---------------------------------------------------------------------
А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 3. - М.: Правда, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 апреля 2003 года
---------------------------------------------------------------------
Трайян только что вернулся с большого собрания Зурбаганской ложи
всемирного теософического союза. Блестящее выступление Трайяна против
Ордовы, сильнейшего оратора ложи, его могучий дар убеждения, основанного на
точных данных современного материализма, его отточенная ирония и невероятная
память, бросающая в связи с общим, стройным, как пламя свечи в безветрии,
мировоззрением, - тысячи непоколебимых фактов, - лишили Ордову, под конец
диспута, самообладания и твердости духа. Материализм, в лице Трайяна,
получил, кроме шумных оваций, несколько десятков новообращенных, а Трайян,
приехав домой, надел халат, сел поудобнее к железному, художественной работы
камину, и красный трепет огня отразился в зрачках его веселых глаз, накрытых
черными, крутыми и тонкими, как у красивых женщин, бровями.
Хотя Ордова не появлялся еще в нашем рассказе видимым и говорящим
лицом, интересно все-таки отметить разницу в наружности противников, а
наружность - в контрасте с их убеждениями. Знаменитый ученый-материалист
Трайян обладал внешностью модного, балованного художника, в ее, так сказать,
банальной транскрипции: пышный галстук, волосы черные и длинные, пышные, как
и холеная борода; безукоризненной чистоты профиль, белая кожа; синий
бархатный пиджак - впечатление одухотворенной изысканности; идеалист Ордова
коротко стригся, лицом был некрасив и невзрачен и одевался в скверном
магазине скверного готового платья. Странное заключение можно было бы
сделать отсюда! Однако рассказ наш лежит не в шутке, и сравнение упомянутых
лиц с ошибочно перепутанными масками - все, что мы можем себе позволить по
этому поводу.
В кабинете, кроме Трайяна, сидел приехавший с ним генерал Лей, живой,
ловкий и любезный старик, настоящий боевой человек, знающий смерть и раны...
Леи был поклонником сражений, драки и состязаний вообще, неизменно
оставаясь, когда это не касалось патриотизма, сторонником победителя; бой
петухов, тарантулов, быков, бой - диспут ученых - серьезно, увлекательно
волновали Лея; он принимал жизнь только в борьбе и лакомством считал
поединки.
- Мне кажется, Ордова чувствует себя плохо, - сказал Лей, - и я менее
всего хотел бы быть на его месте.
- Он все-таки убежденный человек, - заметил Трайян, - и я, если хотите,
заставил его только молчать. Не он побежден сегодня, а его идейный
авторитет.
- Ордова обезоружен.
- Да, я обезоружил его, но не покорил, что, впрочем, мне совершенно не
нужно.
- Ордова крупный противник, - сказал Лей, - так как стоит на приятной,
практически, для масс, точке зрения. "Я умираю, но я же и остаюсь", - какие
великолепные перспективы!
- Он слабый противник, - возразил Трайян, - его заключения произвольны,
аргументация беспорядочна и, так сказать, экзотична; эрудиция, обнимающая
небольшое количество старинных, более поэтических чем научных книг, достойна
всякого сожаления. "Организм умирает, дух остается!" - вот все: вера,
выраженная восклицанием; соответственно настроенные умы, конечно, предпочтут
этот выкрик данным науки. Однако, таких меньшинство, в чем я и убедил вас
сегодняшним выступлением.
- Господин Ордова просит разрешения видеть вас! - сказал, появляясь в
дверях, лакей.
Собеседники переглянулись; Трайян усмехнулся, пожав плечами. Лей
просиял от любопытства и нетерпения. Несколько мгновений Трайян молчал,
обдумывая тон встречи, пока ему не показалось более уместным, как
победителю, почтительное и серьезное отношение.
- Просите! - мягко сказал он и продолжал, подымаясь навстречу
входившему Ордове: - Очень, очень мило с вашей стороны, что вы навестили
человека, искренне расположенного к вам, помимо всяких теорий. Садитесь,
прошу вас. Ордова - генерал Лей.
Невзрачное, грустное лицо Ордовы выразило легкое замешательство.
- В этот поздний час, господин Трайян, - сказал он таким же грустным,
как и его лицо, но решительным и свободным голосом, - я пришел по
немаловажному делу к вам лично.
Генерал поклонился и разочарованно протянул руку Трайяну.
- Как лишний, я удаляюсь...
Но Трайян знаком остановил его.
- Не уходите, Лей, я не хотел бы секретов и, вообще, никакой
таинственности.
- Извините, - сказал Ордова, - я пришел с коротким, практическим
предложением, но такого рода, что намек на третье лицо был нелишним. Если
генерал Лей находится в курсе вопросов, рассмотренных в сегодняшнем
заседании и не состоит членом общества покровительства животным, - я без
задержек перейду к делу.
- Вопрос идет о животном? - спросил Трайян, рассматривая Ордову в упор.
- Однако я хотел бы избегнуть мистификации.
- Зачем? - искренно возразил Ордова, - когда можно обойтись без всякой
мистификации!
- Я и генерал Лей слушаем вас, - коротко заявил Трайян.
Гость поклонился, и все сели; тогда Ордова заговорил:
- Для скептиков, людей предвзятого мнения, людей легкомысленных и людей
искренне убежденных существует неотразимо повергающее их оружие - сила
факта. Обстановка факта, внешняя и внутренняя его сторона должны быть
наглядными и бесспорными. Могли ли бы вы, Трайян, быв очевидцем, даже
действующим лицом факта бесспорного, опровергающего нечто весьма
существенное в вашем мировоззрении, - явить мужество признанием власти
факта?
Трайян подумал и, не найдя в словах Ордовы ловушки, сказал:
- Приняв бесспорность факта существеннейшим и главнейшим условием - да,
мог бы, как ученый и человек.
- Хорошо, - продолжал Ордова, - то, что я изложу далее, не требует с
вашей стороны возражений. Вы можете просто, в худшем случае, пропустить это
мимо ушей. Внимательное изучение древних восточных авторов, подтвержденное
собственными моими опытами, привело меня к убеждению в действительном
существовании Духа живой Жизни, духовной основы всякого организма.
Естественная смерть существа никогда не бывает достаточно быстрой для того,
чтобы освобождение, или исход Духа, произвело резкое впечатление на
присутствующих; какими путями совершается это, доныне нам неизвестно, во
всяком случае, постепенное освобождение духовной энергии в сравнении с
мгновенным исхищением ее путем идеально быстрого уничтожения тела, почти
неведомого природе, - относится одно к одному так же, как взрыв пороха - к
медленному его сгоранию. Под идеально быстрым уничтожением подразумеваю я не
только предшествующий окончательной смерти полный паралич организма, как в
случаях разрыла сердца или апоплексии, а полное сокрушение, обращение в
бесформенную материю. Вам, Трайян, и вам, генерал, предлагаю я завтра в 12
часов дня быть свидетелями такой смерти, смерти сильного, здорового льва;
мой выбор я остановил на этом звере ради его сравнительно небольших
размеров, отвечающих условиям опыта, но, главным образом, в силу огромного
количества невесомой таинственной энергии или Духа, заключенного в льве, как
в носителе силы.
- Насколько я понял вас, - сказал Трайян, улыбаясь безобидно, как если
бы речь шла о сложной и умной шалости, - освобожденный дух льва будет
доступен моим физическим чувствам?! Но как и в какой мере?
- Как - не знаю, - серьезно сказал Ордова, - но, ручаюсь, в достаточно
убедительной степени. Завод Трикатура отдал в мое распоряжение
восьмисотпудовый паровой молот; молот убьет льва. Я не требую у вас участия
в расходах по опыту, так как это моя затея; прошу лишь, после составления
письменного акта о происшедшем, присоединить свою подпись.
- Согласен, - высокомерно сказал Трайян. - Лей, что вы думаете об этой
истории?
Глаза Лея блестели одушевлением и азартом.
- Я думаю... я думаю, - вскричал он, - что время до двенадцати часов
полудня покажется мне тысячелетней пыткой!
- Я жду вас, - сказал Ордова, прощаясь, затем, помолчав, прибавил: -
Довольно трудно было найти льва, и я, кажется, немного переплатил за своего
Регента. Я ухожу. Не думайте о моих словах, как о шутке или безумстве.
Он вышел; когда дверь закрылась, Трайян сел за стол, уронил голову на
руки и разразился истерическим, неудержимым, широким, страшным, гомерическим
хохотом.
- Лев!.. - бросал он в редкие секунды затишья, - под паровым молотом!..
в лепешку!.. с хвостом и гривой!.. ведь этого не выдумаешь под страхом
казни!.. О, Лей, Лей, как ни самоуверен Ордова, - все же я не ожидал
одержать победу сегодня над таким жалким, таким позорно - для меня - жалким
противником.
Лев, купленный Ордовой в зверинце Тоде, пятилетний светло-желтый самец
крупных размеров, отправился в тесной и прочной клетке к месту уничтожения
около одиннадцати часов утра. Льва звали Регент. Его сопровождал опытный
укротитель Витрам, человек, в силу профессии, привычки и вдумчивости,
любивший животных более, чем людей. Витрам ничего не знал о роковом будущем
Регента. Он провожал его за плату, по приглашению, на загородный завод
Трикатура; сидя на краю фуры автомобиля, он обращался время от времени к
Регенту с ласковыми, одобрительными словами, на что лев отвечал раскатами
короткого рева, подобного грому. Фура двигалась окольными улицами; во тьме
плотно укутанной брезентовым чехлом клетки лев раздраженно переносил
надоедливую оскорбительную тряску долгой езды, неловко прижавшись в угол,
ударяя хвостом о прутья и мгновенно воспламеняясь гневом, когда более резкие
толчки мостовой принуждали его менять положение. В таких случаях он ревел
грозно и долго, с явным намерением устрашить таинственную силу движения,
приводящую его, огненной силы, непокорное, мускулистое тело в состояние
тягостной неустойчивости. Пойманный уже взрослым, он тосковал в неволе
ровной, глухой тоской, лишенной всякого унижения, иногда отказываясь от
пищи, если случайный оттенок ее запаха терзал сердце неясными, как забытый,
но яркий сон, чувствами свободного прошлого.
- Еще немного потерпи, рыжий, - сказал Витрам, завидев через далекие
крыши построек черные башенные трубы завода, изливающие густой дым, - хотя,
разорви меня на куски, я не сумею сказать тебе, зачем твое дикое величество
переезжает в новое помещение.
Регент, зная по тону голоса, что Витрам обращается к нему, взревел на
всю улицу.
- Сбрендил, надо быть, какой-то состоятельный человек, - продолжал
Витрам, - потянуло его к зоологии, вообразил он себя римским вельможей, из
тех, что разгуливали в сопровождении гепардов и барсов, и купил нашего
Регента. Тебя, старик, посадят в саду, на видном месте, среди так знакомой
тебе тропической зелени. Вечером над фонтаном вспыхнет голубая электрическая
луна; толпа близоруких щеголей, взяв под ручку молодых женщин со старческой
душой и косметическим телом, займется снисходительной критикой твоей
внешности, хвоста, движений, лап, мускулов, гривы...
Витрам умолк; лев рявкнул.
- А чем кормят львов? - осведомился шофер.
- Твоими ближними, - сказал Витрам, и шофер, думая, что услышал очень
забавную вещь, громко захохотал. Минуту спустя, фургон проезжал мимо рынка;
запах сырого мяса заставил Регента круто метнуться в клетке, и все его
большое, тяжелое тело заныло от голода. Не зная, где мясо, так как тьма была
полной, а запах, проникая в нее, властно щекотал обоняние, - лев несколько
раз ударил лапами вниз и над головой, разыскивая обманчиво близкую пищу; но
когти его встретили пустоту, и внезапная ярость зверя развернулась таким
ревом, что на протяжении двух кварталов остановились прохожие, а Витрам
хлопнул бичом по клетке, приглашая к терпению.
Наконец, въехав в ворота, фургон остановился у закопченного кирпичного
здания, и Витрам, спрыгнув, подошел к слегка бледному, но спокойному Ордове.
Тут же стояли Трайян и генерал Лей.
- Регент приехал, - сказал Витрам, - и так как вы, кроме этого,
рассчитывали на мое искусство, - то я к вашим услугам.
Трайян, находя свое положение несколько глупым, молчал, решив ни во что
не вмешиваться, но генерал выказал живое участие к хлопотам по сниманию и
установке клетки вблизи парового молота.
Это гигантское сооружение терялось верхними частями в мраке
неосвещенного купола; из труб, слабо шипя, просачивался пахнувший железом и
нефтью пар; молот был поднят, саженная площадь наковальни тускло блестела,
подобно черной вечерней луже, огнем спущенных ламп.
Витрам еще не догадывался, в чем дело; он проворно развязывал веревки,
снимал с клетки брезент; завод пустовал, так как был праздник, и привести
молот в действие должен был сам Ордова.
- Как же, Трайян, - сказал Лей, - отнесетесь вы к антрепренеру Ордове,
если его постигнет фиаско?
- Очень просто, - хмуро заявил Трайян, смотревший на молот с
нетерпением и брезгливостью, - я ударю его по лицу за жестокость и дерзость.
Неужели вы, умный человек, ждете успеха?
- А... как сказать?! - возразил генерал с бесстыдством любопытного и
жадного к зрелищам человека. - Пожалуй, жду и хочу всем сердцем
необыкновенных вещей. Скажу вам откровенно, Трайян: хочется иногда явлений
диких, странных, редких, - случаев необъяснимых; и я буду очень разочарован,
если ничего не случится.
- Ренегат! - шутливо сказал Трайян. - Вчера вы аплодировали мне,
кажется, искренне.
- Вполне, подтверждаю это, но вчера в высоте мгновения стояли вы,
теперь же, пока что - лев.
- Посмотрите на льва, - сказал подходя Ордова, - как нравится вам это
животное?
Брезент спал. Регент стоял в клетке, устремив на людей яркие
неподвижные глаза. Его хвост двигался волнообразно и резко; могучая
отчетливая мускулатура бедер и спины казалась высеченной из рыжего камня; он
шевельнулся, и под шерстистой кожей плавно перелились мышцы; в страшной
гриве за ухом робко белела приставшая к волосам бумажка.
- Хорош, и жалко его, - серьезно сказал Трайян.
Лей молчал. Витрам хмуро смотрел на льва. Ордова подошел к молоту,
двинув рычаг для пробы двумя неполными поворотами; массивная стальная
громада, легко порхнув книзу и вверх, не коснувшись наковальни, снова
остановилась вверху, темнея в глубине купола.
- Ну, Витрам, - сказал, ласково улыбаясь, Ордова, - вы, дорогой мой,
должны, как сказано, нам помочь. Регент вас слушается?
- Бывали ослушания, сударь, но небольшие, детские, так сказать, вообще
он послушный зверь.
- Хорошо. Откройте в таком случае клетку и пригласите Регента взойти на
эту наковальню.
- Зачем? - растерянно спросил Витрам, оглядываясь вокруг с улыбкой
добродушного непонимания. - Льва на наковальню!?.
- Вот именно! Однако не теряйтесь в догадках. Здесь происходит научный
опыт. Лев будет убит молотом.
Витрам молчал. Глаза его со страхом и изумлением смотрели в глаза
Ордовы, блестевшие тихим, влажным светом непоколебимой уверенности.
- Слышишь, Регент, - сказал укротитель, - что приготовили для тебя в
этом месте?
Не понимая его, но обеспокоенный нервным тоном, лев, с мордой,
превращенной вдруг в сплошной оскал пасти, с висящими вниз клыками верхней,
грозной сморщенной челюсти, заревел глухо и злобно. Трайян отвернулся.
Витрам, дав утихнуть зверю, сказал:
- Я отказываюсь.
- Тысяча рублей, - раздельно произнес Ордова, - за исполнение
сказанного.
- Я даже не слышал, что вы сказали, - ответил Витрам, - я думал сейчас
о льве... Такого льва трудно, господа, встретить, более способного и умного
льва...
- Три тысячи, - сказал Ордова, повышая голос, - это нужно мне, Витрам,
очень, необходимо нужно.
Витрам в волнении обошел кругом клетки и закурил.
- Господа! Я человек бедный, - сказал он с мукой на лице, - но нет ли
другого способа произвести опыт? Этот слишком тяжел.
- Пять тысяч! - Ордова взял вялую руку Витрама и крепко пожал ее. -
Решайтесь, милый. Пять тысяч очень хорошие деньги.
- Соблазн велик, - пробормотал укротитель, неподдельно презирая себя,
когда, после короткого раздумья, остановился перед дверцей клетки с
револьвером и хлыстом. - Регент, на эшафот! Прости старого друга!
Ордова, прикрепив к рычагу веревку, чтобы не очутиться в опасной
близости к льву, и, обмотав конец привязи о кисть правой руки, поместился
саженях в двух от молота. Трайян, желая избегнуть всякой возможности
шарлатанства, тщательно осмотрелся. Он стал вдали от всяких предметов, машин
и нагромождений железа под электрической лампой, ровно озарявшей вокруг него
пустой, в радиусе не менее двадцати футов, усыпанный песком, каменный пол;
Лей стоял рядом с Трайяном; оба осмотрели револьверы, предупредительно
выставив их, на худой случай, дулом вперед.
Витрам, звякнув в полной тишине ожидания запорами и задвижками, открыл
клетку.
- Регент! - повелительно сказал он. - Вперед, ближе сюда, марш! - Лев
вышел решительными крутыми шагами, потягиваясь и подозрительно щурясь;
Витрам взмахнул хлыстом, отбежав к наковальне. - Сюда, сюда! - закричал он,
стуча рукояткой хлыста по отполированному железу. Регент, опустив голову,
неподвижно стоял, ленясь повторить знакомое и скучное упражнение. Приказания
укротителя становились все резче и повелительнее, он повторял их, бешено
щелкая хлыстом, тоном холодного гнева, расталкивая сопротивление льва
взглядом и угрожающими жестами; и вот, решив отделаться, наконец, от
докучного человека, Регент мягким усилием бросил свое стремительное тело на
наковальню и выпрямился, зарычав вверх, откуда смотрела на него черная
плоскость восьмисотпудовой тяжести, связанной с слабой рукой Ордовы крепкой
веревкой.
Ордова качнул рычаг в тот момент, когда Витрам отскочил, закрыв лицо
руками, чтобы не видеть разможжения Регента, и молот мигнул вниз так быстро,
что глаза зрителей едва уловили его падение. Глухой тяжкий удар огласил
здание; в тот же момент толчок шумного, полного жалобных, стонущих голосов
вихря опрокинул всех четырех людей, и, падая, каждый из них увидел высоко
мечущийся огненный образ льва, с лапами, вытянутыми для удара.
Все, кроме Ордовы, встали; затем подошли к Ордове. Кровь льва, подтекая
с наковальни, мешалась с его кровью, хлещущей из разодранного смертельно
горла; жилет был сорван, и на посинелой груди, вспахав ее дымящимися
рубцами, тянулся глубокий след львиных когтей, расплющенных секунду назад в
бесформенное ничто.
Львиный удар. Впервые - журнал "Огонек", 1916, Э 2. Печатается по изд.:
А.С.Грин. Полн. собр. соч., т. 8, Л., Мысль, 1929.
Всемирный теософический союз - вымышлен А.С.Грином. Теософия -
религиозно-мистическое учение о единении человеческой души с богом и о
возможности непосредственного общения с потусторонним миром.
Ю.Киркин
А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 3. - М.: Правда, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 апреля 2003 года
---------------------------------------------------------------------
Трайян только что вернулся с большого собрания Зурбаганской ложи
всемирного теософического союза. Блестящее выступление Трайяна против
Ордовы, сильнейшего оратора ложи, его могучий дар убеждения, основанного на
точных данных современного материализма, его отточенная ирония и невероятная
память, бросающая в связи с общим, стройным, как пламя свечи в безветрии,
мировоззрением, - тысячи непоколебимых фактов, - лишили Ордову, под конец
диспута, самообладания и твердости духа. Материализм, в лице Трайяна,
получил, кроме шумных оваций, несколько десятков новообращенных, а Трайян,
приехав домой, надел халат, сел поудобнее к железному, художественной работы
камину, и красный трепет огня отразился в зрачках его веселых глаз, накрытых
черными, крутыми и тонкими, как у красивых женщин, бровями.
Хотя Ордова не появлялся еще в нашем рассказе видимым и говорящим
лицом, интересно все-таки отметить разницу в наружности противников, а
наружность - в контрасте с их убеждениями. Знаменитый ученый-материалист
Трайян обладал внешностью модного, балованного художника, в ее, так сказать,
банальной транскрипции: пышный галстук, волосы черные и длинные, пышные, как
и холеная борода; безукоризненной чистоты профиль, белая кожа; синий
бархатный пиджак - впечатление одухотворенной изысканности; идеалист Ордова
коротко стригся, лицом был некрасив и невзрачен и одевался в скверном
магазине скверного готового платья. Странное заключение можно было бы
сделать отсюда! Однако рассказ наш лежит не в шутке, и сравнение упомянутых
лиц с ошибочно перепутанными масками - все, что мы можем себе позволить по
этому поводу.
В кабинете, кроме Трайяна, сидел приехавший с ним генерал Лей, живой,
ловкий и любезный старик, настоящий боевой человек, знающий смерть и раны...
Леи был поклонником сражений, драки и состязаний вообще, неизменно
оставаясь, когда это не касалось патриотизма, сторонником победителя; бой
петухов, тарантулов, быков, бой - диспут ученых - серьезно, увлекательно
волновали Лея; он принимал жизнь только в борьбе и лакомством считал
поединки.
- Мне кажется, Ордова чувствует себя плохо, - сказал Лей, - и я менее
всего хотел бы быть на его месте.
- Он все-таки убежденный человек, - заметил Трайян, - и я, если хотите,
заставил его только молчать. Не он побежден сегодня, а его идейный
авторитет.
- Ордова обезоружен.
- Да, я обезоружил его, но не покорил, что, впрочем, мне совершенно не
нужно.
- Ордова крупный противник, - сказал Лей, - так как стоит на приятной,
практически, для масс, точке зрения. "Я умираю, но я же и остаюсь", - какие
великолепные перспективы!
- Он слабый противник, - возразил Трайян, - его заключения произвольны,
аргументация беспорядочна и, так сказать, экзотична; эрудиция, обнимающая
небольшое количество старинных, более поэтических чем научных книг, достойна
всякого сожаления. "Организм умирает, дух остается!" - вот все: вера,
выраженная восклицанием; соответственно настроенные умы, конечно, предпочтут
этот выкрик данным науки. Однако, таких меньшинство, в чем я и убедил вас
сегодняшним выступлением.
- Господин Ордова просит разрешения видеть вас! - сказал, появляясь в
дверях, лакей.
Собеседники переглянулись; Трайян усмехнулся, пожав плечами. Лей
просиял от любопытства и нетерпения. Несколько мгновений Трайян молчал,
обдумывая тон встречи, пока ему не показалось более уместным, как
победителю, почтительное и серьезное отношение.
- Просите! - мягко сказал он и продолжал, подымаясь навстречу
входившему Ордове: - Очень, очень мило с вашей стороны, что вы навестили
человека, искренне расположенного к вам, помимо всяких теорий. Садитесь,
прошу вас. Ордова - генерал Лей.
Невзрачное, грустное лицо Ордовы выразило легкое замешательство.
- В этот поздний час, господин Трайян, - сказал он таким же грустным,
как и его лицо, но решительным и свободным голосом, - я пришел по
немаловажному делу к вам лично.
Генерал поклонился и разочарованно протянул руку Трайяну.
- Как лишний, я удаляюсь...
Но Трайян знаком остановил его.
- Не уходите, Лей, я не хотел бы секретов и, вообще, никакой
таинственности.
- Извините, - сказал Ордова, - я пришел с коротким, практическим
предложением, но такого рода, что намек на третье лицо был нелишним. Если
генерал Лей находится в курсе вопросов, рассмотренных в сегодняшнем
заседании и не состоит членом общества покровительства животным, - я без
задержек перейду к делу.
- Вопрос идет о животном? - спросил Трайян, рассматривая Ордову в упор.
- Однако я хотел бы избегнуть мистификации.
- Зачем? - искренно возразил Ордова, - когда можно обойтись без всякой
мистификации!
- Я и генерал Лей слушаем вас, - коротко заявил Трайян.
Гость поклонился, и все сели; тогда Ордова заговорил:
- Для скептиков, людей предвзятого мнения, людей легкомысленных и людей
искренне убежденных существует неотразимо повергающее их оружие - сила
факта. Обстановка факта, внешняя и внутренняя его сторона должны быть
наглядными и бесспорными. Могли ли бы вы, Трайян, быв очевидцем, даже
действующим лицом факта бесспорного, опровергающего нечто весьма
существенное в вашем мировоззрении, - явить мужество признанием власти
факта?
Трайян подумал и, не найдя в словах Ордовы ловушки, сказал:
- Приняв бесспорность факта существеннейшим и главнейшим условием - да,
мог бы, как ученый и человек.
- Хорошо, - продолжал Ордова, - то, что я изложу далее, не требует с
вашей стороны возражений. Вы можете просто, в худшем случае, пропустить это
мимо ушей. Внимательное изучение древних восточных авторов, подтвержденное
собственными моими опытами, привело меня к убеждению в действительном
существовании Духа живой Жизни, духовной основы всякого организма.
Естественная смерть существа никогда не бывает достаточно быстрой для того,
чтобы освобождение, или исход Духа, произвело резкое впечатление на
присутствующих; какими путями совершается это, доныне нам неизвестно, во
всяком случае, постепенное освобождение духовной энергии в сравнении с
мгновенным исхищением ее путем идеально быстрого уничтожения тела, почти
неведомого природе, - относится одно к одному так же, как взрыв пороха - к
медленному его сгоранию. Под идеально быстрым уничтожением подразумеваю я не
только предшествующий окончательной смерти полный паралич организма, как в
случаях разрыла сердца или апоплексии, а полное сокрушение, обращение в
бесформенную материю. Вам, Трайян, и вам, генерал, предлагаю я завтра в 12
часов дня быть свидетелями такой смерти, смерти сильного, здорового льва;
мой выбор я остановил на этом звере ради его сравнительно небольших
размеров, отвечающих условиям опыта, но, главным образом, в силу огромного
количества невесомой таинственной энергии или Духа, заключенного в льве, как
в носителе силы.
- Насколько я понял вас, - сказал Трайян, улыбаясь безобидно, как если
бы речь шла о сложной и умной шалости, - освобожденный дух льва будет
доступен моим физическим чувствам?! Но как и в какой мере?
- Как - не знаю, - серьезно сказал Ордова, - но, ручаюсь, в достаточно
убедительной степени. Завод Трикатура отдал в мое распоряжение
восьмисотпудовый паровой молот; молот убьет льва. Я не требую у вас участия
в расходах по опыту, так как это моя затея; прошу лишь, после составления
письменного акта о происшедшем, присоединить свою подпись.
- Согласен, - высокомерно сказал Трайян. - Лей, что вы думаете об этой
истории?
Глаза Лея блестели одушевлением и азартом.
- Я думаю... я думаю, - вскричал он, - что время до двенадцати часов
полудня покажется мне тысячелетней пыткой!
- Я жду вас, - сказал Ордова, прощаясь, затем, помолчав, прибавил: -
Довольно трудно было найти льва, и я, кажется, немного переплатил за своего
Регента. Я ухожу. Не думайте о моих словах, как о шутке или безумстве.
Он вышел; когда дверь закрылась, Трайян сел за стол, уронил голову на
руки и разразился истерическим, неудержимым, широким, страшным, гомерическим
хохотом.
- Лев!.. - бросал он в редкие секунды затишья, - под паровым молотом!..
в лепешку!.. с хвостом и гривой!.. ведь этого не выдумаешь под страхом
казни!.. О, Лей, Лей, как ни самоуверен Ордова, - все же я не ожидал
одержать победу сегодня над таким жалким, таким позорно - для меня - жалким
противником.
Лев, купленный Ордовой в зверинце Тоде, пятилетний светло-желтый самец
крупных размеров, отправился в тесной и прочной клетке к месту уничтожения
около одиннадцати часов утра. Льва звали Регент. Его сопровождал опытный
укротитель Витрам, человек, в силу профессии, привычки и вдумчивости,
любивший животных более, чем людей. Витрам ничего не знал о роковом будущем
Регента. Он провожал его за плату, по приглашению, на загородный завод
Трикатура; сидя на краю фуры автомобиля, он обращался время от времени к
Регенту с ласковыми, одобрительными словами, на что лев отвечал раскатами
короткого рева, подобного грому. Фура двигалась окольными улицами; во тьме
плотно укутанной брезентовым чехлом клетки лев раздраженно переносил
надоедливую оскорбительную тряску долгой езды, неловко прижавшись в угол,
ударяя хвостом о прутья и мгновенно воспламеняясь гневом, когда более резкие
толчки мостовой принуждали его менять положение. В таких случаях он ревел
грозно и долго, с явным намерением устрашить таинственную силу движения,
приводящую его, огненной силы, непокорное, мускулистое тело в состояние
тягостной неустойчивости. Пойманный уже взрослым, он тосковал в неволе
ровной, глухой тоской, лишенной всякого унижения, иногда отказываясь от
пищи, если случайный оттенок ее запаха терзал сердце неясными, как забытый,
но яркий сон, чувствами свободного прошлого.
- Еще немного потерпи, рыжий, - сказал Витрам, завидев через далекие
крыши построек черные башенные трубы завода, изливающие густой дым, - хотя,
разорви меня на куски, я не сумею сказать тебе, зачем твое дикое величество
переезжает в новое помещение.
Регент, зная по тону голоса, что Витрам обращается к нему, взревел на
всю улицу.
- Сбрендил, надо быть, какой-то состоятельный человек, - продолжал
Витрам, - потянуло его к зоологии, вообразил он себя римским вельможей, из
тех, что разгуливали в сопровождении гепардов и барсов, и купил нашего
Регента. Тебя, старик, посадят в саду, на видном месте, среди так знакомой
тебе тропической зелени. Вечером над фонтаном вспыхнет голубая электрическая
луна; толпа близоруких щеголей, взяв под ручку молодых женщин со старческой
душой и косметическим телом, займется снисходительной критикой твоей
внешности, хвоста, движений, лап, мускулов, гривы...
Витрам умолк; лев рявкнул.
- А чем кормят львов? - осведомился шофер.
- Твоими ближними, - сказал Витрам, и шофер, думая, что услышал очень
забавную вещь, громко захохотал. Минуту спустя, фургон проезжал мимо рынка;
запах сырого мяса заставил Регента круто метнуться в клетке, и все его
большое, тяжелое тело заныло от голода. Не зная, где мясо, так как тьма была
полной, а запах, проникая в нее, властно щекотал обоняние, - лев несколько
раз ударил лапами вниз и над головой, разыскивая обманчиво близкую пищу; но
когти его встретили пустоту, и внезапная ярость зверя развернулась таким
ревом, что на протяжении двух кварталов остановились прохожие, а Витрам
хлопнул бичом по клетке, приглашая к терпению.
Наконец, въехав в ворота, фургон остановился у закопченного кирпичного
здания, и Витрам, спрыгнув, подошел к слегка бледному, но спокойному Ордове.
Тут же стояли Трайян и генерал Лей.
- Регент приехал, - сказал Витрам, - и так как вы, кроме этого,
рассчитывали на мое искусство, - то я к вашим услугам.
Трайян, находя свое положение несколько глупым, молчал, решив ни во что
не вмешиваться, но генерал выказал живое участие к хлопотам по сниманию и
установке клетки вблизи парового молота.
Это гигантское сооружение терялось верхними частями в мраке
неосвещенного купола; из труб, слабо шипя, просачивался пахнувший железом и
нефтью пар; молот был поднят, саженная площадь наковальни тускло блестела,
подобно черной вечерней луже, огнем спущенных ламп.
Витрам еще не догадывался, в чем дело; он проворно развязывал веревки,
снимал с клетки брезент; завод пустовал, так как был праздник, и привести
молот в действие должен был сам Ордова.
- Как же, Трайян, - сказал Лей, - отнесетесь вы к антрепренеру Ордове,
если его постигнет фиаско?
- Очень просто, - хмуро заявил Трайян, смотревший на молот с
нетерпением и брезгливостью, - я ударю его по лицу за жестокость и дерзость.
Неужели вы, умный человек, ждете успеха?
- А... как сказать?! - возразил генерал с бесстыдством любопытного и
жадного к зрелищам человека. - Пожалуй, жду и хочу всем сердцем
необыкновенных вещей. Скажу вам откровенно, Трайян: хочется иногда явлений
диких, странных, редких, - случаев необъяснимых; и я буду очень разочарован,
если ничего не случится.
- Ренегат! - шутливо сказал Трайян. - Вчера вы аплодировали мне,
кажется, искренне.
- Вполне, подтверждаю это, но вчера в высоте мгновения стояли вы,
теперь же, пока что - лев.
- Посмотрите на льва, - сказал подходя Ордова, - как нравится вам это
животное?
Брезент спал. Регент стоял в клетке, устремив на людей яркие
неподвижные глаза. Его хвост двигался волнообразно и резко; могучая
отчетливая мускулатура бедер и спины казалась высеченной из рыжего камня; он
шевельнулся, и под шерстистой кожей плавно перелились мышцы; в страшной
гриве за ухом робко белела приставшая к волосам бумажка.
- Хорош, и жалко его, - серьезно сказал Трайян.
Лей молчал. Витрам хмуро смотрел на льва. Ордова подошел к молоту,
двинув рычаг для пробы двумя неполными поворотами; массивная стальная
громада, легко порхнув книзу и вверх, не коснувшись наковальни, снова
остановилась вверху, темнея в глубине купола.
- Ну, Витрам, - сказал, ласково улыбаясь, Ордова, - вы, дорогой мой,
должны, как сказано, нам помочь. Регент вас слушается?
- Бывали ослушания, сударь, но небольшие, детские, так сказать, вообще
он послушный зверь.
- Хорошо. Откройте в таком случае клетку и пригласите Регента взойти на
эту наковальню.
- Зачем? - растерянно спросил Витрам, оглядываясь вокруг с улыбкой
добродушного непонимания. - Льва на наковальню!?.
- Вот именно! Однако не теряйтесь в догадках. Здесь происходит научный
опыт. Лев будет убит молотом.
Витрам молчал. Глаза его со страхом и изумлением смотрели в глаза
Ордовы, блестевшие тихим, влажным светом непоколебимой уверенности.
- Слышишь, Регент, - сказал укротитель, - что приготовили для тебя в
этом месте?
Не понимая его, но обеспокоенный нервным тоном, лев, с мордой,
превращенной вдруг в сплошной оскал пасти, с висящими вниз клыками верхней,
грозной сморщенной челюсти, заревел глухо и злобно. Трайян отвернулся.
Витрам, дав утихнуть зверю, сказал:
- Я отказываюсь.
- Тысяча рублей, - раздельно произнес Ордова, - за исполнение
сказанного.
- Я даже не слышал, что вы сказали, - ответил Витрам, - я думал сейчас
о льве... Такого льва трудно, господа, встретить, более способного и умного
льва...
- Три тысячи, - сказал Ордова, повышая голос, - это нужно мне, Витрам,
очень, необходимо нужно.
Витрам в волнении обошел кругом клетки и закурил.
- Господа! Я человек бедный, - сказал он с мукой на лице, - но нет ли
другого способа произвести опыт? Этот слишком тяжел.
- Пять тысяч! - Ордова взял вялую руку Витрама и крепко пожал ее. -
Решайтесь, милый. Пять тысяч очень хорошие деньги.
- Соблазн велик, - пробормотал укротитель, неподдельно презирая себя,
когда, после короткого раздумья, остановился перед дверцей клетки с
револьвером и хлыстом. - Регент, на эшафот! Прости старого друга!
Ордова, прикрепив к рычагу веревку, чтобы не очутиться в опасной
близости к льву, и, обмотав конец привязи о кисть правой руки, поместился
саженях в двух от молота. Трайян, желая избегнуть всякой возможности
шарлатанства, тщательно осмотрелся. Он стал вдали от всяких предметов, машин
и нагромождений железа под электрической лампой, ровно озарявшей вокруг него
пустой, в радиусе не менее двадцати футов, усыпанный песком, каменный пол;
Лей стоял рядом с Трайяном; оба осмотрели револьверы, предупредительно
выставив их, на худой случай, дулом вперед.
Витрам, звякнув в полной тишине ожидания запорами и задвижками, открыл
клетку.
- Регент! - повелительно сказал он. - Вперед, ближе сюда, марш! - Лев
вышел решительными крутыми шагами, потягиваясь и подозрительно щурясь;
Витрам взмахнул хлыстом, отбежав к наковальне. - Сюда, сюда! - закричал он,
стуча рукояткой хлыста по отполированному железу. Регент, опустив голову,
неподвижно стоял, ленясь повторить знакомое и скучное упражнение. Приказания
укротителя становились все резче и повелительнее, он повторял их, бешено
щелкая хлыстом, тоном холодного гнева, расталкивая сопротивление льва
взглядом и угрожающими жестами; и вот, решив отделаться, наконец, от
докучного человека, Регент мягким усилием бросил свое стремительное тело на
наковальню и выпрямился, зарычав вверх, откуда смотрела на него черная
плоскость восьмисотпудовой тяжести, связанной с слабой рукой Ордовы крепкой
веревкой.
Ордова качнул рычаг в тот момент, когда Витрам отскочил, закрыв лицо
руками, чтобы не видеть разможжения Регента, и молот мигнул вниз так быстро,
что глаза зрителей едва уловили его падение. Глухой тяжкий удар огласил
здание; в тот же момент толчок шумного, полного жалобных, стонущих голосов
вихря опрокинул всех четырех людей, и, падая, каждый из них увидел высоко
мечущийся огненный образ льва, с лапами, вытянутыми для удара.
Все, кроме Ордовы, встали; затем подошли к Ордове. Кровь льва, подтекая
с наковальни, мешалась с его кровью, хлещущей из разодранного смертельно
горла; жилет был сорван, и на посинелой груди, вспахав ее дымящимися
рубцами, тянулся глубокий след львиных когтей, расплющенных секунду назад в
бесформенное ничто.
Львиный удар. Впервые - журнал "Огонек", 1916, Э 2. Печатается по изд.:
А.С.Грин. Полн. собр. соч., т. 8, Л., Мысль, 1929.
Всемирный теософический союз - вымышлен А.С.Грином. Теософия -
религиозно-мистическое учение о единении человеческой души с богом и о
возможности непосредственного общения с потусторонним миром.
Ю.Киркин