Рэйко Хикава
Золотое королевство
Березовый лес с его обильной золотой листвой, казалось, озарял ослепительным светом тусклое серо-голубое пасмурное небо. Ветви шумели на ветру, золотые сухие листья танцевали в воздухе, опадая на землю. К золоту берез примешивались ярко-красные цвета листьев клена… Воздух, пронизанный прохладным ветром, был прозрачен; он и разноцветная красота деревьев оживляли каждую клеточку тела… «Сколько лет я не любовался осенними листьями?..» За этими золотыми деревьями взору открывалось увитое плющом высокое кирпичное здание в европейском стиле. Мужчина отпустил такси и, подняв воротник, направился к этому зданию.
- Можно?..
Из-за стеклянных дверей старинных шкафов на него недоверчиво поглядывали восковые куклы: девушки в старинных одеждах. Ощущая на себе их взгляд, Масаги Кэйго спросил разрешения войти.
В ответ Сирахасэ Такуя, раскачиваясь в плетеном кресле, едва заметно скривил рот в тоскливой, скучающей улыбке: «Что?»
- Что? - переспросил он снова, и гость еще более стушевался. Хозяин был, как всегда, худ и бледен, но его глаза выглядели как-то особенно нездорово. Он болел уже давно, и, кажется, его самочувствие ничуть не поправилось за последнее время. Сирахасэ сделал еще одну попытку улыбнуться:
- Я рад, что ты пришел… Масаги!
С этими словами он предложил гостю бокал бренди, и было непонятно, простая это формальность или проявление искреннего радушия… Скорее всего, Такуя был действительно рад появлению гостя, иначе зачем бы он вызвал его на свою виллу на окраине Каруид-зава.
Они вместе учились в школе высшей ступени
[1]. И он, пожалуй, действительно был единственным близким другом Масаги Кэйго в старших классах. Теперь, в отличие от Масаги, заурядного служащего, приспособившегося к рутине жизни, Сирахасэ Такуя, удалившийся от этого бренного мира, успел стать нелегким в общении человеком, и лишь милые сердцу воспоминания школьной дружбы иной раз всплывали в его памяти.
Масаги видел причины всего этого в разнице материального положения двух бывших приятелей-подростков.
Когда они посещали элитарную частную школу для мальчиков, и Масаги, и Сирахасэ обнаружили некоторое сходство душ. Для их одноклассников само собой разумеющимся было поступление в государственное высшее учебное заведение типа старого Императорского университета, а их двоих объединяло то, что они оба предавались мечтам, далеким от действительности. Кроме того, семья Сира-хасэ была необычайно богата. Его состояние позволяло ему не работать после окончания учебы, а семья Масаги хоть и была зажиточной и знатной, но в ней подрастали младшие братья и сестры, поэтому он нуждался в работе и не мог позволить себе праздных мечтаний.
… В комнате, обставленной антикварной мебелью, стояли лампы с абажурами из разноцветного стекла, отбрасывающие тусклый свет. Это были лампы времен Тиффани, и Масаги вспомнил, что ему уже показывали их в предыдущий приезд.
«Здесь все по-прежнему», - подумал Масаги, окидывая взглядом просторную гостиную, создающую иллюзию присутствия в каком-нибудь старинном европейском замке.
В большой комнате с высокими потолками комфортную температуру поддерживал климат-контроль, а кроме того, в камине тлел древесный уголь, и от его едва заметного невысокого пламени даже там, где стоял гость, ощущалось тепло. На полочке для безделушек в отблесках пламени посверкивали ряды стеклянных фигурок - они привлекали взгляд своими оригинальными красками.
И прежде, когда Масаги приглашали в этот дом, у него захватывало дух от вида великолепной коллекции… Она заметно увеличилась со времени его последнего посещения.
Нельзя сказать, что эти визиты были тягостны для Масаги. Заполоненная антиквариатом вилла являла собой подобие музея. У Си-рахасэ был острый взгляд на предметы искусства, потому он имел репутацию человека, которому нельзя всучить подделку. Именитые коллекционеры доверяли ему вести свои дела.
- Говорят, ты стал писателем, - сказал Сирахасэ.
В ответ Масаги усмехнулся.
Писатель? Просто он нашел способ отношений с этим миром. Ежедневная электричка. Двое детей. Нелюбимая и сварливая жена. Книги как предмет роскоши. А тут один из литературных журналов выдвинул его дебютный рассказ на премию. Он не помышлял о лаврах маститого прозаика, не мечтал, что благодаря литературным трудам сможет выплатить долг за свой дом, в котором они сейчас живут, и поэтому не собирался бросать свою теперешнюю службу. Однако только в те недолгие часы по выходным, когда жены и детей не было дома, он мог предаться любимому делу и забыть о действительности.
- Еще немного бренди? - спросил хозяин.
Встав с кресла, Сирахасэ придержал его, но кресло продолжало как-то странно качаться.
Казалось, что место хозяина немедленно занял кто-то другой и принялся энергично раскачивать кресло. Так выглядело это движение.
Масаги молча наблюдал странную сцену. Когда в один из прошлых своих приездов он выразил удивление, ему объяснили, что этот особняк спроектирован необычно, и поэтому мебель в нем способна двигаться под воздействием потоков воздуха.
«Дом скрипит, слышны трубные звуки; из комнат, где никого нет, доносятся голоса: все это и придает ценность этому особняку», - посмеиваясь, утверждал тогда отец Сирахасэ.
Создавалось впечатление, что дом был специально построен так, чтобы в нем происходили подобные вещи.
Сирахасэ вернулся с бокалом бренди и, усаживаясь в кресло, едва заметно взмахнул рукой, будто прогоняя кого-то. Масаги, принимая бокал, испуганно отпрянул. «И все-таки он изменился», - снова подумал гость.
- Похоже, в этом доме по-прежнему полно привидений, которые любят пошутить, - вслух заметил он.
- Ты их видишь? - спросил Сирахасэ. Масаги отрицательно покачал головой.
- Нет, не вижу. Тебе, наверное, известно, что я совершенно лишен способности обнаруживать привидения.
- Помнится, в прошлый приезд ты говорил то же самое. Однако ты, наверное, их чувствуешь?
«Нет, не чувствую», - хотел было ответить Масаги, однако непонятное ощущение заставило его вздрогнуть. Ему показалось, будто что-то надавило ему на грудь. Словно к ней прижался ребенок. А затем ему почудилось какое-то мельтешение перед глазами.
Масаги нарочито медленно поднял бокал к глазам и затем сделал один глоток.
- Не чувствуешь? - как бы подтрунивая, спросил Сирахасэ. Масаги ответил вполне серьезно:
- Не чувствую! Не пугай меня! Это что, какой-то трюк?
- Трюк? Пожалуй…
- Не говори загадками. Мы не виделись с тобой сто лет. И вдруг ты звонишь, приглашаешь к себе. Тебе что-то от меня нужно? Скажи прямо.
Отшельник, живущий в европейском доме в глубине обширных владений; загадочные сквозняки; движущаяся мебель. Возможно, здесь водятся призраки. Чем не материал для нового рассказа?
- У меня и правда есть к тебе просьба. Так, пустяк… До меня дошли слухи, что ты стал писателем. Я вспомнил, что еще в школьные годы ты много читал и здорово сам сочинял разные истории.
- И позвал меня потому, что вдруг вспомнил?..
Сирахасэ бросил быстрый робкий взгляд в ответ на шутливую реплику Масаги.
- Об этом поговорим после ужина. Я действительно рад, что ты не поленился приехать в такую даль. Как долго ты сможешь пробыть здесь?
- У меня целых три выходных. В понедельник утром откланяюсь и днем уже буду в Токио.
- Ну что ж, значит, сможешь погостить два вечера: сегодня и завтра. Я рад!
«Интересно, искренне ли он рад? - размышлял Масаги, изучая мрачное выражение лица Сирахасэ. И в школьные годы приятель был мизантропом, сторонившимся людей, а сейчас выглядел еще более замкнутым и странным. Его голос звучал спокойно, но Масаги чутко уловил в нем какое-то напряжение. - И почему он пригласил меня именно сейчас, ведь дружба давно врозь?»
В это время неожиданно скрипнула дверь.
Дверь в гостиную сама собой раскрылась и снова громко захлопнулась. Как будто кто-то вышел из комнаты.
Обернувшись к двери, Масаги вопросительно взглянул на Сира-хасэ, тот едва заметно ухмыльнулся.
Затем, как бы желая смягчить впечатление, беззаботно рассмеялся.
На ужин была свежая тушеная говядина в томатном соусе. К ней подали ароматный хлеб, который, по словам хозяина, каждое утро привозили на виллу из местной пекарни.
Так как кухня была отменной, Масаги поинтересовался, не нанял ли он повара, на что Сирахасэ ответил, что готовит все сам.
- Мне меньше всего хочется пускать в этот дом чужих людей. Только для уборки я приглашаю человека раз в неделю… - наливая в бокал красного вина, продолжал он безразличным тоном.
Должно быть, в подвалах этой усадьбы имелся огромный запас вин. От превосходной еды и изысканного вина настроение приятелей заметно улучшилось, за разговором о любимых поэтах древности первоначальная неловкость исчезла.
Загрузив посуду в моечную машину, они вернулись в гостиную, где в камине плясал приветливый огонек, и здесь, разглядывая стеклянную посуду и лампы, достойные названия произведений искусства, огромную музыкальную шкатулку и картины на стенах, Масаги задал Сирахасэ вопрос:
- Итак, какие вещи ты коллекционируешь в последнее время? Сирахасэ ухмыльнулся:
- Хочешь взглянуть? Масаги пожал плечами.
- А разве ты не хочешь похвастаться?
Самая большая радость для коллекционера - это, конечно, самому любоваться своим сокровищем, но вслед за этим обычно приходит желание продемонстрировать его и другим. Масаги помнил, что и прежде, когда ему случалось бывать в этом доме, его водили по комнатам.
Сирахасэ поднялся с места, Масаги последовал за ним.
Они прошли по коридору, устланному ковром, на котором в полутьме угадывался яркий узор. С обеих сторон коридора тянулись тяжелые деревянные двери. Хозяин с гостем вышли на лестницу, в пролете которой свешивалась с потолка хрустальная люстра, и поднялись на второй этаж.
За огромным оконным стеклом лестничной площадки виднелись силуэты берез, утопавших в золотой листве.
Сирахасэ пригласил Масаги войти в одну из комнат.
- Здесь!
Открыв дверь, он нажал на клавишу выключателя. И тут в глубине осветившейся комнаты взгляду открылись маски. Стены комнаты были увешаны масками самых разных видов, оттенков, с самыми разными выражениями лиц. Даже при первом приблизительном подсчете их, казалось, было не меньше ста.
- Ты опять стал собирать странные чудесные вещи! - со стоном прошептал Масаги. Он не мог оторвать взгляда от этих масок, тесно висевших на стене - он изучал их одну за другой. Казалось, со стены на него смотрели человеческие лица - такое они производили впечатление.
Пожалуй, эти маски были произведениями народного искусства из разных уголков мира, изготовленные из разных материалов. Здесь были маски из соломы и из глины (по-видимому, добытые из каких-то раскопок), маски, украшенные камнями, и скорбные маски в античном стиле, шутливые маски итальянских карнавалов. А рядом с ними - личины безобразных женщин из театра Но. Каждая из них обладала невыразимо притягательной силой. Как своего рода проклятие, на каждой из них застыло какое-то одно окарикатуренное выражение человеческих эмоций: гнев, радость, смех, печаль, ненависть.
- Обрати внимание вот на эту. - Сирахасэ снял со стены одну из личин и протянул ее Масаги.
Синяя маска, вся усыпанная камнями того же цвета и с прорезями для глаз и рта, обведенными золотом. Скорее всего, это сапфировое великолепие напяливали на себя во время народных празднеств какие-то племена с островов южной части Тихого океана. Посмеиваясь, Сирахасэ сказал:
- Примерь!
Предложение Сирахасэ вызвало у Масаги некоторую оторопь, но, не желая обидеть друга, он взял маску и приложил ее к лицу. Она оказалась гораздо тяжелее, чем можно было подумать. Он ощутил прохладное прикосновение к коже лица, а поле зрения в одно мгновение сузилось.
- Что это?..
В тот момент, когда он взглянул сквозь прорези, ему привиделась бабочка с ярко синими крыльями. И тропический лес с густой влажной листвой.
В изумлении Масаги невольно сдернул маску. А затем снова приложил к лицу. Он хотел убедиться в том, что лес и бабочки ему не почудились. Однако…
- Ну как, видел?
Сквозь прорези в маске в узком поле зрения показалось ухмыляющееся лицо Сирахасэ. Щелкнув языком от досады, Масаги снял личину.
- Ничего не видно, - ответил он, полагая, что Сирахасэ подшучивает над ним.
«Развлекаться, пугая таким образом гостей, - в этом есть что-то ребяческое», - подумал он.
- Вот как? - Взяв маску из рук Масаги, Сирахасэ вернул ее на место.
Настал черед глиняной маски буро-желтого цвета, опушенной черной бахромой, словно гривой. Хозяин приложил ее к своему лицу. Сквозь прорези на Масаги уставились глаза Сирахасэ. Они с интересом, как будто разглядывая что-то, двигались справа налево. А затем неожиданно эти глаза остановились на Масаги. Они сузились в усмешке. Они впивались в него.
Масаги почувствовал себя неуютно под взглядом бывшего друга.
Сирахасэ, сняв маску, повесил ее на стену.
- То, о чем я тебя хочу попросить, касается этой коллекции, - как бы себе под нос пробормотал Сирахасэ.
- Вот как?! - Масаги был озадачен.
Не питая склонности к общению с людьми, он выбрал своей профессией управление финансами, полагая, что ему лучше иметь дело только с цифрами. Он кое-что почитывал об искусстве, но в области музейной науки был полным профаном. Чем же он может быть полезен Сирахасэ?
- Иди сюда! - С этими словами хозяин повел его к двери в следующую комнату.
Заглянув внутрь, Масаги поднял брови. (Разве у Сирахасэ была младшая сестра? Нет, насколько он помнил, в семье друга воспитывался единственный ребенок.)
Но это была явно женская комната, скорее даже комната девочки. Маленькая, с низким потолком. Она выглядела так, будто с самого начала ее спроектировали как детскую. Гость силился вспомнить: была ли здесь такая комната прежде? Нет, он не помнил.
Ставни на окне-эркере были закрыты, белые кружевные занавески задернуты. Посреди комнаты стояла детская кровать, скрытая пологом из великолепного белого кружева. На этой кровати под атласной простыней лежала огромная кукла ростом с четырехлетнего ребенка.
Приблизившись, Масаги понял: это старинная фарфоровая кукла необыкновенно искусной работы. На ней было совсем новое платье, украшенное нежным кружевом и лентами, по этому платью нельзя было определить эпоху, но, пожалуй, его сшили недавно. И все-таки… Это была очень дорогая вещь.
На волнистые каштановые локоны, похоже, пошли настоящие человеческие волосы. Их натуральный оттенок почему-то неприятно поразил Масаги. Затем… взглянув на ее лицо, он вздрогнул от испуга. Оно было прикрыто белой, плоской, как блин, фарфоровой маской. Маской лица девочки.
Когда Сирахасэ приподнял эту маску, под ней оказалось лицо фарфоровой куклы с закрытыми глазами. Длинные ресницы, да и само личико поражали правдоподобием, но были безжизненны и производили отталкивающее впечатление, как будто в кроватке лежал труп.
- Что же это такое? - в ужасе прошептал Масаги. Сирахасэ, пристально посмотрев на друга, произнес:
- Моя просьба касается этой девочки.
- Этой… девочки?
Масаги становилось все более не по себе.
- Эта девочка хочет послушать рассказ, - сказал Сирахасэ, печально глядя на куклу.
- Рассказ? Но есть великое множество рассказов. В мире так много книг…
- Эта девочка хочет послушать рассказ о своем оригинале, - ответил Сирахасэ. Он приложил плоскую белую маску к своему лицу и сквозь прорези пристально посмотрел на Масаги.
- Кото, - раздался сбоку тихий звук. - Кото, кото, кото… - как будто кто-то что-то передвигал, может быть, переставлял мебель.
- Мне бы следовало самому рассказывать, но… Но девочке не нравятся мои истории, Масаги. Я читал ей разные книги, показывал всевозможные вещи. Но не мог ей угодить. Она хочет услышать свое жизнеописание. А у тебя, может быть, получится? Ведь ты писатель?
Белая маска, казалось, в это мгновение улыбнулась. Разумеется, это был какой-то эффект освещения. Однако Масаги почувствовал, как от страха сжалось сердце.
- Понимаю… Я понимаю и потому сними эту маску, Сирахасэ! - не в силах терпеть, закричал Масаги.
Сирахасэ сбросил личину. Затем тихо засмеялся.
- Ты выполнишь мою просьбу? - спросил он.
- Да! Но… можно завтра? Сейчас я вряд ли что-нибудь придумаю. Подожди по крайней мере до завтрашнего вечера. Я что-нибудь сочиню.
- Спасибо, - облегченно рассмеялся Сирахасэ.
Масаги показалось, что он услышал еле уловимые звуки топота девочкиных ножек по ковру: топ, топ, топ!
- Я рад, - пробормотал Сирахасэ. Масаги не решился на какие-то расспросы.
Утром следующего дня Масаги рано открыл глаза.
Ему послышалось, будто снаружи идет дождь, но, выглянув в окно, он понял, что это не дождь: под ветром раскачивались ветви, роняя листья. Этим утром стояла прекрасная погода: лес, весь золотой, был ослепителен.
Выйдя из комнаты в коридор второго этажа, он услышал легкий скрип: дверь той комнаты в глубине коридора, где он был накануне, открылась. Створка двери покачивалась, как бы приглашая зайти. В памяти воскресли странные впечатления вчерашней ночи: комната масок, детская комната, где на кровати лежала кукла, странная просьба Сирахасэ.
Ему захотелось убедиться, было ли это на самом деле, и ноги сами понесли его. Дверь в комнату масок не была заперта. Он обнаружил в верхней части стены маленькое окошко, которого не заметил прошлой ночью. Оттуда обильным потоком падал свет, освещая маски, висевшие по стенам. В этом свете каждая маска отбрасывала еле заметную тень, все это выглядело мрачно.
Вдруг внимание Масаги привлекла маска в углу комнаты.
Белая плоская маска, вчера прикрывавшая лицо девочки-куклы.
Масаги невольно подошел к ней поближе и протянул руку. Затем повертел в пальцах.
Держа маску обеими руками, он взглянул на ее изнанку. Обратная сторона была густо закрашена черным, как вороново крыло, цветом. Маска была тяжелой, казалось, что она сделана из фарфора. Наконец… он невольно примерил ее к своему лицу.
Но на этот раз сквозь прорези он не увидел ничего особенного: только эту комнату. С облегчением вздохнув, Масаги, все еще не снимая маски, огляделся.
Но что это?
Белая лента?
Он поспешно перевел взгляд в ту сторону. И тут увидел девочку в красивом европейском платье, отделанном старинными голубыми лентами и кружевом. Девочку, похожую на куклу. Волосы каштанового цвета. Личико миловидное - видимо, полукровка от брака с европейцем. Она дружелюбно улыбнулась гостю и прошла в ту маленькую комнату, где вчера лежала в кроватке кукла.
Масаги снял маску.
Он увидел, как недавно закрытая дверь «кукольной» комнаты открылась. Масаги, вернув белую маску на стену, осторожно, стараясь не шуметь, заглянул в эту каморку.
Но ставни были еще закрыты, и в комнатке царил мрак. Масаги так и не решился переступить порог.
Масаги попятился и выскочил в коридор. Пока он спускался по лестнице на нижний этаж, его не покидало ощущение, что он слышит звуки шагов маленькой девочки.
- Доброе утро! - услышал он, подходя к гостиной. Сирахасэ уже встал и встречал гостя в халате, сияя улыбкой: - Я думал, ты поспишь подольше. Ну, позавтракаем?
Завтрак, который он предложил, был весьма плотным, такой обычно подают в отеле во время ланча: яйца-пашот с ветчиной, легкий салат, поджаренный французский хлеб, масло и джем, фрукты.
- Ты каждое утро готовишь это для себя одного? - спросил Ма-саги.
- Не только для себя одного, - ответил Сирахасэ. Ответ прозвучал как-то страшновато.
- Разве ты живешь здесь не один?
В памяти всплыл образ девочки. Но спросить Масаги не решался.
- Ты не должен сидеть безвылазно в этой деревне. Это вредно и для тела, и для души, мне кажется. Что ты скажешь, если я посоветую тебе почаще выезжать в город? - спросил гость непринужденно. На самом деле он серьезно опасался за здоровье Сирахасэ.
- Так ты понял, что здесь не все в порядке! - улыбнулся хозяин. Его тронуло участие бывшего друга. - Но именно поэтому я не могу изменить самого себя. Я старался. Однако никак… Не могу приспособиться.
Масаги, и сам отшельник по натуре, разделял чувство отчужденности от мира, присущее Сирахасэ. И все же что-то в этом доме было не так…
После завтрака Масаги гулял по усадьбе. Только шелест пляшущих в воздухе листьев нарушал тишину. И только шорох опавших листьев под ногами отзывался во всем его теле.
Мир окутан золотом, эти краски погребли под собой все в этом мире. Наверное, когда долго живешь в таком месте, постепенно пропадает желание покинуть его.
Масаги оглядел усадьбу с обратной стороны.
«Кукольная» комната, кажется, в той стороне, подумал он. Похоже, этот старый европейский дом недавно перестраивали.
Был виден эркер. И тюлевые занавески.
Ему казалось, что оттуда кто-то смотрит на него.
Это… та девочка?
С наступлением вечера резко похолодало.
Сирахасэ с самого полудня беспрерывно бросал в очаг уголь. Разнежившись в тепле у камина и налив в чашечки кофе, Сирахасэ заговорил:
- Масаги… Ты помнишь свое обещание? Ты ведь выполнишь его?
Масаги колебался. В его воображении всплывало много разных историй. Сама ситуация вдохновляла своей загадочностью. Но какая повесть станет историей этой девочки?
- Сегодня вечером. Прошу тебя! - настаивал Сирахасэ. - Ты ведь можешь гостить здесь только эту ночь. Завтра ты должен вернуться в Токио.
На ужин хозяин опять приготовил изысканные блюда.
Холодная говядина, салат из артишоков и суп, спагетти под соусом, прекрасное вино…
Покончив с десертом, приятели перешли в гостиную. В плетеном кресле, где всегда сидел Сирахасэ, каким-то образом оказалась великолепная кукла, та самая, что лежала прежде в комнатке на втором этаже.
На кукле было другое платье, не то, что прошлым вечером. На этот раз это было голубое платье, пышно отделанное белым кружевом и лентами.
При виде куклы гость, вздрогнув, замер: сегодня она поразительно напоминала девочку в комнате с масками. Стеклянные глаза были устремлены на Масаги. Пустые, прозрачные светло-карие глаза. Руки и ноги куклы были как-то неестественно согнуты. Усевшись на диван напротив, Масаги чувствовал себя неуютно.
Сирахасэ держал в руках белую маску. Он снова приложил ее к лицу куклы, затем приладил ее так, что и лицо куклы, и вся она оказались повернуты к Масаги. В результате Масаги встретился лицом к лицу с куклой-девочкой.
Из-под маски на него смотрели глаза куклы. Глаза, уставившиеся на него сквозь прорези маски, были почти невидимы, и поэтому казалось, что это глаза живой девочки: Масаги стало не по себе.
Сирахасэ с видом заботливого опекуна сел, придвинув свой стул к плетеному креслу.
- Итак, начинай! - поторопил он Масаги.
- Подожди! Я, в общем, думал о рассказе, но… Скажи хотя бы, как ее имя, имя этой куклы.
- Если ты имеешь в виду имя той девочки… Ее зовут Тооко.
- Тооко?
- Да, оно пишется иероглифами «ребенок» и «глаза»: «Тооко»
[2].
- Тооко… Как только в душе Масаги отозвалось это имя, ему показалось, что кто-то произнес его из-под маски. У гостя перехватило дыхание. Наконец, преодолев смятение, Масаги начал говорить. Постепенно он увлекся рассказом.
Это был рассказ не о кукле, а об одной девочке, над которой тяготело проклятие: рассказ о Тооко. Эта прелестная девочка из-за своей красоты стала игрушкой судьбы, претерпев много несчастий. И наконец, ее, живую, превратили в куклу…
Рассказывая, Масаги все больше воодушевлялся повествованием. Наступала ночь. Но мрак придавал ему силы, и Масаги все рассказывал, как будто побуждаемый лунным светом.
И лишь в полночь он вдруг очнулся:
- А кому… я рассказываю?
Сирахасэ сидел неподвижно. Но это был не Сирахасэ - вдруг все отчетливее стал понимать Масаги.
На гостя пристально смотрела белая маска.
В понедельник Масаги проснулся поздно, может быть, оттого что он рассказывал до глубокой ночи.
«Пора домой», - была его первая мысль.
Багаж уже был собран. С маленьким саквояжем в руках он вышел из гостевой комнаты и собирался уже спускаться вниз, как решил еще раз заглянуть в комнату масок. Но в это утро она была заперта.
- Спасибо за вчерашний вечер. Ты мне очень помог… Тооко очень понравился твой рассказ, - мурлыкающим голосом сообщил Сирахасэ.
- Я рад, - почти в отчаянии ответил Масаги, допивая свой кофе. - Надо возвращаться в Токио.
- Завтра на службу? Сочувствую. И все-таки ты приехал. Я тебе так благодарен, дружище, - произнес Сирахасэ. В его словах чувствовалось что-то странное.
Да, странное.
- Ну, пока, до встречи, - с этими словами Масаги с саквояжем в руках собрался выйти из гостиной.
Как вдруг он увидел, что перед камином в плетеном кресле сидит девочка.
Сегодня на ней было платье цвета индиго с белыми лентами. Светло-коричневые каштановые волосы, светло-карие глаза, бледные щеки… Но это была обычная живая девочка.
- Ты видишь, Масаги? Ты видишь?
Как будто видеть такое было в порядке вещей! И тут девочка заговорила тоном умного ребенка:
- Ну конечно! Этот человек создал мою историю. Он создал меня… Он не может не видеть меня!
Легко рассмеявшись, девочка соскочила с плетеного кресла и, танцующей походкой пройдя мимо обоих мужчин, вышла из гостиной.
Масаги растерянно взглянул на хозяина. Затем сказал:
- Сирахасэ, ты странно себя ведешь. Тебе следовало бы уйти из этого дома. Повторяю, уезжай в Токио. Это ненормально. Ты понимаешь?
Сирахасэ с улыбкой кивнул.
- А может быть, ваш мир ненормален. А нормальный как раз мой. Здесь не Токио. Здесь наше королевство. Поэтому здесь хорошо.
Масаги в одиночестве выходил из усадьбы. Золотой лес обступил его. Шурша опавшими листьями, гость направился к воротам, где его ожидало такси.
Итак, он возвращается в реальную действительность, к которой, должно быть, приспособился.
У самых ворот Масаги еще раз оглянулся на европейское здание, стоящее в золотом лесу.
«Здесь действительно его королевство, - подумал Масаги. - Только - его и той девочки.
Приеду ли я сюда еще раз?
Как знать… »
Перевела с японского Ирина МОМОБРЫВЦЕВА
© Reiko Hikawa. 2003. Публикуется с разрешения автора.
[1] Старшие классы в японской школе. (Здесь и далее прим. перев.)
[2] Тоо - глаз, зрачок; ко - «ребенок», входит в состав многих женских имен.