Ярослав Гашек
Благотворители
Комитет благотворительно-увеселительного клуба «Истинный благодетель», подсчитав в начале декабря наличность, обнаружил, что имеет в своем распоряжении сто двадцать крон. Собравшись в помещении клуба, члены комитета совещались, как целесообразнее и благоразумнее использовать эту сумму перед рождеством.
Председатель, расчувствовавшись от пива, нудным голосом говорил о сиротах и вдовах и описал в мрачных красках какую-то сомнительную историю бедной вдовы, повесившейся на рождественской елке. Потом он начал икать и заказал себе сливянку.
Казначей потребовал еще три бутылки пива, и комитет снова принялся рассуждать о том, как использовать благотворительный фонд соответственно назначению. Подкрепившись смесью пива и сливянки, председатель наконец внес предложение отыскать с помощью газетного объявления пять бедных вдов. В объявлении следует указать, что требуются, безусловно, неимущие и многосемейные и высоконравственные вдовы, каковым предлагается подавать прошения в благотворительный клуб от пяти до шести часов вечера.
Каждой вдове будет выдано двадцать крон. Итого — сто крон. Останется двадцать. Спрашивается, что с ними делать?
Комитетчики мудро разрешили эту задачу, пропив сообща досадный излишек и закруглив таким образом благотворительный фонд.
Газетное объявление подействовало. Председатель восседал в клубе от пяти до шести вечера, пил пиво и с удрученным видом принимал вдовьи прошения. В первый день их было вручено шестьдесят, и еще двадцать пришло по почте. Председатель утомился, стал нервничать и чувствовал, что его уже не умиляет благотворительная деятельность. Его раздражал этот непрерывный поток вдов. Они целовали ему руки, причитали и плакали.
Одна вдова явилась с дюжиной ребят. Несчастный председатель, вытаращив глаза, уставился на детей, похожих один на другого, как две капли воды. По сигналу матери все они испустили пронзительный рев и в буквальном смысле слова принялись лизать ему руки. Их чумазые физиономии пялили на него глаза так жалобно, что председатель едва не полез в карман за собственными крейцерами.
Но тут без всякого предупреждения в комнату ввалилась новая компания. На этот раз «всего» пять ребятишек под предводительством особы мрачного вида. При виде первой просительницы выражение ее лица немедленно изменилось на боевое. Она подпрыгнула и набросилась на мамашу двенадцати сирот, отвесив ей несколько оплеух.
— Я вдова, — визжала она, — а у тебя муж. Кушаете курятину. Со всего дома набираешь детей, падаль ты этакая, и ходишь попрошайничать…
Председатель с ужасом следил за ходом сражения. Пострадавшая сломала его зонтик об новую конкурентку, а дети накинулись друг на друга и высадили стекла в книжном шкафу.
Председатель разъярился. Он вмешался в свалку и замолотил кулаками. Кельнер тем временем выставлял лжемамашу, а буфетчик спроваживал ее конкурентку. Сиротки один за другим пулей вылетали на улицу. Наконец стало тихо, и послышался слабый голос председателя:
— Дайте мне коньяку.
К шести часам он выпил двадцать рюмок и захрапел в кресле, натянув на себя скатерть со стола. Прошения валялись на полу.
Когда собрались члены клуба, председатель спал на диване в соседней каморке, и все почувствовали, что здесь произошло нечто трагическое.
В этот день благотворители пили довольно умеренно и пропили всего пятнадцать крон. После уплаты за новые стекла в книжном шкафу наличность сократилась до 80 крон. Пришлось, стало быть, уменьшить и число пособий: осталось четыре вакансии по двадцать крон.
На другой день прошения принимал казначей. Это был желчный и нервозный человек. Когда одна просительница начала обнимать его колени, он страшно разгневался и загремел:
— Вон! Прочь! Это что такое!
Потом явилась молодая красивая вдова.
— Ничего не хочу слышать!-закричал казначей.-Дайте сюда прошение — и баста. Понимаете? Я не мальчишка. Марш!
Вскоре пришли члены комитета и начали важно рассуждать о благородном назначении клуба. Председатель попросил компенсацию за сломанный зонтик. Он хотел в общей сложности двадцать крон: за зонтик и за переживания на вчерашнем дежурстве. Ему ответили, что он алкоголик и хочет обобрать клуб.
Казначей закричал, что если председатель получит двадцать крон, то пускай платят всем дежурившим членам комитета. И потребовал две кроны за бифштекс и за три бутылки пива, которые уничтожил на сегодняшнем дежурстве.
Прения разгорались. Наконец все сошлись на том мнении, что лучше оделить двух достойных вдов по двадцать крон, чем передать лишние двадцать крон в дурные руки.
Когда все разошлись, благотворительный фонд опять изрядно уменьшился.
К наступлению сочельника в кассе клуба насчитывалось шестьдесят восемь геллеров, а на столе 322 прошения от бедных вдов.
— Господа, — объявил председатель, — силою непредвиденных обстоятельств в этом году рождественские пособия отпадают. Остается разрешить вопрос, как поступить с остатком наличности в сумме 68 геллеров. Предлагаю положить их в основу благотворительного фонда будущего года. Ура!
Председатель, расчувствовавшись от пива, нудным голосом говорил о сиротах и вдовах и описал в мрачных красках какую-то сомнительную историю бедной вдовы, повесившейся на рождественской елке. Потом он начал икать и заказал себе сливянку.
Казначей потребовал еще три бутылки пива, и комитет снова принялся рассуждать о том, как использовать благотворительный фонд соответственно назначению. Подкрепившись смесью пива и сливянки, председатель наконец внес предложение отыскать с помощью газетного объявления пять бедных вдов. В объявлении следует указать, что требуются, безусловно, неимущие и многосемейные и высоконравственные вдовы, каковым предлагается подавать прошения в благотворительный клуб от пяти до шести часов вечера.
Каждой вдове будет выдано двадцать крон. Итого — сто крон. Останется двадцать. Спрашивается, что с ними делать?
Комитетчики мудро разрешили эту задачу, пропив сообща досадный излишек и закруглив таким образом благотворительный фонд.
Газетное объявление подействовало. Председатель восседал в клубе от пяти до шести вечера, пил пиво и с удрученным видом принимал вдовьи прошения. В первый день их было вручено шестьдесят, и еще двадцать пришло по почте. Председатель утомился, стал нервничать и чувствовал, что его уже не умиляет благотворительная деятельность. Его раздражал этот непрерывный поток вдов. Они целовали ему руки, причитали и плакали.
Одна вдова явилась с дюжиной ребят. Несчастный председатель, вытаращив глаза, уставился на детей, похожих один на другого, как две капли воды. По сигналу матери все они испустили пронзительный рев и в буквальном смысле слова принялись лизать ему руки. Их чумазые физиономии пялили на него глаза так жалобно, что председатель едва не полез в карман за собственными крейцерами.
Но тут без всякого предупреждения в комнату ввалилась новая компания. На этот раз «всего» пять ребятишек под предводительством особы мрачного вида. При виде первой просительницы выражение ее лица немедленно изменилось на боевое. Она подпрыгнула и набросилась на мамашу двенадцати сирот, отвесив ей несколько оплеух.
— Я вдова, — визжала она, — а у тебя муж. Кушаете курятину. Со всего дома набираешь детей, падаль ты этакая, и ходишь попрошайничать…
Председатель с ужасом следил за ходом сражения. Пострадавшая сломала его зонтик об новую конкурентку, а дети накинулись друг на друга и высадили стекла в книжном шкафу.
Председатель разъярился. Он вмешался в свалку и замолотил кулаками. Кельнер тем временем выставлял лжемамашу, а буфетчик спроваживал ее конкурентку. Сиротки один за другим пулей вылетали на улицу. Наконец стало тихо, и послышался слабый голос председателя:
— Дайте мне коньяку.
К шести часам он выпил двадцать рюмок и захрапел в кресле, натянув на себя скатерть со стола. Прошения валялись на полу.
Когда собрались члены клуба, председатель спал на диване в соседней каморке, и все почувствовали, что здесь произошло нечто трагическое.
В этот день благотворители пили довольно умеренно и пропили всего пятнадцать крон. После уплаты за новые стекла в книжном шкафу наличность сократилась до 80 крон. Пришлось, стало быть, уменьшить и число пособий: осталось четыре вакансии по двадцать крон.
На другой день прошения принимал казначей. Это был желчный и нервозный человек. Когда одна просительница начала обнимать его колени, он страшно разгневался и загремел:
— Вон! Прочь! Это что такое!
Потом явилась молодая красивая вдова.
— Ничего не хочу слышать!-закричал казначей.-Дайте сюда прошение — и баста. Понимаете? Я не мальчишка. Марш!
Вскоре пришли члены комитета и начали важно рассуждать о благородном назначении клуба. Председатель попросил компенсацию за сломанный зонтик. Он хотел в общей сложности двадцать крон: за зонтик и за переживания на вчерашнем дежурстве. Ему ответили, что он алкоголик и хочет обобрать клуб.
Казначей закричал, что если председатель получит двадцать крон, то пускай платят всем дежурившим членам комитета. И потребовал две кроны за бифштекс и за три бутылки пива, которые уничтожил на сегодняшнем дежурстве.
Прения разгорались. Наконец все сошлись на том мнении, что лучше оделить двух достойных вдов по двадцать крон, чем передать лишние двадцать крон в дурные руки.
Когда все разошлись, благотворительный фонд опять изрядно уменьшился.
К наступлению сочельника в кассе клуба насчитывалось шестьдесят восемь геллеров, а на столе 322 прошения от бедных вдов.
— Господа, — объявил председатель, — силою непредвиденных обстоятельств в этом году рождественские пособия отпадают. Остается разрешить вопрос, как поступить с остатком наличности в сумме 68 геллеров. Предлагаю положить их в основу благотворительного фонда будущего года. Ура!