-----------------------------------------------------------------------
А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 6. - М.: Правда, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 4 мая 2003 года
-----------------------------------------------------------------------
Настоящий рассказ есть суровое изложение того, как Эбергард Фергюсон
потерял в мнении людей благодаря свидетельскому показанию человека,
которому он, когда тот был ребенком, дал пряник. Из дальнейшего читатель
убедится, что пряник был дан неблагодарному существу и что репутация
Фергюсона нашла неожиданную защиту в лице девушки, до тех пор не
обнаруживавшей себя ровно ничем.
Мы все, по крайней мере те из нас, кто побывал в долине Поющих
Деревьев, слышали, что Фергюсон отличался необычайной силой и один победил
шайку в сорок восемь бандитов, опрокинув на их гнездо с отвеса Таулокской
горы огромную качающуюся скалу весом в двадцать тысяч пудов.
Эту скалу можно видеть и теперь: раздробив барак Утлемана,
предводителя шайки, она скатилась по склону в лес и там, никогда более не
качаясь, обросла кустами.
Лет пять назад низменный берег моря между Покетом и Болотистым Бродом
был затоплен долгими ливнями. Прилив более сильный, чем обыкновенно,
благодаря урагану, помог делу разрушения насыпи. Поезд, шедший из Гель-Гью
в Доччер, высадил пассажиров на станции Лим, и все стали ждать прибытия
рабочих команд.
Часть пассажиров вернулась в Гель-Гью, а часть осталась.
В деревянной гостинице "Зимородок" поселились Джон и Сесиль Мастакары,
братья-агенты целлулоидной фирмы; доктор Фаурфдоль, получивший службу в
Доччере и не торопившийся никуда; пьяный джентльмен с испуганными глазами и
нервным лицом; самостоятельная девица плоских форм, смотревшая на все
твердо и свысока; и инженер Маненгейм с дочерью шестнадцати лет, молчаливой
и большеглазой. Ее звали Рой.
Лим - место, где из центра во все стороны можно видеть за домами бурое
поле и лес на горизонте, а за ним - горные голубые намеки, почти
растворенные атмосферой, а потому на третий день вынужденного покоя начался
сплин.
Было слышно, как вверху ходит по своему номеру пьяный джентльмен,
напевая: "Я люблю безумно танцы..." Доктор сидел на террасе, рассматривая
местных пиявок. Братья Мастакары играли в шестьдесят шесть, сидя в тени
пробкового дерева, у входа в гостиницу. Инженер забрался на кухню, где
начал терпеливо учить кота подавать лапку, а его дочь стояла, прислонясь к
садовой стене, и грызла орехи, которыми были всегда набиты карманы ее
платья. Она думала: "Что будет, если я закрою глаза и вдруг открою? Может
быть, я окажусь в Африке?!"
Никто не подозревал, что к гостинице приближается алчная и беспокойная
личность, заранее рассматривающая пленников Лима как отпетых дураков. Это
был Горький Сироп, имя и фамилия которого бесследно пропали.
Сварливый взгляд и длинный, угреватый нос Горького Сиропа увидели
первыми братья Мастакары. Горький Сироп дернул за козырек кепи и сказал:
- Джентльмены желают развлечься. Они могут посмотреть местные
достопримечательности.
Джон Мастакар сосчитал: "пятьдесят один" и прибавил: "уйдите". Но
Горький Сироп подошел ближе.
- Во-первых, - сказал он, - столб, на котором линчевали трех негров в
1909 году.
У окна показался пьяный джентльмен. Он был-таки пьян и смеялся.
- Во-вторых, - продолжал бродяга, - вывеска, написанная масляными
красками над булочной О'Коннэля. Если всмотреться, явственно различаешь
среди булок и кренделей фигуру знаменитого полководца Наполеона.
- Ха-ха! - сказал пьяный джентльмен. - Выпей на доллар и увидишь
зеленых слонов.
Вышел инженер с дочерью. Рой молчаливо грызла орехи.
Увидев ее, Горький Сироп преобразился.
- В-третьих, - сказал он совсем громко, - на дереве близ мастерских
ласточка свила гнездо в туфле приезжей артистки Молли Фленаган, которая
бросила ее туда после того, как выпила из этой туфли целую бутылку
шампанского.
Раскрылось второе окно и показался раздраженный бюст самостоятельной
девицы средних лет; она твердо сказала:
- Вы должны найти работу, Дачежин! Все должны работать, а не
попрошайничать!
С террасы приплелся доктор.
- Нет ли еще чего-нибудь? - спросил он, зевая.
- Едва ли вы назовете "чем-нибудь" скалу в двадцать тысяч пудов,
сброшенную Фергюсоном, - с достоинством произнес Горький Сироп, - редкую
качающуюся скалу, которую он обрушил на притон бандитов Утлемана! Она в
двух милях отсюда. След могучих рук Фергюсона навеки врезался в камень.
Можно различить снимок его пальцев.
- Папа, я хочу видеть скалу, - заявила Рой.
- Вы выразили разумное желание, мисс, - сказал Горький Сироп. -
внушительное, незабываемое зрелище!
Инженер не противоречил девушке. Достаточно, что она хотела видеть
скалу.
Погода стояла отличная. Уговорили ехать Мастакаров, доктора; пьяный
джентльмен пришел сам. Самостоятельная девица резко отошла от окна и больше
не показывалась. Хозяин гостиницы доставил поместительный старый
автомобиль, куда все и уселись. Горький Сироп, сдвинув колени, чтобы не
задеть кого-нибудь и тем не уменьшить свой гонорар, рассказывал,
прикладывая руку к груди:
- Фергюсон был таинственная и благородная личность. Ростом семь футов,
красивый, как Юпитер, с глазами, обжигавшими каждого, кто приближался к
нему. Его голос звучал, как корнет-а-пистон. Его черные усы и такая же
борода вились, как шелк. Его лицо было бело, как мрамор. Он жил в лесу, за
Таулокской горой. Никто не знал, что он делает. Говорили, что он был
несчастен в своей великой любви к дочери одного... гм... инженера. Каждый
день он ходил на Таулокскую гору и слегка поддавал скалу, утоляя свое
неутешное сердце ее неистовыми раскачиваниями. И вот он узнал, что Утлеман
собирается ограбить и убить переселенцев. Тогда герой взошел на гору и
ночью, когда бандиты спали в своем лесном доме, послал им вечную печать
молчания. Сто двадцать человек было убито, а пятеро сошли с ума, и их
поймали.
Доктор лениво улыбался, инженер хохотал, братья Мастакары слушали и
соображали, не предложить ли целлулоидной фирме изобразить на гребенках
Фергюсона, толкающего скалу.
Наконец приехали к месту, где лежала скала, и вылезли из автомобиля.
Пройдя немного пешком, путешественники увидели огромный камень неправильной
ромбической формы, лежавший среди деревьев, как серый дом без окон и
дверей.
- Не поздоровится от такой штуки, - сказал Джон Мастакар.
- Покажите отпечатки пальцев! - потребовала Рой у Горького Сиропа.
- Они с нижней стороны, так что их не видать, - заявил прохвост.
Доктор лениво созерцал скалу, соображая, сколько ампутаций мог бы он
произвести у ста двадцати человек. В это время подошел маленький спокойный
старик, очень дряхлый, но с проницательными живыми глазами.
- Толкуете о Фергюсоне? - обратился он к компании. - Что-то вам Сироп
врет. Дело в том, что я знал этого Фергюсона, но, хоть убей, это делу не
помогает. Даже обидно. Я его знал, когда мне было одиннадцать лет. Впрочем,
если...
- Отчего же, скажите... - протянул пьяный джентльмен.
- Я стоял у лавки, - продолжал старик, - а он вышел оттуда и сказал:
"Хочешь пряник?" Я сказал: "Да". Взял пряник и съел. Ну, он жил около
болота, этот ваш Фергюсон, и промышлял тем, что хлопотал в суде о земельных
участках. Разбойники, действительно, были, только дальше отсюда, у
Котомахи. Фергюсон был заика, болезненный человек, малого роста. Я ему
полюбился, и он брал меня с собой на прогулки: бывало, мы с ним качали эту
скалу. Но ее качнуть не труднее было, чем большую лодку. Вот он мне и
говорит как-то: "Надоела дурацкая скала!" В ту же ночь ее штормом ударило
об откос - верхним краем, должно быть, - основание сползло, и устойчивое
равновесие нарушилось. Она, конечно, упала и раздавила двух коров, которые
там внизу задумались, - знаете, эти, которые... стоят и жуют. Теперь мне
даже смешно, пая все это переиначили.
Через два дня Рой Маненгейм приехала в Доччер и стала рассказывать
своей тете о путешествии, грызя, как всегда, орехи. Ее задумчивые большие
глаза рассматривали белое ядро ореха, когда она вдруг прибавила ко всему
прочему:
- Еще видели мы с отцом скалу, весом тридцать тысяч пудов, которую
Фергюсон бросил на гнездо бандитов. С ужасной высоты!
Подумав, она вытащила из кармана новую горсть орехов и, трудясь над
ними, докончила:
- Он был красивый, с черной бородой, сильный и храбрый. Так нам сказал
какой-то старик. Он говорил - как пел. Все боялись его, а он - никого. И
когда он сбросил на разбойников эту большую скалу, он дал какому-то
мальчику пряник, потому что был очень прост и доступен... Он любил одну
девушку, и они женились.
Еще подумав, Рой прибавила:
- Они женились раньше, чем он сбросил скалу.
Легенда о Фергюсоне. Впервые - журнал "Смена", 1927, Э 7.
Шестьдесят шесть - карточная игра.
Корнет-а-пистон - медный духовой музыкальный инструмент.
Ю.Киркин
А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 6. - М.: Правда, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 4 мая 2003 года
-----------------------------------------------------------------------
Настоящий рассказ есть суровое изложение того, как Эбергард Фергюсон
потерял в мнении людей благодаря свидетельскому показанию человека,
которому он, когда тот был ребенком, дал пряник. Из дальнейшего читатель
убедится, что пряник был дан неблагодарному существу и что репутация
Фергюсона нашла неожиданную защиту в лице девушки, до тех пор не
обнаруживавшей себя ровно ничем.
Мы все, по крайней мере те из нас, кто побывал в долине Поющих
Деревьев, слышали, что Фергюсон отличался необычайной силой и один победил
шайку в сорок восемь бандитов, опрокинув на их гнездо с отвеса Таулокской
горы огромную качающуюся скалу весом в двадцать тысяч пудов.
Эту скалу можно видеть и теперь: раздробив барак Утлемана,
предводителя шайки, она скатилась по склону в лес и там, никогда более не
качаясь, обросла кустами.
Лет пять назад низменный берег моря между Покетом и Болотистым Бродом
был затоплен долгими ливнями. Прилив более сильный, чем обыкновенно,
благодаря урагану, помог делу разрушения насыпи. Поезд, шедший из Гель-Гью
в Доччер, высадил пассажиров на станции Лим, и все стали ждать прибытия
рабочих команд.
Часть пассажиров вернулась в Гель-Гью, а часть осталась.
В деревянной гостинице "Зимородок" поселились Джон и Сесиль Мастакары,
братья-агенты целлулоидной фирмы; доктор Фаурфдоль, получивший службу в
Доччере и не торопившийся никуда; пьяный джентльмен с испуганными глазами и
нервным лицом; самостоятельная девица плоских форм, смотревшая на все
твердо и свысока; и инженер Маненгейм с дочерью шестнадцати лет, молчаливой
и большеглазой. Ее звали Рой.
Лим - место, где из центра во все стороны можно видеть за домами бурое
поле и лес на горизонте, а за ним - горные голубые намеки, почти
растворенные атмосферой, а потому на третий день вынужденного покоя начался
сплин.
Было слышно, как вверху ходит по своему номеру пьяный джентльмен,
напевая: "Я люблю безумно танцы..." Доктор сидел на террасе, рассматривая
местных пиявок. Братья Мастакары играли в шестьдесят шесть, сидя в тени
пробкового дерева, у входа в гостиницу. Инженер забрался на кухню, где
начал терпеливо учить кота подавать лапку, а его дочь стояла, прислонясь к
садовой стене, и грызла орехи, которыми были всегда набиты карманы ее
платья. Она думала: "Что будет, если я закрою глаза и вдруг открою? Может
быть, я окажусь в Африке?!"
Никто не подозревал, что к гостинице приближается алчная и беспокойная
личность, заранее рассматривающая пленников Лима как отпетых дураков. Это
был Горький Сироп, имя и фамилия которого бесследно пропали.
Сварливый взгляд и длинный, угреватый нос Горького Сиропа увидели
первыми братья Мастакары. Горький Сироп дернул за козырек кепи и сказал:
- Джентльмены желают развлечься. Они могут посмотреть местные
достопримечательности.
Джон Мастакар сосчитал: "пятьдесят один" и прибавил: "уйдите". Но
Горький Сироп подошел ближе.
- Во-первых, - сказал он, - столб, на котором линчевали трех негров в
1909 году.
У окна показался пьяный джентльмен. Он был-таки пьян и смеялся.
- Во-вторых, - продолжал бродяга, - вывеска, написанная масляными
красками над булочной О'Коннэля. Если всмотреться, явственно различаешь
среди булок и кренделей фигуру знаменитого полководца Наполеона.
- Ха-ха! - сказал пьяный джентльмен. - Выпей на доллар и увидишь
зеленых слонов.
Вышел инженер с дочерью. Рой молчаливо грызла орехи.
Увидев ее, Горький Сироп преобразился.
- В-третьих, - сказал он совсем громко, - на дереве близ мастерских
ласточка свила гнездо в туфле приезжей артистки Молли Фленаган, которая
бросила ее туда после того, как выпила из этой туфли целую бутылку
шампанского.
Раскрылось второе окно и показался раздраженный бюст самостоятельной
девицы средних лет; она твердо сказала:
- Вы должны найти работу, Дачежин! Все должны работать, а не
попрошайничать!
С террасы приплелся доктор.
- Нет ли еще чего-нибудь? - спросил он, зевая.
- Едва ли вы назовете "чем-нибудь" скалу в двадцать тысяч пудов,
сброшенную Фергюсоном, - с достоинством произнес Горький Сироп, - редкую
качающуюся скалу, которую он обрушил на притон бандитов Утлемана! Она в
двух милях отсюда. След могучих рук Фергюсона навеки врезался в камень.
Можно различить снимок его пальцев.
- Папа, я хочу видеть скалу, - заявила Рой.
- Вы выразили разумное желание, мисс, - сказал Горький Сироп. -
внушительное, незабываемое зрелище!
Инженер не противоречил девушке. Достаточно, что она хотела видеть
скалу.
Погода стояла отличная. Уговорили ехать Мастакаров, доктора; пьяный
джентльмен пришел сам. Самостоятельная девица резко отошла от окна и больше
не показывалась. Хозяин гостиницы доставил поместительный старый
автомобиль, куда все и уселись. Горький Сироп, сдвинув колени, чтобы не
задеть кого-нибудь и тем не уменьшить свой гонорар, рассказывал,
прикладывая руку к груди:
- Фергюсон был таинственная и благородная личность. Ростом семь футов,
красивый, как Юпитер, с глазами, обжигавшими каждого, кто приближался к
нему. Его голос звучал, как корнет-а-пистон. Его черные усы и такая же
борода вились, как шелк. Его лицо было бело, как мрамор. Он жил в лесу, за
Таулокской горой. Никто не знал, что он делает. Говорили, что он был
несчастен в своей великой любви к дочери одного... гм... инженера. Каждый
день он ходил на Таулокскую гору и слегка поддавал скалу, утоляя свое
неутешное сердце ее неистовыми раскачиваниями. И вот он узнал, что Утлеман
собирается ограбить и убить переселенцев. Тогда герой взошел на гору и
ночью, когда бандиты спали в своем лесном доме, послал им вечную печать
молчания. Сто двадцать человек было убито, а пятеро сошли с ума, и их
поймали.
Доктор лениво улыбался, инженер хохотал, братья Мастакары слушали и
соображали, не предложить ли целлулоидной фирме изобразить на гребенках
Фергюсона, толкающего скалу.
Наконец приехали к месту, где лежала скала, и вылезли из автомобиля.
Пройдя немного пешком, путешественники увидели огромный камень неправильной
ромбической формы, лежавший среди деревьев, как серый дом без окон и
дверей.
- Не поздоровится от такой штуки, - сказал Джон Мастакар.
- Покажите отпечатки пальцев! - потребовала Рой у Горького Сиропа.
- Они с нижней стороны, так что их не видать, - заявил прохвост.
Доктор лениво созерцал скалу, соображая, сколько ампутаций мог бы он
произвести у ста двадцати человек. В это время подошел маленький спокойный
старик, очень дряхлый, но с проницательными живыми глазами.
- Толкуете о Фергюсоне? - обратился он к компании. - Что-то вам Сироп
врет. Дело в том, что я знал этого Фергюсона, но, хоть убей, это делу не
помогает. Даже обидно. Я его знал, когда мне было одиннадцать лет. Впрочем,
если...
- Отчего же, скажите... - протянул пьяный джентльмен.
- Я стоял у лавки, - продолжал старик, - а он вышел оттуда и сказал:
"Хочешь пряник?" Я сказал: "Да". Взял пряник и съел. Ну, он жил около
болота, этот ваш Фергюсон, и промышлял тем, что хлопотал в суде о земельных
участках. Разбойники, действительно, были, только дальше отсюда, у
Котомахи. Фергюсон был заика, болезненный человек, малого роста. Я ему
полюбился, и он брал меня с собой на прогулки: бывало, мы с ним качали эту
скалу. Но ее качнуть не труднее было, чем большую лодку. Вот он мне и
говорит как-то: "Надоела дурацкая скала!" В ту же ночь ее штормом ударило
об откос - верхним краем, должно быть, - основание сползло, и устойчивое
равновесие нарушилось. Она, конечно, упала и раздавила двух коров, которые
там внизу задумались, - знаете, эти, которые... стоят и жуют. Теперь мне
даже смешно, пая все это переиначили.
Через два дня Рой Маненгейм приехала в Доччер и стала рассказывать
своей тете о путешествии, грызя, как всегда, орехи. Ее задумчивые большие
глаза рассматривали белое ядро ореха, когда она вдруг прибавила ко всему
прочему:
- Еще видели мы с отцом скалу, весом тридцать тысяч пудов, которую
Фергюсон бросил на гнездо бандитов. С ужасной высоты!
Подумав, она вытащила из кармана новую горсть орехов и, трудясь над
ними, докончила:
- Он был красивый, с черной бородой, сильный и храбрый. Так нам сказал
какой-то старик. Он говорил - как пел. Все боялись его, а он - никого. И
когда он сбросил на разбойников эту большую скалу, он дал какому-то
мальчику пряник, потому что был очень прост и доступен... Он любил одну
девушку, и они женились.
Еще подумав, Рой прибавила:
- Они женились раньше, чем он сбросил скалу.
Легенда о Фергюсоне. Впервые - журнал "Смена", 1927, Э 7.
Шестьдесят шесть - карточная игра.
Корнет-а-пистон - медный духовой музыкальный инструмент.
Ю.Киркин