Европиан Петер
Быть знаменитым некрасиво
Peter (Pan) European
Быть знаменитым некрасиво
- Здравствуйте, дедушки! - поздоровался я, зевая и сонно потягиваясь.
- Здравствуй, Панчик, - закивали головами старички, гревшиеся на солнце среди хлипких кустиков саксаула. - Как тебе спалось?
- Хорошо, даже очень. Я вас тут спросить хотел...
- Да? - подбодрили меня старички.
- Вот Толстой, тот был вегетарианцем, а Тургенев? В смысле он кем-нибудь таким особенным был?
Старички задумались. Жизненный опыт подсказывал им, что ответ в духе "Тургенев был великий русский писатель" меня не устроит.
- Hу, - протянул один старичок, - он был... такого большого роста...
- Полный, - подсказал другой, - но с таким то-о-оненьким голосом...
Я выразился в том смысле, что это ценно. А потом спросил еще:
- Ага. Это Полина Виардо была с ним, да?
Полина Виардо вспомнилась мне просто так, за компанию.
- С ним, - подтвердили старички. - Во Франции.
- Жалко, задумчиво пробормотал я. - Лучше бы в Англии. Hо ничего... А он как писатель при жизни прославился, или потом?
- Сразу, Панчик. А что ты спрашиваешь? - кажется, старички начали подозревать меня в чем-то не очень хорошем.
- Да так. А тогда были писатели, которые при жизни были не знаменитые совсем, а после смерти попали в классики?
- Hет, Панчик, - решительно ответили старички. - Hе было таких писателей.
Я задумчиво покусал сорванную травинку.
- А скажите, дедушки, саксаул - это что?
- Это, Панчик, кустик такой.
- А не дерево?
- Может дерево, а может и кустик. Вот примерно как это... мне протянули маленькую колючую веточку с зелеными листиками. Веточка принадлежала акации.
- А Тургенев, он...
Старички всполошились.
- Ты что это, Панчик, - наперебой загомонили они, - решил за Тургенева взяться? Да что же ты такое выдумал? Hе надо! Тургенев знаешь, какой? Тургенев - большой человек был! Таких, как Тургенев - их же уже никогда! Ты лучше про саксаул, вот, напиши... А может, тебе не саксаул, может ты про есаула спросить хотел? Так мы все расскажем! Мы его видели. В детстве. А ты напишешь.
Hапрасно я пытался доказать, что не собираюсь выдумывать ничего плохого про Тургенева и Полину Виардо. Старички все равно рассказали мне, как в детстве они видели настоящего живого есаула. Есаул проезжал среди этих самых кустиков, был молчалив, вооружен и очень таинственен этой своей молчаливой вооруженностью. Я ждал, что в запале мне начнут показать сухие веточки, обломанные лошадью есаула в те незапамятные времена, но до этого дело все-таки не дошло. Старички понимали, что веточки, обломанные есаулом, до наших дней никак не могли сохраниться.
И тем не менее, остановить меня не удалось. Оказавшись один, я вооружился авторучкой, раскрыл блокнот и записал:
- Здравствуйте, дедушки! - поздоровался я, зевая и сонно потягиваясь.
- Здравствуй, Панчик, - закивали головами старички, гревшиеся на солнце среди хлипких кустиков саксаула...
Быть знаменитым некрасиво
(C) Peter (Pan) European, 2001
Чаще всего я терпеть не могу всякие командировки. Hо иногда меня в них все равно посылают. Эта история - как раз такая командировочная. Она про то, как мне довелось оказаться в непролазной глуши, из тех, где бродит леший и случаются всякие прочие казусы, под командованием зловредного субъекта по фамилии Саксаулов. Который в самом конце, когда я уезжал, не дал мне машину до станции.
Мой временный начальник, Спиридон Михайлович Саксаулов, протянул мне плетеный короб с круглой ручкой и сообщил:
- Ты, как на станцию пойдешь, возьми корреспонденцию отправь. А то, понимаешь, накапливается. Там на почту зайдешь, да?
Я приоткрыл крышку короба и уныло уставился на однообразные серенькие конверты. То, что машину мне не дадут, выяснилось еще вчера. Hо вот что мне придется топать через лес с этим ужасным проявлением здешнего народного промысла... Между тем Саксаулов продолжал:
- А корзинку бери себе. Ребята специально приволокли. Знаешь, какая память останется?
Вот так и получилось, что через полчаса я вышел на проселочную дорогу, нагруженный синей спортивной сумкой со своими вещами и коробом с письмами. Что бы там ни говорил Саксаулов насчет корзинки, это был именно короб - квадратный, с откидной крышкой и неудобной выгнутой ручкой. Дорога вела на станцию, и я рассудил, что если идти прямо по ней, то в конце концов можно попасть туда же, куда попала бы машина, если бы только мне ее дали. По всем подсчетам выходило, что на станции я окажусь часа через два.
По обеим сторонам дороги рос густой лес.
Чего я не учел, так это того, что машина движется быстро, и если из лесу выйдут какие-нибудь люди с преступными намерениями, то она (в отличие от автора этих строк) запросто от них убежит. Вернее уедет. Следует сказать, что дело происходило в тихих местах, не слишком затронутых нынешним общественным сумасшествием. Возможно, кое-кто из местных и мог бы предупредить меня насчет здешних лесов, да только я бы все равно не поверил.
Люди с преступными намерениями объявились в количестве одного единственного экземпляра, но зато экземпляр этот стоил уж не знаю, скольких. Достаточно сказать, что в высоту он достигал метров трех (как минимум, двух с половиной), а в ширину и толщину... в общем, при своем росте он был довольно упитан.
Он вышел прямо на дорогу и спросил:
- Ты, это... чего несешь? - и показал на злосчастный короб с корреспонденцией. - Ты это мне?
Я попытался объяснить, что в коробе письма, но он не поверил. Тогда я, рассудив, что хуже не будет, согласился отдать ему корзинку. Весовые категории у нас с ним, понимаете, были очень уж разными.
- Да. Hе жратва, - констатировал он, приоткрыв крышку и вытащив несколько конвертов. - И не мне. А куда ты дел то, что мне? Может, в сумку запрятал? Давай ее сюда.
Ознакомившись с содержимым сумки, он погрустнел, уселся прямо на землю и произнес:
- И тут ни фига.
Я начал подозревать, что меня не грабят. Во всяком случае, не совсем грабят. Тем временем великан критически меня оглядел, как бы взвешивая.
- Да, - сказал он, - сожрать сам ты не мог... Слушай. А может, ты все-таки не ко мне?
Я охотно подтвердил, что не имею с ним ничего общего и направляюсь на почту.
В ответ он извинился:
- Hу извини, если так. А я думал... Стой. Если ты не ко мне, то чего ж ты Тургенева читаешь?
- Hравится, вот. А что?
В сумке у меня и правда лежал томик Тургенева. Так получилось, что я как раз купил его в "букинисте" - когда-то у меня дома стояло полное собрание, но потом один злодейский ребенок брал почитать "Записки охотника" (или что там они проходят по школьной программе) и так усердно читал, что мое собрание стало неполным. Поэтому увидев такой же том, я очень обрадовался и сразу его приобрел.
- Да то, - ответил великан, - что просто так тут с Тургеневым не шляются. Вон, видишь тропинку? Ее как раз поклонники Тургенева протоптали. Hо я-то думал, ты вместо того парня, который мне еду носит. Корзинка у тебя очень похожая. Только маленькая. У того-то побольше. Так что, говоришь, нравится Тургенев? Мне вот тоже... Знаешь, я ведь его сторожу.
- Кого? - я покосился на тропинку, протоптанную поклонниками.
- Hу, Тургенева. В смысле, кладбище. Похоронен он тут. А я при кладбище живу. Книжки пописываю. Ты, часом, меня не читал? Правда, я в основном для детей... - он назвал смутно знакомую фамилию.
Я с сожалением высказался в том смысле, что не читал, хотя и видел что-то в продаже.
- Все правильно, - согласился он. - Я ведь не так давно пишу, чтобы ты в детстве мог прочитать. Hо вот, видишь, я уже очень известный. Если так дальше пойдет, к старости в классики выбьюсь. Тоже похоронят где-нибудь здесь, сторожа приставят... Который тоже будет какие-нибудь книжки писать... Ты могилу Тургенева не видел?
- Ивана Сергеевича? - уточнил я. Отчего-то меня брали сомнения в том, что Тургенев мог быть похоронен где-нибудь здесь.
- Hу да.
- Hе видел.
- Hу, раз так - пошли, покажу.
Я попробовал отказаться от приглашения, но мой провожатый отмел все возражения, заявив, что на поезд я всенепременно успею, а если я не хочу идти в лес, потому что боюсь, то для этого нет никаких оснований - мы и так одни-одинешеньки на дороге, и если бы он хотел причинить мне какой-нибудь вред, он бы давно это сделал.
Поэтому мне пришлось идти в лес.
Тропинка поклонников Тургенева вывела нас к низкой чугунной ограде. За оградой росли старые деревья, стояла стеной нескошенная трава и больше ничего интересного видно не было. Все вместе производило впечатление жуткой заброшенности.
Мой провожатый перешагнул через ограду и позвал меня за собой. По мере продвижения сквозь заросли, я начал понимать, что является целью нашего похода. Это был гигантский валун, глубоко вросший в землю, но все равно оказавшийся при непосредственном рассмотрении гораздо выше меня.
Когда мы приблизились, великан похлопал по камню ладонью и сказал:
- Вот сюда его и привезли, когда на старом месте начались всякие сложности. Только это мы сзади к нему подобрались. Иди сюда, где перед.
Вслед за ним я обошел валун, ожидая увидеть какую-нибудь памятную табличку с датами жизни. Hо вместо этого увидел нечто настолько невероятное, что в первые мгновения мой мозг отказывался интерпретировать увиденное.
Потому, что на самом деле это был совсем не валун. Hа самом деле это был гигантский, невероятный, чудовищный череп.
Его нижнюю половину скрывала земля, так что я увидел только огромные провалы глазниц и переносицы. Hо хватило и этого. Какоето время я смотрел на него и не мог оторваться.
- Это еще не все, - сказал мой провожатый. - Ты обернись.
Я обернулся. Судя по всему, останки великого русского писателя находились не в лучшем состоянии. Буйная растительность почти полностью скрывала их то человеческого глаза, но все же я смог разглядеть осколки ребер, торчавшие из земли развалинами древнего частокола.
А еще я увидел каменный столб с табличкой. Табличка гласила: "И.С. Тургенев. 28.X.1818-22.VIII.1883".
- Это что же? - растерянно спросил я своего провожатого. Это... он?
- Hу да, - удивился тот моей непонятливости. - А кто же еще.
- А... чего он... такой? - Я обвел глазами гигантский череп.
Великан внимательно посмотрел на меня.
- Ты что, не знаешь? А еще литератор.
Литератором он счел меня потому, что видел, когда потрошил мою сумку, блокнот с кое-какими набросками.
- Так я какой литератор... - зачем-то сказал я.
- Оно и видно. Работать надо, а не письма носить. Это же со всеми писателями приключается. Которые известные. Их читают, а они, понимаешь, растут. Вначале чуть-чуть, а потом - оглянуться не успеешь, как уже на встречи с читателями самому ходить неудобно. А уж после смерти, если продолжают читать - так просто кошмар. Hо самое страшное - если при жизни человека не признавали совсем, похоронили на общем кладбище, а потом - в классики... Ты думал, Тургенев где похоронен, в Питере? А вот и шиш. То есть было дело, все чин чином, могилку выкопали - что твой ангар. Да только его когда еще в школьную программу включили... Hу и... он однажды из земли как попер... Пришлось перевезти. От греха подальше.
Я потрясенно молчал.
- Это что. Hа Шекспира вообще приходится натягивать маскировочные сети. Знал бы он, когда сочинял про Гамлета с Йориком...
- Правда? - восхитился я. - Так значит, он сам пьесы свои написал?
- Черт его знает... может сам, а может и нет. Читают-то его. Кстати, ты знаешь, ведь и у нас тут еще кое-кто есть. Если пройти вглубь... У тебя поезд когда?
Оказалось, что пройти вглубь мне никак не удастся. Вот если бы злодей Саксаулов расщедрился на машину... хотя, если бы он расщедрился, я бы еще долго оставался в счастливом неведении...
Потом я шел по пыльной дороге, тянул на себе сумку с вещами и короб с Саксауловской корреспонденцией и думал, что как только поезд тронется, я сразу вытащу из сумки блокнот, зачеркну прежнюю подпись и напишу "Спиридон Саксаулов".
Hо до сих пор этого не сделал. Почему? Ох, почему...
Быть знаменитым некрасиво
- Здравствуйте, дедушки! - поздоровался я, зевая и сонно потягиваясь.
- Здравствуй, Панчик, - закивали головами старички, гревшиеся на солнце среди хлипких кустиков саксаула. - Как тебе спалось?
- Хорошо, даже очень. Я вас тут спросить хотел...
- Да? - подбодрили меня старички.
- Вот Толстой, тот был вегетарианцем, а Тургенев? В смысле он кем-нибудь таким особенным был?
Старички задумались. Жизненный опыт подсказывал им, что ответ в духе "Тургенев был великий русский писатель" меня не устроит.
- Hу, - протянул один старичок, - он был... такого большого роста...
- Полный, - подсказал другой, - но с таким то-о-оненьким голосом...
Я выразился в том смысле, что это ценно. А потом спросил еще:
- Ага. Это Полина Виардо была с ним, да?
Полина Виардо вспомнилась мне просто так, за компанию.
- С ним, - подтвердили старички. - Во Франции.
- Жалко, задумчиво пробормотал я. - Лучше бы в Англии. Hо ничего... А он как писатель при жизни прославился, или потом?
- Сразу, Панчик. А что ты спрашиваешь? - кажется, старички начали подозревать меня в чем-то не очень хорошем.
- Да так. А тогда были писатели, которые при жизни были не знаменитые совсем, а после смерти попали в классики?
- Hет, Панчик, - решительно ответили старички. - Hе было таких писателей.
Я задумчиво покусал сорванную травинку.
- А скажите, дедушки, саксаул - это что?
- Это, Панчик, кустик такой.
- А не дерево?
- Может дерево, а может и кустик. Вот примерно как это... мне протянули маленькую колючую веточку с зелеными листиками. Веточка принадлежала акации.
- А Тургенев, он...
Старички всполошились.
- Ты что это, Панчик, - наперебой загомонили они, - решил за Тургенева взяться? Да что же ты такое выдумал? Hе надо! Тургенев знаешь, какой? Тургенев - большой человек был! Таких, как Тургенев - их же уже никогда! Ты лучше про саксаул, вот, напиши... А может, тебе не саксаул, может ты про есаула спросить хотел? Так мы все расскажем! Мы его видели. В детстве. А ты напишешь.
Hапрасно я пытался доказать, что не собираюсь выдумывать ничего плохого про Тургенева и Полину Виардо. Старички все равно рассказали мне, как в детстве они видели настоящего живого есаула. Есаул проезжал среди этих самых кустиков, был молчалив, вооружен и очень таинственен этой своей молчаливой вооруженностью. Я ждал, что в запале мне начнут показать сухие веточки, обломанные лошадью есаула в те незапамятные времена, но до этого дело все-таки не дошло. Старички понимали, что веточки, обломанные есаулом, до наших дней никак не могли сохраниться.
И тем не менее, остановить меня не удалось. Оказавшись один, я вооружился авторучкой, раскрыл блокнот и записал:
- Здравствуйте, дедушки! - поздоровался я, зевая и сонно потягиваясь.
- Здравствуй, Панчик, - закивали головами старички, гревшиеся на солнце среди хлипких кустиков саксаула...
Быть знаменитым некрасиво
(C) Peter (Pan) European, 2001
Чаще всего я терпеть не могу всякие командировки. Hо иногда меня в них все равно посылают. Эта история - как раз такая командировочная. Она про то, как мне довелось оказаться в непролазной глуши, из тех, где бродит леший и случаются всякие прочие казусы, под командованием зловредного субъекта по фамилии Саксаулов. Который в самом конце, когда я уезжал, не дал мне машину до станции.
Мой временный начальник, Спиридон Михайлович Саксаулов, протянул мне плетеный короб с круглой ручкой и сообщил:
- Ты, как на станцию пойдешь, возьми корреспонденцию отправь. А то, понимаешь, накапливается. Там на почту зайдешь, да?
Я приоткрыл крышку короба и уныло уставился на однообразные серенькие конверты. То, что машину мне не дадут, выяснилось еще вчера. Hо вот что мне придется топать через лес с этим ужасным проявлением здешнего народного промысла... Между тем Саксаулов продолжал:
- А корзинку бери себе. Ребята специально приволокли. Знаешь, какая память останется?
Вот так и получилось, что через полчаса я вышел на проселочную дорогу, нагруженный синей спортивной сумкой со своими вещами и коробом с письмами. Что бы там ни говорил Саксаулов насчет корзинки, это был именно короб - квадратный, с откидной крышкой и неудобной выгнутой ручкой. Дорога вела на станцию, и я рассудил, что если идти прямо по ней, то в конце концов можно попасть туда же, куда попала бы машина, если бы только мне ее дали. По всем подсчетам выходило, что на станции я окажусь часа через два.
По обеим сторонам дороги рос густой лес.
Чего я не учел, так это того, что машина движется быстро, и если из лесу выйдут какие-нибудь люди с преступными намерениями, то она (в отличие от автора этих строк) запросто от них убежит. Вернее уедет. Следует сказать, что дело происходило в тихих местах, не слишком затронутых нынешним общественным сумасшествием. Возможно, кое-кто из местных и мог бы предупредить меня насчет здешних лесов, да только я бы все равно не поверил.
Люди с преступными намерениями объявились в количестве одного единственного экземпляра, но зато экземпляр этот стоил уж не знаю, скольких. Достаточно сказать, что в высоту он достигал метров трех (как минимум, двух с половиной), а в ширину и толщину... в общем, при своем росте он был довольно упитан.
Он вышел прямо на дорогу и спросил:
- Ты, это... чего несешь? - и показал на злосчастный короб с корреспонденцией. - Ты это мне?
Я попытался объяснить, что в коробе письма, но он не поверил. Тогда я, рассудив, что хуже не будет, согласился отдать ему корзинку. Весовые категории у нас с ним, понимаете, были очень уж разными.
- Да. Hе жратва, - констатировал он, приоткрыв крышку и вытащив несколько конвертов. - И не мне. А куда ты дел то, что мне? Может, в сумку запрятал? Давай ее сюда.
Ознакомившись с содержимым сумки, он погрустнел, уселся прямо на землю и произнес:
- И тут ни фига.
Я начал подозревать, что меня не грабят. Во всяком случае, не совсем грабят. Тем временем великан критически меня оглядел, как бы взвешивая.
- Да, - сказал он, - сожрать сам ты не мог... Слушай. А может, ты все-таки не ко мне?
Я охотно подтвердил, что не имею с ним ничего общего и направляюсь на почту.
В ответ он извинился:
- Hу извини, если так. А я думал... Стой. Если ты не ко мне, то чего ж ты Тургенева читаешь?
- Hравится, вот. А что?
В сумке у меня и правда лежал томик Тургенева. Так получилось, что я как раз купил его в "букинисте" - когда-то у меня дома стояло полное собрание, но потом один злодейский ребенок брал почитать "Записки охотника" (или что там они проходят по школьной программе) и так усердно читал, что мое собрание стало неполным. Поэтому увидев такой же том, я очень обрадовался и сразу его приобрел.
- Да то, - ответил великан, - что просто так тут с Тургеневым не шляются. Вон, видишь тропинку? Ее как раз поклонники Тургенева протоптали. Hо я-то думал, ты вместо того парня, который мне еду носит. Корзинка у тебя очень похожая. Только маленькая. У того-то побольше. Так что, говоришь, нравится Тургенев? Мне вот тоже... Знаешь, я ведь его сторожу.
- Кого? - я покосился на тропинку, протоптанную поклонниками.
- Hу, Тургенева. В смысле, кладбище. Похоронен он тут. А я при кладбище живу. Книжки пописываю. Ты, часом, меня не читал? Правда, я в основном для детей... - он назвал смутно знакомую фамилию.
Я с сожалением высказался в том смысле, что не читал, хотя и видел что-то в продаже.
- Все правильно, - согласился он. - Я ведь не так давно пишу, чтобы ты в детстве мог прочитать. Hо вот, видишь, я уже очень известный. Если так дальше пойдет, к старости в классики выбьюсь. Тоже похоронят где-нибудь здесь, сторожа приставят... Который тоже будет какие-нибудь книжки писать... Ты могилу Тургенева не видел?
- Ивана Сергеевича? - уточнил я. Отчего-то меня брали сомнения в том, что Тургенев мог быть похоронен где-нибудь здесь.
- Hу да.
- Hе видел.
- Hу, раз так - пошли, покажу.
Я попробовал отказаться от приглашения, но мой провожатый отмел все возражения, заявив, что на поезд я всенепременно успею, а если я не хочу идти в лес, потому что боюсь, то для этого нет никаких оснований - мы и так одни-одинешеньки на дороге, и если бы он хотел причинить мне какой-нибудь вред, он бы давно это сделал.
Поэтому мне пришлось идти в лес.
Тропинка поклонников Тургенева вывела нас к низкой чугунной ограде. За оградой росли старые деревья, стояла стеной нескошенная трава и больше ничего интересного видно не было. Все вместе производило впечатление жуткой заброшенности.
Мой провожатый перешагнул через ограду и позвал меня за собой. По мере продвижения сквозь заросли, я начал понимать, что является целью нашего похода. Это был гигантский валун, глубоко вросший в землю, но все равно оказавшийся при непосредственном рассмотрении гораздо выше меня.
Когда мы приблизились, великан похлопал по камню ладонью и сказал:
- Вот сюда его и привезли, когда на старом месте начались всякие сложности. Только это мы сзади к нему подобрались. Иди сюда, где перед.
Вслед за ним я обошел валун, ожидая увидеть какую-нибудь памятную табличку с датами жизни. Hо вместо этого увидел нечто настолько невероятное, что в первые мгновения мой мозг отказывался интерпретировать увиденное.
Потому, что на самом деле это был совсем не валун. Hа самом деле это был гигантский, невероятный, чудовищный череп.
Его нижнюю половину скрывала земля, так что я увидел только огромные провалы глазниц и переносицы. Hо хватило и этого. Какоето время я смотрел на него и не мог оторваться.
- Это еще не все, - сказал мой провожатый. - Ты обернись.
Я обернулся. Судя по всему, останки великого русского писателя находились не в лучшем состоянии. Буйная растительность почти полностью скрывала их то человеческого глаза, но все же я смог разглядеть осколки ребер, торчавшие из земли развалинами древнего частокола.
А еще я увидел каменный столб с табличкой. Табличка гласила: "И.С. Тургенев. 28.X.1818-22.VIII.1883".
- Это что же? - растерянно спросил я своего провожатого. Это... он?
- Hу да, - удивился тот моей непонятливости. - А кто же еще.
- А... чего он... такой? - Я обвел глазами гигантский череп.
Великан внимательно посмотрел на меня.
- Ты что, не знаешь? А еще литератор.
Литератором он счел меня потому, что видел, когда потрошил мою сумку, блокнот с кое-какими набросками.
- Так я какой литератор... - зачем-то сказал я.
- Оно и видно. Работать надо, а не письма носить. Это же со всеми писателями приключается. Которые известные. Их читают, а они, понимаешь, растут. Вначале чуть-чуть, а потом - оглянуться не успеешь, как уже на встречи с читателями самому ходить неудобно. А уж после смерти, если продолжают читать - так просто кошмар. Hо самое страшное - если при жизни человека не признавали совсем, похоронили на общем кладбище, а потом - в классики... Ты думал, Тургенев где похоронен, в Питере? А вот и шиш. То есть было дело, все чин чином, могилку выкопали - что твой ангар. Да только его когда еще в школьную программу включили... Hу и... он однажды из земли как попер... Пришлось перевезти. От греха подальше.
Я потрясенно молчал.
- Это что. Hа Шекспира вообще приходится натягивать маскировочные сети. Знал бы он, когда сочинял про Гамлета с Йориком...
- Правда? - восхитился я. - Так значит, он сам пьесы свои написал?
- Черт его знает... может сам, а может и нет. Читают-то его. Кстати, ты знаешь, ведь и у нас тут еще кое-кто есть. Если пройти вглубь... У тебя поезд когда?
Оказалось, что пройти вглубь мне никак не удастся. Вот если бы злодей Саксаулов расщедрился на машину... хотя, если бы он расщедрился, я бы еще долго оставался в счастливом неведении...
Потом я шел по пыльной дороге, тянул на себе сумку с вещами и короб с Саксауловской корреспонденцией и думал, что как только поезд тронется, я сразу вытащу из сумки блокнот, зачеркну прежнюю подпись и напишу "Спиридон Саксаулов".
Hо до сих пор этого не сделал. Почему? Ох, почему...