Грешнов Михаил. Родился мальчик

Грешнов Михаил
Родился мальчик

   Грешнов Михаил Николаевич
   РОДИЛСЯ МАЛЬЧИК
   - Мальчик! Елена Андреевна, родился мальчик!
   Детский крик распорол тишину палаты. Елена Андреевна открыла глаза.
   - Боже мой! - Сестра держала навесу сморщенное красное тельце, с поджатыми руками, ногами, сплюснутой головой и отчаянно кричащим раскрытым ртом. - Боже!..
   В школе ее учили не выдавать своих чувств. Особенно если в детях было что-нибудь нестандартное. Сестра помнила это правило, но и в третий раз - пусть мысленно - она повторила: "Боже мой!"
   Заметила расширенные глаза роженицы. Хотела убрать, унести ребенка. Но роженица сказала:
   - Сестра!..
   Ребенок кричал. Это было естественно - первый крик. Но сам крик не был естественным: от него дрожала ложка в стакане, колыхалась марля, брошенная на тумбочку.
   - Сестра! - повторила Елена Андреевна.
   Вошел врач, старик в круглых очках. Остановился у порога, прикрыв дверь. Ребенок кричал.
   - Спеленайте его, - сказал он сестре.
   - Да... - ответила та коротко.
   Елена Андреевна приподнялась на локте.
   - Вам нельзя, - сказал врач, укладывая ее в подушки.
   - Сергей Петрович... - сказала Елена Андреевна, косясь на сестру, пеленавшую на столе ребенка.
   - Что - Сергей Петрович? - спросил старик.
   Ребенок кричал неустанно, пронзительно.
   - Это у меня - третий... - Елена Андреевна хотела сказать, что ни один из прежних ребят так не кричал.
   Сергей Петрович все заметил с порога. Не только крик. Успокаивая роженицу, он украдкой поглядывал на стол, где трудилась сестра. На то он был врач - и уже старик, - чтобы не показывать роженице своего удивления. Сестра тоже взяла себя в руки, перестала призывать бога. Но сестра ничего не могла поделать. Тугую крепкую марлю, которой она пеленала тельце, ребенок продирал ногами, локтями, как промокательную бумагу.
   Ему дали имя - Гигант. Елена Андреевна дала, мать. Мальчик встал на ноги на пятый день, когда еще не был зарегистрирован в загсе. А когда пошли регистрировать - попеременно несли мальчишку то мать, то отец, - Елена Андреевна предложила мужу:
   - Назовем сына - Гигант.
   - Гига... - пробормотал тот, обдумывая, пойдет или нет.
   - Гига, - согласилась Елена Андреевна.
   - Сорванец не хуже пушкинского Гвидона, - сказал отец, поглядывая на сына сбоку.
   Жена рассмеялась:
   - У Пушкина очень хорошо сказано:
   Сын на ножки поднялся,
   В дно головкой уперся...
   Елена Андреевна остановилась - забыла.
   Вспомнил отец, Дмитрий Юрьевич:
   Вышиб дно и вышел вон.
   Так и зарегистрировали родители Гигу: с шутками и с улыбкой.
   На шестом месяце, однако, никто из них не смеялся.
   - Мама и папа, - объявил Гигант, подросший за это время и носивший обувь тридцать второго размера, - мне нужен велосипед.
   Ему купили велосипед. К вечеру машина была ра* вобрана по винтикам - уже изрядно потрепанная, Гига гонял ее целый день. Теперь, сидя над рамой, над колесами, гайками и педалями, Гига что-то раздумывал, менял колеса местами, пробовал подкачивать шины и наконец все с грохотом бросил:
   - Плохо!
   Проходивший мимо отец спросил:
   - Что плохо?
   - Плохая машина, - пояснил Гига.
   Отец не без улыбки сказал:
   - Изобрети новую.
   - Изобрету, - буркнул Гига.
   Каждый вечер у отца с сыном проходил час собеседования больше Дмитрий Юрьевич уделить мальчишке не мог: страда, и ему, агроному совхоза, работы было невпроворот.
   - Что такое дервиш, гиперпространство, бионика? Что значит эксцентриситет, где он бывает? - спрашивал Гига. - Кто такие сатрапы? Стомахион?
   Отец разъяснял, растолковывал, нередко пасовал - Гига находил слова позаковыристей, - стягивал с полки энциклопедические словари, вместе с сыном они шарили по страницам, читали, а если не находили слова, ругали составителей.
   Например, стомахион.
   - Гигантская бабочка? - спрашивал сын.
   - То - махаон.
   - Сто бабочек?
   - Нет.
   Рылись в книгах, в журналах, пока отец не вспоминал что-то из далекого детства:
   - Игра такая, древняя. Берется квадрат картона, разрезается на ряд треугольничков, потом из них складывают фигурки птиц и зверей.
   - Стомахион? - спрашивал Гига.
   - Стомахион... - Отец думал до боли в голове - как бы не соврать сыну.
   - Ладно, запомним, - соглашался Гига.
   Переходил к следующему:
   - Каким бывает лал - красным или зеленым?
   О том, что лал - драгоценный камень, отец знал. Каких бывает цветов - не знал. Слова в энциклопедий не было.
   - Подумать только! - Гига ударял ладонью о стол,
   Стол гудел, жильцы нижнего этажа поднимали к потолку головы.
   Велосипед Гига усовершенствовал. Принес измятый листок, положил перед отцом:
   - Вот.
   На листке вкривь и вкось сделан чертеж диковинной велосипедной зубчатки, похожей на дыню.
   - Эллиптическая зубчатка, - водил по чертежу пальцем Гига, - позволит быстрее проходить мертвые точки. Ну... когда нога движется параллельно поверхности земли, не дает движению стимула. Эллипс, по моим расчетам, позволит работать энергичнее на двенадцать-пятнадцать процентов.
   Отец недоуменно смотрел на чертеж.
   - Экономия силы и быстрота движения, - заверил его Гигант.
   - Такого не бывает, - сказал отец, имея в виду эллиптическую зубчатку.
   - Будет, - заверил сын.
   - Не поедет!
   - Поедет!
   Гига пошел с чертежом в механическую мастерскую. Там его проект высмеяли, а самого выставили за дверь.
   В девятимесячном возрасте Гига весил двадцать шесть килограммов, достигал роста десятилетнего мальчика. К этому времени он перечитал учебники за четыре класса и множество из отцовских журналов. Читал он довольно странно: перелистнет - глянет, перелистнет. При этом запоминал все: текст, рисунки, формат страницы, шрифт и знаки препинания все до единого.
   Первого сентября отец повел его в школу - в пятый класс.
   Директор, новый в поселке товарищ, только что принявший школу, глядя на высокого - вровень с отцом, - худого мальчишку и на метрику, в которой значилось, что Гиге от роду девять месяцев, спросил, постучав по метрике ногтем:
   - Здесь что - ошибка?
   Дмитрию Юрьевичу стоило немалого труда доказать, что Гиге десятый месяц, но вот он такой - особенный. Перечитал учебники, гору книг и журналов, решает задачи и вообще мальчишка развитый.
   - Ему бы систематическое обучение, - попросил Дмитрий Юрьевич.
   - Семью семь, сколько будет? - спросил у Гиганта директор.
   - Сорок девять, - ответил Гига. - Только смотря - чего.
   - Как - чего? - не понял директор.
   - Сорок девять орехов, или гвоздей, или железнодорожных вагонов. Абстрактных чисел не признаю.
   - Гм... - сказал директор.
   - Всегда он такой, - пояснил отец. - Или знает много, или не признает ничего.
   Директор опять побарабанил ногтем по метрике Гиги, сказал:
   - Ладно, придешь. Посмотрим.
   Проучился Гига в школе три дня. Пришел, бросил портфель с тетрадками, с книжками:
   - Не пойду!
   - Почему? - встревожилась мать.
   - Дразнят. Говорят - длинный.
   Пятиклассники ростом ему были по грудь.
   Взаимоотношения с детьми у него не ладились. Малышей Гига рассматривал изучающе-пристально, как котят. Подросткам задавал вопросы о голографии, топонимике, и те от него шарахались. У взрослых Гига вызывал изумление. Не только потому, что рос, как на дрожжах, но и внешним видом: череп у него вытягивался и был похож на грушу, глаза сдвигались за счет переносицы, стояли почти рядом. Плечи покатые, руки тонкие, длинные.
   - Чучело! - говорили прохожие, не знавшие мальчика.
   Гига не оставался в долгу, отвечал кличками:
   - Фунт! - пухлому толстому завгару.
   - Проблема... - бухгалтерше стройконторы.
   Прозвища вроде бы необидные, но завгар и бухгалтерша разозлились на Гигу.
   Конфликты доходили до Дмитрия Юрьевича.
   - Не смей выдумывать клички! - запрещал тот.
   Гига отвечал с детской непосредственностью:
   - А чего - они?..
   О двух своих сестрах, учившихся во втором классе и в третьем, тоже говорил:
   - Что они? Четыре да четыре - не сложат!
   Сестры иногда ошибались в счете.
   Но как быть со школой для Гиги? Теперь, после хорошего нагоняя сыну, Дмитрий Юрьевич попытался отвести Гигу в школу опять:
   Но директор решительно отказал:
   - Нет семи лет. Не могу оставить. По закону.
   Гига в это время штудировал квантовую механику Планка.
   К концу первого года жизни Гига стал задумываться, прислушиваться.
   - Слышу, как растет трава, - уверял он. - Как звенят мышцы, когда кто-нибудь поднимает тяжесть.
   Окончательно сразил родителей, когда заявил:
   - Слышу радиопередачи при выключенном приемнике.
   - Каким образом? - спросил отец, кладя ложку на стол разговор происходил за обедом.
   - Слышу, и все.
   - Первую программу или "Маяк"?
   - Что захочу, то и слышу.
   - Мать... - встал Дмитрий Юрьевич из-за стола. - Проверим.
   Прошел в зал, притворил за собой дверь. Включил приемник, приглушил звук до невнятного бормотания.
   - Что говорят? - крикнул из зала.
   - Нам передают из Туркмении: около двух миллиардов кубометров природного газа добыли...
   - Лады, - ответил отец. - Минутку.
   Видимо, переключил диапазон и снова крикнул:
   - Что теперь?
   Гига без запинки ответил:
   - Вологды-гды-гды-гды-гды...
   - Что такое? - в недоумении спросила Елена Андреевна.
   - Песня такая: "Вологде-где-где-где..." Есть и другая: "Там, за горизонтом, - там-тарам, там-тарам". - Гига с отвращением покрутил головой: - Кошмар!
   Обед закончили молча, в задумчивости.
   Но и это не все.
   Однажды Елена Андреевна увидела странную игру Гиги с котом.
   Кот Базилио был толст и равнодушен ко всему на свете. Мышей не ловил из принципа: они мне ничего, и я им ничего пусть живут. Если не лежал, отдыхая, на диване, то обязательно разваливался посреди комнаты. Никакими приемами, включая и силовые, нельзя было расшевелить Базилио.
   Вернувшись с работы и внеся в кухню сетку с продуктами, Елена Андреевна услышала в спальне разговор:
   - Долго ты будешь ходить неграмотным? Скажи "ы".
   - Ы-ы... - послышалось в ответ странным приглушенным голосом.
   С кем это сын? Елена Андреевна заглянула в спальню через полуоткрытую дверь.
   Гига и кот сидели рядом. Перед ними открытый букварь.
   - Скажи "с-с", - требовал Гига, водя пальцем по азбуке.
   - Х-х... - отвечал кот Базилио.
   - Плохо, - ответил Гига. - Повтори: с-с...
   - С-сь... - ответил кот.
   - Лучше. Теперь - т.
   - Т... - вполне отчетливо произнес кот.
   - Молодец, - похвалил Гига. - Теперь скажи: я сыт!
   Кот повертел головой то ли в нерешительности, то ли конфузясь.
   - Ничего, - ободрял Гига. - Я сыт...
   Кот наконец решился. Вздохнул, набравши побольше воздуху, и, чуть подняв голову, словно солист перед микрофоном, взвыл нечеловеческим голосом:
   - Я сыт!..
   Елена Андреевна попятилась в кухню, села на стул. Сердце у нее готово было выскочить из груди.
   - С мальчишкой надо что-то делать! - рассказала она отцу о происшедшем.
   Дмитрий Юрьевич тоже видел, что с сыном делать что-то необходимо, но что - не знал.
   Помог директор совхоза:
   - Везите его в Москву. В исследовательский институт.
   - В какой институт?..
   - Ну... - попытался найтись директор. - В биологический какой-нибудь, в кибернетический.
   Дома Дмитрий Юрьевич посоветовался с сыном, как он смотрит на поездку в Москву.
   - Можно и в Москву, - согласился Гигант.
   - Не боишься?..
   - Ничего не боюсь, - ответил сын. - Поехали.
   Дмитрий Юрьевич повез Гиганта в Москву. Институты по справочнику были педагогические, финансово-экономические, медицинские, был даже - огнеупоров. Дмитрий Юрьевич остановил выбор на институте экспериментальной психологии. Попал он к доценту Розову.
   Тот побеседовал с Гигой, перелистал с ним какие-то таблицы, уравнения с радикалами. Остался доволен - Дмитрий Юрьевич наблюдал за ними, присев на стульчик у двери кабинета. Доцент предложил Гиге несколько головоломок, тот, почти не задумываясь, решил их. Розов опять остался доволен, сделал авторитетное заключение:
   - Феноменально!
   Гига раскраснелся, оживился, видимо, хотел головоломок еще, но Розов сказал:
   - Подождем академика Форсова. Что он скажет. Академик пришел через час. Тоже занялся Гигой, и чем больше работал с мальчиком, тем большее изумление можно было прочесть на лице ученого.
   Потом, передав Гигу опять Розову, беседовал с Дмитрием Юрьевичем: как рос Гига, как питался, учился, спал? Есть ли в роду Дмитрия Юрьевича выдающиеся личности? На первую группу вопросов Дмитрий Юрьевич ответил, что ел, спал и питался Гига обыкновенно, что касается выдающихся личностей, то, насколько он знает, в его, Дмитрия Юрьевича, роду таковых не было.
   Академик все это выслушал и сказал:
   - Зайдите через неделю. Вы приезжий? Жить вам есть где в Москве? Мальчика на это время оставьте нам.
   Через неделю Дмитрий Юрьевич был опять в этом же кабинете. Беседовали они с академиком Форсовым с глазу на глаз. Гиганта, пообещал академик, Дмитрий Юрьевич увидит: мальчик устроен, накормлен, не надо беспокоиться по этому поводу.
   - Гига - особенный человек, - заявил академик. - Вы даже не представляете, Дмитрий Юрьевич, что вы дарите миру.
   Дмитрий Юрьевич пока что не дарил ничего, но слова академика ему льстили, он согласно кивал.
   - Не знаю, с чего начать, - сказал академик. - У вас какое образование?
   - Среднее, - скромно признался Дмитрий Юрьевич. - Агрономическое.
   - Ну, ничего, - кивнул академик. - Придется заглянуть в историю человечества, и если вам что-нибудь будет неясно, вы спросите. Хорошо?
   - Хорошо, - согласился Дмитрий Юрьевич.
   - Дело в том, - продолжал академик, - что человек от обезьяноподобных предков до настоящего времени развивался неравномерно. Из древнейших людей, архантропов, на каком-то этапе выделился вдруг неандерталец. Просуществовал определенное время и, выделив из своей среды кроманьонца - новую расу, - исчез..
   - Как... как вы сказали? - переспросил Дмитрий Юрьевич.
   - Исчез, - повторил академик. - Его вытеснил кроманьонец, - Хомо сапиенс, человек разумный. Мы его непосредственные потомки.
   - Но ничто не стоит на месте, - продолжал академик. - Науку давно интересует - какова следующая ступень, кто придет на смену человеку разумному?
   Дмитрий Юрьевич молча раздумывал: действительно - кто придет?
   - Кажется, наш Гигант, - говорил академик, - дает на это ответ. Придет Хомо сверхсапиенс - сверхразумный.
   - Вы хотите... - Дмитрий Юрьевич заерзал на стуле.
   - То, что сказал, - прервал его академик. - Человек сверхразумный.
   - А как же мы?.. - воскликнул Дмитрий Юрьевич.
   Академик пожал плечами:
   - Дело теперь не в нас - в вашем сыне. Он человек особенный. Скажу прямо: он родился с готовой речью, с готовыми навыками, которыми владеете вы, я и другие. В этом его отличие. Рождались дети талантливые - вундеркинды, запоминали с первого взгляда текст на странице, формулы, музыку. Но Гигант, обладая всем этим, коренным образом отличен от них. Мало сказать, что он унаследовал не только безусловные рефлексы, но и условные - его мозг превышает сейчас тысячу шестьсот кубических сантиметров, при норме тысяча четыреста, тысяча пятьсот. Это новый тип мозга, как Гигант - новый тип человека. Притом это устойчивая мутация. Понимаете?
   - Да... - отозвался Дмитрий Юрьевич.
   - Эти новые свойства от вашего сына пойдут по наследству - Гигант психически и физически здоров, нормален. Больше: одинаково склонен к технике, физике, математике, биологии, психологии - во всяком случае, удалось пока выяснить. Это тоже устойчиво у Гиганта. От него пойдет новая ветвь в развитии человека!
   - Как же мы?.. - вторично воскликнул Дмитрий Юрьевич. Исчезнем?..
   Академик пожал плечами:
   - Уступим место. В природе выживает сильнейший, умнейший...
   Уезжал из Москвы Дмитрий Юрьевич с нелегким чувством в душе. Гигу он видел. В обширной лаборатории института Гига расхаживал среди электронно-счетных машин, изредка в одном, в другом месте нажимал на кнопки. Считывал с лент выданную машинами информацию.
   - Освоил... - шепнул на ухо Дмитрию Юрьевичу лаборант, видимо, ближайший учитель мальчишки, и радостно улыбнулся отцу Гиганта: - Талант!
   - Тебе нравится здесь, сынок? - спросил не без робости Дмитрий Юрьевич.
   - Нравится, - Гига даже не поднял глаз от бумажной ленты.
   В общежитии после Дмитрий Юрьевич застал Гигу за широким столом, заваленным чертежами и схемами - все это были новейшие счетно-решающие устройства. Гига безжалостно черкал карандашом по ватману и ругался вполголоса:
   - Плохо. Отвратительно. Переделать!
   Второй раз Дмитрий Юрьевич был в Москве через полгода.
   Прямо с вокзала поехал в институтское общежитие, надеясь застать сына на отдыхе, был шестой час вечера.
   В общежитии Гиги не оказалось. Дмитрий Юрьевич пошел в лабораторию, где прошлый раз Гига работал на электронно-счетных машинах. В лаборатории его тоже не оказалось вообще, никого не было.
   Надо расспросить у директора, решил Дмитрий Юрьевич, вышел из лаборатории в коридор.
   Действительно, из директорского кабинета слышался голос Гиганта, определил по тембру Дмитрий Юрьевич. Обрадовался, наконец-то увидит сына.
   Без стука приоткрыл дверь кабинета, обширной кубической комнаты, в которой академик рассказывал Дмитрию Юрьевичу о неандертальцах, когда-то исчезнувших и этим поразивших воображение Дмитрия Юрьевича. Но то, что Дмитрий Юрьевич увидел сейчас, поразило его не меньшим образом.
   Кабинет почти не имел мебели: стол, пара кресел, остальное его пространство было пустым и ошеломляюще гулким.
   Сейчас на середине комнаты были двое - академик и Гига. Академик стоял перед Гигой, растерянно опустив руки, даже, как показалось Дмитрию Юрьевичу, навытяжку, молчал и моргал глазами.
   Гига, наоборот, весь возбуждение, жестикулировал перед ним, топал ногами и кричал в полный голос:
   - С кем мне поговорить о сверхсветовых скоростях? Поспорить об антиполе и минус-времени? Не с кем! Покажите мне хоть одного человека!..
   Академик стоял все так же навытяжку и моргал.
   - Молчите? - Гигант вскинул над головой руки. - А я один и один!.. Друга дайте мне! Друга!!!