Леонид Алексеевич Филатов
Пестрые люди, или Глазами провинциала

Пестрые люди, или Глазами провинциала

   (очерки общественной жизни 60-х годов прошлого столетия)
 
   Сатирическая фантазия по мотивам произведений М.Е. Салтыкова-Щедрина
 
   Провинциал.…Было время, когда в нашем обществе большую роль играли так называемые «каплуны мысли». Эти люди, раз ухватившись за идейку, жевали ее, разжевывали и пережевывали и, обеспечивши ее раз и навсегда от всякого дальнейшего развития, тихо и мелодично курлыкали.
   И это равномерное самодовольное курлыканье многих, даже проницательных людей ввело в обман, дало повод думать, что, наверное, в России наступил «золотой век», коль скоро в ней так изобильно развелась птица каплун, и притом такая гладкая и так самодовольно курлыкающая…
   …Как бы то ни было, но курлыканье безвозвратно смолкло, и взамен его общественная наша арена огласилась ржанием резвящихся жеребят…
 
   Из тишины нарастает бессвязный гул, в котором сначала можно выделить отдельные крики, а затем и целые предложения.
 
   Голоса.
   – Новое время, господа!.. Вселенная требует от нас нового слова!..
   – Принципы!.. Главное – принципы!.. Надо отстоять наши принципы!..
   – Труд, господа, вот наше спасение!.. Впереди много труда!..
   – Куда мы идем?.. Я спрашиваю, куда мы идем?..
   – Следует положить всему этому предел!..
   – Долой литературу!.. Обуздать гласность!..
   – В прежние-то времена как жили, господа!..
   – Просвещение, господа!.. Без просвещения нет цивилизации!..
   – Железные дороги, господа!.. Вот что меня беспокоит!
   – А рукомойники?.. В больницах до сих пор нет рукомойников!..
   – А как насчет нижнего белья?.. Где взять нижнее белье?..
   – Свобода и гласность – вот наш девиз!..
   – Куда мы идем, господа?!. Скажите мне, куда мы идем?..
 
   Появляется Доктор.
 
   Доктор. Имею честь рекомендоваться: здешний доктор Иван Карлович!
   Провинциал. Очень рад, но прежде всего позвольте узнать, где я нахожусь?
   Доктор. Не считаю нужным скрывать от вас печальную истину: вы находитесь в больнице для умалишенных.
   Провинциал. Я – сумашедший? Доктор, я не знаю, по какому поводу я попал сюда, но считаю своим долгом протестовать!
   Доктор. Голубчик, я практикую около двадцати лет и не встречал еще ни одного душевнобольного, который не был бы убежден, что он вполне здоров.
   Провинциал. Так вы решительно не хотите верить, что я не помешанный?
   Доктор. Как ни прискорбно, голубчик, но никаких сомнений в этом смысле не имею!
   Провинциал. Итак, я сумасшедший. Это невероятно, но я должен этому верить. Но скажите, по крайней мере, как я сюда попал?
   Доктор. Вас привез квартальный поручик Хватов. Это прекраснейший молодой человек, питающий к вам искреннейшую привязанность!
   Провинциал. Помилуйте! Но какое право имеет этот Хватов совать свой нос, где его совсем не спрашивают?
   Доктор. Как квартальный поручик, господин Хватов имеет право совать свой нос всюду.
   Провинциал. О господи! Но как я тут буду жить? Ведь должны же быть у меня права?.. И обязанности?
   Доктор. Разумеется. Вы, например, не имеете права ни читать, ни писать, иметь ни с кем сношений, кроме лиц, принадлежащих к заведению!
   Провинциал. Ни читать, ни писать?.. Доктор, вы меня без ножа режете! Я не могу не читать, не писать!
   Доктор. Сожалею, голубчик. Должен вас упредить, что иногда между больными затеваются драки, но мы их тотчас же разнимаем.
   Провинциал. Позвольте! Для помешанных съесть плюху или две – действительно ничего не составляет. Но ежели между больными, по недоразумению, очутится здоровый человек… вот, например, как я…
   Доктор. А! Вы все о том же… Учтите, что главная обязанность больных – не роптать на порядки. Всякое нарушение в этом смысле сопровождается ванною, кожаными рукавицами и одиночным заключением!
   Провинциал. (Кричит.) А-а-а!..
 
   Затемнение.
 
   Провинциал.…И вот наконец я в Петербурге. Зачем я здесь? По какому случаю? Мы, провинциалы, устремляемся в Петербург как-то инстинктивно. Сидим-сидим – и вдруг тронемся. «Вы в Петербург едете?» – «В Петербург!» – этим все сказано. Как будто Петербург сам собою, одним своим именем, должен что-то разрешить, на что-то пролить свет. Что разрешить? На что пролить свет? Этого ни один провинциал никогда не пробует себе уяснить, а просто-напросто с бессознательною уверенностью твердит себе: «Вот ужо съезжу в Петербург, и тогда…» Что тогда?!
   1-й приятель. Ты в Петербурге? И мне ни слова? Да, поздравь меня, душа моя. Я нынче статский советник!
   Провинциал. Статский советник? Вот уж не думал! Поздравляю, брат, поздравляю! Ну и как успехи на новом поприще?
   1-й приятель. Все прекрасно, душа моя. Начальство, слава Богу, ценит-таки труды мои!
   Провинциал. Ну а как жизнь в настоящем? Теперь, как-никак, новые времена…
   1-й приятель. А в настоящем – жуируем! Пить, петь, танцевать и любить! Ты видел Шнейдер?
   Провинциал. Да где же, брат?.. Я ведь так недавно в Петербурге…
   1-й приятель. Ты не видел Шнейдер? Вот чудак! Так чего же ты ждешь? Желал бы я знать, зачем ты приехал?
   2-й приятель. Ба! Вот неожиданность! Ты в Петербурге – и глаз не кажешь! Кстати, поздравь меня, я теперь статский советник!
   Провинциал. И ты статский? Вот не ожидал! Поздравляю, брат, вот уж действительно поздравляю!..
   1-й приятель. Ужаснись, душа моя! Наш любезнейший провинциал, оказывается, не видел Шнейдер!
   2-й приятель. Как, ты не видел Шнейдер? Это же великая актриса! Ах черт побери, какие у нее ноги!..
   3-й приятель. Кого я вижу?! И не советую тебе, душа моя, быть в Петербурге – и не заглянуть! Ну как твои дела?
   Провинциал. Твои-то как?.. Ты ведь, поди, тоже статский советник?..
   3-й приятель. Бери выше, душа моя! Яне просто статский, а действительный статский!
   2-й приятель. Нет, ты вообрази! Этот человек до сих пор не видел Шнейдер!
   3-й приятель. Не видел Шнейдер? Варвар! Это олицетворение искусства! А какие у нее бедра!
   Провинциал. Ради Бога, друзья мои… А нельзя ли, право… хоть одним глазком?..
   1-й приятель. Изволь, душа моя! Статочное ли дело – не видеть Шнейдер!
   2-й приятель. Нас в ложе четверо, но для тебя мы, так и быть, потеснимся!
   3-й приятель. Хотя бы для того, чтобы дезинфицировать тебя от запаха твоего родного милого города!..
 
   Затемнение. В темноте звучат финальные оркестровые ноты. Спектакль окончен, слышны бурные аплодисменты, крики «браво!». Толпа, бурно делящаяся впечатлениями, расходится, среди восхищенно жестикулирующих зрителей – и наш герой…
 
   1-й приятель. А теперь ужинать, милостивые государи! И разумеется, без возражения! Человек, четыре бутылки шампанского!
   2-й приятель. Но какая женщина, не правда ли? И притом какая актриса! А какие ноги!..
   3-й приятель. Она неподражаема! Какая сила, какое величие! А какие бедра!..
   Провинциал. Не знаю, заметили ли вы, господа… Заметили ли вы, какой у нее отлет!
   1-й приятель. Ай да провинция! Обратите внимание, словечко-то какое! «Отлет»!
   2-й приятель. Отлет! Ну вы подумайте! Наш дорогой провинциал прямо-таки неподражаем!
   3-й приятель. Вот тебе и деревня! Сидит, сидит в захолустье, да и выдумает! Отлет!
   Провинциал. Господа, не говорите так легко о нашем захолустье! У нас там есть одна помпадурша, так у нее отлет… Великолепный отлет!..
   1-й приятель. И все-таки где твоей помпадурше против Шнейдерши! Какая женщина, господа!
   2-й приятель. Гениальная актриса! Само олицетворение! А какие ноги, просто восхитительно, какие ноги!
   3-й приятель. Шнейдер несравненна! Какой голос! А бедра, какие бедра!
   Провинциал. А какой отлет, господа! И у нас еще сетуют на упадок искусства!.. Человек! Еще четыре бутылки шампанского!
 
   Затемнение.
 
   Провинциал. Господи Иисусе Христе, да где же это я? Неужто это мой нумер? Да нет же, совершенно незнакомая квартира. Ну точно, диван, подушки – все незнакомое!
   Хватов. Не извольте беспокоиться, милостивый государь. Все в порядке. Вы у меня-с. Честь имею рекомендоваться, квартальный поручик Хватов.
   Провинциал. Помилуйте, но ведь я вас впервые вижу! И в гостяху вас не бывал! Объясните же наконец, каким образом я у вас очутился?..
   Хватов. Иду я дозором-с и вдруг вижу – благородный человек. В очень даже веселом виде-с!.. Ну-с, конечно, как сам благородный человек, – я вас сейчас же к себе на квартиру-с!
   Провинциал. Я вам так благодарен, господин Хватов, так благодарен, что, кажется, умирать стану, а вашей услуги не забуду!
   Хватов. Помилуйте!.. Что же-с!.. Благородные люди!.. Время ночное-с!.. Местожительства объявить не могут… Вот, пожалуйте, диван-с, подушки-с!
 
   Хватов кланяется и исчезает.
 
   Провинциал. Позор! Приехать в Петербург – центр российской интеллигенции – и дебютировать тем, что очутиться – неведомо каким образом! – в квартире помощника участкового надзирателя Хватова.
   Нет, надо бежать!.. Но как же уехать из Петербурга, не видав ничего, кроме нумера гостиницы, мадемуазель Шнейдер и устричной залы Елисеева? Ведь есть, вероятно, что-нибудь и поинтереснее? Есть умственное движение, есть публицистика, литература, искусство, жизнь!.. Наконец, найдутся старые знакомые, товарищи, которых хотелось бы повидать…
   Прокоп. Душа моя! Ты в Петербурге? По делу или так? А впрочем, теперь вся провинция валом валит в Петербург!..
   Провинциал. Прокоп, голубчик! Вот встреча! Ну как ты, чем занят?
   Прокоп. А я нынче по административной части, душа моя. Хочу губернатором стать. С такими людьми знакомство свел – все отдай, да и мало!
   Провинциал. Что за люди? Не познакомишь ли? А то мне, брат, скучно…
   Прокоп. Изволь, душа моя, отчего ж не познакомить! Только ты держи ухо востро. Это ведь не просто люди, это наш savoir vivre!
   Провинциал. Savoir vivre? Признаюсь, не слыхал! Это что за штучка?
   Прокоп. Это, душа моя, такая штучка… А впрочем, погоди, сейчас сам все увидишь!.. Вот, не угодно ли!..
   1-й господин. Рассудите, господа! Вот человек, который, продавая мне имение, показал чужой лес за собственный! Ну не подлец?
   2-й господин. Зачем же подлец?! Спрашивается: ежели я что вам показываю, должны ли вы моими показаниями руководствоваться?..
   3-й господин. Вообразите! Вот этот господин моим именем выманил у моего кредитора пятьдесят тысяч! И скрыл! Ну не мошенник ли?
   4-й господин. Отчего же я мошенник? Рассудите сами, ежели я подлинно что у него просил, должен ли он был отвечать на мои просьбы?..
   5-й господин. Позвольте! Вот вам субъект: он был моим ходатаем по делам, выиграл мой процесс, взыскал деньги и прикарманил! Ну не бездельник, господа?
   6-й господин. Почему же бездельник? Ежели я что по вашему поручению делаю, должны вы за мной смотреть или нет?..
   Прокоп. Успокойтесь, господа! Я рассудил, взвесил, рассмотрел и вижу, что никакой подлости тут нет, а есть savoir vivre – и больше ничего!
   Провинциал. Так это и есть savoir vivre?
   Прокоп. Именно, душа моя! Тот приобрел многоэтажный дом, другой стянул железную дорогу, третий устроил свою служебную карьеру! И все это savoir vivre! Умение жить.
   Провинциал. В таком случае, растолкуй мне, брат, какое действительное значение заключается в слове «вор»?
   Прокоп. Э, полно! Могу сказать тебе одно: в наше время жизнь дается только тем, кто ее с бою берет, а не слюни перед нею течет! Укравший пусть пользуется, а оплошавший пусть вкушает плоды экспроприации!..
   Провинциал. Помилуй, брат, да как же это! Суды-то куда смотрят?
   Прокоп. Есть два изречения: «на воре шапка горит» и «не пойман – не вор». А третье изречение приличнее всего сформулировать так: и пойман да не вор, потому что кому же судить?
   Провинциал. Так ведь эдак скоро куски изо рта вырывать будут!
   Прокоп. А ты скорее глотай! Нет, душа моя, ты как хочешь, а я люблю умелых людей! Они – строители нашего будущего! А еще говорят, в России, дескать, нет деятелей!.. Да у нас их обилие!..
   Провинциал. Да у нас их такое обилие, что если всех спустить с цепи, то они в одну минуту загадят все наше будущее!..
   Прокоп. Экий ты скучный, право! Да ведь никогда не было на Руси такого веселья! Были мы грубы и неотесанны, только и было на языке: мошенники да мошенники! И вдруг – savoir vivre! Не выпить ли нам на радостях, душа моя?
   Провинциал. И то правда! Откровенно сказать, никогда мне так не хотелось водки, как сейчас!.. Человек, водки!..
 
   Затемнение.
 
   Провинциал. И за всем тем меня, однако ж, тревожат два вопроса. Первый: как могло случиться, что соломенные головы вдруг сделались и экономистами, и финансистами, и чуть-чуть не политиками?
   И второй: ежели справедливо, что от всех этих затей пахнет миллионами, то с какого благодатного неба должны свалиться на нас эти миллионы?..
 
   Затемнение.
 
   Прокоп. Проснулся, душа моя?.. А я уж вознамерился тебя будить!.. Не захворал ли ты?.. Глаза у тебя уж больно круглые да налитые!..
   Провинциал. Немудрено, брат!..Каждый день по три бутылки вина, не считая водки!.. Я уж грешным делом подумываю, не бежать ли из Петербурга?
   Прокоп. Ну вот еще!.. Брось, брось, душа моя!.. А ведь ты же толком так и не видел современного петербургского общества!..
   Провинциал. Да рассуди сам!.. Все Шнейдер, да Елисеев, да еще этот savoir vivre!.. А где жизнь, где публицистика, где принципы?..
   Прокоп. Как где, душа моя?.. Да всюду!.. Вот возьми хоть меня – с виду не скажешь, а ведь я человек с принципами!..
   Провинциал. Вот уж новость так новость! Ну и каковы же твои принципы?
   Прокоп. Принцип первый: всегда!., везде!., куда угодно!.. Принцип второй: мыслей не имею, но чувствовать могу!.. И наконец, третий! (Показывает кулак.)
   Это для тех, которые… ну ты понимаешь… для умников!
   Провинциал. Позволь, но ведь то, что ты излагаешь, – это отсутствие всяких принципов!..
   Прокоп. Отсутствие всяких принципов – это тоже принцип! Вот, скажем, ты сидишь, ешь, пьешь, болтаешь вздор – и не подозреваешь, что все это делается тобой в силу некоего принципа!
   Провинциал. Стало быть, чтоб прослыть человеком с принципами – надобно этих принципов не иметь?
   Прокоп. Точно, душа моя!.. Но я вижу, ты совсем скис!.. Ладно, собирайся, сведу я тебя в одно местечко!.. Вот уж где принципы!
 
   Затемнение.
 
   1-й оратор. Господа! Мы живем в отрадное время! Это время борьбы с бюрократией и ее темной свитой! Окрыляются молодые надежды, развиваются молодые упования, растут и крепнут молодые силы! Наконец наше жаждущее чувство удовлетворено! Наша мысль нашла для себя надлежащую руководящую нить! Спасибо вам, Сила Терентьич, за ваш руководящий труд!
   (Крики: «Да здравствует Сила Терентьич!», «Ура Силе Терентьичу!», «Качать Силу Терентьича!», «Спасибо, Сила Терентьич!»)
   Сила Терентьич. Господа! Если и есть у меня заслуги, то они не мои, а моих сотрудников. Мне оставалось только смотреть, радоваться и благодарить! Спасибо вам!
   2-й оратор. Сила Терентьич! Со свойственной вам скромностью вы хотели всю честь нашего возрождения приписать нам, слабым вашим сотрудникам. В первый раз в жизни вы сказали слово, несогласное с истиной!
   Наш труд был скромен, наш труд был невелик. Не на нас были обращены взоры всей губернии. Они были обращены на нашего руководителя. На вас, Сила Терентьич!
   (Крики: «Слава Силе Терентьичу!», «Да здравствует Сила Терентьич!», «Ура Силе Терентьичу!», «Спасибо, Сила Терентьич!»)
   3-й оратор. Господа! Наше торжество будет неполным, если мы не сделаем его участником нашего уважаемого Владимира Тимофеича!
   Владимир Тимофеич! С вашей просвещенной помощью мы разрешили вопрос о проведении железных путей в нашем крае! Вы указали на опасность, которой угрожает нам алчная бюрократия! Вы подвергли критике вопрос о взаимном самовоз-награждении!
   Думаю, что выражу нашу общую мысль, говоря: «Хвала вам, Владимир Тимофеич! Хвала и благодарность за ваш труд!»
   (Крики: «Ура Владимиру Тимофеичу!», «Качать Владимира Тимофеича!», «Хвала Владимиру Тимофеичу!», «Спасибо, Владимиру Тимофеичу!»)
   Владимир Тимофеич. Господа! Когда ваше высокое доверие налагало на меня новые обязанности, я сказал: «Господа, я силен только вами!» Повторяю это и теперь! Спасибо вам!
   4-й оратор. Господа! Мы забываем членов нашей комиссии! Слов нет, все мы потрудились, но что бы это такое было, если бы у нас не было комиссии!
   Однажды возвращаюсь я в четвертом часу ночи из клуба и замечаю в доме одного из членов комиссии огонь. Сидит наш Иван Порфирьич с пером в зубах, по правую руку – счеты, по левую – кипы исписанной бумаги, вдали – потухшая сигара.
   Вот это, господа, я называю, труд! Вообразите, в четвертом часу ночи! Хвала вам и слава, Иван Порфирьич!..
   (Крики: «Слава Ивану Порфирьичу!», «Качать Ивана Порфирьича!», «Браво, Иван Порфирьич!», «Спасибо, Иван Порфирьич!»)
   Иван Порфирьич. Спасибо, господа! Вот вы говорите: «не будь нас…», а я говорю: «не будь вас…» Вы нас просветили, направили и наставили. Спасибо вам!
   5-й оратор. Господа! Я полагаю, сегодня уместно будет вспомнить и отставного инженер-прапорщика господина Дедушкина!
   Господин Дедушкин получил свой чин еще при Петре Первом за то, что построил в селе Преображенском первую фортецию, которую Петр Первый изволил потом самолично взять приступом со своими потешными!
   Спасибо вам, господин Дедушкин, за ваш благородный труд!
   (Крики: «Ура Дедушкину!», «Слава Дедушкину!», «Качать Дедушкина!», «Спасибо, Дедушкин!»)
   Дедушкин. Ш-ш-шпашыбовам!
   6-й оратор. Господа! Теперь у нас новое время. Труда было положено довольно. Но, с Божьей помощью, мы наше святое дело сделали. Мы превозмогли!
   Поверите ли, ложась на ночь, я с блаженной радостью восклицаю: «Господи, какое время!.. Сколько впереди дела!.. Сколько труда!..»
   Порадуемся же этому, господа! Покорно прошу к столу! Майонез из дичи! Майонез из рыбы! Уха из стерляди! Отпоенная телятина! Приступайте, господа!..
   (Крики: «Да здравствует уха!», «Браво, телятина!», «Ура майонезу!», «Слава ухе!»)
   Провинциал. Вот это, брат, люди! Вот подлинные герои современного общества! Вот истинные деятели!
   Прокоп. Сеятели, душа моя, сеятели! Мельница спущена, затвор потерян, вода бежит и жернов мотается, как угорелый!..
   Провинциал. Позволь! Но ведь они сами говорят о труде на пользу общественного развития и процветания!..
   Прокоп. Именно говорят, душа моя! Поговорят и успокоятся в твердой уверенности, что все безотлагательно устроится само собой! Пойдем-ка что-нибудь хлопнем!
   Провинциал. Не хотелось бы, брат… Я ведь так пьяницей сделаюсь… Да и голова болит…
   Прокоп. Оттого и болит!.. Брось, душа моя, да разве возможно не пить?.. Человек, шампанского!..
 
   Затемнение.
 
   Провинциал.…Немного лет тому назад (это были дни нашего несчастия!), когда мы находились под игом недоразумений, замутивших нашу жизнь, мы не боролись, не отстаивали себя, а только испускали жалобные стоны. Мы не спрашивали себя: откуда?., что?., как нужно поступить? – а только чувствовали, что нас придавило какое-то горе.
   Теперь, когда наша жажда жизни получила возможность вновь вступить в свои права, мы опять-таки не спрашиваем себя: куда?., как?., что из этого выйдет? – а только чувствуем себя радостными и весело гогочем! Нас опять придавило, но на этот раз – придавила радость…
   Если я сегодня, ложась на ночь, в блаженном самодовольстве восклицаю: «Господи, что за время!.. Что за тревожное время!.. И сколько предстоит впереди труда!» – то кто же может воспретить мне и завтра, ложась на ночь, предаться подобным же блаженным восклицаниям?
   Таким образом, игра в труд может продлиться бесконечное время, а труда все-таки не будет. Нам же предстоит только без конца восклицать: «Господи, сколько дела!.. Сколько дела!.. Сколько дела!..»
 
   Затемнение.
 
   Прокоп. Не хочешь ли, душа моя, я тебя сегодня вечером представлю? Сегодня в одном месте проект «об уничтожении» читать будут!
   Провинциал. Об уничтожении чего?
   Прокоп. Да всего!.. Чтобы все, значит, уничтожить!.. Одним словом, чтобы ширь да высь-и ничего больше!
   Провинциал. Прокоп, голубчик!.. Да ведь это же целая революция!..
   Прокоп. А ты как полагал, душа моя?.. Революция и есть!.. Мы ведь не немцы, помаленьку не любим!
   Провинциал. Об уничтожении!.. Однако это любопытно!..
   Прокоп. Нынче проекты в моде: все пишут! Один – о сокращении, другой – о расширении. А недавно один даже проект о расстрелянии прислал!..
   Провинциал. О Господи!.. И что же этот проект?
   Прокоп. На виду!.. Говорят: горяченько немного, но кое-что позаимствовать можно!..
   Провинциал. Коли все пишут, отчего ж и тебе, брат, не попробовать?..
   Прокоп. Дак я пишу!.. Проект о расточении! Там побываю, тут прислушаюсь – ан помаленьку и привыкаю фразы-то округлять! Ведь и мне пирожка-то хочется!..
 
   Затемнение.
 
   1-й консерватор. Ох уж это «новое время»! Бедная моя дорогая родина, такой ли ты была лет двадцать назад? А ведь сколько бедствий могло бы быть устранено, если бы были выслушаны лучшие люди России!..
   4-й консерватор. А вы знаете, что при Иване Грозном существовали люди, которых именовали «излюбленными» и которые неплохо вели дела покойного царя?.. А у нас эти «излюбленные» вдруг оказались ни на что не годными, кроме раскладывания гранпасьянса!..
   2-й консерватор. Нет, вы мне скажите, куда мы идем, куда мы идем?..
   3-й консерватор. В прежние времена жили мы между собой очень дружно. Никаких этих «якобы прав» не знали, а знали только, что кому принадлежит. А теперь завелась у нас эта эмансипация…
   4-й консерватор. Так ведь начальство ее придумало! Надо, стало быть, исполнять!
   3-й консерватор. Надо исполнять, не спорю! Но, любя размышление, я иногда думаю: что делается, что делается на белом свете! С кем идти, куда стремиться, кого слушаться? Не слушаться не могу – привык сызмалетства! – но кого, господи, кого?!
   2-й консерватор. Нет, вы мне все-таки объясните, куда мы идем?!
   5-й консерватор. Статские советники проповедуют, что все прежнее надо сдать в архив! Почтеннейшие генералы восклицают: «Как мы могли жить, как мы не задохлись!»
   1-й консерватор. А в одном журнале некоторый птенец печатно высказался: никогда, говорит, не прощу моей родительнице, ибо она уже тем меня унизила, что заставляла ребенком сосать грудь свою!..
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента