Григорий Горин
Сказка про собаку, которая прожила триста лет
Жила-была на свете собака по кличке Альма. И было ей три года. Вообще-то особы женского пола скрывают свой возраст, но Альма была молодой здоровой красивой сукой и этого скрывать не собиралась… Она гордо расхаживала перед домом, а соседские псы за забором изнывали от сердечной тоски.
В доме, кроме Альмы, жили еще дед да бабка, сын да невестка, да еще внучка, в общем, целая семья, которую Альма считала своей и любила больше всего на свете! И дом свой любила, потому что стоял он на берегу реки, и реку любила, потому что текла она среди полей, и поле любила, потому что тянулось до самого горизонта… И горизонт любила, потому что там всходило солнце по утрам, а вечером садилось…
И жила себе так Альма, горя-беды не знала, а горе с бедой, оказалось, жили там, за горизонтом. Однажды весенней ночью проснулась Альма от грохота и, выбежав на улицу, вдруг увидела, что поднялось на горизонте солнце… Странное какое-то солнце… Красное, дымное… Да и какому ему быть, ночному солнцу? Ему ночью спать положено, а не в небе сиять…
Залаяла Альма, чувствуя беду, но никто не прикрикнул на нее, как обычно, и тогда смолкла Альма… И все собаки в селе смолкли в эту ночь… Люди спать не ложились, ходили друг к другу, громко разговаривали, собаки молчали…
А утром начались и совсем странные вещи. Взошло утреннее солнце, а то – ночное – не зашло, и теперь на горизонте было два солнца… И Альма заскулила, поняв, что беда выглядит так.
А потом вдруг приехали в село автобусы. И вышли из них странные люди в синих халатах и без лиц. Только глаза смотрели поверх масок, и такие это были строгие глаза, что лучше б они и их прикрыли.
И все стали быстро садиться в автобусы, забывая взять еду, пожитки, а самое главное, собак… Альма крутилась в ногах, напоминая о себе, и внучка обняла ее за шею с криком: «Альму возьму!», но на нее сердито прикрикнул дед… «Цыц! Не до Альмы сейчас!…» И враз все уехали…
Только к вечеру обиженная Альма вышла на улицу и с ужасом увидела, что все село – пусто… Никого – кроме собак и кошек, кур да гусей… Бесхозный скотный двор, а не село. И всю ночь по саду ходили обезумевшие звери и птицы, не обращая друг на друга внимания, не задираясь и не крича… Тихо ходили и только поглядывали на горизонт, где висело ночное солнце… И Альма поняла, что горе выглядит так…
Под утро Альма вернулась в свой дом, легла на ступеньки и стала думать, что делать дальше? И сколько ни думала, ничего придумать не могла… И заснула от отчаяния. А проснувшись, впервые почувствовала жажду и голод, и этот голос подсказал ей, что делать дальше… Альма поняла, что надо есть, пить и охранять дом… Для этого она родилась на свет. А там, глядишь, и хозяева вернутся… Не сдурели же они, бросать такой дом?…
И Альма занялась делом. Она доедала валявшиеся остатки еды, пила воду из луж и обходила забор, иногда потявкивая на всякий случай, чтобы никто чужой не подходил… Только, к ее ужасу, никто чужой и не подходил!…
А через три дня вдруг села на плетень ворона. Наглая старая ворона, которую Альма давно знала и не любила за то, что та так и норовила чего-нибудь склевать в огороде… Она и на этот раз нацелилась глазом в огород, но Альма зарычала, предупреждая, мол, не дури, хвост выдеру!
– Дура! – закаркала ворона. – Чего ты тут сидишь?
– Стерегу! – сказала Альма.
– Вот дура! – заорала ворона. – Чего стеречь? Хозяев нет… Теперь все общее!!
– Я те дам, общее, – ответила Альма. – Хозяева вернутся, а огород разворован?… Что скажут?
– Вернутся?! – захохотала ворона. – Да знаешь, когда они вернутся? Через триста лет.
– Врешь! – ахнула Альма.
– Сама слышала… Эти, что в масках приезжали, так и говорили: село непригодно для жизни в течение трехсот лет!
– Ничего, – вздохнула Альма. – Подождем…
– Что?!! – ворона аж подскочила на плетне. – Ты знаешь, дура, сколько это – триста лет?
– Не так много, – сказала Альма.
– Ну, совсем чокнутая! – сказала ворона и, потеряв интерес к Альме, почистила перья. – Черт с тобой! Подыхай здесь на здоровье…
И улетела.
Альма легла на землю и стала соображать, сколько это будет – триста лет?… Она понимала нутром, что – долго… Но сколько именно?! И тут же вспомнила, что к ним в гости, к деду, часто приезжал кум из города. Встретившись, дед и кум всегда обнимались, хлопали друг друга по плечу и говорили: «Здорово! Где ж, кум, пропадал? Сто лет не виделись!…» Хотя Альма точно знала, что виделись они всего неделю назад и пили вместе тайком от бабки горилку… Значит, сто лет, думала Альма, это – от воскресенья до воскресенья… А триста?… Значит, три раза по столько… Это, конечно, было тоже много, но все-таки можно было выдержать… И Альма стала ждать…
Первые сто лет ожидания прошли довольно сносно… Альма доедала остатки пищи, что валялись еще кое-где возле дома, ловила полевых мышей, щипала травку… Трава в это столетие разрослась как никогда буйно… Каждая травинка – целый салат… А потом вдруг созрела клубника. Здоровая уродилась клубника, каждая ягода в яблоко величиной… И хоть Альма недолюбливала клубнику, но есть что-то надо… Альма с отвращением жевала пахучую сладкую мякоть и только об одном жалела, что внучки нет… Вот уж она бы ягодкам порадовалась!
В середине второго столетия вновь прилетела на плетень ворона. Вид у нее стал совсем мерзкий: перья кое-где повылазили, голова облысела… И глаза сделались какие-то безумные…
– Ну что, Пенелопа? – закаркала ворона. – Все ждешь?
– Жду? – сказала Альма.
– Вот кретинка! – захохотала ворона. – Пойдем лучше по дворам… мы в одной хате ведро самогонки нашли! Насосались до чертиков… Аида с нами!
– Кыш! – тявкнула на нее Альма. – Жулье проклятое… Вот хозяева вернутся, они вам покажут…
– Нет, с тобой сдохнуть можно! – захохотала ворона. – Впрочем, без тебя тоже… Ведь конец света наступил! Пойми, убогая… Конец света! Неужели не видишь?
– Не вижу, – сказала Альма и повертела головой. – Светло кругом, конца не видно…
– Нет! С трезвыми дураками говорить, только нервы портить, – вздохнула ворона, тяжело махая крыльями и распевая что-то непристойное…
Альма легла на ступеньки крыльца и продолжала спокойно ждать. Спокойствие пришло к ней не только потому, что осталось ждать уже половину назначенного срока… В последние дни спокойствие появилось в ней где-то внутри… Откуда оно взялось, Альма не понимала, но догадывалась, что это связано с Тишкой, забавным соседским псом, который давно ухаживал за ней, проводя все ночи у калитки ее двора и жалобно скуля. Месяца полтора назад она пожалела его и вышла за калитку… Они пробегали всю ночь, играя и нежничая, и теперь Тишкина нежность поселилась где-то в глубине ее тела, и росла, становясь чем-то бесконечно теплым и радостным…
А еще через день в село въехали большие бронированные фургоны. Оттуда вышли люди в синих халатах и масках и стали собирать бродившую по селу живность… Собаки, кошки и куры нутром почувствовали опасность, но они так истосковались по людям, что доверчиво лезли в фургоны…
Один из людей, подошел и к дому Альмы. Альма залаяла, зло и радостно, зло, потому что это был чужой, радостно, потому что ее верная служба приобретала, наконец, смысл…
– Здорово, Альма! – сказал человек и спокойно пошел к ней.
Тут Альма по голосу узнала знакомого парня, солдата, дружившего с сыном деда и бывавшего в их доме…
Она перестала лаять, завиляла хвостом и доверчиво подошла к нему.
– Здорово, землячка! – сказал солдат и погладил Альму по спине. – Дом бережешь? Молодец! А вот мы – не уберегли. Извини…
Он еще раз погладил Альму по спине, по животу, потом заглянул ей в глаза и вдруг, точно испугавшись чего-то, отдернул руку. Потом сел на крыльцо и задумался…
Тут к забору подошел другой человек в маске. Солдат вскочил, отдал честь.
– Чего расселся? – строго спросил человек из-за забора. – Давай, забирай собаку!
– Товарищ командир! – сказал солдат. – Это – Альма. Знакомых моих собака… Хорошая собака!
– Тут нет плохих-хороших, – сказал командир. – Тут все – объекты!
– Да она вроде со щенками, – сказал солдат. – Я подумал, может, не стоит ее в расход? Может, для науки интерес, товарищ командир?
Тот, что за забором, куда-то ушел, а потом вернулся еще с одним человеком в халате и в маске. Только поверх маски у него были надеты очки, из чего Альма поняла, что он здесь главнее всех…
Человек в очках подошел к Альме, погладил ее, потрогал живот, шерсть… Довольный пробормотал: «Любопытно, очень любопытно… – и добавил: – возьмем в институт…»
Он даже хотел взять Альму за ошейник, но Альма сердито зарычала и оскалила зубы…
– Не пойдет она, товарищ профессор, – сказал солдат. – Я ее знаю… Она так приучена – дом стеречь… Костьми ляжет, а не уйдет!… Уж так приучена.
– Приучена, так приучена, – согласился ученый. – Пусть сторожит… Это даже лучше. Проведем эксперимент, так сказать, в естественных условиях… – и, подумав, заметил: – Вернее, в противоестественных!…
С этого дня для Альмы началось третье столетие. Оно было совсем иным, не похожим на те два… К Альме стали часто приезжать люди в халатах. Ее кормили, поили, иногда кололи и брали кровь, что было, конечно, больно, но терпимо…
А к концу третьего столетия Альма вдруг радостно обнаружила, что второе солнце на горизонте исчезло… Совсем исчезло… И ночью небо там стало чистым, только светили звезды и сияла луна…
Альма почувствовала такую радость, что вновь полюбила горизонт. Она даже завизжала от радости и вдруг ощутила, что радость рванулась из ее нутра и пошла навстречу этому чистому небу, этим светлым звездам… Она стиснула зубы, чтобы не визжать слишком громко, а радость все увеличивалась, все шла из нее и шла…
В эту ночь у Альмы родилось шестеро щенят. Она всех их вылизала, вычистила, как подсказывал ей неведомо откуда взявшийся опыт, потом накормила теплым молоком, и усталая, счастливая заснула, согревая теплом всех шестерых…
А к вечеру подъехал неожиданно газик, и оттуда вышел дед. Альма сразу узнала, что это был именно он, дед, хотя он был, как все теперь, в халате и маске…
Дед погладил ее рукой в резиновой перчатке, потрепал за ухом, тихо сказал:
– Здорово, Альмуха! Дождалась…
– Поразительная псина, однако, – сказал ученый, приехавший вместе с дедом. – В организме – никаких отклонений… У всех есть, а у этой – ничего… Ни малейшей патологии… И щенки выглядят нормально. Невероятно! Объясните этот феномен.
– Бывает, – сказал дед, продолжая гладить Альму. – Все бывает…
– Интересная версия, – согласился ученый. – Что ж, будем обследовать ее дальше… Кстати, нам надо заполнить на нее историю болезни… Как ее зовут?
– Альма, – сказал дед.
– Какая порода?
– А черт ее знает… Обычная… Местная порода…
– Возраст?
– Три года…
Альма заворчала и отошла к щенкам. Ей неинтересен стал этот разговор. Кроме того, она испытывала некую неловкость из-за того, что дед соврал… Она-то знала, что теперь ей не три, а триста три года, но интуитивно чувствовала, что таким возрастом уже хвастать не полагается…
В доме, кроме Альмы, жили еще дед да бабка, сын да невестка, да еще внучка, в общем, целая семья, которую Альма считала своей и любила больше всего на свете! И дом свой любила, потому что стоял он на берегу реки, и реку любила, потому что текла она среди полей, и поле любила, потому что тянулось до самого горизонта… И горизонт любила, потому что там всходило солнце по утрам, а вечером садилось…
И жила себе так Альма, горя-беды не знала, а горе с бедой, оказалось, жили там, за горизонтом. Однажды весенней ночью проснулась Альма от грохота и, выбежав на улицу, вдруг увидела, что поднялось на горизонте солнце… Странное какое-то солнце… Красное, дымное… Да и какому ему быть, ночному солнцу? Ему ночью спать положено, а не в небе сиять…
Залаяла Альма, чувствуя беду, но никто не прикрикнул на нее, как обычно, и тогда смолкла Альма… И все собаки в селе смолкли в эту ночь… Люди спать не ложились, ходили друг к другу, громко разговаривали, собаки молчали…
А утром начались и совсем странные вещи. Взошло утреннее солнце, а то – ночное – не зашло, и теперь на горизонте было два солнца… И Альма заскулила, поняв, что беда выглядит так.
А потом вдруг приехали в село автобусы. И вышли из них странные люди в синих халатах и без лиц. Только глаза смотрели поверх масок, и такие это были строгие глаза, что лучше б они и их прикрыли.
И все стали быстро садиться в автобусы, забывая взять еду, пожитки, а самое главное, собак… Альма крутилась в ногах, напоминая о себе, и внучка обняла ее за шею с криком: «Альму возьму!», но на нее сердито прикрикнул дед… «Цыц! Не до Альмы сейчас!…» И враз все уехали…
Только к вечеру обиженная Альма вышла на улицу и с ужасом увидела, что все село – пусто… Никого – кроме собак и кошек, кур да гусей… Бесхозный скотный двор, а не село. И всю ночь по саду ходили обезумевшие звери и птицы, не обращая друг на друга внимания, не задираясь и не крича… Тихо ходили и только поглядывали на горизонт, где висело ночное солнце… И Альма поняла, что горе выглядит так…
Под утро Альма вернулась в свой дом, легла на ступеньки и стала думать, что делать дальше? И сколько ни думала, ничего придумать не могла… И заснула от отчаяния. А проснувшись, впервые почувствовала жажду и голод, и этот голос подсказал ей, что делать дальше… Альма поняла, что надо есть, пить и охранять дом… Для этого она родилась на свет. А там, глядишь, и хозяева вернутся… Не сдурели же они, бросать такой дом?…
И Альма занялась делом. Она доедала валявшиеся остатки еды, пила воду из луж и обходила забор, иногда потявкивая на всякий случай, чтобы никто чужой не подходил… Только, к ее ужасу, никто чужой и не подходил!…
А через три дня вдруг села на плетень ворона. Наглая старая ворона, которую Альма давно знала и не любила за то, что та так и норовила чего-нибудь склевать в огороде… Она и на этот раз нацелилась глазом в огород, но Альма зарычала, предупреждая, мол, не дури, хвост выдеру!
– Дура! – закаркала ворона. – Чего ты тут сидишь?
– Стерегу! – сказала Альма.
– Вот дура! – заорала ворона. – Чего стеречь? Хозяев нет… Теперь все общее!!
– Я те дам, общее, – ответила Альма. – Хозяева вернутся, а огород разворован?… Что скажут?
– Вернутся?! – захохотала ворона. – Да знаешь, когда они вернутся? Через триста лет.
– Врешь! – ахнула Альма.
– Сама слышала… Эти, что в масках приезжали, так и говорили: село непригодно для жизни в течение трехсот лет!
– Ничего, – вздохнула Альма. – Подождем…
– Что?!! – ворона аж подскочила на плетне. – Ты знаешь, дура, сколько это – триста лет?
– Не так много, – сказала Альма.
– Ну, совсем чокнутая! – сказала ворона и, потеряв интерес к Альме, почистила перья. – Черт с тобой! Подыхай здесь на здоровье…
И улетела.
Альма легла на землю и стала соображать, сколько это будет – триста лет?… Она понимала нутром, что – долго… Но сколько именно?! И тут же вспомнила, что к ним в гости, к деду, часто приезжал кум из города. Встретившись, дед и кум всегда обнимались, хлопали друг друга по плечу и говорили: «Здорово! Где ж, кум, пропадал? Сто лет не виделись!…» Хотя Альма точно знала, что виделись они всего неделю назад и пили вместе тайком от бабки горилку… Значит, сто лет, думала Альма, это – от воскресенья до воскресенья… А триста?… Значит, три раза по столько… Это, конечно, было тоже много, но все-таки можно было выдержать… И Альма стала ждать…
Первые сто лет ожидания прошли довольно сносно… Альма доедала остатки пищи, что валялись еще кое-где возле дома, ловила полевых мышей, щипала травку… Трава в это столетие разрослась как никогда буйно… Каждая травинка – целый салат… А потом вдруг созрела клубника. Здоровая уродилась клубника, каждая ягода в яблоко величиной… И хоть Альма недолюбливала клубнику, но есть что-то надо… Альма с отвращением жевала пахучую сладкую мякоть и только об одном жалела, что внучки нет… Вот уж она бы ягодкам порадовалась!
В середине второго столетия вновь прилетела на плетень ворона. Вид у нее стал совсем мерзкий: перья кое-где повылазили, голова облысела… И глаза сделались какие-то безумные…
– Ну что, Пенелопа? – закаркала ворона. – Все ждешь?
– Жду? – сказала Альма.
– Вот кретинка! – захохотала ворона. – Пойдем лучше по дворам… мы в одной хате ведро самогонки нашли! Насосались до чертиков… Аида с нами!
– Кыш! – тявкнула на нее Альма. – Жулье проклятое… Вот хозяева вернутся, они вам покажут…
– Нет, с тобой сдохнуть можно! – захохотала ворона. – Впрочем, без тебя тоже… Ведь конец света наступил! Пойми, убогая… Конец света! Неужели не видишь?
– Не вижу, – сказала Альма и повертела головой. – Светло кругом, конца не видно…
– Нет! С трезвыми дураками говорить, только нервы портить, – вздохнула ворона, тяжело махая крыльями и распевая что-то непристойное…
Альма легла на ступеньки крыльца и продолжала спокойно ждать. Спокойствие пришло к ней не только потому, что осталось ждать уже половину назначенного срока… В последние дни спокойствие появилось в ней где-то внутри… Откуда оно взялось, Альма не понимала, но догадывалась, что это связано с Тишкой, забавным соседским псом, который давно ухаживал за ней, проводя все ночи у калитки ее двора и жалобно скуля. Месяца полтора назад она пожалела его и вышла за калитку… Они пробегали всю ночь, играя и нежничая, и теперь Тишкина нежность поселилась где-то в глубине ее тела, и росла, становясь чем-то бесконечно теплым и радостным…
А еще через день в село въехали большие бронированные фургоны. Оттуда вышли люди в синих халатах и масках и стали собирать бродившую по селу живность… Собаки, кошки и куры нутром почувствовали опасность, но они так истосковались по людям, что доверчиво лезли в фургоны…
Один из людей, подошел и к дому Альмы. Альма залаяла, зло и радостно, зло, потому что это был чужой, радостно, потому что ее верная служба приобретала, наконец, смысл…
– Здорово, Альма! – сказал человек и спокойно пошел к ней.
Тут Альма по голосу узнала знакомого парня, солдата, дружившего с сыном деда и бывавшего в их доме…
Она перестала лаять, завиляла хвостом и доверчиво подошла к нему.
– Здорово, землячка! – сказал солдат и погладил Альму по спине. – Дом бережешь? Молодец! А вот мы – не уберегли. Извини…
Он еще раз погладил Альму по спине, по животу, потом заглянул ей в глаза и вдруг, точно испугавшись чего-то, отдернул руку. Потом сел на крыльцо и задумался…
Тут к забору подошел другой человек в маске. Солдат вскочил, отдал честь.
– Чего расселся? – строго спросил человек из-за забора. – Давай, забирай собаку!
– Товарищ командир! – сказал солдат. – Это – Альма. Знакомых моих собака… Хорошая собака!
– Тут нет плохих-хороших, – сказал командир. – Тут все – объекты!
– Да она вроде со щенками, – сказал солдат. – Я подумал, может, не стоит ее в расход? Может, для науки интерес, товарищ командир?
Тот, что за забором, куда-то ушел, а потом вернулся еще с одним человеком в халате и в маске. Только поверх маски у него были надеты очки, из чего Альма поняла, что он здесь главнее всех…
Человек в очках подошел к Альме, погладил ее, потрогал живот, шерсть… Довольный пробормотал: «Любопытно, очень любопытно… – и добавил: – возьмем в институт…»
Он даже хотел взять Альму за ошейник, но Альма сердито зарычала и оскалила зубы…
– Не пойдет она, товарищ профессор, – сказал солдат. – Я ее знаю… Она так приучена – дом стеречь… Костьми ляжет, а не уйдет!… Уж так приучена.
– Приучена, так приучена, – согласился ученый. – Пусть сторожит… Это даже лучше. Проведем эксперимент, так сказать, в естественных условиях… – и, подумав, заметил: – Вернее, в противоестественных!…
С этого дня для Альмы началось третье столетие. Оно было совсем иным, не похожим на те два… К Альме стали часто приезжать люди в халатах. Ее кормили, поили, иногда кололи и брали кровь, что было, конечно, больно, но терпимо…
А к концу третьего столетия Альма вдруг радостно обнаружила, что второе солнце на горизонте исчезло… Совсем исчезло… И ночью небо там стало чистым, только светили звезды и сияла луна…
Альма почувствовала такую радость, что вновь полюбила горизонт. Она даже завизжала от радости и вдруг ощутила, что радость рванулась из ее нутра и пошла навстречу этому чистому небу, этим светлым звездам… Она стиснула зубы, чтобы не визжать слишком громко, а радость все увеличивалась, все шла из нее и шла…
В эту ночь у Альмы родилось шестеро щенят. Она всех их вылизала, вычистила, как подсказывал ей неведомо откуда взявшийся опыт, потом накормила теплым молоком, и усталая, счастливая заснула, согревая теплом всех шестерых…
А к вечеру подъехал неожиданно газик, и оттуда вышел дед. Альма сразу узнала, что это был именно он, дед, хотя он был, как все теперь, в халате и маске…
Дед погладил ее рукой в резиновой перчатке, потрепал за ухом, тихо сказал:
– Здорово, Альмуха! Дождалась…
– Поразительная псина, однако, – сказал ученый, приехавший вместе с дедом. – В организме – никаких отклонений… У всех есть, а у этой – ничего… Ни малейшей патологии… И щенки выглядят нормально. Невероятно! Объясните этот феномен.
– Бывает, – сказал дед, продолжая гладить Альму. – Все бывает…
– Интересная версия, – согласился ученый. – Что ж, будем обследовать ее дальше… Кстати, нам надо заполнить на нее историю болезни… Как ее зовут?
– Альма, – сказал дед.
– Какая порода?
– А черт ее знает… Обычная… Местная порода…
– Возраст?
– Три года…
Альма заворчала и отошла к щенкам. Ей неинтересен стал этот разговор. Кроме того, она испытывала некую неловкость из-за того, что дед соврал… Она-то знала, что теперь ей не три, а триста три года, но интуитивно чувствовала, что таким возрастом уже хвастать не полагается…