Евгения Серенко. Волчонок

Евгения Серенко
Волчонок

   © «Ліра-Плюс», 2013
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

   А он мне снится….
   Двадцать лет уже снится.
   Стоит в своей клетчатой рубашонке с прожженной на кармашке дыркой (курить пробовал – в десять-то лет!), смотрит синющими глазами – и молчит. Ни упрёка, ни обвинения… просто смотрит. И молчит. Он молчит – а я слышу: «Мама…» Цыпки на руках, обгрызанные ногти… шейка тоненькая… «Мама». Не поняла, не услышала, не догадалась…

Глава 1

   Ну, вот… немного осталось. Сейчас она домоет посуду, вытряхнет скатерть, подметет на кухне, а там и Кирилл с Ритой прийдут. И жизнь в доме начнется. Любо-дорого на них смотреть – счастливые, красивые, друг от дружки глаз отвести не могут. Неделя, как отзвенела свадьба… и как же ей невестка нравится: и умница, и ласковая, и помощница. Ну, вот, пришли.
   – Мама! – Рита возмущённо всплеснула руками: – Зачем же вы сами всё переделали? Я бы вам помогла!
   – Успеешь еще, дочка, напомогаешься, – улыбнулась Нина Ивановна. – Ну, как фильм – понравился?
   – Очень! Сейчас я вам всё расскажу, там такие страсти! Я чуть не расплакалась, когда героя убивали! Хорошо, не убили! Давайте чайку попьём, – Рита достала две чашки, сахарницу, поставила на плиту чайник. – Кирюша не будет, говорит, он и так на этот фильм целый вечер угробил, а ему завтра зачет сдавать.
   Уютно на кухне. Кипит старый, еще довоенный, зеленый эмалированный чайник. Нина Ивановна поскрипывая щипчиками, раскалывает кусок белоснежного сахара. За плечи нежно обнимает невестка…
   – Мама, – Рита чуть споткнулась на непривычном «мама», – как вы думаете: что мне с платьем свадебным делать? Может, его в комиссионку сдать? Оно такое красивое – сразу купят! Кирюшу спросила, говорит, делай, как хочешь. Как вы думаете – сколько за него дадут?
   – Не знаю, – улыбнулась свекровь. – Сами смотрите. Ты мне лучше скажи, неужели и правда хочешь косу отрезать? Я слышала, как ты на свадьбе подружке говорила.
   – Хочу. Но Кирюша против, наверное, подожду.
   – Вот было б у вас так всегда, – вздохнула Нина Ивановна, – чтобы всё всегда вместе решали. Знаешь, дочка, как одной тяжело? Не дай тебе Бог узнать! У меня ведь тоже была свадьба, и тоже мечталось, что это навечно. А почему бы и нет? Война кончилась, жизнь наладилась, а вышло совсем по-другому. Наверное, из-за Васьки все так и случилось.
   – Васьки?
   – Да, поросёнка. У родителей мужа – они в деревне жили – был поросёнок Васька. Он, как отец на гармошке заиграет, сразу танцевать начинал. Все соседи приходили смотреть, как Васька танцует. А потом на нашу свадьбу его и зарезали. Время было голодное, а тут столы ломятся, а я ни к чему мясному притронуться не могла. Свекровь на меня так сердито зыркала, зыркала, а потом и прикрикнула. Не разглядела я их – свекровь и свёкра, да и себя переоценила. Нина Ивановна закрыла дверь в кухню и придвинула свой стул поближе к Ритиному:
   – Не знаю, Рита, рассказывал ли тебе Кирилл об отце, и что он тебе рассказывал, но ты вошла в нашу семью, и я хочу, чтобы ты всё знала. Его отец был хорошим человеком, мастером на все руки, добрым, заботливым… пока не начал пить. Кирюше тогда года два всего было. Сначала пил, когда отца с матерью навещал, потом по выходным, а потом каждый день. Сколько он мне раз обещал, что бросит, каких только слов ни говорил… нет, не бросил. Бросила я. Когда поняла, что проиграла. Я не думала, что могу проиграть. Я ведь сражалась за него – и зарплату за обоих получала (мы на одном заводе работали) и от дружков старалась отвадить, а не допьет за обедом водку – я ее потихоньку водой разбавляла. И к родителям его ездила, просила не наливать ему их проклятую самогонку. А свекор, помню, мне отвечает: «Что ты выдумываешь? Мы, если уж на то пошло, и не пьём совсем – только выпиваем. И вообще проще жить надо – тогда и люди к тебе потянутся». Я и не выдержала: «Какие, – говорю, – люди? Собутыльники? Так их гнать надо, а не притягивать!» В общем, не было мне от них помощи. Наоборот. «Проще жить надо!» Куда уж проще. Только никакой радости с той простоты. Другие на танцы ходили, в кино, просто гуляли, а мы, как клопы, дома и дома… И не поговорить, не поделиться – с пьяным-то человеком о чём говорить? Сейчас вспоминаю – и страшно становится, а я ведь в этом восемь лет жила. Однажды прихожу с работы – на столе бутылка, две рюмки и сын десятилетний рядом сидит. И на что только купил? У меня как отрезало. Схватила сына, вытащила из-за стола, собрала чемодан – рубашки мужа, брюки, носки, почему-то носки боялась забыть, документы положила, деньги, что в доме были и выставила за порог. «Вон, – говорю. – Или в милицию позвоню, что сына мне спаиваешь». Он не понимает, в чем дело, лепечет, прощения просит, а у меня никакой к нему жалости. Как будто червяк передо мной, а не человек. Выгнала. Ну, вот… Уволился он и уехал в деревню к родителям, а через пару лет мне телеграмму прислали, что умер, а я удивилась: я-то при чем? Кто он мне – червяк-то, который хотел моего сына сгубить? Соседи губы поджимали – ах, бессердечная, на похороны мужа не поехала… А я мужа своего другим помнила – каким он был, пока пить не начал. Вот за того я бы в огонь и воду пошла, а чужого человека зачем хоронить? Не поехала. Ну, а в Кирюшу старалась всё вложить, что могла. В кружки разные записывала, книжки нужные в библиотеке брала. Всех друзей его знала, всех привечала, но следила – нет ли среди них пьющих? Боялась, что наследственность свое поганое дело сделает. Всё ему отдавала, да мне и не нужно было ничего особенного. Обо мне – так мама покойная говорила – и собаки не лаяли. Зато хороший парень вырос, вон – офицером скоро станет. И умница, и руки золотые, и добрый… весь в отца, когда тот еще человеком был. Хороший. И не потому я так говорю, что – мать. Правда, хороший. Но тебе, Рита, дремать нельзя. Никого у меня дороже Кирюши нет, и тебе я матерью буду хорошей, и внуков растить помогу, и никогда между вами не встану, но если начнет он пить, первая скажу: «Вон!» Хочет себя губить – пусть губит, а внуков калечить не дам».
   «Ну, что вы, Нина Ивановна, – Рита погладила ее по плечу, – Кирюша хороший. И меня любит, и вас, и зачем же ему свою жизнь губить?» «Ох, милая, – вздохнула Нина Ивановна, – ты и представить себе не можешь, что это за силища. Не дай Бог столкнуться…»
   «У нас все хорошо будет, вот увидите. Мама, что вы? Не плачьте! А то я… тоже… заплачу…»

* * *

   Когда он был, этот разговор? Сколько лет назад сидели они на кухне и плакали. Нина Ивановна потому, что вспоминала несчастливые годы, а Рита – потому, что жалела свою свекровь… Уже три года, как ее нет, а дня не проходит, чтобы Рита не вспомнила, не поблагодарила за хорошего мужа – и добрый он, и умница, и дочек как любит! А уж мастер – на все руки! За что ни возьмется все сделает! Рита терпеть не может, когда из крана вода капает. Читала когда-то, что в Китае так осужденных пытали: кап-кап на макушку… вроде, ерунда, а человек с ума сходит. Может, она в какой-то прошлой жизни тоже стояла у позорного столба – а на голову: как-кап… Смешно, конечно, но только пожаловалась Кириллу – мигом починил! Попросила помочь окна вымыть, так муж всё воскресенье с ними возился – теперь не только стёкла блестят – рамы, и те белой краской сверкают! И так во всём. Напрасно боялась за сына ее свекровь. Все хорошо у Риты и муж золотой, и девчонки радуют. Нонна так вообще лучше всех в школе учится, на собрания ходить – одно удовольствие… Через год поедет в институт поступать, в педагогический, химию хочет преподавать… Ну, ей видней… Да и младшая не отстает. Славные у нее девчонки – Нонна – беленькая, вся в неё, а Иришка посмуглее, потемнее, на покойную свекровь похожа. И характером разные, но это даже хорошо, никогда им скучно вдвоем не бывает. Иришка натворит что-нибудь и к сестре бежит, знает, что та успокоит, выручит… Всё хорошо. И, может, ей только кажется, что это странное уплотнение продолжает расти? Может, она где-то ударилась – и не заметила, а теперь придумывает всякие страсти? К врачу бы пойти, да ведь не скроешь: в военном городке все на виду, а Кирилла пугать не хочется. Может, и правда всего-то ударилась. А боль пройдет. Конечно, пройдет. И они поедут, как планировали, в Евпаторию. Нонну нужно подлечить. Вон, как выпьет холодного – так и ангина. И Иришка плавать научится, и Кирилл отдохнёт, и она… А что она? О ней и собаки не лаяли…

Глава 2

   Нонна знает всё. Ни у кого нет такой умной и доброй сестры!
   Вот вы знаете, когда лучше всего собирать чернику? А Нонна знает – на растущую Луну, утром, сразу после того, как высохнет роса. Ягоды тогда синеют на бледном солнышке – даже листочки не нужно отодвигать! Девчонки собирают комбайном, а Ире сестра запретила. Можно запросто листочки покалечить, веточки ободрать… Только руками! Ну и что, что медленно? Зато не нанесешь никакого вреда!
   А землянику лучше всего собирать днем, когда она солнца напьётся и ни в коем случае не в бидончик – только в корзинку! Нельзя солнышку, что в ягодах прячется, с металлом соприкасаться – оно от этого свою силу теряет. А в корзинку, на донышко, положить чистую белую тряпочку… почему белую – Нонна не знает, только иначе, говорит, ягоды сомнутся и будут плохо сохнуть. Их ведь сразу не съешь, нужно посушить на потом… А знаете, как определить, что они уже высохли, а свежесть не потеряли? Нужно взять их в кулачок, подержать чуть-чуть, и если ладошка не окрасится – значит, готовы.
   Повезло Ире с сестрой. Она всегда это знала, а теперь, после маминой смерти – особенно.
   «Неоперабельный рак, – сказали папе в Боровлянах, куда он отвез обессилевшую маму. – Где же вы раньше были?» А где они были? Дома. Они не знали, что мама болеет, она никогда не жаловалась.
   Мама умирала тяжело – целых восемь месяцев. Восемь печальных месяцев… В тот вечер они смотрели по телевизору «Неуловимые мстители».

 
…И над степью зловещей
Ворон пусть не кружит,
Мы ведь целую вечность
Собираемся жить…
 

   «Девочки, – позвала неожиданно мама, – сделайте тише…»
   Нонна поспешно выключила телевизор и взяла маму за руку.
   – Папу позвать?
   – Потом… Нонна, ты – старшая. Береги сестру. И себя береги. И папу. Я никогда не говорила тебе, но… береги его. Не оставляйте его.
   И еле слышно добавила.
   – Позови папу.
   «Обо мне и собаки не лаяли…»

* * *

   Каждую пятницу вечером Ира встречала сестру на станции. Они шли по едва заметной тропинке в спрятанный в сосновых лесах городок, и Нонна рассказывала, что нового в институте, а Ира – как прошла неделя, что они с папой ели, какие она получила отметки, что интересного в школе… сколько дней в неделю папа пил, а потом – сколько дней в неделю папа не пил.
   Всё чаще Ира старалась задержаться у кого-нибудь из подружек – лишь бы приходить домой позже. В тот год, когда Нонна вернулась домой, получив распределение в родную школу, Ира закончила десятый класс и уехала в город: подальше от дома! От мрачного, ставшего чужим папы.
   «Нонна знает всё!»
   Нонна действительно знала всё. Но не знала, что делать с папой. Он приходил с работы, равнодушно спрашивал: «Как дела?», иногда вспоминал об Ире: «Сестра не звонила?» – и уходил в свою комнату – чтобы выйти к ужину с неизменной бутылкой в руках.
   «Мама, – сквозь слёзы просила Нонна, – научи: что мне делать? Мне так нужна твоя помощь… и папе нужна… и Ире…»
   Тишина.

* * *

   В школе готовились встречать Новый год.
   – Девушка, – услышала Нонна, – куда ёлку тащить? Где тут у вас актовый зал?
   – Ой, наконец-то! – обрадовалась Нонна. – Мы уж заждались. А красавица-то какая!
   – А как же! – засмеялся лейтенант. – Два дня выбирали… Для таких красивых девушек и елка должна быть что надо! Вы в каком классе?
   – Ни в каком, – засмеялась Нонна. – Я химию преподаю.
   – Химичка, значит? Ну и дела! Терпеть не мог химию; наверно, потому, что у нас такой красивой учительницы не было. Вы придете на вечер?
   – Конечно. Мой класс – дежурный.
   – И я постараюсь. Второй танец – мой, хорошо?
   – Хорошо.
   – Кстати, разрешите представиться – подпоручик Сапрон. Сергей.
   – Нонна Кирилловна. Нонна.
   И первый танец был его, и второй, и десятый…
   И почему она думала, что всё знает в их городке? Каждую тропинку знала, каждую выбоину в асфальте, каждый уголок… и не находила ничего интересного. То ли дело – город, где она училась целых пять лет! И Оперный театр, и Троицкое предместье, и Ратуша, и просто здания, и все разные, некоторые с башенками на крыше… именно здания, а не однообразные ДОСы. Конечно, там хорошо, но и их городок – замечательный! Жаль, что им велено писать в обратном адресе: в/ч 31874; жаль, что приходится скрывать такое красивое название! Тот, кто его придумал, наверняка был поэтом. Дать городку, где живут серьёзные люди – ракетчики, где под землёй бурлит огромный военный завод и куда не пройдешь без специального пропуска, а найти еле заметную тропинку, ведущую к ним от края платформы на станции, где притормаживают даже скорые поезда, легко только тем, кто знает, где она. Здесь как из-под земли вырастают на земляничной поляне суровые автоматчики: «Дальше запретная зона»… и вот этому городку кто-то дал удивительное название – Ржаные Поля. Может, и были здесь когда-то ржаные поля, но Нонна их не помнит. Только сосны, сосны, сосны… да орешник да ягоды…
   Они бродили с Сергеем по заснеженным улицам городка, и она сама удивлялась, сколько может о нем расказать: «Мы с Иришкой шли из школы, и вот здесь – прямо на асфальте – увидели медянку. Испугались, отбежали подальше… Хорошо, Люсин папа шел мимо и раздавил ее сапогом. Я потом долго по ночам эту медянку видела и в лес не ходила. Знаешь, чего я в жизни больше всего боюсь? Змей и зубных врачей. Ну, что ты смеёшься? У змей – ядовитые жала, а у этих – клещи… Неизвестно, что страшней. А в этом ДОСе жил Витя Стручков, мой одноклассник, ему на переменке нечаянно глаз выбили. Его отца потом куда-то перевели. А ещё я помню, как ворота на КПП зелёной краской покрасили. Мы в тот день за грибами ходили и не знали, что их покрасят и Юрка Скворцов – ты его знаешь, он в папином цеху работает – прислонился к воротам, и мало того, что рубашку запачкал (всю красоту испортил) – пришлось солдатам их перекрашивать. А вон в том ДОСе, что, за парком виднеется живёт Зоя Павловна, моя любимая учительница, кстати, тоже химичка. Она работала, пока я институт не закончила, и ушла на пенсию – место мне уступила.
   – А почему ты химию не любил? По-моему, самый интересный предмет, не то, что математика. У меня в классе есть Вова Жлобин, двоечник тот еще, так он как– то заявил, что скучнее химии ничего нет, представляешь, глупый какой? А вон на том пригорке летом разводят костер и жарят шашлыки. Я их не люблю, они жесткие, а ты любишь?
   – Не откажусь, – засмеялся Сергей. – Нас у мамы четверо, нам мясо не так часто доставалось. Вот будет у меня отпуск – поедем с тобой в Палласовку, это маленький город в Заволжье. У нас тоже красиво – только по-другому. Конечно, лесов у нас нет, зато в степи море тюльпанов. Мой дядька за один сезон на них мотоцикл купил. В Москву возил продавать. Особенно когда ветер, красиво – будто тюльпановое море колышется. Поедешь со мной?
   – Посмотрим на твое поведение, – засмеялась Нонна. – Это мама так говорила. Мы с Ирой попросим что-то – и ждем, что она скажет: если «посмотрим на ваше поведение» – значит, согласна, просто обещать не хочет, а когда сердилась, называла нас «друг ситцевый». Вот скажет мне: «Ну, друг ты мой ситцевый…» и я сразу вспоминать начинаюв чем провинилась? А теперь… ни за что бы ее не расстраивала! Ей бы и не пришлось меня так называть.
   – А какая она – твоя мама?
   – Строгая. Но с нами и нельзя было иначе. Я теперь ее понимаю: четверо сорванцов, шляются где-то целыми днями, хорошо, если школу не прогуливают. А она на работе целый день, а то и ночью дежурит. Она телефонисткой была на станции. Отца я не помню, он умер, когда мне три года было. Я ведь самый младший, и самый хулиганистый был. Хорошо, военрук за меня вовремя взялся, а то не знаю, кем бы я стал. Этот военрук – Дмитрий Петрович – ко всем мальчишкам подход нашел. Вот кто настоящий педагог, хоть и без образования. Из моего класса почти все ребята в военные училища пошли, правда, в средние. О высшем я и мечтать не смел. А теперь рад и в Ржаные Поля попал – о них у нас легенды ходили, и самую красивую химичку встретил…»

* * *

   Они медленно шли по знакомой тропинке на станцию.