Конрад Фиалковский


 
Пятое измерение


   Как известно, четырех координат вполне достаточно, чтобы точно определить положение собственного тела в пространстве и во времени… Вот почему я и начинаю свою удивительную историю с определения координат.
   Вы можете в нее и не верить… Впрочем, вряд ли бы вы поверили, даже если бы я и старался вас убедить…
   Итак, это было осенью… осенью… которая по отношению к данному моменту является уже прошлым…
   Ну, вот, координату времени я определил. Теперь — место. История началась в моей редакционной комнатке..
   Я сидел за столом и выстукивал на машинке какой-то репортаж. Не помню уж какой… да это и неважно… Главное то, что я находился в редакции, в самом центре города… По улице проезжали автомобили, освещенные трамваи, из кинотеатра напротив выхолили люди и бежали к остановке; где-то надо мной в квартире играло радио..
   Именно тогда это и началось… Зазвонил телефон.
   — Привет, Янек. Хорошо, что я тебя застал. — Это был Копот, физик.
   — Как поживаешь?
   — Мой аппарат готов…
   — Очень рад, но о чем ты?
   — Ну, о Титроме…
   — Так-так, — сказал я, но, видимо, без должного энтузиазма, потому что Копот обиделся.
   — Ведь ты же, кажется, хотел приехать посмотреть испытание Титрома. Через несколько минут начинаем. В институте… Прости, что поздно сообщил, но сам знаешь, как бывает с подготовкой к испытаниям. Она всегда занимает вдвое больше времени, чем ты можешь на нее потратить. Так же вышло и на этот раз, но я надеюсь, что все пройдет успешно. Тогда у тебя будет сенсационный материал для первой полосы.
   — Чудесно, но скажи хотя бы, для чего этот… ну…
   — Титром.
   — …вот именно, так для чего нужен этот Титром?
   — Приедешь — увидишь.
   — Боюсь, что я там ничего не пойму.
   — Понять-то ты поймешь. Правда, результаты будут для тебя неожиданными, а, впрочем, не только для тебя.
   — Перестань хвастаться и скажи хотя бы несколько слов, чтобы твои коллеги не сочли меня абсолютным профаном… Подумай, друг великого человека — это обязывает, даже если этот великий человек — физик.
   — Я, может быть, и поддался бы на уговоры, но уже поздно. Некогда. Мне надо начинать испытания. Приезжай — увидишь. Ну, в общем… жду.
   — Еду! — крикнул я в трубку, схватил плащ и выбежал на улицу.
   Был осенний вечер. Моросил дождь, и мои ботинки на каучуке скользили по мокрым плитам тротуара. Фонари тускло мерцали, окруженные ореолом мельчайших светящихся капелек. По асфальту, шурша шинами, катились автомобили. В освещенном окне цветочного магазина искрились фиолетовые хризантемы в огромной вазе. Я встал на краю тротуара, пытаясь поймать такси. Занято, снова занято. Одно наконец притормозило, съехало с середины мостовой и остановилось около меня.
   — В институт, бросил я шоферу.
   Один за другим мелькали фонари, длинные освещенные витрины магазинов, неоновые рекламы. Какие-то палисадники, каштановая аллея и желтые листья, прилипшие к асфальту. Наконец — подъезд института. В проходной за окошечком дремал старичок с седой щетинистой бородкой.
   Я постучал но стеклу.
   — Не скажете ли, как пройти в лабораторию доктора Колота?
   — Это здесь… здесь, — старичок поднялся со стула.
   — Но как туда пройти?
   — По лестнице на второй этаж, потом налево по коридору, третья дверь направо, там лаборатория.
   Я был не совсем уверен, что правильно понял, но поднялся но лестнице. Второй этаж, коридор, дверь. Должно быть, тут. Вошел. Темная, пустая комната. Только через приоткрытую дверь струился свет. В полумраке я разглядел у стен какие-то аппараты. По полу змеями извивались кабели, исчезая в зале за дверью. Переступая через них, я вошел в этот зал и увидел на полу толстую металлическую плиту. Освещенная прожектором, она казалась центром зала. К ней были повернуты рыльца окружавших ее странных аппаратов. У стен блестели точечками ламп контрольные щитки. Там я заметил Колота и еще нескольких мужчин. Одетые в белые халаты, они о чем-то так яростно спорили, что издали казалось, будто происходит ссора. Слов не было слышно, они тонули в басовитом гудении трансформаторов. Меня никто не заметил. Я хотел подойти к спорящим, но боялся приблизиться к странным аппаратам. Наконец решил пройти кратчайшим путем, прямо через металлическую плиту. Однако, едва я ступил на нее ногой, как огоньки на щитках замигали. Все, как по команде, повернулись ко мне. Я ясно видел лицо Колота. Оно как-то странно перекосилось. Я хотел отступить, но не успел. Почувствовал жар, пронизывающий каждую клетку моего тела. Перед глазами у меня вспыхнуло ослепительное пятно, ярче солнца, потом оно померкло и, потеряв равновесие, я упал…
   Я лежал на металлической плите, ощущая всем телом ее холод. Лампы в лаборатории погасли, и я уже никого не видел. В призрачной тишине лунный свет чертил на полу кресты оконных переплетов. Что случилось с Колотом и всеми другими? Неужели я их убил? Какой-то разряд… Впрочем, откуда мне знать, что могло случиться? Я взглянул туда, где они стояли. Напрягая взгляд, пытался рассмотреть, нет ли на полу людей в белых халатах. Но никого не увидел. В лаборатории не было ни единой живой души!
   Я медленно поднялся, стараясь понять, что же произошло, и чувствуя, как меня охватывает страх. Потом шаг за шагом, оглядываясь по сторонам, стал пятиться к двери. Нажал на ручку. Заперто. Неужели я в ловушке? Капли пота выступили у меня на лбу. В углу что-то хрустнуло. Я не выдержал. Изо всех сил стал барабанить в дверь. Эхо ударов разносилось по коридорам, а я все стучал и стучал. Потом внезапно перестал. Может быть, та дверь, через которую я вошел, открыта? Ведь кабели… Я кинулся к двери. Но она также заперта. И что самое странное — кабели исчезли.
   Вдруг где-то снаружи, в коридоре, послышалось медленное шарканье. В замке повернулся ключ, дверь приоткрылась, и через щель проникла струйка света. Кто-то вошел и повернул выключатель. Ослепленный светом, я заморгал. В углу стоял старичок из проходной…
   — Что вы тут делаете? Как вы сюда попали? — В его глазах я уловил безграничное изумление.
   — Где… где Колот? — пробормотал я.
   — Наверное, спит дома. Но что вам здесь нужно?
   — Копот со мной условился…
   — В час ночи?
   — Ну, нет…
   — А как вы сюда вошли? — старичок подозрительно покосился на окна.
   — Вы же сами только что меня впустили.
   Старик посмотрел мне в лицо так, словно только сейчас увидел. Секунду вглядывался, видимо раздумывая, с кем имеет дело. Потом сказал совершенно спокойно:
   — Вы принимаете меня за идиота? Не выйдет. Войти сюда вы не могли, потому что все заперто… Вы могли остаться здесь только с вечера. Признавайтесь… Я понимаю, в жизни всякое бывает… — он улыбнулся, обнажив гнилые зубы.
   — Это вы делаете из меня дурака. Десять минут назад я вошел сюда, и вы сами указали мне дорогу. И вообще, скажите, где Копот? — тут я заметил, что не говорю, а кричу во весь голос.
   — Я уже сказал. Вероятно, спит.
   — Но я видел его здесь несколько минут назад.
   — Можете позвонить ему и проверить, — старичок стал подозрительно вежливым.
   — Зачем я буду ему звонить? Ведь если даже он и ушел, то до дому еще не доехал.
   — Тут уж я ничем не могу помочь.
   — Но ведь он вышел совсем недавно?
   — Ну, да, я видел, как он уходил в одиннадцать утра. А в час ночи он в институте никогда не бывает.
   — Когда?
   — В час ночи.
   Я взглянул на часы.
   — Но сейчас только десять.
   Старичок сделал шаг назад.
   — Нет, вам обязательно надо ему позвонить, — начал он вкрадчивым голосом, — пойдемте, я вас провожу. — Старик открыл дверь и пропустил меня вперед. Запирая ее на ключ, он старался не поворачиваться ко мне спиной.
   Телефон находился в проходной. Я набрал номер Колота. Мне долго не отвечали. Потом кто-то поднял трубку.
   — Доктора Колота… — начал я.
   — У телефона. — Он сказал это невнятно, как человек, разбуженный во время глубокого сна.
   — Говорит Янек. Ты пригласил меня, я пришел, а тут…
   — Куда я тебя пригласил? — сонливость в голосе Копота уступила место нескрываемому раздражению.
   — На испытание, я приехал…
   — На какое испытание?
   — Не знаю, ты сказал, что это будет сенсация…
   — Слушай. Если я и сказал что-нибудь, то это, право же, еще не повод для того, чтобы будить человека среди ночи…
   — Но ты же сам хотел, чтобы я немедленно приехал. — Янек, ты пьян. Это может случиться с каждым. Но я хочу спать. Не звони больше. Мне завтра нужно рабо— тать с самого утра.
   — Но ведь ты же сам в семь…
   — Это наверняка был кто-то другой. Прошу тебя, Янек, как друга, ложись спать.
   — Но зачем я тогда ехал в институт?
   — Что? Ты в институте? Откуда ты звонишь?
   — Из проходной…
   На другом конце провода Копот минуту молчал. Потом сказал деловым, спокойным тоном:
   — Позови к телефону вахтера.
   Я передал трубку стоящему рядом старику. Копот ему что-то говорил, а старик то и дело повторял:
   — Так точно, доктор. Понятно.
   Потом вахтер с почтением вернул мне трубку.
   — Слушай, Янек. Впредь ты меня в свои авантюры не впутывай. Я не хочу, чтобы в институте говорили, будто мои друзья приезжают в институт дебоширить после выпивки. Я сказал вахтеру, что ты журналист, пишешь очерк о ночных сторожах и в связи с этим проверял его бдительность, ясно? А теперь иди домой.
   — Я только хотел тебе сказать…
   — Спокойной ночи, — твердо заявил Копот и положил трубку. Я пожал плечами.
   — Прошу вас, я сейчас вам открою, — старичок с ключом в руке пошел вперед.
   С улицы повеяло свежим ночным воздухом. Над каменными ступеньками зажглась лампочка. Я вышел.
   — Но ведь вы не напишете, что я… что вы меня, — пробормотал старик просительным тоном. Я человек старый, иной раз случается вздремнуть, но если узнают, могут снять с работы…
   — Ничего я не напишу, — буркнул я.
   — Большое спасибо; ну и вошли же вы — прямо как привидение.
   «Что за сравнение… Но я действительно вошел, как привидение, и что хуже всего, мне самому совершенно непонятно, как это произошло. А может, Копот разыграл меня? Но, если так, теперь-то уж он сказал бы обо всем. И как он успел дойти до дома? Нет, это исключено. А, может, он все-таки прав, и я просто выпил лишнего? Интересно только, где и когда? Правда, я ничего такого не помню, но это не доказательство. Но тогда почему же помню, что за чем происходило? Ведь Копот звонил мне и пригласил к себе. Некрасиво с его стороны теперь отпираться. На этой плите я, видимо, пролежал несколько часов. До этого шел дождь… Да, я лежал там несколько часов, но почему же меня не привели в чувство? А может, решили, что я мертв, и хотели спрятать тело? Оставили меня в лаборатории и ждали подходящего момента, чтобы вынести. Но в таком случае Копот — негодяй. Спать после этого или прикидываться спящим! С другой стороны, зачем им было прятать тело? В конце концов несчастный случай во время испытаний — не преступление». Погруженный в такие размышления, я наконец дошел до дома. Сторож, открыв ворота, внимательно посмотрел на меня.
   — Ей-богу, пан редактор, мне казалось, что вы уже дома, — ответил он на мое приветствие.
   Мне стало не по себе.
   — Вам показалось, — ответил я как можно тверже.
   — Ну, конечно, — поспешно согласился он. — А как же иначе? Раз вы сейчас входите, а перед этим не выходили, значит, тогда вы не входили, вернее, входили не вы.
   — Само собой… — сказал я.
   — Но кто бы это мог быть? — вдруг забеспокоился сторож.
   Я оставил его у ворот, предоставив решать эту проблему, и поднялся на лифте на пятый этаж. Повернул ключ. Вошел в темный коридорчик. Дверь в комнату была приоткрыта, и мне показалось, что там кто-то есть. Я боком проскользнул в комнату и услышал в темноте чье-то тяжелое дыхание. Бросился к выключателю, споткнувшись в темноте о какие-то ботинки. Зажег свет.
   Кровать. На ней лежал человек. Спал. Кто бы это мог быть? Я подошел ближе, заглянул в лицо и вскрикнул. Он беспокойно пошевелился. Да, я не ошибся. Это был… я!!
   Стремглав выскочив из квартиры, я сбежал вниз, перескакивая через несколько ступенек, и долго звонил у ворот. Сторож выбежал, застегивая на ходу плащ.
   — Что случилось? Пан редактор, что случилось? — он был напуган.
   Так и не ответив, я добежал до угла, где стояли такси, рванул дверцу машины и, едва переводя дух, выпалил адрес Колота. То, что я увидел дома, не укладывалось в моем сознании. Ведь я совершенно отчетливо видел его, вернее, себя, свои волосы, свой нос, даже свой пиджак, брошенный на стул. Я не сомневался, что это лишь одно звено в цепи событий сегодняшнего вечера, ключ к которым, был в руках Колота.
   На звонок долго никто не отвечал. Наконец послышались шаги, и в дверях появился Копот в халате.
   — Что? Опять ты?! — воскликнул он вместо приветствия. — Я же тебе сказал, чтобы ты шел спать.
   — Слушай, ты должен кое-что объяснить, но прежде поверь: я не брал сегодня в рот ни капли спиртного.
   — Кому ты говоришь, Янек? — Копот лукаво прищурил глаз.
   — Но я действительно не пил!
   Копот внимательно посмотрел на меня.
   — До сих пор ты никогда не пытался выдавать себя за трезвенника. А ну-ка дыхни. Действительно, кажется, не пил. Но в таком случае зачем ты здесь? Случилось что-нибудь серьезное? — В его голосе прозвучало беспокойство. — Идем в комнату.
   — Серьезное? Не знаю. А вот необыкновенное и не понятное — наверняка,
   — и я замолчал.
   — Говори.
   — Сначала скажи: ты условился сегодня встретиться со мной в семь часов?
   — Нет.
   — Но в институт ты приходил?
   — Нет. У меня было собрание Общества астронавтов.
   — Однако ты все же пригласил меня на испытание этого аппарата, как он там называется?..
   — Титром?
   — Вот-вот. Так ты меня приглашал?
   — Нет. Правда, собирался…
   — Тогда кто же меня пригласил? Но это не самое странное. А что ты скажешь, если я видел тебя в семь в институте?
   — Скажу, что тебе показалось…
   — Ладно, но можешь ты объяснить, почему, придя к себе домой, я нахожу в собственной постели себя, хотя сам в это время стою около кровати?
   Я видел, что лицо Колота оживляется по мере того, как я говорю.
   — Значит, действует… — сказал он с энтузиазмом.
   — Не знаю, что там действует, но скажи — у меня галлюцинации или я спятил?..
   — Ничего подобного! Дай я тебя обниму! Ты принес мне потрясающее известие. Ничего не могло доставить мне большей радости. Сегодня великий день. Давай выпьем. — Копот подошел к буфету и вынул бутылку. Я смотрел на него с изумлением. Копот всегда был стопроцентным трезвенником, притом несгибаемым, так что этот инцидент можно было смело причислить к самым необычайным событиям дня.
   — Не знаю, чему ты так радуешься, — сказал я, слегка оправившись от изумления. — Не вижу ничего радостного в том, что я увидел собственную копию.
   — Ты не понимаешь, но это — доказательство, почти гарантия того, что мой эксперимент удастся.
   — А сегодня не удался?
   — Сегодня я не делал опытов. Сделаю в воскресенье.
   — На будущей неделе?
   — Нет, на этой.
   — То есть?
   — Очень просто. Сегодня четверг.
   Я тупо уставился на него.
   — Но ведь…
   — Что «ведь»? Ты хотел сказать прошел или еще будет?
   — Ну… да…
   — Не обязательно… Ты когда-нибудь слышал…
   Кто-то за моей спиной произнес: — Копот!! — повернулся. В комнате стояли двое мужчин.
   — Копот, ты забываешься!
   Лицо Копота стало серым и невыразительным.
   — Не оправдывайся. Ты хотел ему все открыть… Великий ученый… великий физик — ну и ну, — добавил другой.
   — Да я бы ему и слова не сказал… Право же!
   — Достаточно того, что ты перенес его в другое время… Кажется, ты уже совершенно забыл, что направлен сюда на историческую практику… Начинаешь изображать гения их эпохи…
   — Позвольте, — прервал я, — что все это значит?
   — Не мешай нам, парень. Мы старые друзья Копота, — засмеялся он. — Ты скверно себя вел, Копот. Я уже не говорю об этом вине… Ты немного одичал…
   — Не явись мы вовремя, ты сыграл бы с нами такую же шутку, как Элиас…
   — Ничего подобного. К тому же это совсем другая эпоха.
   — Несколько тысячелетий в ту или иную сторону сути дела не меняют. Элиас тоже утверждал, что ничего не сделал, только полетал немного на антигравитаторах… А они говорят о нем до сих пор…
   — Осторожно, — прервал его Копот, — ведь Янек слушает…
   — Ерунда. Последние опыты в Америке показали, что, если даже один из них что-нибудь о нас знает, остальные ему не верят.
   — Янек — журналист…
   — Неважно. Ученые все равно не дадут ему слова сказать… Знаешь что, Уон, — обратился он к своему товарищу. — Я предлагаю проделать с ним второй опыт… Он ведь уже немного знает…
   — А ты проверял, кто был его сыном, внуком?..
   Их манера разговора разозлила меня.
   — Может быть, вы наконец скажете, о чем, собственно, идет речь?.. Слушай, Копот, откуда ты выкопал этих типов?..
   — Отстань, Янек! — Копот был явно раздражен.
   — Сейчас я тебе объясню. — Тот, кого назвали Уон, улыбнулся. — Так вот, наш дорогой друг Копот, специалист по социологии древних веков, был послан на практику в двадцатый век…
   — Откуда послан?
   — Ну, из нашей эры… из будущего… Впрочем, он тут не очень переутомлялся и жил, как это принято в двадцатом столетии… Такое видно, например, немыслимо в наше время… Потом наш любезный Колот выступил с проектом постройки Титрома… Из этого не следует, что он великий ученый… Такие Титромы в наше время строит любой ребенок уже в детском саду… Он хотел проверить реакцию людей вашего столетия на это новое для вас изобретение… Конечно, о перенесении людей во времени не было разговора… и, перенеся тебя, он злоупотребил нашим доверием…
   — Но он вошел случайно… честное слово, случайно.
   — Ты обязан был ето предусмотреть, правда, Ноу? Люди нашей эпохи отвечают за свои ошибки…
   — Не понимаю, — сказал я.
   — Чего не понимаешь? — удивился Ноу.
   — Этого… перенесения во времени.
   — Это же просто. Элементарная теория «перескоков». Мы живем в нормальном четырехмерном пространстве. Люди вашей эпохи могут передвигаться только в трех измерениях, а время течет для них всегда «вперед».
   — И что в этом странного?
   — То, что действительно при помощи пятого измерения можно попасть в любую точку этого четырехмерного пространства… Можно перенестись в завтра, во вчера, в день рождения своей матери… в ледниковый период… или еще более отдаленные времена…
   — Как можно перенестись во что-то, чего нет? Не станете же вы меня убеждать, что вчерашний день существует…
   — Конечно, существует. Точно так же, как завтрашний…
   — Бред, — сказал я и рассмеялся в лицо Ноу. Это не произвело на него впечатления.
   — Подожди. Попробую объяснить тебе это при помощи аналогии. Представь себе, что ты идешь по тропинке через поле, а оглянуться не можешь… не можешь, как бы ты этого ни хотел… Итак, ты идешь по тропинке, а около нее растет дерево. О том, что оно существует, ты знаешь: ведь, приближаясь к нему, ты его видишь. Но стоит тебе пройти мимо, как оно перестанет для тебя существовать. Ты его больше никогда не увидишь, так как не можешь обернуться… Оно для тебя исчезло, как вчерашний день…
   Некоторое время я напряженно думал, потом спросил:
   — Так ты утверждаешь, что мы просто не можем оборачиваться во времени… попасть во вчерашний день, так же как этот тип из твоего примера не мог обернуться, чтобы увидеть дерево…
   — Прекрасно. Именно об этом речь. Но, к твоему сведению, вообще-то оборачиваться можно, только, к сожалению, это не так просто. Надо уметь путешествовать во времени. Но путешествуя, мы не должны ничего изменять в вашем мире, потому что в противном случае может измениться будущее нашего мира.
   — Как так?
   — Помнишь знаменитый «парадокс дедушки»? Ах да, ты о нем еще ничего не знаешь! Вообрази, что ты переносишься на несколько десятков лет в прошлое и убиваешь своего дедушку, когда он был еще ребенком. Потом возвращаешься в свое время, и что оказывается? Один из твоих родителей никогда не существовал. Ты сам никогда не родился.
   — Абсурд.
   — Только на первый взгляд. Каждый человек вашей эпохи знает, что можно формировать будущее. Так вот, прошлое можно формировать точно так же… и оказывается, что оно, собственно, ничем существенным не отличается…
   — Может быть… но в редакции этого все равно не пропустят… Такие истории не проходят даже первого апреля…
   Уон весело рассмеялся.
   — С ними всегда так… Когда им что-нибудь просто рассказываешь, они не верят. Им все надо проверить самим…
   — В этом и состоит могущество рода человеческого, его сила…
   — Ты только подумай. Мы люди. Это же видно. Но, по их мнению, это слишком просто, и поэтому они принимают нас за марсиан, венериан или вообще пришельцев из иных миров. А ведь мысль о том, что мы люди, их потомки, напрашивается сама собой. Вероятность возникновения на другой планете разумных существ, внешне похожих на человека, бесконечно мала…
   — Ну, что ж. — Колот встал со своего стула. — После всего, что вы тут наговорили, можно спокойно выпить.. Это будет лишь каплей в море ваших провинностей..
   — Ошибаешься. Мы проводим опыт, у нас есть разрешение…
   — А вы проверили, что Янек будет делать потом и как сегодняшний разговор может изменить его жизнь?..
   — Не волнуйся. Это уж наша забота.
   — Во всяком случае, если что-нибудь изменилось в моем времени, я буду знать, где искать виновных…
   Ноу пожал плечами, а Уон вышел. Через минуту он вернулся, неся… другого Колота, мертвого.
   — Пусть это тебя не удивляет, — сказал мне Ноу, — это только копия. Мертвая, синтетическая копия. Правда, для вашего времени, довольно точная, и, располагая вашими средствами, невозможно обнаружить никакой разницы между ней и Колотом. Поэтому завтра ваш врач скажет, что Колот умер от сердечной болезни… — Ноу улыбнулся.
   — Ну, нам пора. — Уон уложил копию на кушетку. — Пошли.
   Мы вышли на балкон. Уон вынул что-то из кармана, и в тот же момент совершенно беззвучно как из-под земли вынырнул корабль, напоминающий огромную медузу, — буквально как из-под земли, потому что я не видел, откуда он прилетел.
   Уон скрылся внутри корабля. Я стоял в нерешительности, как вдруг Ноу положил мне руку на плечо.
   — Проглоти это, — сказал он и подал мне небольшую пилюлю. — Проглоти, а об остальном позаботимся мы. Ты вернешься туда, откуда отправился…
   Я проглотил… и оказался на металлической плите Титрома. Люди в белых халатах стояли у распределительных щитов, как и прежде. Один из них, едва завидев меня, крикнул:
   — Сойдите с экрана!
   — Со мной ничего не случилось? — спросил я, подходя к нему.
   — Нет. Установка еще не работает, но лучше не наступать на экран.
   — А когда вы ее запустите?
   — Сразу же, как только придет Копот. — Он взглянул на часы. — Не знаю, почему он опаздывает. Он должен был прийти час назад.