Хейнз Дороти
Предсказывающая смерть
Дороти Хейнз
ПРЕДСКАЗЫВАЮЩАЯ СМЕРТЬ
Перевод с англ. А. Сыровой
В мире осталось только три цвета: пурпур мягких ночных облаков, желтизна полосок на западном небе и зелень реки, темная зелень. Как будто все русло было заполнено битыми бутылками. Вода спокойно поворачивала на излучину, неподвижная черная жидкость. И в том месте, где река становилась шире, набегающий ветер взбивал ее гладь небольшими волнами.
Девочка еле передвигала ноги, спотыкаясь о гальку, которой был усыпан берег. Она думала о ферме, оставшейся позади, как раз за последним пригорком поросшей вереском местности. Ей приходилось преодолевать расстояние в три мили до работы утром и три - поздно ночью, когда она возвращалась с фермы в Нокхэлоу. Хозяева всегда задерживали ее там допоздна, заставляли чистить и таскать что-то и опять чистить. Так что, когда она добиралась до дому, почти всегда было темно. Зимой, когда снег лежал толстым ковром и по нему было трудно идти, она навещала родных только один раз в две недели.
Лежа в постели в Нокхэлоу, слушая, как завывает ветер, и ощущая всем своим телом сквозняки, дующие из всех щелей и углов, она тряслась от холода и вспоминала свою теплую постель, сестру, с которой она делила одеяло и подушку, и огонь, оставленный на ночь, отбрасывающий красные сполохи на шершавые стены.
Летом, когда Джинни билась во сне, а за стенкой кашлял Иэн, стараясь приглушить кашель одеялом, ей хотелось побыть одной, чтобы свободно дышать. Она жила в постоянном противоречии, в каких-то мечтах и грезах о другом, но не осуществляла их, потому что не знала, чего хотела. В конце рабочего дня ее единственной мыслью было поскорее вернуться домой, посидеть спокойно, ничего не делая.
Вереск постепенно приобрел серый оттенок, деревья за рекой стояли, как вырезанные из черной бумаги, приклеенной к небу, а летучие мыши трепетали в ночном воздухе. В сумерках все звуки обретали удивительную новую жизнь. Они длились долго, бесконечно долго и достигали ушей так же явственно, как звон колокольчика в пустой комнате. Девочка остановилась, прислушиваясь к ночным шорохам. Птица вспорхнула со стоящего неподалеку дерева, ее надрывный крик улетел вслед за ней; что-то как будто метнулось в кустах с грохотом падающего камня, потом все стихло. Откуда-то издалека, со стороны, обращенной к воде, донесся странный звук, напоминающий плеск воды при полоскании белья в реке. Он был слышен, несмотря на шум течения. Клокотание и булькание воды в реке не могло заглушить его. На некоторое время он прекращался, чтобы возобновиться вновь. Должно быть, это мать стирает что-то для Иэна. Когда он много кашлял и отхаркивал кровь в банку, стоявшую у изголовья, белье его становилось мокрым от пота, и мать ходила на берег, так как в доме не было воды. Она полоскала белье и оставляла его на улице для просушки.
Плеск становился все слышнее, потом прекратился, когда Мэри подбежала поближе, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть.
- Мама! - позвала она. - Тебе помочь?
Женщина не ответила. Она низко склонилась над водой, проворно работая руками, - мутное белое пятно в серых сумерках. Ее белый халат доходил до щиколоток, и одежда, которую она стирала, покрывала прибрежную воду белыми облаками. Впечатление было такое, будто она внезапно поднялась с постели-и полусонная поспешила сюда, ступая, в состоянии отрешенности, по чертополоху и камням. Она оттирала какие-то пятна и полоскала, при этом брызгала и плескала водой, потом распрямлялась, поднимая струящееся полотно вытянутыми руками, отжимая его, встряхивая и вновь погружая в воду.
Неожиданно, встревоженная, она оглянулась через плечо, и Мэри увидела, что это вовсе не мать. Это была женщина невысокого роста, с морщинистым неприветливым лицом и маленькими ужасающего вида ногами, вцепившимися в землю, босыми и перепончатыми, как у утки.
Девочка попятилась назад, слишком напуганная, чтобы сказать что-нибудь. Еще шаг назад, и она побежала, спотыкаясь о камни, оглядываясь, не преследует ли ее это безобразное существо. Ноги у нее стали мокрыми, покрытыми каплями брызг, будто прачка замахнулась своим бельем, чтобы с размаху шлепнуть ее. Она не видела ничего, только белую тень, стоящую совершенно неподвижно и уставившуюся на нее.
На кухне мать подогревала молоко на огне. Тихая и спокойная, с волосами, струящимися по спине, она поставила чашку и блюдце на стол и приложила палец к губам.
- Джинни спит, - сказала она. - Не разбуди ее.
- Мама, мама...
- Потише, хорошо? Что такое? Что-то случилось в Нокхэлоу?
- Нет, нет, мама. Там женщина стирает - она мне не понравилась. Ты бы только видела, как она пристально на меня смотрела, и это ее ужасное лицо...
- Мэри! Она говорила что-нибудь? Она говорила...
- Нет, но она подошла бы ко мне, если бы я не убежала.
- А ты говорила, спрашивала ее о чем-нибудь?
- Я только сказала: "Мама!" Я думала, что это ты стираешь белье для Иэна. Потом она повернулась...
- Что она стирала, Мэри? Скажи ради Бога! Ты видела?
- Что-то белое - я не знаю, что именно. Мне оно не понравилось. Мама, а что произошло? Я сделала что-то неправильно?
- Бог нам поможет, дитя мое. Ты разбудишь брата. Ему не надо знать об этом. Мэри, это была Бин-Них, Предсказывающая Смерть. Она стирает саваны для умирающих. Да благословит Бог твои легкие ноги. Она не догнала тебя, Мэри, иначе она искалечила бы тебя на всю жизнь. Был такой Донал Фергус. Так вот, она настигла его и стукнула по бедру мокрым саваном. С тех пор он не может ходить.
- Чей же это саван...
- Кто-то вскоре должен умереть. О, пресвятая дева Мария, ведь сегодня после завтрака ему стало хуже. Три чашки крови... и он так ослабел после последнего кровотечения...
- Иэн?
- Да. Она бы тебе сказала, если бы ты подкралась потихоньку и схватила ее за руку. Она должна была бы ответить, лишь бы ты успела первой ухватиться за нее - но рисковать не стоило. Это для Иэна она стирает саван.
- Но какое она имеет право! Почему она приходит к людям, чтобы сообщить им о смерти? Какое право имеет она - готовить для него саван, когда он ему еще не нужен...
- Тихо, детка, успокойся. Она дает нам время подготовиться. Она ведь тоже по-своему несчастна - стирает такие вещи всю ночь напролет. И всегда в одиночестве. Даже Бог иногда должен испытывать жалость к подобным созданиям.
Утром она не пошла на работу. Она до смерти напугалась Вин-Них и боялась выйти из дома. Пусть негодует повар на кухне в Нокхэлоу, пусть горничная сама справляется с тем, что полагается прислуге. Она останется здесь, пока не уйдет смерть и тело ее брата не вынесут за порог дома.
- Что случилось с Мэри? - спросил Иэн. Он лежал, откинувшись на подушки. Он был бледен, но черты его лица были необыкновенно красивы, что редко бывает у мужчин. .
- Она неважно чувствовала себя ночью, - ответила ему мать. - Пусть побудет дома денек-другой.
- Бедная мама! - Губы его скривились, он пытался сдерживать кашель. - В доме все время кто-нибудь болеет. Ну, не беспокойся. Мне сегодня получше. Совсем скоро я снова смогу ходить на реку рыбачить.
Женщина отвернулась, и он увидел ее слезы. Он всегда был уверен, что поправится, постоянно говорил о реке, где серебристый лосось выпрыгивает на солнце из воды и она расходится большими кругами, когда рыба с брызгами падает обратно.
Жаркое полуденное солнце согрело воздух и землю. Иэна вынесли на улицу и посадили в дверях, а Мэри села возле него, молчаливая. Он удивлялся, почему она ни о чем с ним не поговорит. Она почувствовала, что не может оставить его ни на минуту, что должна провести с ним как можно больше времени, и только боялась, как бы неосторожное слово не сорвалось с ее губ.
Река извивалась вдалеке голубой лентой, сверкающей в лучах солнца, и неровная торфянистая местность, поросшая вереском, то опускалась, то поднималась желтыми и коричневыми выступами. Яркое солнце нещадно палило землю.
Их мать была занята по дому, а Джинни ей помогала. И только девочка и ее брат отдыхали. Они сидели, разморенные жарой, молча наблюдая, как вибрирует раскаленный воздух. Он устал от этого марева, она - от напряжения и страха за него.
Вспоминая о смерти отца, она попыталась представить, что будет для нее означать потеря Иэна. В доме будет мрачно и уныло. А потом, когда все будет позади, на некоторое время наступит апатия. Надо будет покупать черную одежду, платья, гроб, а еще похороны: отвезти гроб на лошадях к кладбищу стоило больших денег. А потом соберутся соседи, ближние и дальние, будут есть и пить.
После похорон в доме станет немного просторнее. Никто не будет будить кашлем по ночам, не будет этих банок с кровянистыми выделениями.
Она думала обо всем этом, сидя рядом с ним, и не могла этому поверить, потому что подобное происходит только в мрачных снах и разных историях. Тем не менее она никогда не подвергала сомнению то, что говорила мать. Вполне возможно, что она действительно видела эту прачку с перепончатыми ногами (она не сомневалась в этом), вполне возможно, что предсказание сбудется. Ей даже не приходило в голову, что та женщина могла стирать саван еще для кого-нибудь, кроме Иэна. Это не могла быть Джинна, которая здорова и вполне. могла выполнять работу, посильную женщине; это также не могла быть и мать, которую можно было увидеть лежащей в постели, толь-' ко когда на свет появлялись дети; не могло быть речи о ней самой, ведь такое не случается вот так просто. Нет, конечно, смерть ожидала Иэна. И хотя было очень жестоко говорить ему об этом, но не хотелось брать на душу смертный грех: позволить ему умереть, не подготовившись к этому.
Но прошло два дня, а Иэн не умирал. По утрам небо было голубым, слегка подернутым дымкой. Солнце постепенно поднималось все выше, и вот уже наползала невыносимая жара и отдавалась тяжестью в голове. Высохший вереск шуршал под ногами, цветы поблекли и стали сухими, камни накалились под жгучими лучами. Казалось, только чертополох буйствует, выбрасывая вверх крепкие, зелено-серебристые колосья.
Миновала вторая ночь, а на третий день Иэну стало совсем хорошо - лучше, чем многие месяцы до этого. Возможно, он и в самом деле однажды умрет от своей болезни, но когда? Случится ли это через год, или месяц, или неделю? Так как умереть должны все, Бин-Них предсказывает только ту смерть, которая должна прийти вскорости. Возможно, это был вовсе не его саван. Тогда чей?
Работа на маленькой ферме осталась недоделанной. Да и кто же будет о ней думать, когда в дом стучится смерть? Джинни не знала, чем обеспокоены старшие, но и она не работала, видя, что они ничего не делают. Правда, они вымыли и вычистили все в доме, готовясь к похоронам, но сделали это довольно быстро, и теперь работы по дому не хватало на три пары рук. Иэн ничего не замечал. Углубившись в книгу, утонув в море событий, он забыл обо всем, ни на что не обращал внимание. Время тянулось, как черепаха, казалось, жизнь застыла в ожидании смерти, которая должна была освободить их от этого томительного ожидания.
На третью ночь ничто не побеспокоило их. Ничего не произошло.
Может быть, уже и не случится? Иэн был довольно бодрым, кашель его не был столь мучительным, только в горле была сухость. Мэри начала думать о своей работе в Нокхэлоу. Конечно, ей не очень хотелось скрести каменный пол или бегать туда-сюда, не имея ни минуты отдыха, но тяжелая нудная работа сейчас для нее была лучше, чем жизнь в безделье и напряженном ожидании. Там, в Нокхэлоу, они часто смеялись на кухне, под лестницей. Она заговорила с матерью о работе.
- Мама, может быть, мне лучше вернуться в Нокхэлоу? Вдруг они не захотят принять меня обратно, если я надолго останусь с вами?
- Пойти на работу, когда твой брат вот-вот умрет? Какой стыд, Мэри! По крайней мере, ты можешь...
- Но, мама, он ведь не умирает. Разве он не чувствует себя лучше? Что ты на это скажешь?
- О, боже милостивый, я не знаю, что тебе ответить. Если бы ты не поклялась, что видела эту прачку...
- Мама, разве смерть обязательно должна прийти к кому-то из нас? Ты уверена, что это будет именно так?
- Да, конечно. К кому же еще? Или поблизости от нас есть какой-то другой дом? Есть ли у нас по соседству еще хоть одна семья? И именно один из нас увидел Предсказывающую Смерть. Разве маловероятно, что, скорее всего, следующим от нас уйдет Иэн, у него ведь такая же болезнь, как и у отца? Не хочешь же ты сказать, что она возьмет кого-то из нас здоровых?
- Нет, тогда уж лучше Иэн. Но, возможно, нам придется долго ждать. Лучше бы она пришла сразу, мама. Я не могу больше так мучиться в ожидании.
Женщина прошла к двери и посмотрела на реку. От сильной жары вода в русле спала. Мать взглянула на дочь, и глаза ее наполнились ужасом от того, что она ей сказала.
- Мэри, у нас остается только одна возможность узнать правду. Придется тебе спросить ее об этом.
- Спросить ее? О, нет! Я не пойду к ней - у нее такой устрашающий вид, мама!
- И все-таки придется это сделать. Если ты не разузнаешь все, может быть очень поздно. Что, если она возьмет кого-то из нас, а Иэн останется? Она может застать нас врасплох, и у нас не останется времени подготовиться. Если это все-таки будет Иэн, мы скажем ему - не думаю, что он испугается встречи со Смертью.
- А если это не Иэн? Предположим, она скажет, что это ты? Как я скажу тебе? А если я? Что я буду делать?
- Чему быть - того не миновать. Лучше сразу все узнать. Послушай, я научу тебя, как это сделать. Тебе придется последить за собой. Надо подкрасться к ней тихо, очень тихо. Так, чтобы она тебя не слышала и не видела, а потом ухватиться покрепче, чтобы она не вырвалась.
- А ты можешь это сделать вместо меня? Если бы ты знала, как пристально она на меня уставилась. Я боюсь встретить ее взгляд еще раз.
- Лучше пойти тебе, ты ее видела последней. Если ты покрепче ее ухватишь, она не причинит тебе никакого вреда. Это как крапива.
- А ты со мной можешь пойти?
- Кто-то должен присмотреть за Иэном. Иди, Мэри, будь умницей. Когда стемнеет, тогда она и приходит...
В мире осталось только три цвета: пурпур мягких ночных облаков, сероватость вереска и чернота реки, извивающейся длинной линией. Она долго ждала дома, сидя у окна, пока уснут и Джинни и Иэн. Теперь на улице было темно, в небе исчезли последние отсветы вечерней зари, и контуры деревьев за рекой на фоне темного ночного неба напоминали полуразрушенные пирамидальные крыши стоящих вдали сказочных замков.
Задолго до того, как она дошла до реки, она услышала плеск. Прачка полоскала саван.
Ни одна птица не вспорхнула с дерева, ни одна- летучая мышь не взмахнула, трепеща, крыльями, ни один степной зверек не прошуршал в кустарнике. Плеск воды был слышен все явственнее. Страх сжимал ей горло, лицо похолодело, и все-таки она не могла повернуть назад. Она стояла и, уставившись, смотрела на реку, стараясь увидеть глазами то, что не один раз представляла в уме.
Странная, необычная прачка была на прежнем месте. Все в том же белом одеянии, она была, скорее, существом жалким, нежели устрашающим. Склоненная над белым саваном, громко шлепающим по воде и камням, она напоминала усталую, печальную женщину, стирающую свое белье в темноте. Было что-то трогательное в том, как она поднимала полотно и вода стекала вниз прозрачными шумными струйками. Проводила ли она здесь каждую ночь или перебиралась на болото или озеро, где ее ожидала жуткая работа?
Мэри была готова заплакать от сострадания, но страх, который она одновременно испытывала, и желание узнать всю правду заставили ее быть крайне осторожной. Она разулась и босиком стала тихонько пробираться к берегу. Предсказывающая Смерть продолжала свое занятие, слыша только шум течения и плеск воды. Девочка часто и тяжело дышала, крепко сжав губы, чтобы затаить порывистое дыхание. Стук сердца отдавался в груди, как приглушенный звук колокола. Она вытянула вперед руку, чтобы поскорее коснуться края белых одежд, как вдруг камешек выкатился из-под ноги. Она споткнулась, хватая руками воздух. Вин-Них обернулась с искривленным от негодования лицом. Скрученное мокрое полотно мелькнуло в воздухе. Громкий удар, резкая боль, еще удар мокрым бельем по босым ногам - и Мэри оказалась лежащей на камнях. Вокруг никого - только темная река плескалась о берег - и ни единой души рядом.
Когда Предсказывающая Смерть исчезла из виду, ночные звуки вновь обрели свою жизнь. Воздух наполнился трепетанием крыльев птиц и летучих мышей, послышался шелест листвы на легком ветерке, перекликаясь через реку, совы приветствовали друг друга в ночи.
Девочка пришла в себя, почувствовала падающие капли дождя. Она закрыла голову руками, приподняла плечи, съежившись от ночной прохлады, собралась с силами и попробовала подняться на ноги. Это ей не удалось. Казалось, ноги были налиты свинцом. Острая боль прошла, и все, что она чувствовала сейчас, - это тупое оцепенение. Мысль о том, что боль может вернуться, заставила ее сердце сжиматься. Подгоняемая страхом, она напрягла все силы, заставила себя подняться. Ноги ее оставались безжизненными и не. давали возможности уйти от реки, как будто место ее отныне было здесь, на берегу. Дождь все усиливался, и капли падали в воду с легким шуршанием. Черная мгла опустилась на землю. Девочка приподнялась на руки и поползла медленно-медленно, но дождь, казалось, прибивал ее к земле, забирая остаток сил и не давая двигаться. В отчаянии она не выдержала и позвала на помощь мать.
Из-за края небольшого холма послышались быстрые шаги. Мать оставила Иэна, бросила все и кинулась, услышав крик дочери.
- Вставай, Мэри, девочка моя! - непрестанно умоляла она. - Постарайся, попробуй, ради Бога!
Но Мэри не могла подняться. Мать взяла ее на руки. Любовь к девочке придавала ей силы, и она крепко прижимала ее к себе, всю дорогу причитая от горя. И только дома, на кухне, закрывшись наглухо и оставив за дверью и заросшую вереском степь, и реку, они подумали, что еще большее горе ожидает их впереди. Но они не знали, за кем Она придет.
ПРЕДСКАЗЫВАЮЩАЯ СМЕРТЬ
Перевод с англ. А. Сыровой
В мире осталось только три цвета: пурпур мягких ночных облаков, желтизна полосок на западном небе и зелень реки, темная зелень. Как будто все русло было заполнено битыми бутылками. Вода спокойно поворачивала на излучину, неподвижная черная жидкость. И в том месте, где река становилась шире, набегающий ветер взбивал ее гладь небольшими волнами.
Девочка еле передвигала ноги, спотыкаясь о гальку, которой был усыпан берег. Она думала о ферме, оставшейся позади, как раз за последним пригорком поросшей вереском местности. Ей приходилось преодолевать расстояние в три мили до работы утром и три - поздно ночью, когда она возвращалась с фермы в Нокхэлоу. Хозяева всегда задерживали ее там допоздна, заставляли чистить и таскать что-то и опять чистить. Так что, когда она добиралась до дому, почти всегда было темно. Зимой, когда снег лежал толстым ковром и по нему было трудно идти, она навещала родных только один раз в две недели.
Лежа в постели в Нокхэлоу, слушая, как завывает ветер, и ощущая всем своим телом сквозняки, дующие из всех щелей и углов, она тряслась от холода и вспоминала свою теплую постель, сестру, с которой она делила одеяло и подушку, и огонь, оставленный на ночь, отбрасывающий красные сполохи на шершавые стены.
Летом, когда Джинни билась во сне, а за стенкой кашлял Иэн, стараясь приглушить кашель одеялом, ей хотелось побыть одной, чтобы свободно дышать. Она жила в постоянном противоречии, в каких-то мечтах и грезах о другом, но не осуществляла их, потому что не знала, чего хотела. В конце рабочего дня ее единственной мыслью было поскорее вернуться домой, посидеть спокойно, ничего не делая.
Вереск постепенно приобрел серый оттенок, деревья за рекой стояли, как вырезанные из черной бумаги, приклеенной к небу, а летучие мыши трепетали в ночном воздухе. В сумерках все звуки обретали удивительную новую жизнь. Они длились долго, бесконечно долго и достигали ушей так же явственно, как звон колокольчика в пустой комнате. Девочка остановилась, прислушиваясь к ночным шорохам. Птица вспорхнула со стоящего неподалеку дерева, ее надрывный крик улетел вслед за ней; что-то как будто метнулось в кустах с грохотом падающего камня, потом все стихло. Откуда-то издалека, со стороны, обращенной к воде, донесся странный звук, напоминающий плеск воды при полоскании белья в реке. Он был слышен, несмотря на шум течения. Клокотание и булькание воды в реке не могло заглушить его. На некоторое время он прекращался, чтобы возобновиться вновь. Должно быть, это мать стирает что-то для Иэна. Когда он много кашлял и отхаркивал кровь в банку, стоявшую у изголовья, белье его становилось мокрым от пота, и мать ходила на берег, так как в доме не было воды. Она полоскала белье и оставляла его на улице для просушки.
Плеск становился все слышнее, потом прекратился, когда Мэри подбежала поближе, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть.
- Мама! - позвала она. - Тебе помочь?
Женщина не ответила. Она низко склонилась над водой, проворно работая руками, - мутное белое пятно в серых сумерках. Ее белый халат доходил до щиколоток, и одежда, которую она стирала, покрывала прибрежную воду белыми облаками. Впечатление было такое, будто она внезапно поднялась с постели-и полусонная поспешила сюда, ступая, в состоянии отрешенности, по чертополоху и камням. Она оттирала какие-то пятна и полоскала, при этом брызгала и плескала водой, потом распрямлялась, поднимая струящееся полотно вытянутыми руками, отжимая его, встряхивая и вновь погружая в воду.
Неожиданно, встревоженная, она оглянулась через плечо, и Мэри увидела, что это вовсе не мать. Это была женщина невысокого роста, с морщинистым неприветливым лицом и маленькими ужасающего вида ногами, вцепившимися в землю, босыми и перепончатыми, как у утки.
Девочка попятилась назад, слишком напуганная, чтобы сказать что-нибудь. Еще шаг назад, и она побежала, спотыкаясь о камни, оглядываясь, не преследует ли ее это безобразное существо. Ноги у нее стали мокрыми, покрытыми каплями брызг, будто прачка замахнулась своим бельем, чтобы с размаху шлепнуть ее. Она не видела ничего, только белую тень, стоящую совершенно неподвижно и уставившуюся на нее.
На кухне мать подогревала молоко на огне. Тихая и спокойная, с волосами, струящимися по спине, она поставила чашку и блюдце на стол и приложила палец к губам.
- Джинни спит, - сказала она. - Не разбуди ее.
- Мама, мама...
- Потише, хорошо? Что такое? Что-то случилось в Нокхэлоу?
- Нет, нет, мама. Там женщина стирает - она мне не понравилась. Ты бы только видела, как она пристально на меня смотрела, и это ее ужасное лицо...
- Мэри! Она говорила что-нибудь? Она говорила...
- Нет, но она подошла бы ко мне, если бы я не убежала.
- А ты говорила, спрашивала ее о чем-нибудь?
- Я только сказала: "Мама!" Я думала, что это ты стираешь белье для Иэна. Потом она повернулась...
- Что она стирала, Мэри? Скажи ради Бога! Ты видела?
- Что-то белое - я не знаю, что именно. Мне оно не понравилось. Мама, а что произошло? Я сделала что-то неправильно?
- Бог нам поможет, дитя мое. Ты разбудишь брата. Ему не надо знать об этом. Мэри, это была Бин-Них, Предсказывающая Смерть. Она стирает саваны для умирающих. Да благословит Бог твои легкие ноги. Она не догнала тебя, Мэри, иначе она искалечила бы тебя на всю жизнь. Был такой Донал Фергус. Так вот, она настигла его и стукнула по бедру мокрым саваном. С тех пор он не может ходить.
- Чей же это саван...
- Кто-то вскоре должен умереть. О, пресвятая дева Мария, ведь сегодня после завтрака ему стало хуже. Три чашки крови... и он так ослабел после последнего кровотечения...
- Иэн?
- Да. Она бы тебе сказала, если бы ты подкралась потихоньку и схватила ее за руку. Она должна была бы ответить, лишь бы ты успела первой ухватиться за нее - но рисковать не стоило. Это для Иэна она стирает саван.
- Но какое она имеет право! Почему она приходит к людям, чтобы сообщить им о смерти? Какое право имеет она - готовить для него саван, когда он ему еще не нужен...
- Тихо, детка, успокойся. Она дает нам время подготовиться. Она ведь тоже по-своему несчастна - стирает такие вещи всю ночь напролет. И всегда в одиночестве. Даже Бог иногда должен испытывать жалость к подобным созданиям.
Утром она не пошла на работу. Она до смерти напугалась Вин-Них и боялась выйти из дома. Пусть негодует повар на кухне в Нокхэлоу, пусть горничная сама справляется с тем, что полагается прислуге. Она останется здесь, пока не уйдет смерть и тело ее брата не вынесут за порог дома.
- Что случилось с Мэри? - спросил Иэн. Он лежал, откинувшись на подушки. Он был бледен, но черты его лица были необыкновенно красивы, что редко бывает у мужчин. .
- Она неважно чувствовала себя ночью, - ответила ему мать. - Пусть побудет дома денек-другой.
- Бедная мама! - Губы его скривились, он пытался сдерживать кашель. - В доме все время кто-нибудь болеет. Ну, не беспокойся. Мне сегодня получше. Совсем скоро я снова смогу ходить на реку рыбачить.
Женщина отвернулась, и он увидел ее слезы. Он всегда был уверен, что поправится, постоянно говорил о реке, где серебристый лосось выпрыгивает на солнце из воды и она расходится большими кругами, когда рыба с брызгами падает обратно.
Жаркое полуденное солнце согрело воздух и землю. Иэна вынесли на улицу и посадили в дверях, а Мэри села возле него, молчаливая. Он удивлялся, почему она ни о чем с ним не поговорит. Она почувствовала, что не может оставить его ни на минуту, что должна провести с ним как можно больше времени, и только боялась, как бы неосторожное слово не сорвалось с ее губ.
Река извивалась вдалеке голубой лентой, сверкающей в лучах солнца, и неровная торфянистая местность, поросшая вереском, то опускалась, то поднималась желтыми и коричневыми выступами. Яркое солнце нещадно палило землю.
Их мать была занята по дому, а Джинни ей помогала. И только девочка и ее брат отдыхали. Они сидели, разморенные жарой, молча наблюдая, как вибрирует раскаленный воздух. Он устал от этого марева, она - от напряжения и страха за него.
Вспоминая о смерти отца, она попыталась представить, что будет для нее означать потеря Иэна. В доме будет мрачно и уныло. А потом, когда все будет позади, на некоторое время наступит апатия. Надо будет покупать черную одежду, платья, гроб, а еще похороны: отвезти гроб на лошадях к кладбищу стоило больших денег. А потом соберутся соседи, ближние и дальние, будут есть и пить.
После похорон в доме станет немного просторнее. Никто не будет будить кашлем по ночам, не будет этих банок с кровянистыми выделениями.
Она думала обо всем этом, сидя рядом с ним, и не могла этому поверить, потому что подобное происходит только в мрачных снах и разных историях. Тем не менее она никогда не подвергала сомнению то, что говорила мать. Вполне возможно, что она действительно видела эту прачку с перепончатыми ногами (она не сомневалась в этом), вполне возможно, что предсказание сбудется. Ей даже не приходило в голову, что та женщина могла стирать саван еще для кого-нибудь, кроме Иэна. Это не могла быть Джинна, которая здорова и вполне. могла выполнять работу, посильную женщине; это также не могла быть и мать, которую можно было увидеть лежащей в постели, толь-' ко когда на свет появлялись дети; не могло быть речи о ней самой, ведь такое не случается вот так просто. Нет, конечно, смерть ожидала Иэна. И хотя было очень жестоко говорить ему об этом, но не хотелось брать на душу смертный грех: позволить ему умереть, не подготовившись к этому.
Но прошло два дня, а Иэн не умирал. По утрам небо было голубым, слегка подернутым дымкой. Солнце постепенно поднималось все выше, и вот уже наползала невыносимая жара и отдавалась тяжестью в голове. Высохший вереск шуршал под ногами, цветы поблекли и стали сухими, камни накалились под жгучими лучами. Казалось, только чертополох буйствует, выбрасывая вверх крепкие, зелено-серебристые колосья.
Миновала вторая ночь, а на третий день Иэну стало совсем хорошо - лучше, чем многие месяцы до этого. Возможно, он и в самом деле однажды умрет от своей болезни, но когда? Случится ли это через год, или месяц, или неделю? Так как умереть должны все, Бин-Них предсказывает только ту смерть, которая должна прийти вскорости. Возможно, это был вовсе не его саван. Тогда чей?
Работа на маленькой ферме осталась недоделанной. Да и кто же будет о ней думать, когда в дом стучится смерть? Джинни не знала, чем обеспокоены старшие, но и она не работала, видя, что они ничего не делают. Правда, они вымыли и вычистили все в доме, готовясь к похоронам, но сделали это довольно быстро, и теперь работы по дому не хватало на три пары рук. Иэн ничего не замечал. Углубившись в книгу, утонув в море событий, он забыл обо всем, ни на что не обращал внимание. Время тянулось, как черепаха, казалось, жизнь застыла в ожидании смерти, которая должна была освободить их от этого томительного ожидания.
На третью ночь ничто не побеспокоило их. Ничего не произошло.
Может быть, уже и не случится? Иэн был довольно бодрым, кашель его не был столь мучительным, только в горле была сухость. Мэри начала думать о своей работе в Нокхэлоу. Конечно, ей не очень хотелось скрести каменный пол или бегать туда-сюда, не имея ни минуты отдыха, но тяжелая нудная работа сейчас для нее была лучше, чем жизнь в безделье и напряженном ожидании. Там, в Нокхэлоу, они часто смеялись на кухне, под лестницей. Она заговорила с матерью о работе.
- Мама, может быть, мне лучше вернуться в Нокхэлоу? Вдруг они не захотят принять меня обратно, если я надолго останусь с вами?
- Пойти на работу, когда твой брат вот-вот умрет? Какой стыд, Мэри! По крайней мере, ты можешь...
- Но, мама, он ведь не умирает. Разве он не чувствует себя лучше? Что ты на это скажешь?
- О, боже милостивый, я не знаю, что тебе ответить. Если бы ты не поклялась, что видела эту прачку...
- Мама, разве смерть обязательно должна прийти к кому-то из нас? Ты уверена, что это будет именно так?
- Да, конечно. К кому же еще? Или поблизости от нас есть какой-то другой дом? Есть ли у нас по соседству еще хоть одна семья? И именно один из нас увидел Предсказывающую Смерть. Разве маловероятно, что, скорее всего, следующим от нас уйдет Иэн, у него ведь такая же болезнь, как и у отца? Не хочешь же ты сказать, что она возьмет кого-то из нас здоровых?
- Нет, тогда уж лучше Иэн. Но, возможно, нам придется долго ждать. Лучше бы она пришла сразу, мама. Я не могу больше так мучиться в ожидании.
Женщина прошла к двери и посмотрела на реку. От сильной жары вода в русле спала. Мать взглянула на дочь, и глаза ее наполнились ужасом от того, что она ей сказала.
- Мэри, у нас остается только одна возможность узнать правду. Придется тебе спросить ее об этом.
- Спросить ее? О, нет! Я не пойду к ней - у нее такой устрашающий вид, мама!
- И все-таки придется это сделать. Если ты не разузнаешь все, может быть очень поздно. Что, если она возьмет кого-то из нас, а Иэн останется? Она может застать нас врасплох, и у нас не останется времени подготовиться. Если это все-таки будет Иэн, мы скажем ему - не думаю, что он испугается встречи со Смертью.
- А если это не Иэн? Предположим, она скажет, что это ты? Как я скажу тебе? А если я? Что я буду делать?
- Чему быть - того не миновать. Лучше сразу все узнать. Послушай, я научу тебя, как это сделать. Тебе придется последить за собой. Надо подкрасться к ней тихо, очень тихо. Так, чтобы она тебя не слышала и не видела, а потом ухватиться покрепче, чтобы она не вырвалась.
- А ты можешь это сделать вместо меня? Если бы ты знала, как пристально она на меня уставилась. Я боюсь встретить ее взгляд еще раз.
- Лучше пойти тебе, ты ее видела последней. Если ты покрепче ее ухватишь, она не причинит тебе никакого вреда. Это как крапива.
- А ты со мной можешь пойти?
- Кто-то должен присмотреть за Иэном. Иди, Мэри, будь умницей. Когда стемнеет, тогда она и приходит...
В мире осталось только три цвета: пурпур мягких ночных облаков, сероватость вереска и чернота реки, извивающейся длинной линией. Она долго ждала дома, сидя у окна, пока уснут и Джинни и Иэн. Теперь на улице было темно, в небе исчезли последние отсветы вечерней зари, и контуры деревьев за рекой на фоне темного ночного неба напоминали полуразрушенные пирамидальные крыши стоящих вдали сказочных замков.
Задолго до того, как она дошла до реки, она услышала плеск. Прачка полоскала саван.
Ни одна птица не вспорхнула с дерева, ни одна- летучая мышь не взмахнула, трепеща, крыльями, ни один степной зверек не прошуршал в кустарнике. Плеск воды был слышен все явственнее. Страх сжимал ей горло, лицо похолодело, и все-таки она не могла повернуть назад. Она стояла и, уставившись, смотрела на реку, стараясь увидеть глазами то, что не один раз представляла в уме.
Странная, необычная прачка была на прежнем месте. Все в том же белом одеянии, она была, скорее, существом жалким, нежели устрашающим. Склоненная над белым саваном, громко шлепающим по воде и камням, она напоминала усталую, печальную женщину, стирающую свое белье в темноте. Было что-то трогательное в том, как она поднимала полотно и вода стекала вниз прозрачными шумными струйками. Проводила ли она здесь каждую ночь или перебиралась на болото или озеро, где ее ожидала жуткая работа?
Мэри была готова заплакать от сострадания, но страх, который она одновременно испытывала, и желание узнать всю правду заставили ее быть крайне осторожной. Она разулась и босиком стала тихонько пробираться к берегу. Предсказывающая Смерть продолжала свое занятие, слыша только шум течения и плеск воды. Девочка часто и тяжело дышала, крепко сжав губы, чтобы затаить порывистое дыхание. Стук сердца отдавался в груди, как приглушенный звук колокола. Она вытянула вперед руку, чтобы поскорее коснуться края белых одежд, как вдруг камешек выкатился из-под ноги. Она споткнулась, хватая руками воздух. Вин-Них обернулась с искривленным от негодования лицом. Скрученное мокрое полотно мелькнуло в воздухе. Громкий удар, резкая боль, еще удар мокрым бельем по босым ногам - и Мэри оказалась лежащей на камнях. Вокруг никого - только темная река плескалась о берег - и ни единой души рядом.
Когда Предсказывающая Смерть исчезла из виду, ночные звуки вновь обрели свою жизнь. Воздух наполнился трепетанием крыльев птиц и летучих мышей, послышался шелест листвы на легком ветерке, перекликаясь через реку, совы приветствовали друг друга в ночи.
Девочка пришла в себя, почувствовала падающие капли дождя. Она закрыла голову руками, приподняла плечи, съежившись от ночной прохлады, собралась с силами и попробовала подняться на ноги. Это ей не удалось. Казалось, ноги были налиты свинцом. Острая боль прошла, и все, что она чувствовала сейчас, - это тупое оцепенение. Мысль о том, что боль может вернуться, заставила ее сердце сжиматься. Подгоняемая страхом, она напрягла все силы, заставила себя подняться. Ноги ее оставались безжизненными и не. давали возможности уйти от реки, как будто место ее отныне было здесь, на берегу. Дождь все усиливался, и капли падали в воду с легким шуршанием. Черная мгла опустилась на землю. Девочка приподнялась на руки и поползла медленно-медленно, но дождь, казалось, прибивал ее к земле, забирая остаток сил и не давая двигаться. В отчаянии она не выдержала и позвала на помощь мать.
Из-за края небольшого холма послышались быстрые шаги. Мать оставила Иэна, бросила все и кинулась, услышав крик дочери.
- Вставай, Мэри, девочка моя! - непрестанно умоляла она. - Постарайся, попробуй, ради Бога!
Но Мэри не могла подняться. Мать взяла ее на руки. Любовь к девочке придавала ей силы, и она крепко прижимала ее к себе, всю дорогу причитая от горя. И только дома, на кухне, закрывшись наглухо и оставив за дверью и заросшую вереском степь, и реку, они подумали, что еще большее горе ожидает их впереди. Но они не знали, за кем Она придет.