Филенко Евгений
Человек с номером
Евгений ФИЛЕНКО
ЧЕЛОВЕК С НОМЕРОМ
...А гори оно все огнем, подумала девушка и камнем пошла ко дну. Мир окрасился в темно-зеленые тона, потом сделался отвратительно бурым и, наконец, черным. В грудной клетке девушки взорвалась маленькая атомная бомба - а может быть, и нейтронная, черт их разберет. Важнее было то, что сверкающее грибообразное облако распирало ребра, рвалось наружу, проникало в мозг и сияло в накрепко зажмуренных глазах. Девушка разомкнула губы, и энергия распада ушла из нее тремя пузырьками воздуха. На освободившееся место хлынула вода со смешанным привкусом тинной тухлятины и нефти. И в этот момент жесткие, корявые, поросшие, должно быть, редкими черными волосками пальцы схватили девушку за купальник. Еще чего, вяло подумала она. Я никого не просила ни о каких услугах, терпеть не могу просить, тонуть так тонуть. Ее сознание действовало, словно часы, чей завод уже иссяк, но осталось чуть-чуть силы в освобожденной пружине. Ее здоровый организм, далеко не выработавший своего ресурса, ее молодой организм, которому место не на дне затхлой реки между гнилым плавником, среди битого стекла и прогоревшей от ржавчины проволоки, место которому на танцевальном пятачке в студенческой дискотеке, на теннисном корте, наконец - в объятиях у такого же молодого и горячего организма противоположного пола, ее организм сопротивлялся наступлению подлой смерти, высасывал последние кубики воздуха из опавших легких. В то же время он сопротивлялся и грубой хватке мужских рук, не разбиравших, за что им хватать, можно ли им за это хватать, сопротивлялся в силу опять-таки здорового защитного инстинкта незатасканного девичьего тела. Ну-ка, убери свои лапы, мысленно скомандовала девушка, но вода уже расступилась, выпустила ее, поддалась грубой мужской силе.
Ну-ка, убери лапы, пробормотала девушка и открыла глаза. На самом деле никто уже и не думал хватать ее за что придется. Инцидент был исчерпан, было да сплыло, все хорошо, что хорошо кончается, поезд ушел, мадемуазель. Она лежала на песочке, раскинув руки, а полуденное солнце заглядывало ей в лицо, одновременно исполняя полезную функцию - подвергая ее кожу и купальник естественной сушке. Девушка повернула голову направо и увидела свою одежду, как она ее оставила - внизу деревянные клоги, посередине беленький топ в голубой цветочек, сверху небесно-голубые с проплешинами джинсы. Девушка повернула голову налево и увидела того, кто ее спас. Это был очень мускулистый мужчина неопределенных лет, короткая стрижка и маловыразительное лицо. Он сидел на прибрежном камне и просыхал, его одежда небрежно валялась у загорелых волосатых ног. Вероятно, я должна благодарить вас, произнесла девушка, приподнявшись на локтях. При этом она кожей головы почувствовала, что у ней все волосы забиты песком и прочей дрянью. Пустяки, сказал он. Я не собирался никого спасать, особенно молоденьких самоубийц. Все дело в инстинкте, сработал здоровый хватательно-спасательный инстинкт. С чего вы взяли, что я самоубийца, спросила девушка. Рыбак рыбака, ответил он.
Пока она обдумывала его слова, обдумывала с явным усилием, потому что голова не хотела думать, мозг совсем одурел на радостях от притока растворяющегося в крови кислорода - потребляй себе вволю, никто не запретит! - пока она думала над тем, что же такое он имел в виду, мужчина сошел со своего камня и полез в карман валявшихся на песке брюк за сигаретой. При этом он повернулся к девушке спиной, и она увидела между его лопаток большие, четко различимые даже под плотным загаром цифры единицу и двойку. Вот здорово, сказала она, что это - татуировка? Нет, сказал он, закуривая. Что-то вроде родимого пятна. Может, это рак у меня такой, особая разновидность рака. Рак номер двенадцать. И давно, спросила она. Не очень, лет с двадцати. До двадцати у меня были имя и фамилия, а потом я стал человеком номер двенадцать. Теперь это мое имя - Двенадцать, чем плохо? Вот здорово, снова сказала она, а что - разве, нельзя его свести? Пробовал, ни черта путного не вышло. Всю спину мне освежевали, а цифры проступают. Как дьявольское клеймо, каинова печать. Зачем же так, произнесла она тоном умудренной женщины, женщины с опытом, женщины с прошлым, хотя была всего лишь маленькой смазливой соплячкой. Зачем же так, что за проблема - надел майку, и нет никакого номера. Как бы не так, спокойно сказал он, хотя в этом месте полагалась бы слеза в голосе, но никакой слезы не последовало, видно, этап слезливости в его биографии миновал. Как бы не так, это клеймо проступает даже сквозь водолазный костюм. Я пробовал привязывать к спине свинцовую плиту, поверх надевал свитер и пиджак, и все равно на пиджаке проступали две чертовы цифры.
ЧЕЛОВЕК С НОМЕРОМ
...А гори оно все огнем, подумала девушка и камнем пошла ко дну. Мир окрасился в темно-зеленые тона, потом сделался отвратительно бурым и, наконец, черным. В грудной клетке девушки взорвалась маленькая атомная бомба - а может быть, и нейтронная, черт их разберет. Важнее было то, что сверкающее грибообразное облако распирало ребра, рвалось наружу, проникало в мозг и сияло в накрепко зажмуренных глазах. Девушка разомкнула губы, и энергия распада ушла из нее тремя пузырьками воздуха. На освободившееся место хлынула вода со смешанным привкусом тинной тухлятины и нефти. И в этот момент жесткие, корявые, поросшие, должно быть, редкими черными волосками пальцы схватили девушку за купальник. Еще чего, вяло подумала она. Я никого не просила ни о каких услугах, терпеть не могу просить, тонуть так тонуть. Ее сознание действовало, словно часы, чей завод уже иссяк, но осталось чуть-чуть силы в освобожденной пружине. Ее здоровый организм, далеко не выработавший своего ресурса, ее молодой организм, которому место не на дне затхлой реки между гнилым плавником, среди битого стекла и прогоревшей от ржавчины проволоки, место которому на танцевальном пятачке в студенческой дискотеке, на теннисном корте, наконец - в объятиях у такого же молодого и горячего организма противоположного пола, ее организм сопротивлялся наступлению подлой смерти, высасывал последние кубики воздуха из опавших легких. В то же время он сопротивлялся и грубой хватке мужских рук, не разбиравших, за что им хватать, можно ли им за это хватать, сопротивлялся в силу опять-таки здорового защитного инстинкта незатасканного девичьего тела. Ну-ка, убери свои лапы, мысленно скомандовала девушка, но вода уже расступилась, выпустила ее, поддалась грубой мужской силе.
Ну-ка, убери лапы, пробормотала девушка и открыла глаза. На самом деле никто уже и не думал хватать ее за что придется. Инцидент был исчерпан, было да сплыло, все хорошо, что хорошо кончается, поезд ушел, мадемуазель. Она лежала на песочке, раскинув руки, а полуденное солнце заглядывало ей в лицо, одновременно исполняя полезную функцию - подвергая ее кожу и купальник естественной сушке. Девушка повернула голову направо и увидела свою одежду, как она ее оставила - внизу деревянные клоги, посередине беленький топ в голубой цветочек, сверху небесно-голубые с проплешинами джинсы. Девушка повернула голову налево и увидела того, кто ее спас. Это был очень мускулистый мужчина неопределенных лет, короткая стрижка и маловыразительное лицо. Он сидел на прибрежном камне и просыхал, его одежда небрежно валялась у загорелых волосатых ног. Вероятно, я должна благодарить вас, произнесла девушка, приподнявшись на локтях. При этом она кожей головы почувствовала, что у ней все волосы забиты песком и прочей дрянью. Пустяки, сказал он. Я не собирался никого спасать, особенно молоденьких самоубийц. Все дело в инстинкте, сработал здоровый хватательно-спасательный инстинкт. С чего вы взяли, что я самоубийца, спросила девушка. Рыбак рыбака, ответил он.
Пока она обдумывала его слова, обдумывала с явным усилием, потому что голова не хотела думать, мозг совсем одурел на радостях от притока растворяющегося в крови кислорода - потребляй себе вволю, никто не запретит! - пока она думала над тем, что же такое он имел в виду, мужчина сошел со своего камня и полез в карман валявшихся на песке брюк за сигаретой. При этом он повернулся к девушке спиной, и она увидела между его лопаток большие, четко различимые даже под плотным загаром цифры единицу и двойку. Вот здорово, сказала она, что это - татуировка? Нет, сказал он, закуривая. Что-то вроде родимого пятна. Может, это рак у меня такой, особая разновидность рака. Рак номер двенадцать. И давно, спросила она. Не очень, лет с двадцати. До двадцати у меня были имя и фамилия, а потом я стал человеком номер двенадцать. Теперь это мое имя - Двенадцать, чем плохо? Вот здорово, снова сказала она, а что - разве, нельзя его свести? Пробовал, ни черта путного не вышло. Всю спину мне освежевали, а цифры проступают. Как дьявольское клеймо, каинова печать. Зачем же так, произнесла она тоном умудренной женщины, женщины с опытом, женщины с прошлым, хотя была всего лишь маленькой смазливой соплячкой. Зачем же так, что за проблема - надел майку, и нет никакого номера. Как бы не так, спокойно сказал он, хотя в этом месте полагалась бы слеза в голосе, но никакой слезы не последовало, видно, этап слезливости в его биографии миновал. Как бы не так, это клеймо проступает даже сквозь водолазный костюм. Я пробовал привязывать к спине свинцовую плиту, поверх надевал свитер и пиджак, и все равно на пиджаке проступали две чертовы цифры.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента