, сравнивали с другими.
Новый планер поглотил все его внимание. Лишь краешком глаза Таллант видел, что происходит на скале, и вот в этом-то краешке, уголке его зрения что-то вдруг промелькнуло - что-то маленькое, тонкое и коричневое, как земля вокруг. Кролик? Но кролики меньше. А человек гораздо крупнее. Краешек глава ухватил только, как это что-то промелькнуло и скрылось, помешав Талланту сконцентрироваться на планерах и заставив отвлечься.
Отложив бинокль, Таллант обвел взглядом узкую и плоскую поверхность скалы, над которой его башенка возвышалась на несколько футов. Ни единого движения. Нигде ничего, лишь серые камни и один-единственный розоватый шпиль кактуса. Таллант возобновил наблюдение. Когда работа была сделана, он аккуратно занес результаты в маленькую черную книжечку.
Его рука все еще была белой. В пустыне зимой холодно и часто нет солнца. Но твердости рука не потеряла. Такая же отлично натренированная, как и глаза, она верно записывала и регистрировала все формы, контуры и размеры, которые глаза снимали и передавали ей.
Однажды, правда, рука дрогнула, и ему пришлось стирать и перерисовывать. Осталось грязноватое пятно, и это его расстроило. В секторе бокового зрения вновь шевельнулось и пропало смутное, коричневатое нечто. Пропало за восточным уступом, он мог бы поклясться, и ушло дальше в восточную сторону. Туда, где неровные каменные валуны образовывали гигантскую цепочку, напоминающую хребет стегозавра.
Но он уступил любопытству только после, того, как все пометки были сделаны, да и то с циничным самоупреком. Наваливалась усталость, элементарная физическая усталость. Состояние для него крайне редкое. Очевидно - следствие длительного лазанья по горам, наложившегося к тому же на нудную, утомительную работу по расчистке места для будущей хижины. Глазные мышцы утомились и начинаются фокусы подрагивающих нервов. За броней стегозавра ничего быть не может.
Там ничего и не было. Ничего живого и никакого движения. Только разорванный на части и наполовину общипанный труп какой-то птицы, как будто его долго грызло и глодало неизвестное маленькое животное.
Таллант уже спустился вниз почти до половины скалистого утеса - утеса, конечно, по западной терминологии, потому что в любой части к востоку от Хребта такой утес считался бы настоящей горой, - когда краем глаза он вновь засек передвигающуюся фигурку.
Ни о каком фокусе утомленных нервов на этот раз не могло быть и речи. Существо не такое уж и маленькое, нельзя сказать, чтобы тощее, да и не совсем коричневое. Высокое, широкое в плечах и облаченное в красно-черную ветровку лесоруба.
- Таллант! - прокричало оно здоровым, бодрым голосом.
Таллант подошел к незнакомцу и поздоровался.
- Добрый день. - И после небольшой паузы добавил: - Сдаюсь. Не могу припомнить.
- Что? Ты меня не знаешь? - Незнакомец широко усмехнулся. - Впрочем, десять лет - действительно немалый срок, а Калифорнийская пустыня даже отдаленно не напоминает рисовые поля в Китае. Как дела? Никак не развяжешься с "Секретами на Продажу"?
Не реагируя на последний выпад, Таллант напрягся и наморщил лоб.
- Неужели Морган? Прости, не узнал. Этот костюм исследователя любого собьет с толку.
Собеседник Талланта сощурил глаза.
- Я, как всегда, шучу. И впрямь, разве может у тебя быть какаято серьезная причина, чтобы лазать по горам в окрестностях планерного центра, нет, конечно. К тому же, чтобы следить за этими милыми птичками, тебе бы понадобился сильный полевой бинокль.
- Я здесь дышу воздухом. Лазаю для здоровья. - Голос Талланта звучал неубедительно даже для него самого.
- Естественно. Само собой разумеется. Ты всегда занимался этим исключительно ради здоровья. Но представляешь, мое здоровье в последнее время тоже начало барахлить. И я тоже завел себе правило совершать пешие прогулки. И я небросаю кое-каких своих скромных исследований. Но сдается мне, что сегодня - удачный день, Таллант. Похоже на то, что я наконец-то напал на неплохую жилу.
- Брось, старина. Ерунда все это.
- Нет, ты не подумай даже. Я терпеть не могу этих армейских там, внизу. С чего это вдруг я стану им рассказывать о своей жизни в Китае и о людях, с которыми я там встречался? Да им это и не понравится, готов поспорить. Хотя, впрочем, если меня подпоить, то язык может и подразвязаться...
- Я тебе вот что скажу, - оборвал его Таллант, - сейчас уже почти вечер, а моя палатка не приспособлена для поздних приемов. Приходи-ка лучше с утречка, тогда и поговорим. Вспомним, как говорится, былые времена. Ты по-прежнему питаешь слабость к рому?
- Конечно, себя не переделаешь. Ром стал, правда, дороговат, но...
- Ничего, для тебя я разорюсь. Место найти легко - сразу за оазисом. Мы сядем и... поговорим. И о твоих самостоятельных изысканиях тоже.
Таллант решительно сжал губы и, повернувшись, пошел.
Бармен открыл бутылку пива и грохнул ее на стойку. Мокрые кружочки от донышек других бутылок не успевали высыхать, как на них появлялись, накладываясь, все новые и новые.
- Двадцать центов, - сказал он, - может быть, желаете стакан? Некоторые туристы так не пьют.
Таллант посмотрел на сидящих за стойкой посетителей. Небритый старик с красными глазами; сержант авиации, с невеселым видом потягивающий "кока-колу" - армейским для пива было еще рано; молодой парень с недавно отпущенной бородой и трубкой в зубах, в длинной грязной шинели. Из стаканов никто не пил.
- Я, пожалуй, не буду туристом.
Для Талланта это был первый визит в "Дэзерт-Спорт-Спот", но он зашел не только выпить. Необходимо, чтобы его видели в обществе. Иначе люди начнут удивляться и спрашивать: "Кто такой? Почему поселился рядом с оазисом и никогда никуда не выходит?"
В "Спорт-Спот" этим вечером было тихо. Четверо за стойкой, несколько армейских за бильярдом и человек десять гражданских из городка, за круглым столом для покера. Те из гражданских, что играли, спокойно и без лишних слов обчищали какого-то рабочего со стройки, чьи мысли, казалось, далеко уже ушли от карт и полностью утонули в пиве.
- Проездом у нас? - дружелюбно спросил бармен.
- Нет, - Таллант покачал головой, - я сюда переселяюсь. Списали из армии из-за легких, вот и приходится что-то соображать. А здесь, я слышал, отличный климат. Решил попробовать, чем черт не шутит.
- Климат - класс, - кивнул бармен. - До того, как построили эту планерную школу, иди в пустыню, и каждый второй встречный гуляет там, потому что хочет поправиться. У меня нос совсем не дышал, а теперь посмотри - другой человек. Все дело в воздухе.
Таллант вдохнул запах сигаретного дыма и пивных паров, но не улыбнулся.
- Надеюсь на чудо.
- И правильно. Чудеса будут. Где ты остановился?
- Вон в ту сторону, там моя палатка. Агент назвал это "местечком старого Каркера".
Талланту показалось, что все сразу замолчали и прислушались. Он нахмурился. Собравшийся уже что-то сказать бармен решил подождать, молодой парень с бородой посмотрел как-то странно, а небритый старик уставился на Талланта красными слезящимися глазами, в которых засветилось на мгновение что-то похожее на жалость. По спине у Талланта пробежал холодок, не имеющий ничего общего с ночной прохладой пустыни.
Допив свое пиво судорожными глотками, старик наморщил лоб и как будто тоже хотел начать говорить. Наконец, промокнув щетину на подбородке засаленным рукавом, он прокашлялся и спросил:
- Уж не думаешь ли ты занять глинобитную будку?
- Нет. Она во многих местах разваливается. Легче для меня соорудить новую хижину, поменьше, чем восстанавливать и приспосабливать для жилья эту старую будку. А пока есть палатка.
- Хм, может быть, и так. Но послушай совет - не суй нос в будку. Держись от нее подальше.
- Честно говоря, я и не собирался. Но почему нет? Еще по пиву?
Старик лениво помотал головой и сполз со стула на пол.
- Больше не хочется, благодарю. Не знаю, стоило ли мне начинать...
- Что начинать? Я слушаю.
- Да нет, это я так. Все равно спасибо.
Старик повернулся и заковылял к выходу.
- Но что такого в глинобитной мазанке? - крикнул Таллант ему вслед. - Почему я должен держаться от нее подальше?
Загадочный старик что-то пробормотал.
- Что-что? - переспросил Таллант.
- Они кусаются, - донесся ответ. Старик поежился и исчез в темноте ночи.
Бармен стоял там же, где и раньше.
- Я рад, что он отказался. Я имею в виду от того пива, что ты ему предложил. Обычно к этому часу как раз наступает момент, когда мне приходится ему говорить, что хватит, больше обслуживать не буду. Сегодня как-то до него дошло.
Таллант толкнул по стойке пустую бутылку.
- А может, это я его отпугнул?
- Как знать, мистер, может, ты и впрямь спугнул этого старого сыча. Скорей всего, так оно и есть. Он не захотел пива, которое хоть как-то, пусть даже упоминанием, связано с местечком старого Каркера. Ох уж мне эти старожилы, они многие на этом словно тронулись.
- Там водятся привидения?
- Не совсем так. В полном смысле привидениями их не назовешь. Я, по крайне мере, о привидениях, не слышал. - Он вытер стойку с таким видом, будто одновременно сметает в мусор и предмет разговора.
Сержант авиации оттолкнул в сторону бутылку с "кокой", нашарил в кармане несколько медяков и отошел к игральным автоматам. Освободившийся стул тут же занял молодой парень с бородой.
- Надеюсь, старина Джейк не слишком вас расстроил?
Таллант рассмеялся.
- По-моему, в каждом городке существуют заброшенные домишки, окутанные предрассудками и суевериями. Но у вас здесь что-то новое. Привидений нет, а они кусаются. Кто они! Тебе что-нибудь известно?
- Очень немного, - ответил парнишка вполне серьезно, самая малость. Но хватит, чтобы...
- Я угощаю, - Талланта заело любопытство, - расскажи мне.
У игральных автоматов грязно выругался сержант ВВС.
Пиво весело потекло сквозь бороду в молодую, крепкую глотку.
- Видите ли, мистер, пустыня настолько велика и необъятна, что оставаться в ней одному практически невозможно. Вы не замечали? Вроде бы кругом пустота и ничего не видать, но там всегда что-то движется. Там, где, казалось бы, нет ничего, кроме песка и камней, всегда есть что-то очень тонкое, очень сухое и какое-то коричневое. Но стоит посмотреть в ту сторону, и все куда-то пропадает. Не может быть, чтобы не замечали.
- Оптический обман в результате усталости глазных... начал было Таллант.
- Вот-вот, я понимаю вас. У каждого своя версия. Возьмите любое племя индейцев и вы найдете массу объяснений. Вы не могли не слышать о Бдящих, но вот наступает двадцатый век, приходят белые люди и все кончается обманом зрения. В девятнадцатом было по-другому. И тогда еще были Каркеры.
- Речь идет о своеобразной местной легенде, не так ли?
- Можно назвать и так. Но и умом вы тоже, точнее, каким-то краешком ума, замечаете отдельные вещи точно так же, как краешком глаза видите неуловимые передвижения худых и высохших существ. Легенда разрастается. Разум Народа в действии. Вы находите для мелькающих коричневых теней разумное объяснение, сводите все к соответствующим обстоятельствам, и ситуация кажется нормальной. Но Легенда .живет дальше. И все-таки все возвращаются к Каркерам, к вещам, которые люди вроде бы и видят, но не совсем, складывают их вместе и... и они кусаются.
"Интересно, - подумал Таллант, - сколько же пива поглотила эта борода?"
- А кто они были, эти Каркеры? - вежливо осведомился он.
- Может быть, вы слышали о Сони Бине? Шотландия, период правления Якова Первого, или Шестого, хотя я думаю, что Рагхед здесь ошибается. Впрочем, давайте ближе к современности - Сгибающие, тоже не слышали? Канзас, семидесятые годы прошлого века. Нет? А Прокруст? А Полифем? А дикари фи-фи-фо-фам?
Людоеды существуют. И никакая это не легенда. Они есть, и это - достоверный факт. Ночлежка, в которой на десять прибывших приходилось девять ее покидающих. Горная хижина, давшая приют путешественникам во время бури и скрывающая их всю зиму, пока весной, под растаявшим снегом не нашли оставшиеся от 'них кости. Длинные отрезки дорог, по которым многие проезжающие так и не смогли проехать до конца. Да мало ли подобных примеров! Они по всей Европе, да и в нашей стране, пока связь и средства сообщения не стали такими, как сейчас. Выгодный бизнес. Но тут не только выгода. Сгибающие делали на этом деньги, несомненно, но все равно они не убивали свои жертвы так же тщательно и осторожно, как тот иудей, добывший ритуальную пищу. Сони Бин - так тот вообще о наживе не помышлял, просто закладывал мясо на зиму.
А теперь прикиньте шансы, когда люди живут в оазисе.
- Значит, Каркеры в ваших краях - это то же, что и великаны-людоеды в легендах?
- Каркеры, людоеды, а может быть, Сгибающие, кто знает? Понимаете ли, с тех пор, как жители городов стали находить странным образом разодранные трупы. Сгибающих воочию уже никто не видел. Ходили слухи, что они ушли далеко на Запад. Дошли досюда. Но время расставляет все по своим местам. В восьмидесятых никаких поселений здесь не было. Два или три индейских рода - остатки живущего на оазисе вымирающего племени. Они бесследно пропали, как только сюда переселились Каркеры. Что не так уж и удивительно. Но раса бледнолицых ставит себя выше понятия людоедства. Никому до пропавших не было дела, никто не задумывался. Начали задумываться, когда многие стали исчезать, пересекая этот участок пустыни. Путешественники останавливались у Каркеров и получалось, что дальше они уже не двигались. Их вагончики находили милях в пятнадцати, а то и двадцати дальше в пустыне. Иногда находили и кости, белые и выжженные солнцем. Те, которые видели, говорили, что эти кости как будто кто-то грыз.
- И никто не пытался ничего предпринять? Что-нибудь сделать с этими Каркерами?
- О-о, как же, предпринимали, конечно. К сожалению, у нас не было Его Величества Короля Якова Шестого, хотя я по-прежнему считаю, что Первого, кто бы бесстрашно проскакал напоказ на белой лошади, но зато наши армейские подразделения дважды прибывали сюда и выметали их ко всем чертям.
- Дважды? - улыбнулся Таллант. - Мне кажется, от большинства семейств ничего не осталось уже и после первого рейда.
- Нет-нет, я не оговорился. Именно дважды, прогнав Каркеров в первый раз, они ничего не добились. Каркеры здесь уже не жили, а путешественники исчезали точно так же, и точно так же продолжали находить обгрызанные кости. Предприняли вторую карательную экспедицию. А потом сдались и плюнули, и люди стали огибать оазис. Путь получался несравненно длиннее, но в конце-то концов...
Таллант расхохотался.
- Ты хочешь сказать, что Каркеры бессмертны?
- Не знаю насчет бессмертия. Но легко они почему-то не умирают. Возможно, что если бы на самом деле они оказались Сгибающими - а мне лично нравится думать, что так оно и есть, - то они чему-то научились, тому, что и как им нужно делать в этой пустыне. Может быть, использовали знания других индейцев, и это сработало. А возможно, то, чему они приносили свои жертвы, стало их лучше здесь понимать. Лучше, чем в Канзасе.
- Что же с ними стало? Неужели остались только существа, замечаемые боковым зрением?
- С того времени, к которому относится последняя история о Каркерах, и до момента возведения этого городка в оазисе прошло сорок лет. В первые год или два, когда разворачивали строительство, люди что-то узнали, но что - распространяться не любят. Однако все здесь обходят стороной глинобитную лачугу старого Каркера, так ее называют. Рассказывают истории, такую, например. Однажды, в жаркий воскресный день, сидящему в исповедальне священнику показалось, что вошел приготовившийся покаяться грешник. Священник долго ждал и, когда, наконец, раздвинул штору, никого такого не увидел. Никого в том-смысле, что это оказался не кающийся грешник. Это было что-то, и оно кусалось. И сейчас у нашего, священника на правой руке осталось три пальца. Забавное зрелище, особенно, когда он раздает благословения.
Таллант толкнул обе их бутылки к бармену.
- Такая байка, мой молодой друг, заслуживает еще пива. Два пива, хозяин. Скажи, он всегда так здорово сочиняет, или только сегодня со мной?
Бармен с невозмутимым видом выставил на стойку две бутылки холодного пива.
- Что касается меня, то я бы такое рассказывать не стал. Но он у нас тоже почти что посторонний, не живет здесь и, наверное, не понимает, что мы чувствуем по этому поводу. Для него это просто интересный случай, как любой другой.
- Да-да, - поддакнул рассказчик Талланта, - так мне удобнее. - Он вытер бороду и обхватил ладонью горлышко.
- Но раз уж начали, так и быть, - продолжал бармен, расскажу и я кое-что. Случилось это прошлой зимой, в самые морозы. Мы тоща всю зиму слушали истории, что где приключилось. Одна интереснее другой. Волки, чтобы погреться, забегали в хижины исследователей как к себе в берлоги. Дела у меня шли неважно, лицензии на крепкое спиртное нет, а пива в такую холодрыгу много никто не пил. Но от посетителей отбоя не было, валом валили посидеть у той большой печки.
И вот как-то вечером собрался народ, а с ними и старина Джейк со своей собакой Джиггером. Джейк - это тот старик, с кем ты разговаривал. Слышу я вдруг - вошел кто-то, тихо так, только дверь чуть-чуть скрипнула. Но никого не увидел. Все что-то делали, играли в покер, просто болтали - вот как мы сейчас с тобой, - и неожиданно из угла х-хрясь! - Из того, где печка, там у меня музыкальный автомат стоит.
Я мигом туда - в чем, мол, дело, но оно так быстро выскочило, что я толком даже ничего и не рассмотрел. Что-то маленькое, тощее и совсем без одежды. Да-а, холода тогда стояли зверские.
- И что же там хрустнуло? - не выдержал Таллант.
- Кость. Собачья кость. Джиггер был задушен совершенно бесшумно. Бедный песик, он был такой маленький. И это существо сожрало почти все его мясо. Не доело, потому что хрустнула кость. Мозгов, видать, захотелось. Можешь посмотреть - там до сих пор остались пятна, кровь так полностью и не отмывается.
На протяжении всего рассказа стояла тишина, но как только бармен закончил, посетители словно с ума посходили. Сержант авиации с диким воплем принялся трясти игральный автомат, требуя выигрыша, а рабочий со стройки за столом для покера, ругнувшись, встал и, перевернув пинком стул, угрюмо рявкнул, что у них здесь свои правила и что такая игра не по нему.
Воцарившаяся было атмосфера ужаса рассеялась. Посвистывая, Таллант прошагал в угол, чтобы бросить монетку и завести какуюнибудь музыку, и как бы невзначай скосил глаза на пол. Правду говорил бармен или нет, но пятна там были.
Таллант довольно хмыкнул. Он даже почувствовал к Каркерам какую-то благодарность. Вот уж кто действительно сможет помочь ему в его шантаже.
Этой ночью ему снилась Власть. Его обычный сон. Он стоял во главе нового, образованного после войны, Корпортивного Американского Государства и отдавал приказания. "Иди!" - и человек шел, "Вернись!" - и другой человек возвращался, "Сделай это! Сделай то!" - и слуги повиновались и беспрекословно выполняли то, что он от них требовал.
Затем явился откуда-то молодой парень с бородой, и его грязная, длинная шинель развевалась как одеяния древнего пророка. И он сказал:
"Вознесся наверх и доволен? Вообразил себя на гребне волны - волны Грядущего, как ты сам ее называешь. Но внизу, в темной глубине, куда не достает глаз, дремлет течение, и оно - часть Былого. А также и Настоящего, и даже Будущего. Там Зло и Пороки Человечества, они во много раз чернее твоего зла и куда древнее. Бесконечно древнее".
А позади развевающихся одежд, в их тени сновало что-то маленькое, худое и коричневое.
Сон не нарушил душевного равновесия Талланта. Как не нарушила его следующим утром и мысль о предстоящей беседе с Морганом. Он с большим аппетитом проглотил собственноручно поджаренную яичницу с беконом и, раздевшись до пояса, приступил к расчистке земли для будущей хижины. Ветер стих, и солнце ярко сияло. Его мачете, сверкая, рассекал воздух и со свистом срезал стебли высокой травы и ветки кустарника.
Появился Морган - лицо красное и весь в поту.
- Пойдем в будку, - предложил Таллант, - там тень и прохладнее. И говорить удобно. - В удобной, прохладной тени глинобитной будки Таллант взмахнул острым мачете, и толстая, раскрасневшаяся рожа Моргана распалась пополам.
Это было так легко. Легче, чем выкорчевывать корни шалфея. И абсолютно безопасно. Морган жил в захудалой лачужке на пути туда, откуда, по слухам, не возвращаются, а к тому же часто отлучался в исследовательские Походы. Его отсутствие, даже если и будет замечено, то никак не раньше, чем через несколько месяцев. Никому не придет в голову связывать его исчезновение с Таллантом. Нет тому причин. И уж менее всего вероятно, что Моргана станут искать в будке, где обитают привидения-каркеры.
Тело оказалось неожиданно тяжелым, теплая кровь капала на голую кожу. Свалив тело Моргана на пол, Таллант испытал облегчение и огляделся. Пола как такового не было - ни досок, ни какого-либо покрытия. Только земля. Твердая, но могилу вырыть можно. И никто не заявится на эту проклятую территорию. Могилу ие заметят, а пройдет год или чуть больше, и все спишут на Каркеров. И кости, и могилу.
В поле бокового зрения что-то вновь шевельнулось. На сей раз Таллант вознамерился осмотреть все как следует.
Неуклюжая и грубо сработанная небольшая мебель - как вырубили топором, так и оставили. Толстые доски соединялись деревянными колышками, а кое-где - наполовину сгнившими ремнями. Зола в очаге казалась столетней давности, и из нее торчали запылившиеся черепки глиняного горшка.
Внимание Талланта привлек большой плоский камень с широким углублением посредине. Камень покрывали пятна, напоминавшие ржавчину. Но камни не ржавеют. За ним - крошечная фигурка, судя по всему, наспех и неумело слепленная из глины и палочек. В фигурке было одновременно что-то от человека, что-то от ящерицы и что-то от тех существ, что время от времени беспокоят ваше боковое зрение.
С возрастающим интересом Таллант шагнул дальше. Когда он приблизился к едва освещаемому незастекленным оконцем дальнему углу, то у него невольно перехватило дыхание. На несколько секунд Таллант оцепенел. Но быстро пришел в себя и громко рассмеялся.
Вот и объяснение. Один любопытный увидел, рассказал остальным, отсюда и пошло. Обрастая деталями, сложилась легенда. Каркеры и впрямь оказались неплохими учениками индейцев, переняв от них тайное искусство бальзамирования.
Превосходно выполненная мумия. Но то ли от индейского чудодейства тела ссыхались, то ли это был десятилетний мальчик. От плоти ничего не осталось. Только кожа, да кости, да туго натянутые высохшие сухожилия. Веки закрыты, глазницы запали глубоко в череп, а вое... нос провалился и осел, и его вроде как бы и не было вовсе. И еще губы. И не губы даже, а тоненькие ниточки, натянутые поверх длинных и ослепительно белых зубов, выступающих немного вперед и резко контрастирующих с темно-коричневой кожей.
Вот это да! Настоящее маленькое сокровище. Таллант уже прикидывал в уме, где он найдет ученого-антрополога и какое вознаграждение с него сдерет - надо же, убийство может сулить такую замечательную побочную выгоду, - как вдруг заметил, что грудная клетка на самую малую долю дюйма поднялась и опустилась.
Этот Каркер не умер. Он спал.
Оставаться там дальше и раздумывать над увиденным Таллант не осмелился. Времени поразмыслить над тем, возможны ли подобные вещи в правильно устроенном мире, уже не было. Как не оставалось его и на то, чтобы скрыть следа убийства и спрятать тело Моргана. Пора уматывать. Не теряя ни секунды, хватать мачете и бежать куда глаза гладят.
Не добежав до двери, Таллант остановился. Со стороны пустыни, по направлению к будке, в которой он находился, приближалась самка. На этот раз он видел ее отчетливо.
Рука в нерешительности подняла мачете, острый клинок звонко царапнул глиняную стеку. За спиной Талланта раздался сухой шелест - спящий поднялся.
Обернувшись, мачете перед собой, он изготовился. Сначала покончить с этим, потом - разделаться с самкой. Ни в теле, ни в мыслях страха не было, только готовность действовать.
Сморщенная коричневая двуногая ящерица с жадностью кинулась на Талланта, но он легко ушел в сторону и встал, ожидая следующего прыжка. Удачно, снова ушел. Подняв мачете повыше, он сделал шаг назад и, споткнувшись о безжизненное тело Моргана, полетел на поя. Подняться Таллант не успел. Кровожадное существо вскочило на него и впилось острыми зубами в мякоть ладони левой руки.
Молниеносный взмах мачете - и сухое тощее тельце, отделившись от головы, уже валялось в стороне. Не вытекло ни капли крови.
Хватка челюстей, однако, слабее не стала. Сильнейшая боль пронзила руку до самого плеча - острейшая и нестерпимая, какая вряд ли бывает от простого укуса. Похоже, что яд...
Выпустив мачете, пальцами здоровой руки Таллант пытался чтото сделать. Тянул и рвал сухие коричневые губы, бил кулаком - бесполезно. Зубы раздать не удавалось. Он сел спиной к стене и, зажав отсеченную голову между коленями, стал вытягивать левую кисть. Кожа лопнула, показалось живое мясо и первые капли крови стекли на пол, подняв фонтанчики пыли. Хватка была мертвой.
Весь окружающий мир сразу сжался и уменьшился до размеров человеческой кисти и державшей ее отвратительной нечеловеческой головы. Ничто другое в данный момент ровным счетом ничего не значило. Он должен освободиться. Поднеся невыносимо ноющую руку к лицу, он начал работать зубами. Сухая помертвевшая плоть клочьями отлетела в пыль, но сила челюстей пустынного монстра только увеличивалась. Его губы и язык скользили по сверхъестественно жемчужным зубам, рот наполнился вкусом теплой крови и чего-то еще, но Таллант не сдавался.
Пошатываясь, он снова встал на ноги. Решение принято. Потом можно будет прижечь, или наложить жгут, обратиться к доктору и рассказать о гигантской твари, вынырнувшей из песков - они ведь тоже кусаются, местные ящеры, и еще как! - но сейчас он знал, что делать.
Еще один взмах мачете, еще удар.
Белая кисть левой руки валялась на коричневом полу, и ее намертво сжимали торчащие из коричневой головы белые зубы. Совершенно без сил, не в состоянии сделать и шага правой рукой Таллант оперся о стену. Свежеокровавленная культя левой безжизненно висела прямо над плоским камнем с углублением посередине. Кровь его, его сила и жизнь вытекали из него, и на это взирала маленькая фигурка из палочек и глины.
Самка стояла как раз на пороге, мертвая коричневая худоба четко выделялась в лучах утреннего солнца. Она не двигалась. Ждала. И Таллант знал, что она ждет, когда углубление в плоском камне заполнится.
ОНИ КУСАЮТСЯ
Перевод с англ. Н. Савиных
Не было совсем никакой тропки, только почти вертикальный подъем. Несколько ярдов осыпающихся скал с немногочисленными побегами шалфея, укоренившимися в скудной, сухой почве. Далее шли зубчатые обнажения грубой скалистой породы, иногда с уступами и выемками для рук и ног, иногда с нависающими над головой и не внушающими доверия скользкими ветками кустарника, а порой и вообще абсолютно голые камни, где ни зацепиться, ни опереться нечего и думать, и приходилось надеяться исключительно на свои мышцы, чувство равновесия, мастерство и изобретательность.
Шалфей был настолько же грязно-зеленым, насколько грязножелто-коричневыми были утесы. Единственным живым цветом ярко-розовым - радовали глаз только редкие свечки пурпурных ферокактусов.
Хьюг Таллант качнулся и, подтянув тело на последнюю остроконечную площадку, огляделся. Причудливые формы скал производили впечатление, что кто-то построил все это специально и бросил - изваянная в камне крепость лилипутов, бастион пигмеев. Усевшись на одну из башенок завоеванного им форта, Таллант вынул из футляра полевой бинокль.
Внизу раскинулась пустынная равнина. Сбившиеся в кучку крошечные домики - это Оазис, свое название городок получил от растущих там пальм, помимо имени они давали городу и его палатке, а также и хижине, которую он строил, прохладу и тень. Никуда не ведущая автомобильная трасса заканчивалась тупиком, загаженные дороги, пересекаясь друг с другом на перекрестках пустых кварталов, создавали видимость инфраструктуры.
Но Таллант ничего этого не видел. Бинокль его был направлен за Оазис, за пальмы, туда, где виднелось высохшее озеро. Отсюда он ясно различал планеры, они казались живыми. Миниатюрные человечки в униформе сновали вокруг них туда-сюда и напоминали муравьев под стеклом. Особенно всех заинтересовал один, этого планера Таллант раньше не замечал. Человечки подходили к нему, внимательно осматривали и, оглядываясь, сравнивали с другими.
Новый планер поглотил все его внимание. Лишь краешком глаза Таллант видел, что происходит на скале, и вот в этом-то краешке, уголке его зрения что-то вдруг промелькнуло - что-то маленькое, тонкое и коричневое, как земля вокруг. Кролик? Но кролики меньше. А человек гораздо крупнее. Краешек глава ухватил только, как это что-то промелькнуло и скрылось, помешав Талланту сконцентрироваться на планерах и заставив отвлечься.
Отложив бинокль, Таллант обвел взглядом узкую и плоскую поверхность скалы, над которой его башенка возвышалась на несколько футов. Ни единого движения. Нигде ничего, лишь серые камни и один-единственный розоватый шпиль кактуса. Таллант возобновил наблюдение. Когда работа была сделана, он аккуратно занес результаты в маленькую черную книжечку.
Его рука все еще была белой. В пустыне зимой холодно и часто нет солнца. Но твердости рука не потеряла. Такая же отлично натренированная, как и глаза, она верно записывала и регистрировала все формы, контуры и размеры, которые глаза снимали и передавали ей.
Однажды, правда, рука дрогнула, и ему пришлось стирать и перерисовывать. Осталось грязноватое пятно, и это его расстроило. В секторе бокового зрения вновь шевельнулось и пропало смутное, коричневатое нечто. Пропало за восточным уступом, он мог бы поклясться, и ушло дальше в восточную сторону. Туда, где неровные каменные валуны образовывали гигантскую цепочку, напоминающую хребет стегозавра.
Но он уступил любопытству только после, того, как все пометки были сделаны, да и то с циничным самоупреком. Наваливалась усталость, элементарная физическая усталость. Состояние для него крайне редкое. Очевидно - следствие длительного лазанья по горам, наложившегося к тому же на нудную, утомительную работу по расчистке места для будущей хижины. Глазные мышцы утомились и начинаются фокусы подрагивающих нервов. За броней стегозавра ничего быть не может.
Там ничего и не было. Ничего живого и никакого движения. Только разорванный на части и наполовину общипанный труп какой-то птицы, как будто его долго грызло и глодало неизвестное маленькое животное.
Таллант уже спустился вниз почти до половины скалистого утеса - утеса, конечно, по западной терминологии, потому что в любой части к востоку от Хребта такой утес считался бы настоящей горой, - когда краем глаза он вновь засек передвигающуюся фигурку.
Ни о каком фокусе утомленных нервов на этот раз не могло быть и речи. Существо не такое уж и маленькое, нельзя сказать, чтобы тощее, да и не совсем коричневое. Высокое, широкое в плечах и облаченное в красно-черную ветровку лесоруба.
- Таллант! - прокричало оно здоровым, бодрым голосом.
Таллант подошел к незнакомцу и поздоровался.
- Добрый день. - И после небольшой паузы добавил: - Сдаюсь. Не могу припомнить.
- Что? Ты меня не знаешь? - Незнакомец широко усмехнулся. - Впрочем, десять лет - действительно немалый срок, а Калифорнийская пустыня даже отдаленно не напоминает рисовые поля в Китае. Как дела? Никак не развяжешься с "Секретами на Продажу"?
Не реагируя на последний выпад, Таллант напрягся и наморщил лоб.
- Неужели Морган? Прости, не узнал. Этот костюм исследователя любого собьет с толку.
Собеседник Талланта сощурил глаза.
- Я, как всегда, шучу. И впрямь, разве может у тебя быть какаято серьезная причина, чтобы лазать по горам в окрестностях планерного центра, нет, конечно. К тому же, чтобы следить за этими милыми птичками, тебе бы понадобился сильный полевой бинокль.
- Я здесь дышу воздухом. Лазаю для здоровья. - Голос Талланта звучал неубедительно даже для него самого.
- Естественно. Само собой разумеется. Ты всегда занимался этим исключительно ради здоровья. Но представляешь, мое здоровье в последнее время тоже начало барахлить. И я тоже завел себе правило совершать пешие прогулки. И я небросаю кое-каких своих скромных исследований. Но сдается мне, что сегодня - удачный день, Таллант. Похоже на то, что я наконец-то напал на неплохую жилу.
- Брось, старина. Ерунда все это.
- Нет, ты не подумай даже. Я терпеть не могу этих армейских там, внизу. С чего это вдруг я стану им рассказывать о своей жизни в Китае и о людях, с которыми я там встречался? Да им это и не понравится, готов поспорить. Хотя, впрочем, если меня подпоить, то язык может и подразвязаться...
- Я тебе вот что скажу, - оборвал его Таллант, - сейчас уже почти вечер, а моя палатка не приспособлена для поздних приемов. Приходи-ка лучше с утречка, тогда и поговорим. Вспомним, как говорится, былые времена. Ты по-прежнему питаешь слабость к рому?
- Конечно, себя не переделаешь. Ром стал, правда, дороговат, но...
- Ничего, для тебя я разорюсь. Место найти легко - сразу за оазисом. Мы сядем и... поговорим. И о твоих самостоятельных изысканиях тоже.
Таллант решительно сжал губы и, повернувшись, пошел.
Бармен открыл бутылку пива и грохнул ее на стойку. Мокрые кружочки от донышек других бутылок не успевали высыхать, как на них появлялись, накладываясь, все новые и новые.
- Двадцать центов, - сказал он, - может быть, желаете стакан? Некоторые туристы так не пьют.
Таллант посмотрел на сидящих за стойкой посетителей. Небритый старик с красными глазами; сержант авиации, с невеселым видом потягивающий "кока-колу" - армейским для пива было еще рано; молодой парень с недавно отпущенной бородой и трубкой в зубах, в длинной грязной шинели. Из стаканов никто не пил.
- Я, пожалуй, не буду туристом.
Для Талланта это был первый визит в "Дэзерт-Спорт-Спот", но он зашел не только выпить. Необходимо, чтобы его видели в обществе. Иначе люди начнут удивляться и спрашивать: "Кто такой? Почему поселился рядом с оазисом и никогда никуда не выходит?"
В "Спорт-Спот" этим вечером было тихо. Четверо за стойкой, несколько армейских за бильярдом и человек десять гражданских из городка, за круглым столом для покера. Те из гражданских, что играли, спокойно и без лишних слов обчищали какого-то рабочего со стройки, чьи мысли, казалось, далеко уже ушли от карт и полностью утонули в пиве.
- Проездом у нас? - дружелюбно спросил бармен.
- Нет, - Таллант покачал головой, - я сюда переселяюсь. Списали из армии из-за легких, вот и приходится что-то соображать. А здесь, я слышал, отличный климат. Решил попробовать, чем черт не шутит.
- Климат - класс, - кивнул бармен. - До того, как построили эту планерную школу, иди в пустыню, и каждый второй встречный гуляет там, потому что хочет поправиться. У меня нос совсем не дышал, а теперь посмотри - другой человек. Все дело в воздухе.
Таллант вдохнул запах сигаретного дыма и пивных паров, но не улыбнулся.
- Надеюсь на чудо.
- И правильно. Чудеса будут. Где ты остановился?
- Вон в ту сторону, там моя палатка. Агент назвал это "местечком старого Каркера".
Талланту показалось, что все сразу замолчали и прислушались. Он нахмурился. Собравшийся уже что-то сказать бармен решил подождать, молодой парень с бородой посмотрел как-то странно, а небритый старик уставился на Талланта красными слезящимися глазами, в которых засветилось на мгновение что-то похожее на жалость. По спине у Талланта пробежал холодок, не имеющий ничего общего с ночной прохладой пустыни.
Допив свое пиво судорожными глотками, старик наморщил лоб и как будто тоже хотел начать говорить. Наконец, промокнув щетину на подбородке засаленным рукавом, он прокашлялся и спросил:
- Уж не думаешь ли ты занять глинобитную будку?
- Нет. Она во многих местах разваливается. Легче для меня соорудить новую хижину, поменьше, чем восстанавливать и приспосабливать для жилья эту старую будку. А пока есть палатка.
- Хм, может быть, и так. Но послушай совет - не суй нос в будку. Держись от нее подальше.
- Честно говоря, я и не собирался. Но почему нет? Еще по пиву?
Старик лениво помотал головой и сполз со стула на пол.
- Больше не хочется, благодарю. Не знаю, стоило ли мне начинать...
- Что начинать? Я слушаю.
- Да нет, это я так. Все равно спасибо.
Старик повернулся и заковылял к выходу.
- Но что такого в глинобитной мазанке? - крикнул Таллант ему вслед. - Почему я должен держаться от нее подальше?
Загадочный старик что-то пробормотал.
- Что-что? - переспросил Таллант.
- Они кусаются, - донесся ответ. Старик поежился и исчез в темноте ночи.
Бармен стоял там же, где и раньше.
- Я рад, что он отказался. Я имею в виду от того пива, что ты ему предложил. Обычно к этому часу как раз наступает момент, когда мне приходится ему говорить, что хватит, больше обслуживать не буду. Сегодня как-то до него дошло.
Таллант толкнул по стойке пустую бутылку.
- А может, это я его отпугнул?
- Как знать, мистер, может, ты и впрямь спугнул этого старого сыча. Скорей всего, так оно и есть. Он не захотел пива, которое хоть как-то, пусть даже упоминанием, связано с местечком старого Каркера. Ох уж мне эти старожилы, они многие на этом словно тронулись.
- Там водятся привидения?
- Не совсем так. В полном смысле привидениями их не назовешь. Я, по крайне мере, о привидениях, не слышал. - Он вытер стойку с таким видом, будто одновременно сметает в мусор и предмет разговора.
Сержант авиации оттолкнул в сторону бутылку с "кокой", нашарил в кармане несколько медяков и отошел к игральным автоматам. Освободившийся стул тут же занял молодой парень с бородой.
- Надеюсь, старина Джейк не слишком вас расстроил?
Таллант рассмеялся.
- По-моему, в каждом городке существуют заброшенные домишки, окутанные предрассудками и суевериями. Но у вас здесь что-то новое. Привидений нет, а они кусаются. Кто они! Тебе что-нибудь известно?
- Очень немного, - ответил парнишка вполне серьезно, самая малость. Но хватит, чтобы...
- Я угощаю, - Талланта заело любопытство, - расскажи мне.
У игральных автоматов грязно выругался сержант ВВС.
Пиво весело потекло сквозь бороду в молодую, крепкую глотку.
- Видите ли, мистер, пустыня настолько велика и необъятна, что оставаться в ней одному практически невозможно. Вы не замечали? Вроде бы кругом пустота и ничего не видать, но там всегда что-то движется. Там, где, казалось бы, нет ничего, кроме песка и камней, всегда есть что-то очень тонкое, очень сухое и какое-то коричневое. Но стоит посмотреть в ту сторону, и все куда-то пропадает. Не может быть, чтобы не замечали.
- Оптический обман в результате усталости глазных... начал было Таллант.
- Вот-вот, я понимаю вас. У каждого своя версия. Возьмите любое племя индейцев и вы найдете массу объяснений. Вы не могли не слышать о Бдящих, но вот наступает двадцатый век, приходят белые люди и все кончается обманом зрения. В девятнадцатом было по-другому. И тогда еще были Каркеры.
- Речь идет о своеобразной местной легенде, не так ли?
- Можно назвать и так. Но и умом вы тоже, точнее, каким-то краешком ума, замечаете отдельные вещи точно так же, как краешком глаза видите неуловимые передвижения худых и высохших существ. Легенда разрастается. Разум Народа в действии. Вы находите для мелькающих коричневых теней разумное объяснение, сводите все к соответствующим обстоятельствам, и ситуация кажется нормальной. Но Легенда .живет дальше. И все-таки все возвращаются к Каркерам, к вещам, которые люди вроде бы и видят, но не совсем, складывают их вместе и... и они кусаются.
"Интересно, - подумал Таллант, - сколько же пива поглотила эта борода?"
- А кто они были, эти Каркеры? - вежливо осведомился он.
- Может быть, вы слышали о Сони Бине? Шотландия, период правления Якова Первого, или Шестого, хотя я думаю, что Рагхед здесь ошибается. Впрочем, давайте ближе к современности - Сгибающие, тоже не слышали? Канзас, семидесятые годы прошлого века. Нет? А Прокруст? А Полифем? А дикари фи-фи-фо-фам?
Людоеды существуют. И никакая это не легенда. Они есть, и это - достоверный факт. Ночлежка, в которой на десять прибывших приходилось девять ее покидающих. Горная хижина, давшая приют путешественникам во время бури и скрывающая их всю зиму, пока весной, под растаявшим снегом не нашли оставшиеся от 'них кости. Длинные отрезки дорог, по которым многие проезжающие так и не смогли проехать до конца. Да мало ли подобных примеров! Они по всей Европе, да и в нашей стране, пока связь и средства сообщения не стали такими, как сейчас. Выгодный бизнес. Но тут не только выгода. Сгибающие делали на этом деньги, несомненно, но все равно они не убивали свои жертвы так же тщательно и осторожно, как тот иудей, добывший ритуальную пищу. Сони Бин - так тот вообще о наживе не помышлял, просто закладывал мясо на зиму.
А теперь прикиньте шансы, когда люди живут в оазисе.
- Значит, Каркеры в ваших краях - это то же, что и великаны-людоеды в легендах?
- Каркеры, людоеды, а может быть, Сгибающие, кто знает? Понимаете ли, с тех пор, как жители городов стали находить странным образом разодранные трупы. Сгибающих воочию уже никто не видел. Ходили слухи, что они ушли далеко на Запад. Дошли досюда. Но время расставляет все по своим местам. В восьмидесятых никаких поселений здесь не было. Два или три индейских рода - остатки живущего на оазисе вымирающего племени. Они бесследно пропали, как только сюда переселились Каркеры. Что не так уж и удивительно. Но раса бледнолицых ставит себя выше понятия людоедства. Никому до пропавших не было дела, никто не задумывался. Начали задумываться, когда многие стали исчезать, пересекая этот участок пустыни. Путешественники останавливались у Каркеров и получалось, что дальше они уже не двигались. Их вагончики находили милях в пятнадцати, а то и двадцати дальше в пустыне. Иногда находили и кости, белые и выжженные солнцем. Те, которые видели, говорили, что эти кости как будто кто-то грыз.
- И никто не пытался ничего предпринять? Что-нибудь сделать с этими Каркерами?
- О-о, как же, предпринимали, конечно. К сожалению, у нас не было Его Величества Короля Якова Шестого, хотя я по-прежнему считаю, что Первого, кто бы бесстрашно проскакал напоказ на белой лошади, но зато наши армейские подразделения дважды прибывали сюда и выметали их ко всем чертям.
- Дважды? - улыбнулся Таллант. - Мне кажется, от большинства семейств ничего не осталось уже и после первого рейда.
- Нет-нет, я не оговорился. Именно дважды, прогнав Каркеров в первый раз, они ничего не добились. Каркеры здесь уже не жили, а путешественники исчезали точно так же, и точно так же продолжали находить обгрызанные кости. Предприняли вторую карательную экспедицию. А потом сдались и плюнули, и люди стали огибать оазис. Путь получался несравненно длиннее, но в конце-то концов...
Таллант расхохотался.
- Ты хочешь сказать, что Каркеры бессмертны?
- Не знаю насчет бессмертия. Но легко они почему-то не умирают. Возможно, что если бы на самом деле они оказались Сгибающими - а мне лично нравится думать, что так оно и есть, - то они чему-то научились, тому, что и как им нужно делать в этой пустыне. Может быть, использовали знания других индейцев, и это сработало. А возможно, то, чему они приносили свои жертвы, стало их лучше здесь понимать. Лучше, чем в Канзасе.
- Что же с ними стало? Неужели остались только существа, замечаемые боковым зрением?
- С того времени, к которому относится последняя история о Каркерах, и до момента возведения этого городка в оазисе прошло сорок лет. В первые год или два, когда разворачивали строительство, люди что-то узнали, но что - распространяться не любят. Однако все здесь обходят стороной глинобитную лачугу старого Каркера, так ее называют. Рассказывают истории, такую, например. Однажды, в жаркий воскресный день, сидящему в исповедальне священнику показалось, что вошел приготовившийся покаяться грешник. Священник долго ждал и, когда, наконец, раздвинул штору, никого такого не увидел. Никого в том-смысле, что это оказался не кающийся грешник. Это было что-то, и оно кусалось. И сейчас у нашего, священника на правой руке осталось три пальца. Забавное зрелище, особенно, когда он раздает благословения.
Таллант толкнул обе их бутылки к бармену.
- Такая байка, мой молодой друг, заслуживает еще пива. Два пива, хозяин. Скажи, он всегда так здорово сочиняет, или только сегодня со мной?
Бармен с невозмутимым видом выставил на стойку две бутылки холодного пива.
- Что касается меня, то я бы такое рассказывать не стал. Но он у нас тоже почти что посторонний, не живет здесь и, наверное, не понимает, что мы чувствуем по этому поводу. Для него это просто интересный случай, как любой другой.
- Да-да, - поддакнул рассказчик Талланта, - так мне удобнее. - Он вытер бороду и обхватил ладонью горлышко.
- Но раз уж начали, так и быть, - продолжал бармен, расскажу и я кое-что. Случилось это прошлой зимой, в самые морозы. Мы тоща всю зиму слушали истории, что где приключилось. Одна интереснее другой. Волки, чтобы погреться, забегали в хижины исследователей как к себе в берлоги. Дела у меня шли неважно, лицензии на крепкое спиртное нет, а пива в такую холодрыгу много никто не пил. Но от посетителей отбоя не было, валом валили посидеть у той большой печки.
И вот как-то вечером собрался народ, а с ними и старина Джейк со своей собакой Джиггером. Джейк - это тот старик, с кем ты разговаривал. Слышу я вдруг - вошел кто-то, тихо так, только дверь чуть-чуть скрипнула. Но никого не увидел. Все что-то делали, играли в покер, просто болтали - вот как мы сейчас с тобой, - и неожиданно из угла х-хрясь! - Из того, где печка, там у меня музыкальный автомат стоит.
Я мигом туда - в чем, мол, дело, но оно так быстро выскочило, что я толком даже ничего и не рассмотрел. Что-то маленькое, тощее и совсем без одежды. Да-а, холода тогда стояли зверские.
- И что же там хрустнуло? - не выдержал Таллант.
- Кость. Собачья кость. Джиггер был задушен совершенно бесшумно. Бедный песик, он был такой маленький. И это существо сожрало почти все его мясо. Не доело, потому что хрустнула кость. Мозгов, видать, захотелось. Можешь посмотреть - там до сих пор остались пятна, кровь так полностью и не отмывается.
На протяжении всего рассказа стояла тишина, но как только бармен закончил, посетители словно с ума посходили. Сержант авиации с диким воплем принялся трясти игральный автомат, требуя выигрыша, а рабочий со стройки за столом для покера, ругнувшись, встал и, перевернув пинком стул, угрюмо рявкнул, что у них здесь свои правила и что такая игра не по нему.
Воцарившаяся было атмосфера ужаса рассеялась. Посвистывая, Таллант прошагал в угол, чтобы бросить монетку и завести какуюнибудь музыку, и как бы невзначай скосил глаза на пол. Правду говорил бармен или нет, но пятна там были.
Таллант довольно хмыкнул. Он даже почувствовал к Каркерам какую-то благодарность. Вот уж кто действительно сможет помочь ему в его шантаже.
Этой ночью ему снилась Власть. Его обычный сон. Он стоял во главе нового, образованного после войны, Корпортивного Американского Государства и отдавал приказания. "Иди!" - и человек шел, "Вернись!" - и другой человек возвращался, "Сделай это! Сделай то!" - и слуги повиновались и беспрекословно выполняли то, что он от них требовал.
Затем явился откуда-то молодой парень с бородой, и его грязная, длинная шинель развевалась как одеяния древнего пророка. И он сказал:
"Вознесся наверх и доволен? Вообразил себя на гребне волны - волны Грядущего, как ты сам ее называешь. Но внизу, в темной глубине, куда не достает глаз, дремлет течение, и оно - часть Былого. А также и Настоящего, и даже Будущего. Там Зло и Пороки Человечества, они во много раз чернее твоего зла и куда древнее. Бесконечно древнее".
А позади развевающихся одежд, в их тени сновало что-то маленькое, худое и коричневое.
Сон не нарушил душевного равновесия Талланта. Как не нарушила его следующим утром и мысль о предстоящей беседе с Морганом. Он с большим аппетитом проглотил собственноручно поджаренную яичницу с беконом и, раздевшись до пояса, приступил к расчистке земли для будущей хижины. Ветер стих, и солнце ярко сияло. Его мачете, сверкая, рассекал воздух и со свистом срезал стебли высокой травы и ветки кустарника.
Появился Морган - лицо красное и весь в поту.
- Пойдем в будку, - предложил Таллант, - там тень и прохладнее. И говорить удобно. - В удобной, прохладной тени глинобитной будки Таллант взмахнул острым мачете, и толстая, раскрасневшаяся рожа Моргана распалась пополам.
Это было так легко. Легче, чем выкорчевывать корни шалфея. И абсолютно безопасно. Морган жил в захудалой лачужке на пути туда, откуда, по слухам, не возвращаются, а к тому же часто отлучался в исследовательские Походы. Его отсутствие, даже если и будет замечено, то никак не раньше, чем через несколько месяцев. Никому не придет в голову связывать его исчезновение с Таллантом. Нет тому причин. И уж менее всего вероятно, что Моргана станут искать в будке, где обитают привидения-каркеры.
Тело оказалось неожиданно тяжелым, теплая кровь капала на голую кожу. Свалив тело Моргана на пол, Таллант испытал облегчение и огляделся. Пола как такового не было - ни досок, ни какого-либо покрытия. Только земля. Твердая, но могилу вырыть можно. И никто не заявится на эту проклятую территорию. Могилу ие заметят, а пройдет год или чуть больше, и все спишут на Каркеров. И кости, и могилу.
В поле бокового зрения что-то вновь шевельнулось. На сей раз Таллант вознамерился осмотреть все как следует.
Неуклюжая и грубо сработанная небольшая мебель - как вырубили топором, так и оставили. Толстые доски соединялись деревянными колышками, а кое-где - наполовину сгнившими ремнями. Зола в очаге казалась столетней давности, и из нее торчали запылившиеся черепки глиняного горшка.
Внимание Талланта привлек большой плоский камень с широким углублением посредине. Камень покрывали пятна, напоминавшие ржавчину. Но камни не ржавеют. За ним - крошечная фигурка, судя по всему, наспех и неумело слепленная из глины и палочек. В фигурке было одновременно что-то от человека, что-то от ящерицы и что-то от тех существ, что время от времени беспокоят ваше боковое зрение.
С возрастающим интересом Таллант шагнул дальше. Когда он приблизился к едва освещаемому незастекленным оконцем дальнему углу, то у него невольно перехватило дыхание. На несколько секунд Таллант оцепенел. Но быстро пришел в себя и громко рассмеялся.
Вот и объяснение. Один любопытный увидел, рассказал остальным, отсюда и пошло. Обрастая деталями, сложилась легенда. Каркеры и впрямь оказались неплохими учениками индейцев, переняв от них тайное искусство бальзамирования.
Превосходно выполненная мумия. Но то ли от индейского чудодейства тела ссыхались, то ли это был десятилетний мальчик. От плоти ничего не осталось. Только кожа, да кости, да туго натянутые высохшие сухожилия. Веки закрыты, глазницы запали глубоко в череп, а вое... нос провалился и осел, и его вроде как бы и не было вовсе. И еще губы. И не губы даже, а тоненькие ниточки, натянутые поверх длинных и ослепительно белых зубов, выступающих немного вперед и резко контрастирующих с темно-коричневой кожей.
Вот это да! Настоящее маленькое сокровище. Таллант уже прикидывал в уме, где он найдет ученого-антрополога и какое вознаграждение с него сдерет - надо же, убийство может сулить такую замечательную побочную выгоду, - как вдруг заметил, что грудная клетка на самую малую долю дюйма поднялась и опустилась.
Этот Каркер не умер. Он спал.
Оставаться там дальше и раздумывать над увиденным Таллант не осмелился. Времени поразмыслить над тем, возможны ли подобные вещи в правильно устроенном мире, уже не было. Как не оставалось его и на то, чтобы скрыть следа убийства и спрятать тело Моргана. Пора уматывать. Не теряя ни секунды, хватать мачете и бежать куда глаза гладят.
Не добежав до двери, Таллант остановился. Со стороны пустыни, по направлению к будке, в которой он находился, приближалась самка. На этот раз он видел ее отчетливо.
Рука в нерешительности подняла мачете, острый клинок звонко царапнул глиняную стеку. За спиной Талланта раздался сухой шелест - спящий поднялся.
Обернувшись, мачете перед собой, он изготовился. Сначала покончить с этим, потом - разделаться с самкой. Ни в теле, ни в мыслях страха не было, только готовность действовать.
Сморщенная коричневая двуногая ящерица с жадностью кинулась на Талланта, но он легко ушел в сторону и встал, ожидая следующего прыжка. Удачно, снова ушел. Подняв мачете повыше, он сделал шаг назад и, споткнувшись о безжизненное тело Моргана, полетел на поя. Подняться Таллант не успел. Кровожадное существо вскочило на него и впилось острыми зубами в мякоть ладони левой руки.
Молниеносный взмах мачете - и сухое тощее тельце, отделившись от головы, уже валялось в стороне. Не вытекло ни капли крови.
Хватка челюстей, однако, слабее не стала. Сильнейшая боль пронзила руку до самого плеча - острейшая и нестерпимая, какая вряд ли бывает от простого укуса. Похоже, что яд...
Выпустив мачете, пальцами здоровой руки Таллант пытался чтото сделать. Тянул и рвал сухие коричневые губы, бил кулаком - бесполезно. Зубы раздать не удавалось. Он сел спиной к стене и, зажав отсеченную голову между коленями, стал вытягивать левую кисть. Кожа лопнула, показалось живое мясо и первые капли крови стекли на пол, подняв фонтанчики пыли. Хватка была мертвой.
Весь окружающий мир сразу сжался и уменьшился до размеров человеческой кисти и державшей ее отвратительной нечеловеческой головы. Ничто другое в данный момент ровным счетом ничего не значило. Он должен освободиться. Поднеся невыносимо ноющую руку к лицу, он начал работать зубами. Сухая помертвевшая плоть клочьями отлетела в пыль, но сила челюстей пустынного монстра только увеличивалась. Его губы и язык скользили по сверхъестественно жемчужным зубам, рот наполнился вкусом теплой крови и чего-то еще, но Таллант не сдавался.
Пошатываясь, он снова встал на ноги. Решение принято. Потом можно будет прижечь, или наложить жгут, обратиться к доктору и рассказать о гигантской твари, вынырнувшей из песков - они ведь тоже кусаются, местные ящеры, и еще как! - но сейчас он знал, что делать.
Еще один взмах мачете, еще удар.
Белая кисть левой руки валялась на коричневом полу, и ее намертво сжимали торчащие из коричневой головы белые зубы. Совершенно без сил, не в состоянии сделать и шага правой рукой Таллант оперся о стену. Свежеокровавленная культя левой безжизненно висела прямо над плоским камнем с углублением посередине. Кровь его, его сила и жизнь вытекали из него, и на это взирала маленькая фигурка из палочек и глины.
Самка стояла как раз на пороге, мертвая коричневая худоба четко выделялась в лучах утреннего солнца. Она не двигалась. Ждала. И Таллант знал, что она ждет, когда углубление в плоском камне заполнится.