Иван Сергеевич Аксаков
Краткая записка о странниках или бегунах
Итак, все исследования доказывают, что раскол постоянно распространяется и усиливается; что странническая секта, несмотря на строгость своих принципов, является каким-то безобразным порождением раскола и трактирной цивилизации; что – при ослаблении искреннего интереса религиозного, – приверженность раскольников к расколу нисколько не ослабевает; что, наконец, все меры, принимаемые правительством, оказываются доселе безуспешными.
Действительно, покуда существовало мнение, что причины раскола лежат только в грубом невежестве народа, можно было предполагать, что, при большей образованности сектаторов, раскол сам собою исчезнет. На народ, приверженный к расколу, смотрели как на упрямого ребенка, которому нужно только подрасти, чтоб отбросить свои ребяческие заблуждения, но которому, между тем, в поре ребячества необходима и благодетельна розга.
Ребенку минуло около 200 лет, но раскол не ослабел, не уменьшился, напротив того, все глубже, все сильнее вкоренялся в жизнь народную. Что же касается до розги, то есть до строгости правительства, то она породила в расколе, с одной стороны, мученичество, с другой – лицемерие.
Ожидали успеха от большей образованности народа. Совершилась знаменитая реформа Петра. Настежь раскрылись двери западному просвещению; вместе с академиями, школами и фабриками правительство, преследуя грубое невежество народа, заводило ассамблеи, герберги, трактиры, магистраты и ратуши – вместо земских изб; бурмистров – вместо земских старост; пол-Руси переодело и обрило, пол-Руси обложило пошлиною за бороду, древние обычаи покрыло презрением и насмешками. И правительство во многом успело. Промышленные губернии могут быть по праву названы самыми просвещенными губерниями, в смысле Петра I; однако ж, несмотря на это просвещение, раскол не уничтожился, а еще более усилился, – приняв только иной вид и характер. Дело в том, что народ не просветился, а развратился, что просвещение вошло в него не тем честным и свободным путем, которым шествует истина, а соблазном, развратом, модой, дурным примером, подражанием. Есть раскольники, обрившие бороду, надевшие фрак, но тем не менее остающиеся в среде раскола. Раскольников теперь больше, чем когда-либо, с тою разницею, что двоедушие, лицемерие, нравственная порча и гниение сменили прежнюю суровую самобытность, бывалый фанатизм веры и готовность мученичеством засвидетельствовать искренность своих убеждений.
Какие же настоящие причины раскола, и есть ли возможность остановить это нравственное разложение народного быта, которое опаснее всякого упорного, но искреннего заблуждения, всякого честного фанатизма?
Можно было бы многое сказать об отношениях обряда к догмату в истории русской церкви, о том, как высокое значение, приданное обряду в древней Руси, породило раскол; как преследование за обряд и проклятие обряда собором 1666 года только усилило сопротивление; как проклинавшие и проклинаемые одинаково были далеки от истины, потому что слишком много дорожили обрядностию, одни предавая обряд анафеме, другие из-за обряда разрывая единство церкви… Все это к нашему делу не относится, и мы только изложим здесь вкратце наше мнение не о причинах, породивших раскол, но о причинах, его усиливших и поддерживавших его существование, при ослаблении религиозного интереса.
Главнейшие из этих причин следующие: 1) протест против современного порядка вещей; 2) отношение церкви к государству и, по мнению раскольников, казенный характер русской церкви; 3) отвращение от церкви, внушаемое народу духовенством; 4) потребность умственной деятельности и брожение умов, не имеющих другого правильного способа к удовлетворению этой духовной потребности.
Укажем же в немногих словах, в чем состоит протест раскольников против современного гражданского порядка вещей. Раскольники говорят в одном из своих духовных стихов:
Далее, раскольники утверждают, что правительство со времен Петра теснит будто бы русскую жизнь, преследует будто бы русские обычаи и заводит иноземные (смотри «Цветник» Евфимия, основателя страннической секты); что правительство, с своей военною и гражданскою армиею, не знает будто бы Руси, ее духа, ее путей; меряет будто бы русский народ на иностранный аршин и применяет будто бы к народному быту учреждения и постановления немецкие, черная мудрость не из родного, самобытного источника, а из мутного и нечистого источника Западной Европы. Они говорят, что не узнают своих братии в сословии дворянском и вообще в сословии так называемом образованном, не потому только, что дворяне крестятся «щепотью», но по различию быта и стремлений. Печать антихристова, как объясняет Евфимий, а за ним и ученик его Никита Семенов, печать антихристова, «сияющая на слугах антихристовых», не значит щепоть, или крыж, или трегубая аллилуйа, но житие, согласное с мыслью Антихриста, но подчинение ему, как Христу, но издание и исполнение, во имя Христа, законов в духе Антихриста. Печать антихристова, говорят они, значит презрение к вере, при всем наружном к ней уважении, порабощение церкви, пренебрежение к мнению народному, измена древним началам русской жизни (смотри «Цветник» Евфимия и сочинения Никиты Семенова). Поэтому Евфимий даже и старообрядцев прочих сект называет слугами Антихриста за то, что они, хотя и хранят старые обряды, признают однако же покровительство земной власти, то есть власти Антихриста. Впрочем и раскольники других беспоповщинских толков думают почти так же, не доводя только своего учения до того крайнего выражения, до которого оно дошло у «странников».
Итак, вот что говорят раскольники. Если же мы сами обратимся к временам Петра I и добросовестно рассмотрим и обсудим его законы, его нововведения и вообще совершенное им дело, то протест раскольников покажется нам, если и не во всем справедливым, зато естественным и понятным. Почему же только в раскольниках, а не во всем народе возник подобный протест? На это отвечать не трудно. Изменение старых обрядов, произведенное Никоном, держало, так сказать, внимание раскольников на стороне; самая привязанность их к обряду и обычаю должна была возбудить их опасения во времена петровских преобразований, в сильнейшей степени против остального народа, который не вдруг заметил и сознал, что его ведут другим путем и к другой цели. Но именно этим-то постепенным сознанием и объясняется теперь постоянное возрастание числа раскольников, тогда как самые причины, породившие раскол, излишнее уважение к обряду и вообще интерес отвлеченно религиозный с каждым годом слабеют.
Действительно, покуда существовало мнение, что причины раскола лежат только в грубом невежестве народа, можно было предполагать, что, при большей образованности сектаторов, раскол сам собою исчезнет. На народ, приверженный к расколу, смотрели как на упрямого ребенка, которому нужно только подрасти, чтоб отбросить свои ребяческие заблуждения, но которому, между тем, в поре ребячества необходима и благодетельна розга.
Ребенку минуло около 200 лет, но раскол не ослабел, не уменьшился, напротив того, все глубже, все сильнее вкоренялся в жизнь народную. Что же касается до розги, то есть до строгости правительства, то она породила в расколе, с одной стороны, мученичество, с другой – лицемерие.
Ожидали успеха от большей образованности народа. Совершилась знаменитая реформа Петра. Настежь раскрылись двери западному просвещению; вместе с академиями, школами и фабриками правительство, преследуя грубое невежество народа, заводило ассамблеи, герберги, трактиры, магистраты и ратуши – вместо земских изб; бурмистров – вместо земских старост; пол-Руси переодело и обрило, пол-Руси обложило пошлиною за бороду, древние обычаи покрыло презрением и насмешками. И правительство во многом успело. Промышленные губернии могут быть по праву названы самыми просвещенными губерниями, в смысле Петра I; однако ж, несмотря на это просвещение, раскол не уничтожился, а еще более усилился, – приняв только иной вид и характер. Дело в том, что народ не просветился, а развратился, что просвещение вошло в него не тем честным и свободным путем, которым шествует истина, а соблазном, развратом, модой, дурным примером, подражанием. Есть раскольники, обрившие бороду, надевшие фрак, но тем не менее остающиеся в среде раскола. Раскольников теперь больше, чем когда-либо, с тою разницею, что двоедушие, лицемерие, нравственная порча и гниение сменили прежнюю суровую самобытность, бывалый фанатизм веры и готовность мученичеством засвидетельствовать искренность своих убеждений.
Какие же настоящие причины раскола, и есть ли возможность остановить это нравственное разложение народного быта, которое опаснее всякого упорного, но искреннего заблуждения, всякого честного фанатизма?
Можно было бы многое сказать об отношениях обряда к догмату в истории русской церкви, о том, как высокое значение, приданное обряду в древней Руси, породило раскол; как преследование за обряд и проклятие обряда собором 1666 года только усилило сопротивление; как проклинавшие и проклинаемые одинаково были далеки от истины, потому что слишком много дорожили обрядностию, одни предавая обряд анафеме, другие из-за обряда разрывая единство церкви… Все это к нашему делу не относится, и мы только изложим здесь вкратце наше мнение не о причинах, породивших раскол, но о причинах, его усиливших и поддерживавших его существование, при ослаблении религиозного интереса.
Главнейшие из этих причин следующие: 1) протест против современного порядка вещей; 2) отношение церкви к государству и, по мнению раскольников, казенный характер русской церкви; 3) отвращение от церкви, внушаемое народу духовенством; 4) потребность умственной деятельности и брожение умов, не имеющих другого правильного способа к удовлетворению этой духовной потребности.
Укажем же в немногих словах, в чем состоит протест раскольников против современного гражданского порядка вещей. Раскольники говорят в одном из своих духовных стихов:
Предоставляю самому правительству судить – в какой степени справедливы сетования раскольников…
Не могу пребыть без рыдания!..
До конца тлеет благочестие;
Процветает ныне все нечестие:
Духовный закон с корения ссечен,
Чин священническ сребром весь пленен,
Закон градской в конец истреблен.
Вместо законов водворилось беззаконие,
Лихоимцы вси грады содержат.
Немилосердые в градах первые,
На местах злые приставники!
Дух антихристов возвея на нас…
Не могу пребыть без рыдания!..
Далее, раскольники утверждают, что правительство со времен Петра теснит будто бы русскую жизнь, преследует будто бы русские обычаи и заводит иноземные (смотри «Цветник» Евфимия, основателя страннической секты); что правительство, с своей военною и гражданскою армиею, не знает будто бы Руси, ее духа, ее путей; меряет будто бы русский народ на иностранный аршин и применяет будто бы к народному быту учреждения и постановления немецкие, черная мудрость не из родного, самобытного источника, а из мутного и нечистого источника Западной Европы. Они говорят, что не узнают своих братии в сословии дворянском и вообще в сословии так называемом образованном, не потому только, что дворяне крестятся «щепотью», но по различию быта и стремлений. Печать антихристова, как объясняет Евфимий, а за ним и ученик его Никита Семенов, печать антихристова, «сияющая на слугах антихристовых», не значит щепоть, или крыж, или трегубая аллилуйа, но житие, согласное с мыслью Антихриста, но подчинение ему, как Христу, но издание и исполнение, во имя Христа, законов в духе Антихриста. Печать антихристова, говорят они, значит презрение к вере, при всем наружном к ней уважении, порабощение церкви, пренебрежение к мнению народному, измена древним началам русской жизни (смотри «Цветник» Евфимия и сочинения Никиты Семенова). Поэтому Евфимий даже и старообрядцев прочих сект называет слугами Антихриста за то, что они, хотя и хранят старые обряды, признают однако же покровительство земной власти, то есть власти Антихриста. Впрочем и раскольники других беспоповщинских толков думают почти так же, не доводя только своего учения до того крайнего выражения, до которого оно дошло у «странников».
Итак, вот что говорят раскольники. Если же мы сами обратимся к временам Петра I и добросовестно рассмотрим и обсудим его законы, его нововведения и вообще совершенное им дело, то протест раскольников покажется нам, если и не во всем справедливым, зато естественным и понятным. Почему же только в раскольниках, а не во всем народе возник подобный протест? На это отвечать не трудно. Изменение старых обрядов, произведенное Никоном, держало, так сказать, внимание раскольников на стороне; самая привязанность их к обряду и обычаю должна была возбудить их опасения во времена петровских преобразований, в сильнейшей степени против остального народа, который не вдруг заметил и сознал, что его ведут другим путем и к другой цели. Но именно этим-то постепенным сознанием и объясняется теперь постоянное возрастание числа раскольников, тогда как самые причины, породившие раскол, излишнее уважение к обряду и вообще интерес отвлеченно религиозный с каждым годом слабеют.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента