Горький Максим
Смешное
А.М.Горький
Смешное
...И на войне смешное бывает: вот, примерно, - пошли мы, пятеро, в лес за дровами, а тут ка-ак бабахнет оземь эдакая немецкая тетка! Меня бросило в ямину, засыпало землей, застукало камнями; очнулся, лежу, думаю: "Ну, шабаш, пропал, ты, Семен!" Оклемался, протер глаза, а товарищей нету, деревья ободраны и кое на которых сучьях кишки висят. Тут я - хохотать! Уж больно забавно это - кишки-те на сучках. После - стало мне несколько скушно. Тоже ведь люди были, товарищи-те, вроде как я все-таки. И сразу ни одного нет, будто и не было. Ну, а сначала - здорово смеялся я!
Пришли это мы в деревеньку, а в ней, всего-навсе, три хаты, у одной старуха сидит, невдале - корова ходя. Говорим: "Бабка, это чия скотина будеть, али - твоя?" Она - плакать, она вопить, и на колени встаеть, и всяко. "Внуки, бает, у меня в погребе сидять и должны теперь сдохнуть". "Не вопи, говорим, мы тебе по этому делу записку оставим". А был с нами, нашей же роты, парень костромской - вор вором, он и напиши записку: "Эта самая старуха прожила девяносто лет да еще столько же собирается, ну того ей не удастся". И подписался, сукин сын: "Бог Господь".
Сунули ей записку, а корову забрали с собой и пошли. И так хохотали над этим случаем, что идти было трудно, - остановимся и грохочем, аж слезы текуть.
Смешное
...И на войне смешное бывает: вот, примерно, - пошли мы, пятеро, в лес за дровами, а тут ка-ак бабахнет оземь эдакая немецкая тетка! Меня бросило в ямину, засыпало землей, застукало камнями; очнулся, лежу, думаю: "Ну, шабаш, пропал, ты, Семен!" Оклемался, протер глаза, а товарищей нету, деревья ободраны и кое на которых сучьях кишки висят. Тут я - хохотать! Уж больно забавно это - кишки-те на сучках. После - стало мне несколько скушно. Тоже ведь люди были, товарищи-те, вроде как я все-таки. И сразу ни одного нет, будто и не было. Ну, а сначала - здорово смеялся я!
Пришли это мы в деревеньку, а в ней, всего-навсе, три хаты, у одной старуха сидит, невдале - корова ходя. Говорим: "Бабка, это чия скотина будеть, али - твоя?" Она - плакать, она вопить, и на колени встаеть, и всяко. "Внуки, бает, у меня в погребе сидять и должны теперь сдохнуть". "Не вопи, говорим, мы тебе по этому делу записку оставим". А был с нами, нашей же роты, парень костромской - вор вором, он и напиши записку: "Эта самая старуха прожила девяносто лет да еще столько же собирается, ну того ей не удастся". И подписался, сукин сын: "Бог Господь".
Сунули ей записку, а корову забрали с собой и пошли. И так хохотали над этим случаем, что идти было трудно, - остановимся и грохочем, аж слезы текуть.