Головачев Василий. Великан на дороге

Головачев Василий
Великан на дороге

   ВАСИЛИЙ ГОЛОВАЧЕВ
   Великан на дороге
   1
   Сырое дыхание низкой облачной пелены разогнало даже крикливых четырехлапых-птиц, единственных крупных хищников на континенте. Казалось, само небо, серое, беспросветное, монотонное, упало на мокрый лес.
   Внизу на склоне холма шевельнулись ветки синевита, и на лесную поляну вышли двое: невысокий грузноватый мужчина с совершенно седой волной вьющихся волос и тонкая, как стебель ромашки, женщина с грустными глазами. Конечно, отсюда, с высоты, Грехов не мог видеть выражения ее глаз, просто знал, что они всегда печальны. На эту странную, молчаливую пару он обратил внимание в первый же день их прибытия в санаторий. Издали принял их за отца и дочь, на самом деле были они мужем и женой. Его звали Грант, Ярослав Грант, ее - Тина. От врачей Грехову стало известно, что он звездолетчик, командир корабля, попал в какой-то переплет, получил психическую травму и вряд ли теперь сможет вернуться к своей работе.
   Однажды Грехов случайно встретил их в лесу, и его поразило то выражение боли и нежности, с которым Грант обращал к жене свое лицо. Вообще видел он их довольно часто, вот как сейчас, например: территория заповедника, где располагался санаторий, была небольшой. Дважды прилетал к ним молодой человек лет двадцати, чем-то похожий на Гранта, поначалу Грехов даже принял его за сына, но со временем понял, что ошибся. Тогда женщина покидала их ненадолго, словно не желая присутствовать при разговоре, но и оставаясь одни, по мнению Грехова, они молчали. Можно было подумать, что юноша лишь затем и прилетел, чтобы постоять рядом с седым, молча, сурово, без тени улыбки. В поведении их оставалась какая-то недоговоренность, заставляющая задумываться об удивительной непостижимости человеческих отношений. Но Грехов, как и они, искал уединения, уповая на его целительные свойства, не находил его и в конце концов понял, что великолепные чарканские врачи могут вылечить тело, но не в состоянии исцелить душу.
   Мужчина посмотрел вверх, заметил его быстролет, взмахнул рукой, Грехов тоже помахал в ответ. Женщина оглянулась, потянула Гранта за рукав, и они исчезли за деревьями. Шорох ветра в листве заглушал их шаги.
   Грехов зябко передернул плечами и усилил обогрев костюма, хотя холодно ему не было - чисто психологический эффект.
   Дождь начался сразу, частый и мелкий, и он закрыл фонарь кабины, пристроился возле пульта управления и задремал.
   Разбудил его писк вызова, и, еще не открыв глаза, он коснулся кольца приемника на запястье.
   - Грехов, к вам посетитель. Ваши координаты?
   - Западный сектор Леса, - сказал он в микрофон, - даю пеленг. А что случилось? Кто посетитель?
   Но дежурный уже отключился, и Грехову оставалось только гадать, кому он понадобился. Может быть, ему наконец разрешат покинуть санаторий? Ведь чувствует он себя превосходно... если не считать постоянной хандры от мыслей о работе, о ребятах... о Полине. После событий на Самнии, спутнике Чары, когда он три часа пролежал мертвым в радиоактивном склепе - бывшем спасательном корабле, врачи на Чаре около года боролись за его жизнь, а Полина... она даже не знала, что он на Чаре. Впрочем, она вообще не знала, что Грехов остался в живых. Да и почти никто в отделе не знал, потому что чариане не сочли нужным сообщить о нем на Землю, сомневаясь в том, что он выживет, но он выжил и чувствует себя прекрасно... если не считать... Да, о Полине он думал постоянно. И боялся послать ей сообщение, сам не зная почему, но боялся.
   Грехов все ждал, что она узнает сама. Может быть, кто-то все же сообщил ей? Диего Вирт, например... или Сташевский.
   Они-то знают, что он здесь. Но если это Полина...
   Грехов привстал с сиденья, всматриваясь в пелену дождя.
   Потом рассердился на себя и сел. После своей временной смерти... каково звучит, а?! - после смерти!.. Что ж, он мог сказать так с полным правом. После смерти он стал более впечатлительным, возбудимым, и, откровенно говоря; ему это не нравилось.
   В девятом часу утра рядом с его аппаратом опустился наконец чей-то оранжевый быстролет. Громоздкая фигура выбралась из него, и он вздохнул: радостно и огорченно одновременно, - сердце ждало другого посетителя. Это был Сташевский, начальник -второго отдела Управления аварийно-спасательной службы (УАСС), его друг и непосредственный начальник.
   - Здравствуй, отшельник, - проворчал он, забираясь в кабину. - Что не весел? Не рад? Нездоров?
   - И рад и здоров, - Грехов с удовольствием рассматривал его коричневое от загара лицо. - Настроение паршивое. Чдриане не выпускают из санатория, понавешали на меня кучу датчиков...
   Грехов умолк и привычно оглядел небосвод и стену леса на склоне холма. Что-то изменилось там, ничего угрожающего, конечно, но обостренное чувство опасности не раз спасало ему если не жизнь, то целость шкуры, и пренебрегать интуицией он не имел права.
   - Желтый туман, - пояснил Сташевский.
   - Ну конечно, - с облегчением сказал Грехов. -А ты здорово разбираешься в особенностях чарианских заповедников.
   Сташевский засмеялся.
   - Просто я узнал это от диспетчера медицинского центра. К тому же по всей территории заповедника лечебные туманы выпускаются регулярно два раза в сутки. Пора бы знать.
   - Ты и это узнал от диспетчера?
   - Нет, - Сташевский помрачнел. - Когда-то я тоже отдыхал здесь... после болезни.. Дело прошлое... Так ты здоров, говоришь?
   - Вполне.
   - Отлично! Сегодня с тебя снимут ненавистные датчики, и ты свободен. Честно говоря, я не верил в твое... в общем, ты понял. Они волшебники, особенно старший врач! Не хмурься, эта женщина спасла тебе не только жизнь, но и здоровье, к тому же, говорят, она отдавала тебе времени больше, чем следовало.
   - Возможно, - нехотя согласился Грехов.- Как это свежо и оригинально любовь землянина и инопланетянки... Хотя какие чариане инопланетяне переселенцы.
   Сарказм в его голосе заставил Сташевского нахмуриться, но Грехов положил ему руку на плечи и, отвернувшись, пробормотал:
   - Ты же знаешь, Святослав, ты все отлично знаешь...
   - Что я знаю? - ответил помрачневший Сташевский вопросом на вопрос. Ничего я не знаю. Полина извелась вся, прозрачная стала... Ведь ты ей не сообщал, что желаешь ее видеть, а она ждет... Поехали.
   - Не сообщал, - с трудом сказал он. - Таких сообщений не ждут, летят сразу, если знают куда... А если она знает... Куда поехали?
   - К кораблю.
   - Так сразу?
   - А тебе что - фрака не хватает? Э-э, дружище, видимо,, не совсем ты еще здоров, растерялся, побледнел... Может, останешься еще на пару недель?
   - Ладно смеяться, - Грехов включил двигатель, и они взмыли в воздух. Куда лететь-то? Надо же предупредить в медцентре, датчики снять... .. - Это минутное дело. А на корабле тебя осмотрят медики УАСС. Как живой экспонат. Не возражаешь?
   Грехов не возражал.
   - Но я еще не все сказал, - прищурился Сташевский. - Я тоже думаю, как и чарианка твоя, что ты здоров, поэтому скажу сразу: вылетаем мы в район туманности Черная Роза, звезда Тина, планета Тартар. По каналам Управления объявлена тревога: планета смертельно опасна для человека, необходимо наше вмешательство. Код тревоги - жизнь людей! И учти - там будет очень несладко.
   "А где бывает сладко? - подумал Грехов. - Там, куда посылают нас, всегда горько и трудно. И опасно. К чему это он говорит? Думает, я откажусь? Глупо..."
   - Я выбрал тебя, - продолжал Сташевский, - потому что... в общем, потому, что знаю. Правда, посмотрев на тебя, там могут меня неправильно понять, они же не знают, что тебе уже двадцать восемь, а не те пятнадцать лет, на которые ты выглядишь.
   - Старо, Святослав. Ты можешь толком сказать, что нам предстоит?
   Сташевский пожал плечами, повернув вполоборота свое громоздкое туловище.
   - Обычный спасательный рейд. Ну не совсем обычный, конечно... Потерпи, в корабле все узнаешь. Давай-ка побыстрее...
   Дождь перестал, стало заметно светлее и над лесом, километрах в пятнадцати блеснул в белесой дымке шпиль лечебного центра.
   * * *
   В районе тэты Лиры, на промежуточной станции, корабль подобрал группу асов, возглавлял которую, к большой радости Грехова, Диего Вирт. Они проговорили все три часа подготовки и полета трансгала к Тартару, поэтому, когда Сташевский зашел в каюту и осведомился, знаком ли Грехов с информантом по Тине и ее единственной планете, он только виновато опустил голову.
   - Та-ак, - протянул Сташевский, взглянул на часы и ледяным тоном напомнил ему точное значение слова "дисциплина". Уходя, он забрал с собой подмигивающего Диего, а Грехов пристроил кристалл информанта в свой инфорблок и стал торопливо "перелистывать" записи, надеясь за полчаса до финиша разобраться в материале хотя бы в общих чертах.
   Тартар был открыт случайно в сто семьдесят четвертом году, то есть год назад, печально известной экспедицией к ядру Галактики, ее головным кораблем "Спир" с командиром Ярославом Грантом... Грехов перестал воспринимать текст, прослушал несколько фраз, не поняв их смысла, и тут только вспомнил, откуда ему знакомо имя командира - Грант. Чарианский санаторий... мокрый от дождя лес... две фигуры, неторопливо бредущие по короткой густой траве, седой мужчина и хрупкая Женщина... Вот кто, оказывается, открыл Тартар - Ярослав Грант! Ирония судьбы свела их вместе и развела, а предстоит Грехову спасательный рейд на открытой Грантом планете, опасной планете...
   Какое-то время он сидел, бездумно включая и выключая инфорблок, потом вздохнул и стал слушать дальше. Из скороговорки читающего автомата он понял, что экипаж корабля почти весь погиб (вот она, травма Гранта), спасая людей со звездолета "Могиканин", неведомо как оказавшегося на планете. Они спасли двоих, но погибли сами...
   "Что ж, я понимаю тебя, Грант, это тяжело. Но ты обвинил себя в их гибели, и в этом я с тобой не согласен. Ты был командиром, а когда в тебе заговорил просто человек, испугавшийся ответственности, ты забыл, что командир потому и командир, что боль свою он обязан прятать в себе. Впрочем, не знаю, выдержал бы я..." Грехов вдруг понял, что не слушает запись, и разозлился.
   Торопливо прокрутив запись назад, пустил ее снова.
   - ...Атмосфера: водород, семьдесят три процента, гелий, пятнадцать, кислород, азот, неон, аргон... (наверное, уже данные по планете). Породы материка... (это потом). Океаны... (это тоже потом). Так, вот оно, главное... Образования предположительно искусственного типа, названные Городами. Активная жизнь в насыщенной радиацией атмосфере... Гипотеза универсалиста Сергиенко: негуманоидная цивилизация. Гипотеза универсалиста Гилковского: сообщество гнотобионтов - организмов или колоний организмов, живущих в полностью известных и контролируемых условиях...
   Дальше прочитать запись Грехову не удалось. Корабль вышел на силовую подушку стартодрома исследовательской Станции, и по отсекам разнесся певучий сигнал отбоя готовности.
   Пока деловитые гномики - роботы технической службы проверяли корпус корабля и двигатели на остаточную деформационную неустойчивость, он рассматривал планету в перископ без оптики. С высоты Станции она казалась пушистым палевым эллипсоидом с крыльями жемчужного сияния - там, где невидимое сейчас светило освещало атмосферу; Станция как раз проходила над ночной стороной Тартара. "Мрачноватое название для планеты", - подумал он мимолетно.
   - Экипажу на выход, - произнес динамик звонким голосом, и он поспешил из каюты.
   В широких светлых коридорах Станции было гораздо меньше народу, чем он ожидал. Иногда встречались научные сотрудники высших рангов, цвет науки Земли, в одинаковых светло-голубых с зелеными змейками костюмах, обтягивающих фигуру. Только эмблемы на груди и на рукавах у них были разные. Грехов с любопытством провожал глазами специалистов физики пространств, так как сам несколько лет назад еще носил их эмблему: алый диск, перечеркнутый золотой стрелой и окруженный роем серебряных искр. Но все лица были незнакомыми, и легкая грусть закралась в сердце: о событиях прошлого всегда вспоминается с грустью, не о катастрофах, конечно, хотя катастрофы сопровождали его со дня рождения, уж такой он по-своему "везучий" человек.
   Заглядевшись на группу техников, волокущих по коридору громоздкий ящик (нет грузовых автоматов, что ли?), Грехов ткнулся в спину Вирта и быстро шагнул в сторону. Перед ними стоял начальник сектора УАСС Кротас и внимательно разглядывал их своими светлыми глазами. Рядом с ним, кривя худое нервное лицо, стоял незнакомый Грехову человек в сером однотонном трико без всяких эмблем и значков. Он был седой, маленький, тонкий, от кривой полуулыбки бежали по лицу морщины, и никак нельзя было в точности определить его возраст.
   - Грехов? Рад вас видеть... э-э, живым и здоровым.
   - Здравствуйте, - пробормотал он. - Извините, спасибо.
   Седой наклонил голову, и Грехов прочел усмешку в его непроницаемо черных глазах. Выручил Грехова Сташевский. Он подошел к ним откуда-то сбоку, несколько мгновений смотрел на седого с неопределенной миной на лице, потом резко протянул руку и отрывисто бросил:
   - Наш проводник? Я - Сташевский, Святослав.
   - Молчанов, Эвальд, - неожиданным рокочущим басом ответил седой, и стоящий рядом Кротас с непонятным облегчением вздохнул.
   - Идемте. В шесть ноль-ноль заседание научного совета. Надеюсь, вы не голодны?
   - Нет, - коротко ответил Сташевский.
   Их молчаливую группу провожали глазами - все знали, что прибыли спасатели, - а Грехов, машинально отвечая на приветствия, пытался вспомнить, где ему уже встречалась эта фамилия - Молчанов.
   Они подошли к командному залу Станции - полусферическому помещению с рядами пультов и туманными стенами выключенных видеомов [ Видеом - объем цветной видеопередачи. ]. В зале стоял легкий перекатывающийся говор двух десятков людей. Грехов, оглядевшись, заметил здесь Джаваира, руководителя второго сектора, Юревича - начальника отдела безопасности, и еще нескольких асов, которых он знал по прежней работе. Почти все Управление...
   - Сейчас начнем, - тихо сказал Кротас, словно почувствовав волнение Грехова.
   - Что же здесь произошло? - так же тихо спросил Грехов.
   - Отряд ученых и коммуникаторов ушел на поверхность Тартара и не вернулся... - ответил начальник сектора и не договорил.
   В зал вошел высокий огненно-рыжий мужчина с огромным носом. Грехов с любопытством принялся его разглядывать. Он ни разу не видел заместителя председателя Комитета Коммуникаций в лицо, только слышал о нем, но ошибиться, наверное, было невозможно. Левада коротко поздоровался со всеми и прошел к пультам.
   Грехов притронулся пальцами к плечу Сташевского - какое-то инстинктивное движение, ей-богу, и приготовился слушать.
   * * *
   Десантный шлюп - иглокол, на жаргоне асов, медленно отделился от ажурного тела Станции и серебристой каплей стал падать в бездну. Синий диск Тартара казался отверстием в черной толще, а иглокол воздушным шариком, поднимающимся к небу из-под земли.
   Пока их маленький кораблик вели по энерголучу со Станции, Сташевский был спокоен: со стороны их никто не мог увидеть и запеленговать. Но в атмосфере они могли полагаться только на опыт и умение пилота, и Сташевский невольно посматривал на Диего Вирта, с небрежной грацией профессионала сидевшего у пульта.
   В тесной рубке иглокол а расположилось всего четыре человека: сам Сташевский, Вирт, оправдывающий свою фамилию Молчанов и Грехов, с интересом наблюдавший за ходом спуска.
   То, что их экспедиция - спасательный рейд, его волновало мало. То есть волновало, конечно, но за три года работы в УАСС он давно привык к постоянному риску, ожиданию схватки с неизвестными или известными силами природы, поэтому настоя. щая экспедиция была для него обычной формой работы. Его работы...
   Грехов теперь знал, что со времени открытия Тартара прошло больше года, но по-настоящему изучить чужой мир за столь короткий срок люди не смогли: не многое увидишь с тысячекилометровых орбит, а автоматы, кроме измерений основных физических параметров планеты, ничего больше не умели.
   Для осмысления жизни Тартара нужны были длительные наблюдения, наблюдения прямые и без посредников. Правда, попытки эти пока в основном кончались спасательными операциями подобно этой. Разве что меньшего масштаба.
   Шесть суток назад, когда Грехов еще бродил по Лесу Грусти на Чаре, группа ученых и коммуникаторов в количестве сорока шести человек ушла на ТФ-звездолете к одному из Городов, наиболее загадочных объектов Тартара, для детальных исследований. И вот уже шесть суток подряд из района посадки доносится резкий голос автомата: "Внимание! Выбрасываю..." - молчание, длинный скрежет, треск и снова: "Внимание! Выбрасываю..." - молчание, скрежет - и так без конца. Шесть суток подряд люди на Станции пытаются с помощью зондов и телероботов разглядеть, что случилось с кораблем, пькгаютея, но безуспешно, установить с ним связь. Издали колонна корабля кажется неповрежденной и стоит прочно, но тревожна его неподвижность, не появлялись возле него и передвижные лаборатории, с помощью которых предполагалось провести исследования. Корабль не открывал люков, превратившись в подобие тех скал, возле которых он так странно финишировал. Единственным движением в этом месте было движение "паутин", стаями круживших вокруг земного корабля. Напрасно всматривались в мутный океан атмосферы телезонды и чуткие приборы: в районе посадки царила странная тишина.
   А в других районах единственного материка Тартара все было по-другому: проносились над равнинами и отрогами гор любопытники - так почему-то обозвали исследователи летающие скалы; неторопливо плыли по своим загадочным делам "паутины"; в горах появлялось и долго не исчезало багровое свечение; резко и непонятно менялся рельеф знакомой местности...
   Да, с высоты все это очень походило на активную цивилизационную деятельность, построенную по своим, неизвестным людям, законам.
   - Обидно, что мы натыкаемся на равнодушие... - не заметив, как заговорил вслух, произнес Грехов. Спохватившись, замолчал.
   - Что? - спросил Сташевский, покосившись в его сторону.
   - Ничего, - пробормотал Грехов, чувствуя на себе изучающий взгляд Молчанова.
   - Внимание! - проговорил из оперативного видеома инженер связи Станции. - Дальность на пределе. Дальше пойдете своим ходом.
   - Готов, - коротко бросил Диего Вирт, держа руку над регулятором управления. Шлем биоуправления он уже надея.
   - Желаю успеха, - сухо сказал из соседнего видеома Кротас. - Пока еще не поздно, задавайте вопросы.
   - Поздно, - без улыбки ответил Сташевский.
   - Старт! - энергично произнес инженер связи. - Выключаем поле.
   Сташевский кивнул, и Диего вдавил педаль включения собственного защитного поля.
   Тяжесть хлынула в тела людей, не тяжесть ускорения, а какая-то странная тяжесть, замедляющая движения и мысли.
   Диск планеты придвинулся, кренясь, налился фиолетовой полутьмой и закрыл панорамный видеом с трех сторон. Мелькнули и пропали светлые пятна, чередуясь с черными провалами, стремительные струи пронеслись рядом, потом иглокол вонзился во нто-то серо-голубое, и люди словно ослепли.
   Диего выбросил короткое энергичное слово, раскорячился над пультом, и видеомы прозрели. Твердое и испятнанное белым, летело на людей фиолетовое поле, закружилось каруселью, мелькнул в стороне и пропал какой-то знакомый силуэт и звонким ударом оборвалось вдруг движение. Наступила тишина и неподвижность.
   - Дьявол!- сказал Сташевский почти восхищенно..Я думал, конец!
   - Вот именно... - пробурчал Молчанов, растирая виски.
   - Мастер, - сказал Грехов, похлопав Вирта по плечу. - Не промазали?
   - Думаю, максимум на полтора-два километра, - сказал спокойно Диего, снимая шлем. В целях безопасности, относительной, конечно, они совершили посадку за сто сорок километров от места посадки замолчавшего звездолета, по другую сторону Кинжального хребта.
   - Посмотрите-ка.
   Грехов проследил направление взгляда Вирта и прямо под лиловым яйцом тусклого светила заметил неподвижно парящую гигантскую белесую "паутину". Она была огромна, дальний край ее терялся в желтой дымке неба, и висела совершенно спокойно, словно была невесома. Узор ее с настоящей паутиной имел весьма отдаленное сходство, но, подумав, Грехов решил, что тот, кто назвал этот предмет "паутиной", был недалек от истины. Но каковы же тогда пауки?..
   - Сторож, - с непонятным выражением сказал Молчанов.
   Было уже далеко за полночь, когда горизонт впереди вдруг осветился серией сине-зеленых вспышек чудовищной яркости.
   - Стоп! - мгновенно отреагировал Сташевский.
   Руки автоматически утопили штурвал в выемку пульта, и танк резко остановился, вздохнув гасителем инерции, как уставший бронированный ящер. Еще одна серия очертила горизонт, высветив пронзительной синевой мельчайшие детали ландшафта и лица людей. Вспышки мелькнули совершенно беззвучно, R после них наступила полнейшая темень, усугубившая мрак перед рассветом.
   - Юго-юго-запад, - определил Молчанов, - километров сто за хребтом. Что за вспышки?
   Грехов бросил взгляд на приборную панель.
   - Эмиссионные, типа взрывов шаровых молний.
   После слепящего зарева вспышек глаза не замечали ни пульта, ни панели, и казалось, фосфоресцирующие эллипсы и квадраты индикаторов висят в воздухе, ни на что не опираясь.