Максим Горький
Пять лет

   [1]
   Время измеряется скоростями движения и обилием впечатлений, обусловленных движением, которое, в существе и смысле своём, есть развитие жизни от простейшего к сложному. Эта истина особенно наглядна и легко освояема у нас, в Союзе Социалистических Советских Республик, – в стране, где высшая и тончайшая из всех энергий природы – разум человека – завоевал себе социально не ограниченную свободу творчества. В неоспоримости этого факта убедились бы даже и закоренелые скептики, даже люди, которые притворяются слепыми и глухими в отношении к действительности, – убедились бы, если б подвели итог всей массе успехов работы разума в деле организации новых, социалистических форм жизни, а особенно – успехов в области науки, которую новая действительность революционизирует всё более решительно, предоставив ей широкие условия свободной деятельности.
   Истекло пять лет со времени «выхода в свет» первой книжки этого журнала[2]. В пятидесяти четырёх его книжках он пытался знакомить читателей с успехами в различных областях их работы, общая цель которой – изменить внешние условия бытия и тем самым перестроить «внутренний мир» людей, воспитанных веками насилия самодержавного гнёта и классового общества. Редакция журнала напоминает о своей работе только для того, чтобы рассказать, как она понимает причины недостатков журнала. Читатель относился к нему с явным интересом, об этом свидетельствует тираж, который возвышался до 100 тысяч и, судя по требованиям читателей, мог бы возрасти вдвое больше, но – сокращался по недостатку бумаги.
   Отношение читателя резко противоречило отношению критики и литераторов. Критика как бы не замечала работы издания, которое ставило целью своей ознакомление трудовой массы с результатами её труда. Недостатки журнала критикой не отмечались.
   Наиболее талантливые и грамотные очеркисты редко снисходили до публикации своих работ на страницах «Наших достижений». Если они заботились о расширении своей популярности в массе читателей, они гораздо быстрее добились бы её, печатаясь в журнале, тираж коего превышает тиражи «толстых» – «Нового мира», «Красной нови», «Звезды». Дело, должно быть, не в популярности, а в том ложном эстетизме, который считает очерк «низшей», мелкой формой литературы. Затем, возможно, что очеркисты полагают: печатаясь в толстых журналах, они сопричисляются к литературной «головке» – к аристократии. Если эта догадка моя правильна – она знаменовала бы отсутствие в некоторых литераторах чувства подлинного демократизма, неизбежного и обязательного в стране, где создаётся «государство равных».
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента