---------------------------------------------------------------------
А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 2. - М.: Правда, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 марта 2003 года
---------------------------------------------------------------------
Пенкаль стоял на пороге кузницы, с тяжелой полосой в левой руке и,
заметив приближающегося Брайда, приветливо улыбнулся.
Был солнечный день; кузница, построенная недавно Пенкалем из золотистых
сосновых бревен, сияла чистотой снаружи, но зато внутри, как всегда,
благодаря рассеянному характеру владельца представляла пыльный железный
хаос. Брайд брякнул принесенным ведерком, пожал руку Пенкаля и сел у входа,
широко расставив колени. Его шляпа, сдвинутая на затылок, открывала умный
лоб; маленькие внимательные глаза с любопытством рассматривали Пенкаля.
- Вы можете его починить, Пенкаль? - сказал наконец Брайд, оборачивая
ведро дном кверху. - Оно продырявилось в двух местах, следовало бы положить
заплатки, но, может быть, вы знаете и другой способ?
- Хорошо, - ответил Пенкаль. Взяв ведро из рук Брайда, он мягко швырнул
его в кучу ломаного железа, потом поплевал на руку, готовясь раздуть тлеющее
горно. Брайд вошел в кузницу.
- Поздно вы принимаетесь за работу, - сказал он, пытливо осматривая все
углы закопченного помещения. - А у нас вчера была ваша жена, Пенкаль.
Кузнец шумно опустил мех, и воздух загудел в горне ровными вздохами,
осыпав кузнеца дождем искр. Брайд переждал минуту, рассчитывая, что Пенкаль
откликнется "на жену" и тем подвинет разговор к вопросу, интересующему
поселок. Но Пенкаль пристально смотрел на огонь.
- Она побыла немного и ушла, - смущенно продолжал Брайд. - Вид у нее
был нельзя сказать, что хороший.
- Ну? - сказал Пенкаль. - Ведь она ходит к вам каждый день.
Брайд принял решение.
- Она жаловалась на вас, что вы... кажется, у нее были заплаканы
глаза... Что такое семейная история? Та, где нет дела третьему? Этого я не
одобряю. Конечно, если мне что-нибудь говорят - я слушаю, но придавать
значение... это не мое дело. Разумеется, говорю я себе, у них были причины.
Какие? Мне этого знать не нужно. Пусть живут люди, как им живется. Не так
ли, Пенкаль?
- Верно, - сказал кузнец.
Брайд разочарованно поймал муху и грустно бросил ее в горно. Скрытность
Пенкаля казалась ему излишней и неприличной осторожностью. Что скрыто за
этим покусыванием усов? Но, может быть, все пустяки?
Наступило молчание. Пенкаль бил молотком железо, изредка
останавливаясь, чтобы поправить падающие на лоб прямые черные волосы. Когда
полоса остыла, кузнец сунул ее в печь и спросил:
- А видели вы длинного кляузника Ритля? Сегодня ночью он катался на
лодке, и я просто думаю, что его занесло течением дальше, чем следовало.
Брайд высморкался безо всякой нужды.
- Ну да, - принужденно сказал он, избегая взгляда Пенкаля. - Вот еще
Ритль... Он проехал действительно подальше... вслед за вами... и легко могло
показаться... Впрочем, это был всегда любопытный человек.
- Не думаете ли вы, что он дурак? - мягко спросил Пенкаль.
- Дурак? Пожалуй... - Лицо Брайда томительно напряглось, в то же время
он подумал, что от Пенкаля вряд ли что выудишь.
- Он дурак, - сердито проговорил Пенкаль, - не мешало бы ему
придерживаться вашего мнения: пусть люди живут, как им живется, а? Не правда
ли?
- Да, да, - неохотно сказал Брайд. - Но я зайду к вечеру за ведерком.
Мне ведь не к спеху. Да, нужно еще починить изгородь.
Он встал, помялся немного и ушел, оглянувшись на низкую дверь кузницы.
Она была вся освещена буйным огнем; в красноватом блеске двигалась сутулая
фигура Пенкаля.
Кузнец стремительно двигал мех, стараясь физическим усилием побороть
тяжелое раздражение. Да, еще немного - и все будут подозревать его
неизвестно в чем.
Он улыбнулся; врожденной чертой его характера было ленивое отвращение
ко всякого рода объяснениям и выяснениям. Не их дело.
Пенкаль кончил работу, закрыл дверь, умылся и медленно пошел домой, к
куче неуклюжих зданий поселка. Навстречу, грустно улыбаясь осунувшимся,
легкомысленным и красивым лицом, шла его жена; Пенкаль прибавил шагу.
- Здравствуй, коза, - сказал он, целуя ее в голову. - Я еще не был дома
после этих двух суток, пойдем скорее, у меня разыгралась охота пообедать
сидя против тебя. Клавдия! Подними рожицу!
Замявшись, женщина нерешительно обдергивала бахрому цветного платка,
прикрывавшего ее молодые плечи, и вдруг заплакала, не изменяя позы. Пенкаль
сдвинул брови.
- Это все чаще, Клавдия, - сказал он, заглядывая ей в глаза. - Ты
подумай, есть ли хоть маленькая причина портить глазки? Потом... ты еще
ходишь жаловаться на меня; это совсем скверно. Что я тебе сделал?
Женщина вытерла глаза, но они вновь оказались мокрыми.
- Ты сам виноват, Пенкаль, - проговорила она, мешая ноты упрека с
горькими всхлипываниями, - почти месяц... каждый день... каждую ночь...
Никто не знает, куда ты уходишь. Надо мной посмеиваются. "Пенкаль, -
говорят, - о, он молодец мужчина!"... Что ты на это скажешь? Ты ведь ничего
не говоришь мне. Раньше делали насчет тебя догадки... теперь говорят
шепотом, а когда я вхожу, - молчат и странно смотрят на меня. Может быть, ты
делаешь фальшивые деньги, милый... так скажи мне... Я не выдам, но... О, мне
так тяжело...
Она умолкла; в ее беспомощно раскрытом рту и прямом взгляде сказывался
наивный испуг. Пенкаль обнял жену за талию.
- Я гуляю, Клавдия, я хожу на охоту, - серьезно сказал он. - Ну, вот
видишь, я говорю правду, а ты смотришь все-таки недоверчиво. Да, Клавдия,
только и всего. Надо было мне сказать тебе это раньше. В самом деле, когда
охотник приходит постоянно с пустыми руками... Но пойдем. Я попытаюсь
успокоить тебя.
Он взял ее за руку, как маленькую девочку, и стал спускаться с
пригорка, продолжая говорить. Через сто шагов женщина успокоилась. Еще ближе
к дому лицо ее выглядело просохшим и успокоенным, но в душе она, вероятно,
немного подсмеивалась: вот чудак!
Береговой песок, залитый лунным светом, переходил в таинственное
свечение сонной воды, а еще дальше - в торжественную, полную немых силуэтов
муть противоположного берега.
Был полный разлив. Вода покрыла островки, мысы, огромные высыхающие к
концу лета отмели, медлительная сила реки сгладила полуобнаженный остов
русла - спокойный момент торжества, делавший лесную красавицу похожей на
гигантскую объевшуюся змею.
Пенкаль остановился у кипарисов, сильно подмытых течением, зашлепал
сапогами в холодной воде и быстро освободил лодку, привязанную к обнаженным
корням деревьев. Пахло сырым, полным весенним воздухом. Опустив весла,
Пенкаль различил легкие человеческие шаги и выпрямился.
Он повернулся. Низкий обрыв, изборожденный трещинами, мешал рассмотреть
что-либо, но неизвестный предупредил Пенкаля и вышел из тени деревьев. Шагах
в пяти от Пенкаля он остановился, заложил руки за спину и наклонил голову.
Это был Ритль, торговец; в лунном свете хорошо обрисовывалось его длинное, с
выпяченным животом туловище. Подстерегающий взгляд торговца назойливо обнял
кузнеца, дрогнул и ушел в землю.
- Никак, вы собрались ехать? - подобострастно, но цепко спросил Ритль.
- А я почему-то думал, что вы спите. Вышел я, знаете ли, пройтись, приставал
ко мне утром сегодня этот бродяга Крокис, все настаивал, чтобы я сделал
скидку, и страшно меня расстроил. Другим он говорил: "Ритль упрям, но я
возьму у него брезенты". Каково? Брезенты действительно принадлежат ему.
Пойдет дождь, и товар подмокнет. Дернул меня черт положиться на его совесть!
Впрочем, вы заняты, а то я хотел ведь попросить у вас совета, Пенкаль. Вы,
что же, испробовать новую винтовку? На взморье, говорят, появились лоси. Эх,
в молодости и я был охотником!
Пенкаль опустил цепь и, не отвечая, хотел вскочить в лодку. Ритль
подошел ближе.
- Какой вы, однако, скрытный, - произнес он, - ну, бог с вами. Честное
слово, Пенкаль, если бы вы знали, как все заинтересованы вашим поведением!
Пенкаль усмехнулся. В первую минуту ему захотелось обругать Ритля, но,
удержавшись от резких слов, он сообразил выгоду своего положения; можно
внешне, страшным и удивительным для других образом исказить правду. Тогда,
если и будут говорить о таинственных отлучках Пенкаля, то лишь в одном
смысле.
- Ритль, - сухо сказал Пенкаль, - я всегда думал, что вы порядочный
человек.
- Я?! - вскрикнул Ритль. - Не знаю, как понять это... но если...
- Вот, слушайте. Чего проще было бы мне сказать вам: Ритль, вы
шпионили. Поддавшись бабьим пересудам и толкам бездельников, сующих нос в
чужие дела, вы сегодня следили за мной и видели, как я подошел к лодке.
- Никогда в жизни! - пылко вскричал Ритль.
- Шутник вы! Зачем мне и вам все эти брезенты? Подошли бы вы просто и
сказали: "Пенкаль! Я чертовски любопытен, это большой недостаток, но что с
этим поделаешь? Куда это вы ездите ночью и зачем? Со мной прямо делаются
корчи, когда я подумаю, что вы имеете право что-то скрывать и не расскажете
никому".
Ритль нерешительно раскрыл рот.
- Ну, что же... - путаясь, начал он. - В сущности... да ведь и не я
один... как хотите...
- Да?! - сказал Пенкаль. - Если вы поклянетесь, что ни одна живая
душа... поняли? Тогда я расскажу вам все, без утайки. Хотите?
Глаза торговца блеснули и приблизились к кузнецу.
- О! Пенкаль! - заорал он в восторге. - Я всегда стоял за вас горой!
Провались я, если вы не лучший человек на свете! Разве я сомневался в вас,
хотя бы одну секунду? Нет, право, вы очаровали меня!
- Поклянитесь, - сказал серьезно Пенкаль, вполне уверенный, что через
полчаса клятва будет нарушена.
- Клянусь громами и моими доходами! - воскликнул Ритль. - Вы можете
быть покойны. Я всегда вас считал особенным человеком, Пенкаль, и ваше
доверие... да что там!
- Хорошо, - сказал Пенкаль. - Сядем.
Он сел, Ритль опустился рядом с ним на большой камень. Тени их резко
чернели на воде. Пенкаль поглаживал колено правой рукой, как будто любуясь
им; это движение было характерно для него в минуты сосредоточенности.
- Из глупости, - начал Пенкаль. - Из пустяка. Из обрезка крысиного
хвоста сочиняются всевозможные истории. Так обстоит дело и со мной. Вот вы
выслушаете меня и придете домой в полной уверенности, что совсем нечего было
выдумывать о Пенкале легенды и расстраивать его глупую, еще доверчивую жену
россказнями о том, что Пенкаль фабрикует в лесу фальшивые монеты или что он
завел в городе трех любовниц... Не вы, так ваша жена. Нет? Тем лучше, тогда
перейдем к делу.
Здесь нужно было загадочно улыбнуться, и Пенкаль сделал это, смотря
прямо в глаза Ритля рассеянным взглядом кошки, усевшейся перед собакой на
недосягаемой вершине забора. Торговец выжидательно хихикнул; бледное лицо
кузнеца и тишина лунной реки производили на него необъяснимо жуткое
впечатление.
- Две недели назад, - продолжал Пенкаль, заботливо разглаживая колено,
- я возвращался из города на этой вот лодке, но не рассчитал время и
тронулся в путь, когда уже начинало темнеть. Дул сильный противный ветер, да
и попал я в сильную полосу течения. Вы знаете, я не охотник выбиваться из
сил, когда это не представляет необходимости, поэтому, завернув к
Лягушачьему мысу, вытащил лодку на песок, развел огонь и устроил себе ночлег
из свежих сосновых веток. Было совсем темно. Вы знаете, Ритль, что если
долго смотреть в огонь, а потом сразу отвести глаза, то мрак кажется еще
гуще. Представьте же мое удивление, когда, вдоволь насытившись видом
раскаленных углей, я повернул голову и почувствовал, что светает. "Не может
быть, чтобы наступило утро", - сказал я себе и вскочил на ноги. Но
действительно было совсем светло. Я не могу подобрать название этому свету,
Ритль, он был как дневной или яркий лунный, но без теней. Все было освещено
им: спящая, молчаливая земля, лес, река, тихие облака вдали, - это было
непривычно и странно. Я подошел к воде. Оставим описание того, что
чувствовал я в это время; три слова, пожалуй, годятся сюда: страх, радость и
удивление. Вода стала прозрачной, как воздух над деревенской изгородью, я
видел дно, чистые слои песка, бревна, полузанесенные черноватым илом, куски
досок; над ними, медленно шевеля плавниками, стояли рыбы, большие и
маленькие, сеть водорослей зеленела под ними, внизу, совершенно так же, как
луговые кустарники под опускающимися к ним птицами.
Я отвернулся, подумав, что умираю и что это последний трепет
воображения, потом увидел лес и вздохнул, а может быть, ахнул. Я никогда не
видел леса таким прекрасным, как в эту ночь. Проникнутый тем же золотистым,
неярким светом, он виден был вглубь на целые мили, - и это весной, в самом
буйном цветении; стволы, чешуйки древесной корм, хвойные иглы, листья,
цветы, даже маленькие - не больше булавки - самые нежные и тонкие побеги, -
все это буквально соперничало друг с другом в необычайной отчетливости.
Пенкаль посмотрел на Ритля. Торговец несколько отодвинулся и сидел
теперь на расстоянии четырех шагов.
- Поразительно, - пробормотал Ритль.
- Я лег на спину, - продолжал Пенкаль, - потому что был сражен и
напуган. Костер слабо трещал вблизи меня. Я думал о том, кто зажег эту
гигантскую лампу без теней, осветив спящую землю так, как мы освещаем
комнату среди ночи. Мои соображения были бессильны. В этот момент он подошел
ко мне.
- Он? - глухо спросил Ритль, мигая расширенными глазами.
- Да, он и маленькая полуголая женщина. Она крепко жалась к нему. Вид у
нее был слегка дикий в этом странном капотике из кленовых листьев, но не
лишенный кокетства, впрочем, вряд ли она сознавала, чего ей не хватает в
костюме. Я имею некоторые причины подозревать это. Он же был одет и довольно
курьезно: представьте себе человека, первый раз надевшего полный городской
костюм, - естественно, что он не умеет себя держать. Так было и с ним: тугие
воротнички, должно быть, страшно утомляли его, потому что он беспрестанно
вертел головой, а также вытаскивал манжеты из рукавов и по временам среди
разговора пристально рассматривал свои запонки. Был он совсем маленького
роста и показался мне застенчивым добряком. Женщина крепко держала его за
руку, прижимаясь к плечу; изредка, когда он говорил что-нибудь, по ее
мнению, неподходящее или лишнее, слегка щипала его, отчего он смущенно
умолкал и грустно обращался к запонкам.
Я сел, они приблизились и остановились...
- Ого! - сказал Ритль, побледнев и ежась на своем камне. - Как вы могли
выдержать?
- Слушайте дальше, - спокойно перебил Пенкаль.
- Вы спали, - сказал он, приседая как-то странно, словно его сунули под
гидравлический пресс, - а я не знал. Нас разбудили, мы тоже спали, но вот
она испугалась... - Он посмотрел на женщину. - Сегодня утром, видите ли,
прошел этот... ну, вот, хлопает по воде, коробочкой, постоянно горит. Да,
так она не выносит этого железного крика, хотя многие утверждают, что он
поет недурно, и только дым...
- Пароход, - сказал я.
Он прищурился и посмотрел на меня пристально.
- Да, вы так говорите, - согласился он, - все равно. И она дрожит целый
день. Я кормил ее, сударь, уверяю вас, она кушала сегодня и расстроилась
совсем не потому, что она голодна... но она не может... Как только этот
па... или что-то такое, так и история.
Женщина тихонько ущипнула его за ухо, и он сконфузился.
- Знаете! - воскликнул он с жаром, вдоволь повертев свои запонки. - Мы
ушли бы отсюда, но... нам совершенно не с кем посоветоваться. Все, как и мы,
ничего не знают. Говорят, правда, что вверх по реке есть тихие области, где
нет этих... вообще беспокойства, - а я не знаю наверное.
В свою очередь, я пристально посмотрел на него. Глаза его очень
переменчивого цвета напоминали лесные озерки в разное время дня; они то
тускнели, то разгорались и переливались всеми цветами радуги.
- Там города, - продолжал он, показывая рукой к морю и ежась, как от
сильного холода. - Они строятся из железа и камня. Я не люблю этих... ну,
как их? До... до...
- Домов, - подсказал я.
- Вот именно. - Он, казалось, чрезвычайно обрадовался, что я так быстро
помогаю ему. - Да, домов... но как, вверх по реке, есть эти штуки?
- Семь городов, - сказал я. - И много строится новых.
Он был сильно озадачен и долго сидел задумавшись. Потом засмеялся,
тронув меня за плечо, с довольной улыбкой мальчика, поймавшего воробья.
- Вот что, - произнес он, - камень и железо - правда?
- Конечно.
- Ну, так они их не достанут. Здесь нет камня и железа до самых гор.
Они останутся в дураках.
Я улыбнулся.
- А эти, - сказал я, - коробочкой?
- Па-рра-ходы? - с усилием произнес он и опечалился. - Вы думаете?
- Без сомнения.
Пока он переваривал этот новый удар, женщина внимательно водила пальцем
по коже моего сапога, отдергивая свою нежную руку каждый раз, когда я
шевелил ногой.
- Тогда мы уйдем, - полувопросительно сказал он. - Нет никакого расчета
оставаться здесь. И все уйдут. Леса опустеют. Я слышал, что не будет лесов и
даже травы? Куда-нибудь да уйдем.
Мне стало жалко их, Ритль, этих маленьких лесных душ; но чем я мог им
помочь?.. Я горевал вместе с ними. Так сидели мы втроем, молча, среди живой
тишины, в кротком, печальном оцепенении.
- Я слышал еще, - виновато сказал он, - что будто дело произойдет так:
везде будет железо и камень, и парра-ходы, и ничего больше. А потом они
снова захотят жить с нами в близком соседстве; устанут, говорят, они от
этого... элек...
- Электричества.
- Да, да. Ну, так мы пока можем побыть и в изгнании. Как вы думаете
насчет этого?
В этот момент я услышал тихий и ровный плач; он напоминал шелест
падающих сосновых шишек.
- Ну, - сказал он, - так усни. Чего же плакать?
Женщина продолжала рыдать на его плече. Из ее маленьких, светлых глаз
катились быстрые слезы.
- Я хочу спать, - твердила она, - а надо опять идти... идти...
Он повернулся к ней, и оба растаяли, затрепетали прозрачными силуэтами
на освещенном песке, затем исчезли. Я встал, Ритль; было темно, костер шипел
мокрыми от росы сучьями.
После этого я встречал их каждую ночь. Они приходили и исчезали, но
между жалобами от них можно было узнать многое о их жизни. Я это делаю -
беру лодку и еду. Вчера мы обсуждали, например, скверные черты в характере
волка. Вы видите...
Пенкаль повернулся. Камень был пуст; вдали замирали быстрые шаги Ритля.
"Я напугал его, - подумал молодой человек, - теперь он считает меня
бесноватым или - что все равно - приятелем самого черта. Но я, кажется, сам
позабыл о его присутствии. Это ведь лунный свет..."
Он не договорил и посмотрел вверх, где чистая луна сочиняла ему сказку
о его собственной замкнутой и беспредельной душе. Затем, обойдя лужи,
Пенкаль сел в лодку, толкнул веслом заскрипевший песок и растворился в
прозрачной мгле.
- Где же его искать?
- В аду.
- Без шуток, говори, куда держать?
- Держи пока прямо. А потом - на свет.
После мгновенного замешательства, вызванного коротеньким диалогом,
весла заработали так быстро, что рулевой качнулся назад. Несколько минут
прошло в совершенном молчании, затем тот, кто рекомендовал отправиться в ад,
глухо проговорил:
- Темно. Подлей масла в фонарь, Син; он гаснет.
- Я предлагаю вернуться, - заявил Паск.
- Вернись, - ответил с недобрым оттенком в голосе мрачный человек. - По
воде ты дойдешь до берега, а там сядешь в лодку.
Остальные захохотали. Смех их показал шутнику, что слова его немного
смешны, и он засмеялся после всех сам, совершенно несвоевременно, потому что
в этот момент Энди ушиб себе ногу веслом и застонал с кроткой яростью
ангела, проворонившего пару приличных душ.
- Луна скрылась, - сказал Паск, - и очень кстати. Кружись до утра,
Льюз.
- Нет, - сказал мрачный человек, названный Льюзом, - дело должно быть
сделано. Я хочу посмотреть дьявольские игрушки Пенкаля... или запою песенку
под названием: "Ритль, береги ребра!", а то...
Он стих и погрозил кулаком зюйд-весту. Четыре силуэта мужчин,
обведенные каймой борта в тусклом свете дымного фонаря, плыли над водой,
усиленно загребая веслами. Паск спросил:
- Возможны ли такие шутки?
- То есть мы - дураки, - скорбно поправил Льюз. - Не мешало бы
воротиться и расспросить Ритля, а? - Льюз дернул рулем. - Я мог бы
рассказать вам, - проговорил он, - как один человек... какой - все равно,
зашел на кукурузное поле.
Прошло пять минут, пока Син осведомился, чего ради этот несчастный
подвергся такой странной участи.
- Он утонул, - задумчиво пояснил Льюз, - и утонул потому, что это было
не кукурузное поле, а озеро. Поняли?
Кто-то вздохнул. Энди повернул голову.
- Огонь влево, - сказал он, переставая грести.
Нетерпеливое, отчасти жуткое ожидание достигло крайнего напряжения.
Льюз направлял лодку. Слева под лесом, у большой песчаной косы трепетал
красный огонь костра. Маленький, одинокий, он тихо манил парней; может быть,
там сидел Пенкаль.
Без команды, словно по уговору, Син, Энди и Паск бережно загребли
веслами, словно не вынимая их из воды, отчего лодка бесшумно, как
окрыленная, скользнула к земле и остановилась, толкнувшись о подводные
кряжи.
- Ну, выходи, - смущенно проговорил Льюз.
Все двинулись кучкой, молча, подавленные тишиной и предчувствием
разочарования. Пенкаль сидел на корточках у огня; в котелке, повешенном над
угольями, что-то шипело и булькало; смеющиеся глаза вопросительно
остановились на Льюзе.
- Вот погреемся! - неестественно сказал Син, избегая глядеть на
кузнеца.
Льюз мрачно улыбнулся, присев боком к огню; Паск остановился в
отдалении; Энди для чего-то снял шапку и подбросил ее вверх.
- Так вы прогуливаетесь, - сухо сказал Пенкаль.
- Мы? - спросил Энди. - Да... мы... ехали и... увидели этот огонь...
но... Льюз потерял спички... и вот... понимаете... курить захотелось...
Верно я говорю, Льюз? Ну... мы и того... Здравствуйте!
Котелок покачнулся. Серая пена заструилась в огонь, чадя и всхлюпывая
на угольях. Пенкаль бросился снимать варево, поддел котелок палкой и бережно
поставил на землю.
- Это суп, - сказал он. - Хотите?
Четыре человека недоверчиво переглянулись и протянули Пенкалю руки.
- Прощайте! - сказал Энди. - Мы должны ехать: нам нужно... Льюз, закури
трубку.
Льюз сделал это, подпалив усы, так как дрожали руки, и затем все
удалились, переговариваясь вполголоса о таинственных, недоступных для глаз
их, лесных жителях.
Когда их фигуры, раскачиваясь, ушли во мрак, - из-за туч выглянула луна
и затопила тревожным блеском далекую линию противоположного берега.
Лунный свет. Впервые - журнал "Всемирная панорама", 1911, Э 6 (95).
Ю.Киркин
А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 2. - М.: Правда, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 марта 2003 года
---------------------------------------------------------------------
Пенкаль стоял на пороге кузницы, с тяжелой полосой в левой руке и,
заметив приближающегося Брайда, приветливо улыбнулся.
Был солнечный день; кузница, построенная недавно Пенкалем из золотистых
сосновых бревен, сияла чистотой снаружи, но зато внутри, как всегда,
благодаря рассеянному характеру владельца представляла пыльный железный
хаос. Брайд брякнул принесенным ведерком, пожал руку Пенкаля и сел у входа,
широко расставив колени. Его шляпа, сдвинутая на затылок, открывала умный
лоб; маленькие внимательные глаза с любопытством рассматривали Пенкаля.
- Вы можете его починить, Пенкаль? - сказал наконец Брайд, оборачивая
ведро дном кверху. - Оно продырявилось в двух местах, следовало бы положить
заплатки, но, может быть, вы знаете и другой способ?
- Хорошо, - ответил Пенкаль. Взяв ведро из рук Брайда, он мягко швырнул
его в кучу ломаного железа, потом поплевал на руку, готовясь раздуть тлеющее
горно. Брайд вошел в кузницу.
- Поздно вы принимаетесь за работу, - сказал он, пытливо осматривая все
углы закопченного помещения. - А у нас вчера была ваша жена, Пенкаль.
Кузнец шумно опустил мех, и воздух загудел в горне ровными вздохами,
осыпав кузнеца дождем искр. Брайд переждал минуту, рассчитывая, что Пенкаль
откликнется "на жену" и тем подвинет разговор к вопросу, интересующему
поселок. Но Пенкаль пристально смотрел на огонь.
- Она побыла немного и ушла, - смущенно продолжал Брайд. - Вид у нее
был нельзя сказать, что хороший.
- Ну? - сказал Пенкаль. - Ведь она ходит к вам каждый день.
Брайд принял решение.
- Она жаловалась на вас, что вы... кажется, у нее были заплаканы
глаза... Что такое семейная история? Та, где нет дела третьему? Этого я не
одобряю. Конечно, если мне что-нибудь говорят - я слушаю, но придавать
значение... это не мое дело. Разумеется, говорю я себе, у них были причины.
Какие? Мне этого знать не нужно. Пусть живут люди, как им живется. Не так
ли, Пенкаль?
- Верно, - сказал кузнец.
Брайд разочарованно поймал муху и грустно бросил ее в горно. Скрытность
Пенкаля казалась ему излишней и неприличной осторожностью. Что скрыто за
этим покусыванием усов? Но, может быть, все пустяки?
Наступило молчание. Пенкаль бил молотком железо, изредка
останавливаясь, чтобы поправить падающие на лоб прямые черные волосы. Когда
полоса остыла, кузнец сунул ее в печь и спросил:
- А видели вы длинного кляузника Ритля? Сегодня ночью он катался на
лодке, и я просто думаю, что его занесло течением дальше, чем следовало.
Брайд высморкался безо всякой нужды.
- Ну да, - принужденно сказал он, избегая взгляда Пенкаля. - Вот еще
Ритль... Он проехал действительно подальше... вслед за вами... и легко могло
показаться... Впрочем, это был всегда любопытный человек.
- Не думаете ли вы, что он дурак? - мягко спросил Пенкаль.
- Дурак? Пожалуй... - Лицо Брайда томительно напряглось, в то же время
он подумал, что от Пенкаля вряд ли что выудишь.
- Он дурак, - сердито проговорил Пенкаль, - не мешало бы ему
придерживаться вашего мнения: пусть люди живут, как им живется, а? Не правда
ли?
- Да, да, - неохотно сказал Брайд. - Но я зайду к вечеру за ведерком.
Мне ведь не к спеху. Да, нужно еще починить изгородь.
Он встал, помялся немного и ушел, оглянувшись на низкую дверь кузницы.
Она была вся освещена буйным огнем; в красноватом блеске двигалась сутулая
фигура Пенкаля.
Кузнец стремительно двигал мех, стараясь физическим усилием побороть
тяжелое раздражение. Да, еще немного - и все будут подозревать его
неизвестно в чем.
Он улыбнулся; врожденной чертой его характера было ленивое отвращение
ко всякого рода объяснениям и выяснениям. Не их дело.
Пенкаль кончил работу, закрыл дверь, умылся и медленно пошел домой, к
куче неуклюжих зданий поселка. Навстречу, грустно улыбаясь осунувшимся,
легкомысленным и красивым лицом, шла его жена; Пенкаль прибавил шагу.
- Здравствуй, коза, - сказал он, целуя ее в голову. - Я еще не был дома
после этих двух суток, пойдем скорее, у меня разыгралась охота пообедать
сидя против тебя. Клавдия! Подними рожицу!
Замявшись, женщина нерешительно обдергивала бахрому цветного платка,
прикрывавшего ее молодые плечи, и вдруг заплакала, не изменяя позы. Пенкаль
сдвинул брови.
- Это все чаще, Клавдия, - сказал он, заглядывая ей в глаза. - Ты
подумай, есть ли хоть маленькая причина портить глазки? Потом... ты еще
ходишь жаловаться на меня; это совсем скверно. Что я тебе сделал?
Женщина вытерла глаза, но они вновь оказались мокрыми.
- Ты сам виноват, Пенкаль, - проговорила она, мешая ноты упрека с
горькими всхлипываниями, - почти месяц... каждый день... каждую ночь...
Никто не знает, куда ты уходишь. Надо мной посмеиваются. "Пенкаль, -
говорят, - о, он молодец мужчина!"... Что ты на это скажешь? Ты ведь ничего
не говоришь мне. Раньше делали насчет тебя догадки... теперь говорят
шепотом, а когда я вхожу, - молчат и странно смотрят на меня. Может быть, ты
делаешь фальшивые деньги, милый... так скажи мне... Я не выдам, но... О, мне
так тяжело...
Она умолкла; в ее беспомощно раскрытом рту и прямом взгляде сказывался
наивный испуг. Пенкаль обнял жену за талию.
- Я гуляю, Клавдия, я хожу на охоту, - серьезно сказал он. - Ну, вот
видишь, я говорю правду, а ты смотришь все-таки недоверчиво. Да, Клавдия,
только и всего. Надо было мне сказать тебе это раньше. В самом деле, когда
охотник приходит постоянно с пустыми руками... Но пойдем. Я попытаюсь
успокоить тебя.
Он взял ее за руку, как маленькую девочку, и стал спускаться с
пригорка, продолжая говорить. Через сто шагов женщина успокоилась. Еще ближе
к дому лицо ее выглядело просохшим и успокоенным, но в душе она, вероятно,
немного подсмеивалась: вот чудак!
Береговой песок, залитый лунным светом, переходил в таинственное
свечение сонной воды, а еще дальше - в торжественную, полную немых силуэтов
муть противоположного берега.
Был полный разлив. Вода покрыла островки, мысы, огромные высыхающие к
концу лета отмели, медлительная сила реки сгладила полуобнаженный остов
русла - спокойный момент торжества, делавший лесную красавицу похожей на
гигантскую объевшуюся змею.
Пенкаль остановился у кипарисов, сильно подмытых течением, зашлепал
сапогами в холодной воде и быстро освободил лодку, привязанную к обнаженным
корням деревьев. Пахло сырым, полным весенним воздухом. Опустив весла,
Пенкаль различил легкие человеческие шаги и выпрямился.
Он повернулся. Низкий обрыв, изборожденный трещинами, мешал рассмотреть
что-либо, но неизвестный предупредил Пенкаля и вышел из тени деревьев. Шагах
в пяти от Пенкаля он остановился, заложил руки за спину и наклонил голову.
Это был Ритль, торговец; в лунном свете хорошо обрисовывалось его длинное, с
выпяченным животом туловище. Подстерегающий взгляд торговца назойливо обнял
кузнеца, дрогнул и ушел в землю.
- Никак, вы собрались ехать? - подобострастно, но цепко спросил Ритль.
- А я почему-то думал, что вы спите. Вышел я, знаете ли, пройтись, приставал
ко мне утром сегодня этот бродяга Крокис, все настаивал, чтобы я сделал
скидку, и страшно меня расстроил. Другим он говорил: "Ритль упрям, но я
возьму у него брезенты". Каково? Брезенты действительно принадлежат ему.
Пойдет дождь, и товар подмокнет. Дернул меня черт положиться на его совесть!
Впрочем, вы заняты, а то я хотел ведь попросить у вас совета, Пенкаль. Вы,
что же, испробовать новую винтовку? На взморье, говорят, появились лоси. Эх,
в молодости и я был охотником!
Пенкаль опустил цепь и, не отвечая, хотел вскочить в лодку. Ритль
подошел ближе.
- Какой вы, однако, скрытный, - произнес он, - ну, бог с вами. Честное
слово, Пенкаль, если бы вы знали, как все заинтересованы вашим поведением!
Пенкаль усмехнулся. В первую минуту ему захотелось обругать Ритля, но,
удержавшись от резких слов, он сообразил выгоду своего положения; можно
внешне, страшным и удивительным для других образом исказить правду. Тогда,
если и будут говорить о таинственных отлучках Пенкаля, то лишь в одном
смысле.
- Ритль, - сухо сказал Пенкаль, - я всегда думал, что вы порядочный
человек.
- Я?! - вскрикнул Ритль. - Не знаю, как понять это... но если...
- Вот, слушайте. Чего проще было бы мне сказать вам: Ритль, вы
шпионили. Поддавшись бабьим пересудам и толкам бездельников, сующих нос в
чужие дела, вы сегодня следили за мной и видели, как я подошел к лодке.
- Никогда в жизни! - пылко вскричал Ритль.
- Шутник вы! Зачем мне и вам все эти брезенты? Подошли бы вы просто и
сказали: "Пенкаль! Я чертовски любопытен, это большой недостаток, но что с
этим поделаешь? Куда это вы ездите ночью и зачем? Со мной прямо делаются
корчи, когда я подумаю, что вы имеете право что-то скрывать и не расскажете
никому".
Ритль нерешительно раскрыл рот.
- Ну, что же... - путаясь, начал он. - В сущности... да ведь и не я
один... как хотите...
- Да?! - сказал Пенкаль. - Если вы поклянетесь, что ни одна живая
душа... поняли? Тогда я расскажу вам все, без утайки. Хотите?
Глаза торговца блеснули и приблизились к кузнецу.
- О! Пенкаль! - заорал он в восторге. - Я всегда стоял за вас горой!
Провались я, если вы не лучший человек на свете! Разве я сомневался в вас,
хотя бы одну секунду? Нет, право, вы очаровали меня!
- Поклянитесь, - сказал серьезно Пенкаль, вполне уверенный, что через
полчаса клятва будет нарушена.
- Клянусь громами и моими доходами! - воскликнул Ритль. - Вы можете
быть покойны. Я всегда вас считал особенным человеком, Пенкаль, и ваше
доверие... да что там!
- Хорошо, - сказал Пенкаль. - Сядем.
Он сел, Ритль опустился рядом с ним на большой камень. Тени их резко
чернели на воде. Пенкаль поглаживал колено правой рукой, как будто любуясь
им; это движение было характерно для него в минуты сосредоточенности.
- Из глупости, - начал Пенкаль. - Из пустяка. Из обрезка крысиного
хвоста сочиняются всевозможные истории. Так обстоит дело и со мной. Вот вы
выслушаете меня и придете домой в полной уверенности, что совсем нечего было
выдумывать о Пенкале легенды и расстраивать его глупую, еще доверчивую жену
россказнями о том, что Пенкаль фабрикует в лесу фальшивые монеты или что он
завел в городе трех любовниц... Не вы, так ваша жена. Нет? Тем лучше, тогда
перейдем к делу.
Здесь нужно было загадочно улыбнуться, и Пенкаль сделал это, смотря
прямо в глаза Ритля рассеянным взглядом кошки, усевшейся перед собакой на
недосягаемой вершине забора. Торговец выжидательно хихикнул; бледное лицо
кузнеца и тишина лунной реки производили на него необъяснимо жуткое
впечатление.
- Две недели назад, - продолжал Пенкаль, заботливо разглаживая колено,
- я возвращался из города на этой вот лодке, но не рассчитал время и
тронулся в путь, когда уже начинало темнеть. Дул сильный противный ветер, да
и попал я в сильную полосу течения. Вы знаете, я не охотник выбиваться из
сил, когда это не представляет необходимости, поэтому, завернув к
Лягушачьему мысу, вытащил лодку на песок, развел огонь и устроил себе ночлег
из свежих сосновых веток. Было совсем темно. Вы знаете, Ритль, что если
долго смотреть в огонь, а потом сразу отвести глаза, то мрак кажется еще
гуще. Представьте же мое удивление, когда, вдоволь насытившись видом
раскаленных углей, я повернул голову и почувствовал, что светает. "Не может
быть, чтобы наступило утро", - сказал я себе и вскочил на ноги. Но
действительно было совсем светло. Я не могу подобрать название этому свету,
Ритль, он был как дневной или яркий лунный, но без теней. Все было освещено
им: спящая, молчаливая земля, лес, река, тихие облака вдали, - это было
непривычно и странно. Я подошел к воде. Оставим описание того, что
чувствовал я в это время; три слова, пожалуй, годятся сюда: страх, радость и
удивление. Вода стала прозрачной, как воздух над деревенской изгородью, я
видел дно, чистые слои песка, бревна, полузанесенные черноватым илом, куски
досок; над ними, медленно шевеля плавниками, стояли рыбы, большие и
маленькие, сеть водорослей зеленела под ними, внизу, совершенно так же, как
луговые кустарники под опускающимися к ним птицами.
Я отвернулся, подумав, что умираю и что это последний трепет
воображения, потом увидел лес и вздохнул, а может быть, ахнул. Я никогда не
видел леса таким прекрасным, как в эту ночь. Проникнутый тем же золотистым,
неярким светом, он виден был вглубь на целые мили, - и это весной, в самом
буйном цветении; стволы, чешуйки древесной корм, хвойные иглы, листья,
цветы, даже маленькие - не больше булавки - самые нежные и тонкие побеги, -
все это буквально соперничало друг с другом в необычайной отчетливости.
Пенкаль посмотрел на Ритля. Торговец несколько отодвинулся и сидел
теперь на расстоянии четырех шагов.
- Поразительно, - пробормотал Ритль.
- Я лег на спину, - продолжал Пенкаль, - потому что был сражен и
напуган. Костер слабо трещал вблизи меня. Я думал о том, кто зажег эту
гигантскую лампу без теней, осветив спящую землю так, как мы освещаем
комнату среди ночи. Мои соображения были бессильны. В этот момент он подошел
ко мне.
- Он? - глухо спросил Ритль, мигая расширенными глазами.
- Да, он и маленькая полуголая женщина. Она крепко жалась к нему. Вид у
нее был слегка дикий в этом странном капотике из кленовых листьев, но не
лишенный кокетства, впрочем, вряд ли она сознавала, чего ей не хватает в
костюме. Я имею некоторые причины подозревать это. Он же был одет и довольно
курьезно: представьте себе человека, первый раз надевшего полный городской
костюм, - естественно, что он не умеет себя держать. Так было и с ним: тугие
воротнички, должно быть, страшно утомляли его, потому что он беспрестанно
вертел головой, а также вытаскивал манжеты из рукавов и по временам среди
разговора пристально рассматривал свои запонки. Был он совсем маленького
роста и показался мне застенчивым добряком. Женщина крепко держала его за
руку, прижимаясь к плечу; изредка, когда он говорил что-нибудь, по ее
мнению, неподходящее или лишнее, слегка щипала его, отчего он смущенно
умолкал и грустно обращался к запонкам.
Я сел, они приблизились и остановились...
- Ого! - сказал Ритль, побледнев и ежась на своем камне. - Как вы могли
выдержать?
- Слушайте дальше, - спокойно перебил Пенкаль.
- Вы спали, - сказал он, приседая как-то странно, словно его сунули под
гидравлический пресс, - а я не знал. Нас разбудили, мы тоже спали, но вот
она испугалась... - Он посмотрел на женщину. - Сегодня утром, видите ли,
прошел этот... ну, вот, хлопает по воде, коробочкой, постоянно горит. Да,
так она не выносит этого железного крика, хотя многие утверждают, что он
поет недурно, и только дым...
- Пароход, - сказал я.
Он прищурился и посмотрел на меня пристально.
- Да, вы так говорите, - согласился он, - все равно. И она дрожит целый
день. Я кормил ее, сударь, уверяю вас, она кушала сегодня и расстроилась
совсем не потому, что она голодна... но она не может... Как только этот
па... или что-то такое, так и история.
Женщина тихонько ущипнула его за ухо, и он сконфузился.
- Знаете! - воскликнул он с жаром, вдоволь повертев свои запонки. - Мы
ушли бы отсюда, но... нам совершенно не с кем посоветоваться. Все, как и мы,
ничего не знают. Говорят, правда, что вверх по реке есть тихие области, где
нет этих... вообще беспокойства, - а я не знаю наверное.
В свою очередь, я пристально посмотрел на него. Глаза его очень
переменчивого цвета напоминали лесные озерки в разное время дня; они то
тускнели, то разгорались и переливались всеми цветами радуги.
- Там города, - продолжал он, показывая рукой к морю и ежась, как от
сильного холода. - Они строятся из железа и камня. Я не люблю этих... ну,
как их? До... до...
- Домов, - подсказал я.
- Вот именно. - Он, казалось, чрезвычайно обрадовался, что я так быстро
помогаю ему. - Да, домов... но как, вверх по реке, есть эти штуки?
- Семь городов, - сказал я. - И много строится новых.
Он был сильно озадачен и долго сидел задумавшись. Потом засмеялся,
тронув меня за плечо, с довольной улыбкой мальчика, поймавшего воробья.
- Вот что, - произнес он, - камень и железо - правда?
- Конечно.
- Ну, так они их не достанут. Здесь нет камня и железа до самых гор.
Они останутся в дураках.
Я улыбнулся.
- А эти, - сказал я, - коробочкой?
- Па-рра-ходы? - с усилием произнес он и опечалился. - Вы думаете?
- Без сомнения.
Пока он переваривал этот новый удар, женщина внимательно водила пальцем
по коже моего сапога, отдергивая свою нежную руку каждый раз, когда я
шевелил ногой.
- Тогда мы уйдем, - полувопросительно сказал он. - Нет никакого расчета
оставаться здесь. И все уйдут. Леса опустеют. Я слышал, что не будет лесов и
даже травы? Куда-нибудь да уйдем.
Мне стало жалко их, Ритль, этих маленьких лесных душ; но чем я мог им
помочь?.. Я горевал вместе с ними. Так сидели мы втроем, молча, среди живой
тишины, в кротком, печальном оцепенении.
- Я слышал еще, - виновато сказал он, - что будто дело произойдет так:
везде будет железо и камень, и парра-ходы, и ничего больше. А потом они
снова захотят жить с нами в близком соседстве; устанут, говорят, они от
этого... элек...
- Электричества.
- Да, да. Ну, так мы пока можем побыть и в изгнании. Как вы думаете
насчет этого?
В этот момент я услышал тихий и ровный плач; он напоминал шелест
падающих сосновых шишек.
- Ну, - сказал он, - так усни. Чего же плакать?
Женщина продолжала рыдать на его плече. Из ее маленьких, светлых глаз
катились быстрые слезы.
- Я хочу спать, - твердила она, - а надо опять идти... идти...
Он повернулся к ней, и оба растаяли, затрепетали прозрачными силуэтами
на освещенном песке, затем исчезли. Я встал, Ритль; было темно, костер шипел
мокрыми от росы сучьями.
После этого я встречал их каждую ночь. Они приходили и исчезали, но
между жалобами от них можно было узнать многое о их жизни. Я это делаю -
беру лодку и еду. Вчера мы обсуждали, например, скверные черты в характере
волка. Вы видите...
Пенкаль повернулся. Камень был пуст; вдали замирали быстрые шаги Ритля.
"Я напугал его, - подумал молодой человек, - теперь он считает меня
бесноватым или - что все равно - приятелем самого черта. Но я, кажется, сам
позабыл о его присутствии. Это ведь лунный свет..."
Он не договорил и посмотрел вверх, где чистая луна сочиняла ему сказку
о его собственной замкнутой и беспредельной душе. Затем, обойдя лужи,
Пенкаль сел в лодку, толкнул веслом заскрипевший песок и растворился в
прозрачной мгле.
- Где же его искать?
- В аду.
- Без шуток, говори, куда держать?
- Держи пока прямо. А потом - на свет.
После мгновенного замешательства, вызванного коротеньким диалогом,
весла заработали так быстро, что рулевой качнулся назад. Несколько минут
прошло в совершенном молчании, затем тот, кто рекомендовал отправиться в ад,
глухо проговорил:
- Темно. Подлей масла в фонарь, Син; он гаснет.
- Я предлагаю вернуться, - заявил Паск.
- Вернись, - ответил с недобрым оттенком в голосе мрачный человек. - По
воде ты дойдешь до берега, а там сядешь в лодку.
Остальные захохотали. Смех их показал шутнику, что слова его немного
смешны, и он засмеялся после всех сам, совершенно несвоевременно, потому что
в этот момент Энди ушиб себе ногу веслом и застонал с кроткой яростью
ангела, проворонившего пару приличных душ.
- Луна скрылась, - сказал Паск, - и очень кстати. Кружись до утра,
Льюз.
- Нет, - сказал мрачный человек, названный Льюзом, - дело должно быть
сделано. Я хочу посмотреть дьявольские игрушки Пенкаля... или запою песенку
под названием: "Ритль, береги ребра!", а то...
Он стих и погрозил кулаком зюйд-весту. Четыре силуэта мужчин,
обведенные каймой борта в тусклом свете дымного фонаря, плыли над водой,
усиленно загребая веслами. Паск спросил:
- Возможны ли такие шутки?
- То есть мы - дураки, - скорбно поправил Льюз. - Не мешало бы
воротиться и расспросить Ритля, а? - Льюз дернул рулем. - Я мог бы
рассказать вам, - проговорил он, - как один человек... какой - все равно,
зашел на кукурузное поле.
Прошло пять минут, пока Син осведомился, чего ради этот несчастный
подвергся такой странной участи.
- Он утонул, - задумчиво пояснил Льюз, - и утонул потому, что это было
не кукурузное поле, а озеро. Поняли?
Кто-то вздохнул. Энди повернул голову.
- Огонь влево, - сказал он, переставая грести.
Нетерпеливое, отчасти жуткое ожидание достигло крайнего напряжения.
Льюз направлял лодку. Слева под лесом, у большой песчаной косы трепетал
красный огонь костра. Маленький, одинокий, он тихо манил парней; может быть,
там сидел Пенкаль.
Без команды, словно по уговору, Син, Энди и Паск бережно загребли
веслами, словно не вынимая их из воды, отчего лодка бесшумно, как
окрыленная, скользнула к земле и остановилась, толкнувшись о подводные
кряжи.
- Ну, выходи, - смущенно проговорил Льюз.
Все двинулись кучкой, молча, подавленные тишиной и предчувствием
разочарования. Пенкаль сидел на корточках у огня; в котелке, повешенном над
угольями, что-то шипело и булькало; смеющиеся глаза вопросительно
остановились на Льюзе.
- Вот погреемся! - неестественно сказал Син, избегая глядеть на
кузнеца.
Льюз мрачно улыбнулся, присев боком к огню; Паск остановился в
отдалении; Энди для чего-то снял шапку и подбросил ее вверх.
- Так вы прогуливаетесь, - сухо сказал Пенкаль.
- Мы? - спросил Энди. - Да... мы... ехали и... увидели этот огонь...
но... Льюз потерял спички... и вот... понимаете... курить захотелось...
Верно я говорю, Льюз? Ну... мы и того... Здравствуйте!
Котелок покачнулся. Серая пена заструилась в огонь, чадя и всхлюпывая
на угольях. Пенкаль бросился снимать варево, поддел котелок палкой и бережно
поставил на землю.
- Это суп, - сказал он. - Хотите?
Четыре человека недоверчиво переглянулись и протянули Пенкалю руки.
- Прощайте! - сказал Энди. - Мы должны ехать: нам нужно... Льюз, закури
трубку.
Льюз сделал это, подпалив усы, так как дрожали руки, и затем все
удалились, переговариваясь вполголоса о таинственных, недоступных для глаз
их, лесных жителях.
Когда их фигуры, раскачиваясь, ушли во мрак, - из-за туч выглянула луна
и затопила тревожным блеском далекую линию противоположного берега.
Лунный свет. Впервые - журнал "Всемирная панорама", 1911, Э 6 (95).
Ю.Киркин