Хемингуэй Эрнест

Там, где светло и чисто


   Эрнест Хемингуэй
   Там, где светло и чисто
   Был поздний час, и никого не осталось в кафе, кроме одного старика - он сидел в тени дерева, которую отбрасывала листва, освещенная электрическим светом. В дневное время на улице было пыльно, но к ночи роса прибивала пыль, и старику нравилось сидеть допоздна, потому что он был глух, а по ночам было тихо, и он это ясно чувствовал. Оба официанта в кафе знали, что старик подвыпил, и хоть он и хороший гость, но если он слишком много выпьет, то уйдет, не заплатив; потому они и следили за ним.
   - На прошлой недели он пытался покончить с собой, - сказал один.
   - Почему?
   - Впал в отчаяние.
   - От чего?
   - Ни от чего.
   - А откуда ты знаешь, что ни от чего?
   - У него же уйма денег.
   Оба официанта сидели за столиком у стены возле самой двери и смотрели на террасу, где все столики были пусты, кроме одного, за которым сидел старик в тени дерева, листья которого слегка покачивались на ветру. Солдат и девушка прошли по улице. Свет уличного фонаря блеснул на медных цифрах у него на воротнике. Девушка шла с непокрытой головой и спешила, чтобы не отстать.
   - Патруль заберет его, - сказал официант.
   - Какая ему разница, он своего добился.
   - Ему бы сейчас лучше с этой улицы уйти. Прямо на патруль наскочит. И пяти минут нет, как прошли.
   Старик, что сидел в тени, постучал рюмкой о блюдце. Официант помоложе вышел к нему.
   - Вам чего?
   Старик посмотрел на него.
   - Еще бренди, - сказал он.
   - Вы будете пьяны, - сказал официант. Старик смотрел на него. Официант ушел.
   - Всю ночь просидит, - сказал он другому. - Я совсем не сплю. Раньше трех никогда не ляжешь. Лучше бы помер на прошлой неделе.
   Официант взял со стойки бутылку бренди и чистый стакан и направился к столику, где сидел старик. Н поставил стакан и налил его до краев.
   - Ну, что бы вам помереть на прошлой неделе, - сказал он глухому. Старик пошевелил пальцем.
   - Добавьте еще, - сказал он.
   Официант долил в рюмку еще столько, что бренди потек через край, по стакану, прямо в самый верхний из тех, что скопились перед стариком.
   - Благодарю, - сказал старик.
   Официант унес бутылку обратно в кафе и снова сел за столик у двери.
   - Он уже пьян, - сказал он.
   - Он каждую ночь пьян.
   - Зачем ему было на себя руки накладывать?
   - Откуда я знаю.
   - А как он это сделал?
   - Повесился на веревке.
   - Кто ж его из петли вынул?
   - Племянница.
   - И зачем же это она?
   - За его душу испугалась.
   - А сколько у него денег?
   - Уйма.
   - Ему, должно быть, лет восемьдесят.
   - Я бы меньше не дал.
   - Шел бы он домой. Раньше трех никогда не ляжешь. Разве это дело?
   - Нравится ему, вот и сидит.
   - Скучно ему одному. А я не один - меня жена в постели ждет.
   - И у него когда-то жена была.
   - Теперь ему жена и к чему.
   - Ну, не скажи. С женой ему, может быть, лучше было бы.
   - За ним племянница ходит.
   - Знаю. Ты ведь сказал - это она его из петли.
   - Не хотел бы я дожить до его лет. Противные эти старики.
   - Не всегда. Он старик аккуратный. Пьет, ни капли не прольет. Даже сейчас, когда пьяный. Посмотри.
   - Не хочу и смотреть на него. Скорей бы домой шел. Никакого ему дела нет до тех, кому работать приходится.
   Старик перевел взгляд с рюмки на другую сторону площадки, потом - на официантов.
   - Еще бренди, - сказал он, показывая на рюмку. Тот официант, который спешил домой, вышел к нему.
   - Конец, - сказал он так, как говорят люди неумные с пьяными или иностранцами. - На сегодня ни одной больше. Закрываемся.
   - Еще одну, - сказал старик.
   - Нет, кончено.
   Официант вытер край столика полотенцем и покачал головой.
   Старик встал, не спеша сосчитал стаканы. Вынул из кармана кожаный кошелек и заплатил за коньяк, оставив полпесеты на чай.
   Официант смотрел ему вслед. Старик был очень сгорблен, шел неуверенно. Но с достоинством.
   - Почему ты не дал ему еще посидеть или выпить? - спросил официант, тот, что не спешил домой. Они стали закрывать ставни. - Ведь еще и половины третьего нет.
   - Я хочу домой, спать.
   - Ну, что значит один час.
   - Для меня - больше, чем для него.
   - Час для всех - час.
   - Ты и сам, как старик, рассуждаешь. Может, купишь себе бутылку и выпьешь дома.
   - Это совсем другое дела.
   - Да, это верно, - согласился женатый. Он не хотел быть несправедливый. Просто он очень спешил.
   - А ты? Не боишься прийти домой раньше обычного?
   - Ты что, оскорбить меня хочешь?
   - Нет, друг, просто шучу.
   - Нет, - сказал тот, который спешил. Он запер внизу ставню и выпрямился. - Доверие. Полное доверие.
   - У тебя и молодость, и доверие, и работа есть, - сказал официант постарше. - Что еще человеку надо.
   - А тебе чего не хватает?
   - А у меня всего только работа.
   - У тебя все то же, что и у меня.
   - Нет. Доверия у меня никогда не было, а молодость прошла.
   - Ну, чего стоишь? Перестань говорить глупости, давай запирать.
   - А я вот люблю засиживаться в кафе, - сказал официант постарше. - Я из тех, кто не спешит в постель. Из тех, кому ночью нужен свет.
   - Я хочу домой, спать.
   - Разные мы люди, - сказал официант постарше. Он уже оделся, чтобы уходить. - дело вовсе не в молодости и доверии, хоть и то и другое чудесно. Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-нибудь оно очень нужно.
   - Ну что ты, ведь кабаки всю ночь открыты.
   - Не понимаешь ты ничего. Здесь, в кафе. Чисто и опрятно. Свет яркий. Свет - это большое дело, а тут вот еще и тень от дерева.
   - Спокойной ночи, - сказал официант помоложе.
   - Спокойной ночи, сказал другой.
   Выключая электрический свет, он продолжал разговор с самим собой. Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и опрятно. Музыка ни к чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше пойти некуда. А чего ему бояться? Да не в страхе дело, не в боязни! Ничто - и оно ему так знакомо. Все - ничто, да и сам человек ничто. Вот в чем дело, и ничего, кроме света не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что все это ничто и снова ничто, ничто и снова ничто. Отче ничто, да святится ничто твое, да приидет ничто твое, да будет ничто твое, яко в ничто и в ничто. Ничто и снова ничто.
   Он усмехнулся и остановился возле бара с блестящим титаном для кофе.
   - Что вам? - спросил бармен.
   - Ничто.
   - Еще один ненормальный, - сказал бармен и отвернулся.
   - Маленькую чашечку, - сказал официант. Бармен налил ему кофе.
   - Свет яркий, приятный, а вот стойка не начищена, - сказал официант.
   - Бармен посмотрел на него, но ничего не ответил. Был слишком поздний час для разговоров.
   - Еще одну? - спросил он.
   - Нет, благодарю вас, - сказал официант и вышел.
   Он не любил баров и погребков. Чистое, ярко освященное кафе - совсем другое дело. Теперь, ни о чем больше не думая, он пойдет домой, в свою комнату. Ляжет в постель и на рассвете наконец уснет. В конце концов, сказал он сам себе, может быть, это просто бессонница. Со многими бывает.