Иван Созонтович Лукаш
Тайны Александра I
Еще одна тайна – Веронские вечера и Шатобриан – «Кафоличество» Павла I – Генерал Мишо в Риме – Две легенды – Заговор мнимой смерти – Таинственная яхта в Таганроге – Загадочный путешественник и сибирский старец
С того прохладного сентябрьского утра 1825 года, когда император Александр I, откинувши серую шинель, привстал в дорожной коляске и перекрестился на Казанский собор, прощаясь со столицей, в жизни государя и в его таганрогской кончине можно найти немало загадок и тайн, которые не разгаданы и теперь.
Одну из таких загадок последних дней Александра, малоизвестную русскому читателю, мы и попытаемся рассказать.
За несколько дней до отъезда государя из столицы доминиканцу Сокольскому была передана просьба государя приготовить в Петербурге квартиру для негласного посла Римского престола, а почти одновременно с отъездом государя в Таганрог в Рим выехал из Петербурга генерал-адъютант Мишо, тот самый, которому Кутузов поручил передать Александру известие о сдаче Москвы Наполеону.
Меттерних как-то сказал умно и зло об Александре, что тот «всегда марширует от культа к культу и от религии к религии».
На своем «марше» Александр, как кажется, присматривался и к Риму.
Есть свидетельства, что еще в дни Лайбахского конгресса он вел какую-то переписку с папой Пием VII, а с 1814 года государь сблизился с аббатом Грегуаром и пламенным католиком Жозеф де Местром, подолгу жившим в Петербурге.
На государя влиял и вдохновенный Шатобриан, с которым Александр сблизился в Вероне.
Гармонические веронские вечера с рафаэлевой ясностью и благодатной тишиной, разлитой в светящемся воздухе, придавали особую искренность и мягкость задумчивым беседам северного государя с романтическим поэтом. Шатобриан о веронских беседах с Александром I записывает буквально:
«Мы затрагивали соединение греческой и католической церквей. Александр склоняется к этому».
В Вероне государь был, по-видимому, накануне необычайных решений, необычайных свершений, которые должны были изменить судьбу всего мира и России. Это были все те же, свойственные Александру, прекраснодушные и никогда не осуществляемые им желания: раньше освобождение крепостных рабов, утверждение в России гражданских свобод, теперь почему-то это «соединение». Так красиво было полуобещать это католику Шатобриану. Государь, всегда понимавший (и очень тонко, почти женственно) красоту позы, кокетство духа, любивший нравиться другим, как тонкий актер, своим духовным щегольством, хорошо знал, чем понравиться католику Шатобриану, автору «Мучеников» и «Гения христианства».
Весьма вероятно также, что «соединение» было и новым искренним увлечением государя, не устававшего, как сказано, «маршировать» от культа к культу. Именно около этого времени он доверительно писал в собственные руки великой княгине Екатерине Павловне, что отныне всем мистическим и прочим религиозным писателям он предпочитает книги католиков – это «чистое, беспримесное золото».
С того прохладного сентябрьского утра 1825 года, когда император Александр I, откинувши серую шинель, привстал в дорожной коляске и перекрестился на Казанский собор, прощаясь со столицей, в жизни государя и в его таганрогской кончине можно найти немало загадок и тайн, которые не разгаданы и теперь.
Одну из таких загадок последних дней Александра, малоизвестную русскому читателю, мы и попытаемся рассказать.
За несколько дней до отъезда государя из столицы доминиканцу Сокольскому была передана просьба государя приготовить в Петербурге квартиру для негласного посла Римского престола, а почти одновременно с отъездом государя в Таганрог в Рим выехал из Петербурга генерал-адъютант Мишо, тот самый, которому Кутузов поручил передать Александру известие о сдаче Москвы Наполеону.
Меттерних как-то сказал умно и зло об Александре, что тот «всегда марширует от культа к культу и от религии к религии».
На своем «марше» Александр, как кажется, присматривался и к Риму.
Есть свидетельства, что еще в дни Лайбахского конгресса он вел какую-то переписку с папой Пием VII, а с 1814 года государь сблизился с аббатом Грегуаром и пламенным католиком Жозеф де Местром, подолгу жившим в Петербурге.
На государя влиял и вдохновенный Шатобриан, с которым Александр сблизился в Вероне.
Гармонические веронские вечера с рафаэлевой ясностью и благодатной тишиной, разлитой в светящемся воздухе, придавали особую искренность и мягкость задумчивым беседам северного государя с романтическим поэтом. Шатобриан о веронских беседах с Александром I записывает буквально:
«Мы затрагивали соединение греческой и католической церквей. Александр склоняется к этому».
В Вероне государь был, по-видимому, накануне необычайных решений, необычайных свершений, которые должны были изменить судьбу всего мира и России. Это были все те же, свойственные Александру, прекраснодушные и никогда не осуществляемые им желания: раньше освобождение крепостных рабов, утверждение в России гражданских свобод, теперь почему-то это «соединение». Так красиво было полуобещать это католику Шатобриану. Государь, всегда понимавший (и очень тонко, почти женственно) красоту позы, кокетство духа, любивший нравиться другим, как тонкий актер, своим духовным щегольством, хорошо знал, чем понравиться католику Шатобриану, автору «Мучеников» и «Гения христианства».
Весьма вероятно также, что «соединение» было и новым искренним увлечением государя, не устававшего, как сказано, «маршировать» от культа к культу. Именно около этого времени он доверительно писал в собственные руки великой княгине Екатерине Павловне, что отныне всем мистическим и прочим религиозным писателям он предпочитает книги католиков – это «чистое, беспримесное золото».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента