Идея превратить волость в «финансово-хозяйственную единицу», организующую крестьян и выведенную из системы госаппарата (с исключением местных бюджетов из госбюджета СССР) была реализована далеко не в полном объеме, хотя и обещала резко упростить задачи государства. В 1925 г. 70% доходов местные власти получали из местных источников, в основном от предприятий, а не от налогов. В ходе кампании по «оживлению Советов» началось движение за введение бюджетов на уровне сельсоветов. Это стимулировало изучение финансового состояния деревни, которое показало очень низкий уровень жизни и невозможность введения денежной экономики на уровне сельсоветов. В целом, курс на финансовую децентрализацию проводился настойчиво.
   Наряду с Госбанком создавались коммерческие, кооперативные, коммунальные банки, сельскохозяйственные кредитные товарищества. Образование СССР привело к установлению единой для всех республик денежной и кредитной системы. Бюджеты всех союзных республик кроме РСФСР получали дотацию из общесоюзного бюджета. К компетенции Союза было отнесено введение внутренних займов. Разграничение бюджетных прав Союза и союзных республик, расширяющее бюджетные права последних, было сделано в 1927 г.
   Кодекс законов о труде (КЗоТ) РСФСР 1922 г. принципиально отличался от КЗТ 1918 г. От методов принуждения в регулировании трудовых отношений государство переходит к методам свободного найма рабочей силы с заключением добровольного трудового договора. Кодекс допускал в исключительных случаях (борьба со стихийными бедствиями, недостаток в рабочей силе для выполнения важнейших государственных заданий) привлечение граждан к труду в порядке трудовой повинности по специальным постановлениям СНК.
   Трудовой договор заключался как при наличии коллективного договора, так и без него. Договор заключался либо на неопределенный срок, или на время выполнения работы, или на определенный срок (не более одного года). Договор на неопределенный срок мог быть расторгнут по соглашению сторон, по требованию нанимателя в случаях, установленных законом, и по желанию работника в любое время, предупредив нанимателя за семь дней. Договоры, ухудшавшие положение трудящегося сравнительно с условиями, установленными законами о труде, условиями коллективного договора и правилами внутреннего распорядка, распространявшимися на данное предприятие или учреждение, признавались недействительными.
   В кодексе 1922 г. появились положения о коллективных договорах. Они являлись соглашением, заключаемым профсоюзом, как представителем рабочих и служащих, и нанимателем. Недействительными признавались статьи коллективного договора, ухудшавшие условия труда по сравнению с условиями, установленными КЗоТ и другими нормативными актами о труде. Профсоюзы имели право выступать перед различными органами от имени работавших по найму.
   КЗоТ 1922 г. вместо социального обеспечения вновь вводил социальное страхование. Оно распространялось на всех лиц наемного труда. Страховые взносы вносились предприятиями, учреждениями, хозяйствами или работодателями без права обложения страхуемого и без вычета взносов из заработной платы. Социальное страхование предусматривало: оказание лечебной помощи, выдачу пособий при временной нетрудоспособности и дополнительных пособий (на кормление ребенка, погребение), выдачу пособий по безработице, инвалидности, членам семей трудящихся в случае смерти кормильца.
   Земельный кодекс РСФСР 1922 г. подтвердил, что право частной собственности на землю, недра, воды и леса в пределах РСФСР «отменено навсегда». Запрещалась покупка, продажа, завещание, дарение, залог земли. Такие сделки признавались недействительными, а виновные наказывались в уголовном порядке.
   Право пользования землей из единого государственного земельного фонда предоставлялось: трудовым земледельцам и их объединениям, городским поселениям, государственным учреждениям и предприятиям. Право на пользование землей для ведения сельского хозяйства имели все граждане РСФСР, желавшие обрабатывать ее своим трудом. Пpавда, в 1925 г. бывшие помещики были лишены права землепользования в своих прежних имениях.
   Землю крестьяне получали в бессрочное пользование. Допускалась трудовая аренда. Допускались любые способы землепользования — общинный с переделами, хуторской, выделение на отруба, образование коммун и артелей. Самым сложным было определение права двора на выход из общины (мира). 16 мая 1919 г. такое право было подтверждено, но местные власти и сама община чинили препятствия — из-за того, что это вело к дроблению участков. При обсуждении Кодекса было признано, что адекватно решить этот вопрос в общем законодательстве трудно, и губерниям было дано право самим устанавливать нижние пределы для величины земельных наделов.
   В тех случаях, когда трудовое хозяйство по состоянию своей рабочей силы не могло выполнить своевременно сельскохозяйственные работы, допускалось применение наемного труда с соблюдением норм об охране труда в сельском хозяйстве. В апреле 1925 г. было разрешено применение подсобного наемного труда в крестьянских хозяйствах (с подробным определением прав батраков). Допускались различные формы землепользования. Кодекс регулировал правовое положение крестьян-землепользователей, крестьянских дворов, обществ.
   Задачей Уголовного кодекса была объявлена правовая защита государства трудящихся от преступлений и общественно опасных элементов путем применения к нарушителям наказания или других мер социальной защиты. Преступлением признавалось всякое общественно опасное действие или бездействие, угрожавшее основам советского строя и правопорядку. Целью наказания и других мер социальной защиты являлось общее предупреждение новых нарушений как со стороны нарушителя, так и других неустойчивых элементов общества. По некоторым статьям предусматривалась высшая мера наказания — расстрел. Так смертная казнь, которая до этого рассматривалась в советском праве как чрезвычайная мера возмездия, как акт военных действий, теперь вводилась в обычную практику уголовного права.
   УК РСФСР 1922 г. закрепил и освятил законом разделение между обычными и «государственными» преступлениями. Само понятие «государственное преступление» впервые появилось в официальном правовом акте. В Особенной части УК на первом месте перечислены наиболее опасные государственные преступления — контрреволюционные. Контрреволюционным признавалось всякое действие, направленное на свержение завоеваний пролетарской революцией, власти рабоче-крестьянских Советов и правительства, а также помощь той части международной буржуазии, которая стремилась к свержению советского строя путем интервенции или блокады, шпионажа, финансирования прессы и т.п. средствами.
   Cт. 67 УК 1924 г. вводила принцип обратной силы закона (наказания за активные действия против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных постах при царском строе). Репрессивные меры такого типа служат обычно не для наказания, а для устрашения, как превентивное воздействие на современников. Как политические акции, они применяются и т.н. «демократическими» режимами. Ярким примером являются приговоры Э.Хоннекеру, которого судили по законам ФРГ за действия, совершенные в условиях юрисдикции ГДР, а также приговор секретарю ЦК компартии Латвии А.Рубиксу за его поддержку ГКЧП в августе 1991 г., когда Латвия находилась под юрисдикцией советских законов, согласно которым даже в действиях самих членов ГКЧП не было найдено состава преступления.
   На деле эта реформа, смысл которой внешне заключался в устранении различий в двух видах преступлений, усилила эти различия и превратила чрезвычайные меры в узаконенные и постоянные. ЧК была органом временным и чрезвычайным, ГПУ — постоянным и официальным, наделенным такими полномочиями, которых никогда не давали ЧК. С образованием ОГПУ как союзного органа и самостоятельного наркомата власть его возросла.
   УК 1922 г. возрождает ряд методов царской юстиции. Так, вводится превентивная административная высылка (на срок до трех лет), решение о которой выносится не судом, а «Особой комиссией». Вскоре эти превентивные меры дополняются внесудебными карательными: ГПУ получает право назначать наказания вплоть до расстрела «за бандитизм и вооруженный грабеж», а Особая комиссия — заключать за антисоветскую деятельность в концлагерь на срок до трех лет. С созданием ОГПУ сфера госбезопасности стала расширяться, включая в себя все новые и новые типы важных преступлений. Сам термин «контрреволюционный» с самого начала трактовался очень расширительно. Наиболее важные уголовные правонарушения изымались из юрисдикции республик и передавались в ведение централизованного союзного органа.
   Дискуссии по уголовному праву в середине 20-х годов носят на себе следы «последействия» идеологической доктрины. В ранний период советского права идея «классовых судов против буржуазии» почти не оказала никакого влияния на судебную практику (саму идею выяснять на суде классовую принадлежность преступника Ленин назвал «величайшей глупостью»). Суды просто поддерживали порядок и закон против любых нарушителей. В УК 1922 г. принцип классового суда не упомянут. Но в 1924 г. видные юристы (особенно прокурор РСФСР Н.В.Крыленко) подняли вопрос о применении классового подхода при назначении наказаний. После периода колебаний и противоречивых приказов Верховный суд РСФСР 29 июня 1925 г. издал инструкцию со специальным предостережением против классовой дискриминации в уголовном судопроизводстве.
   По официальным данным, общее число лиц во всех местах заключения в СССР составило на 1 января 1925 г. 144 тыс. человек, на 1 января 1926 г. 149 тыс. и на 1 января 1927 г. 185 тыс. человек. (Для сравнения: в 1905 г. в тюрьмах России находилось 719 тыс. заключенных, а в 1906 г. 980 тыс.). До срока в середине 20-х годов условно освобождались около 70% заключенных. По опубликованным за рубежом данным, предоставленным антисоветской эмиграцией, в 1924 г. в СССР было около 1500 политических правонарушителей, из которых 500 находились в заключении, а остальные были лишены права проживать в Москве и Ленинграде.
   В исправительно-трудовом праве был заложен основной принцип, что приговор к лишению свободы всегда предполагает принудительные работы (хотя на срок до трех месяцев они возможны и без лишения свободы). «Арестные дома» для лиц, ждущих суда, были в ведении НКВД. Осенью 1918 г. появляются упоминания о концентрационных лагерях, вначале как о месте превентивного, а не карательного, заключения (поэтому принцип принудительных работ там не применялся). С весны 1919 г. заключение по решению ЧК в концлагерь использовалось и как карательная мера.
   16 октября 1924 г. ВЦИК утвердил Исправительно-трудовой кодекс РСФСР (ИТК), который регулировал организацию и режим содержания осужденных. В Кодексе отмечалось, что вместо тюрем нужно усовершенствовать и максимально развивать сеть трудовых сельскохозяйственных, ремесленных и фабричных колоний и переходных исправительно-трудовых домов, устраиваемых преимущественно вне городов. Труд заключенных из трудящихся засчитывался из расчета два дня работы за три дня. В особую категорию выделялись профессиональные преступники и нетрудящиеся, совершившие преступления вследствие своих «классовых привычек», которые содержались в условиях более строгого режима.
   ИТК не содержал никаких упоминаний о местах заключения, находившихся под контролем ОГПУ (этот пункт был изъят в ходе обсуждения). Между тем в ведении ОГПУ находились не только самые суровые места заключения, но и самые гуманные — «рабочие коммуны» для молодых правонарушителей, которые действовали по принципу «открытой тюрьмы». Кстати, в течение 20-х годов в местах заключения ОГПУ еще поддерживалась старая традиция уважительного отношения к политическим заключенным из числа оппозиции (заключение в предназначенный для политических концлагерь считалось более легким наказанием). С обострением противоречий внутри партии это положение менялось.
   В Кодексе законов о браке, семье и опеке РСФСР 1926 г. был узаконен фактический брак. Достаточными условиями для его признания были совместное проживание, ведение общего хозяйства, совместное воспитание детей. Третьи лица могли быть свидетелями наличия этих оснований в случае споров между совместно проживающими. Устанавливался единый минимальный возраст вступающих в брак — 18 лет. Местным исполкомам было предоставлено право в исключительных случаях снижать брачный возраст женщины, но не более чем на один год. Признавалось совместным (общим) имущество супругов, нажитое в браке. Кодекс дал право суду выносить решения об отбирании детей до 14 лет у родителей и передаче их органам опеки и попечительства, разрешил усыновление несовершеннолетних.
   Одно из тяжелейших наследий, которое получила советская власть — сиротство. Согласно некоторым оценкам, с 1914 по 1921 г. Россия потеряла около 16 млн. человек, вследствие чего распалось множество семей и возникла массовая беспризорность. Вопрос о ней был поставлен на государственном уровне уже во время гражданской войны — на Всероссийском съезде по защите детства, который состоялся в 1919 г. В январе 1921 г. была создана Деткомиссия, которую возглавил Ф.Э.Дзержинский.
   Изучение вопроса юристами и педагогами привело к выводу, что решение проблемы возможно только при сочетании усилий государства с «молекулярной» инициативой людей, и был взят курс на укрепление семьи. В 1926 г. был отменен запрет на усыновление, установленный в 1918 г.
   С 1923 по 1925 гг. Наркомюст разработал три новых проекта закона о семье. Проекты эти были либеральными, они уравнивали фактический брак с официально зарегистрированным, а также упрощали процедуру развода. Проекты были опубликованы и получили большой общественный резонанс.
   Резко отрицательно отнеслись к ним крестьяне. По их мнению, фактический брак без регистрации подрывал основы сельского домохозяйства и был несовместим с принципами патриархальной семьи. По другим основаниям с ними были солидарны т.н. "протекционисты", которые считали, что новый закон поставил бы женщин в более тяжелое положение. В эту группу входили партийные работники, квалифицированные рабочие и служащие, а также ведущие юристы. К сторонникам законопроектов относились т.н. "прогрессивные юристы", которые приветствовали освободительное влияние новых норм, ослабляющее гнет патриархальной семьи. К ним примыкали те, кого с натяжкой можно назвать «феминистами» (защитники интересов женщин).
   Новый закон был принят в 1927 г. и сильно отличался от проекта. Он утверждал большое значение регистрации брака и для семьи, и для общества, но в то же время существенно либерализовал отношения полов, признавая фактический брак как совместное проживание и ведение хозяйства, содержание и воспитание детей.
   В 1920 г. Россия стала первой страной в мире, которая легализовала аборты. К концу 20-х годов это стало одним из важных факторов снижения рождаемости (в 1934 г. в Москве на 100 родов приходился 271 аборт). Указ 1936 г. о запрещении абортов несколько поправил дело, но к прежнему репродуктивному поведению население уже не вернулось.
   С 1917 по 1936 г. в СССР произошел полный пересмотр официальных воззрений на роль семьи в обществе — от утопии «отмирания семьи» к ее государственной и идеологической поддержке. Как пишет американская исследовательница автор книги «Женщины, государство и революция: советская политика в области семьи и общество, 1917-1936» (1993) В.З.Голдман, наряду с понятиями «социалистическая государственность» и «социалистическая законность» семья вошла «в новую святую троицу партийной идеологии» 90.
 
Замечание: «источники и составные части» советского проекта
 
   В 20-е годы стали все более четко просвечивать основные черты строящегося советского порядка. СССР восстанавливался как держава со своим особым представлением о мироустройстве, исключающим как империалистическую глобализацию под эгидой Запада, так и униформизацию человечества через мировую пролетарскую революцию. Восстанавливались и развивались основные черты России-СССР как цивилизации.
   В советское время через школу и прессу в массовое сознание вошло очень упрощенное представление о том, что советский строй создавался исключительно в рамках доктрины большевиков. Это мнение исторически неверно. На деле основные черты советского строя складывались в сотрудничестве, диалоге или борьбе всего спектра культурных и политических течений, отражающих идеалы и интересы всех частей российского общества, очень сложного и социально, и культурно, и этнически. Более того, большое влияние на это «строительство СССР» оказывало участие, в той или иной форме, и зарубежных сил, и находящихся в эмиграции элементов российского общества.
   Главный поток в становлении нового порядка жизни складывается путем отбора форм, перебираемых и испытываемых на «молекулярном уровне» — в мысли и опыте миллионов людей. Чем лучше и умнее ведется наблюдение за молекулярными процессами, тем быстрее и точнее выбираются тенденции грубыми политическими силами. Вообще, плодотворность или бесплодность социальных движений устанавливается и получает «оценку» в официальной истории позже, когда победившая ветвь строит свою мифологию. Сама же эта ветвь вбирает в себя материал «бесплодных» или потерпевших поражение, и этот материал обычно составляет большую часть массы победившей ветви. Какова, например, роль «бесплодных» народников в становлении советского проекта и потом строя? Думаю, она гораздо больше, чем роль марксистов.
   Начать с того, что в момент выбора огромное значение имеют «аргументы от противного», осознание того, чего мы не хотим. Поэтому даже противник, который сумел наглядно и жестко показать нам тот альтернативный путь, которого мы не хотим, становится важнейшим участником выработки решения, нашим необходимым «соавтором». Когда Центральная Рада Украины для защиты от «великодержавных большевиков» опиралась на военную силу немцев, германская оккупация была важным доводом за то, чтобы отойти от Рады. Когда после этого Петлюра поехал за помощью к Пилсудскому и на Украину нахлынули поляки, для украинского крестьянства это было простым и убедительным доводом за то, чтобы поддержать Красную Армию и воссоединиться с Россией в виде СССР.
   Другой важный вид участия «соавторов-оппонентов» заключается в испытании, прохождении альтернативного пути вплоть до наглядного исчерпания его возможностей. Такую работу проделали в 1906-1913 гг. консервативные реформаторы России в виде «столыпинской реформы». П.А.Столыпин верно понимал суть той исторической ловушки, в которую попала Россия в начале ХХ века. Необходима срочная модернизация хозяйства и общества — при мощном сопротивлении практически всех сословий России. Столыпин испытал вариант такой модернизации через развитие капитализма в деревне, через разрушение общины и превращение крестьян в предпринимателей-фермеров и рабочих. И самому Столыпину, и марксистам казалось, что шансы на успех велики. Во главе реформы стоял сильный, умный и знающий человек, большой патриот России. В его руках были все реально имевшиеся ресурсы государства. Он все сделал лучшим образом, выявил сущность и возможности этого пути полностью, наглядно и честно. Не будь огромного опыта реформы Столыпина, не было бы и НЭПа.
   То же самое с возможностью обойтись без революции. Член ЦК партии кадетов Н.А.Гредескул писал 5 июня 1906 г.: "Наша цель — исчерпать все мирные средства, во-первых, потому, что если мирный исход возможен, то мы не должны его упустить, а во-вторых, если он невозможен, то в этом надо вполне и до конца убедить народ до самого последнего мужика".
   Раньше уже говорилось, как выкристаллизовывались черты советского строя между Февралем и Октябрем — в сотрудничестве, диалоге и борьбе между либералами и социалистами, разделившимися на два пути. Обычно мы не задавались вопросом, а куда девались после Гражданской войны те культурные силы, которые были с белыми или хотя бы не с большевиками? В массе своей эти люди, тяготевшие к кадетам, меньшевикам и эсерам, а то и бывшие активными деятелями этих партий, как раз и занялись советским строительством — на тех постах, что соответствовали их знаниям и квалификации.
   Кто-то из них побыл в эмиграции и вернулся быстро. Например, В.И.Вернадский, член ЦК партии кадетов, заместитель министра Временного правительства, вернулся и стал одним из виднейших руководителей союзной науки. Председатель Центральной Рады Грушевский тоже вернулся и стал академиком АН УССР. Эти люди, конечно, не стали большевиками, но этого от них и не требовалось, это было бы нелепостью. И, разумеется, приняв советский проект в главном, они в своей работе использовали все те культурные ресурсы, которые накопили во время своих раздумий и действий будучи кадетами, меньшевиками и т.д.
   Русская культурная эмиграция в малой степени интегрировалась в духовное и научное творчество на Западе. Эмигранты думали и писали о России, а даже если и о Западе, то в большой степени для России, смотря на Запад «русскими глазами». Нам в известной мере повезло, что западная элита, в общем, не сумела оценить того культурного потенциала, который принесла с собой эмиграция из России. Немецкий писатель Г.Бёлль пишет в статье «Россия глазами европейца» (Общественные науки и современность, 1995, № 4): «Между Западом и высланными или эмигрировавшими диссидентами истинного сближения не произошло. Использовать их в своих целях, втягивать в поверхностную и эгоистическую партийную борьбу, действительные причины которой не могли быть им понятны, — было преступлением со стороны западных „правых“, а за западными „левыми“ остается вина в том, что к религиозным мотивам русских они относились с пренебрежением или презрением». Интеллектуальный продукт эмиграции негласно тек в Россию 91.
   Трудно точно оценить, какое влияние на сознание руководящих и научных кадров СССР оказали труды специалистов, далеких от большевизма, но это влияние, без сомнения, было велико. Достаточно упомянуть А.В.Чаянова, вклад которого в разработку концепции НЭПа очевиден. Ведущие ученые, тяготевшие к кадетам, вырабатывали основы научной политики СССР и принципы становления научной системы, которая стала одним из столпов, оснований советского строя (потому так жестоко разрушалась эта система в 90-е годы). Учительский съезд 1918 г. определил самые важные принципы строительства советской школы, едва ли не главного «генератора» советского общества — но ведь среди учителей авторитет эсеров и меньшевиков был гораздо сильнее, чем большевиков.
   Во время перестройки сильно заостряли внимание на том, что некоторые из бывших кадетов или меньшевиков были репрессированы. Да, это так — весь верхний слой политически активной интеллигенции во время репрессий потерпел тяжелый урон. Но, думаю, никак нельзя сказать, что при этом оппоненты большевиков истреблялись больше, чем «ленинская гвардия». Пожалуй, даже наоборот. Более вероятно, что репрессии в среде элиты проводились не по партийному признаку, а следуя логике групповой войны в ходе большого столкновения двух тенденций в самом советском руководстве. При этом, конечно, первыми жертвами становились самые активные люди, которые и раньше проявили свой мятущийся характер.
   Хороший пример дает случайно попавшая мне на глаза биография видного специалиста по международному праву профессора Ю.В.Ключникова (1886-1938). Накануне Октября он был приват-доцентом Московского университета. Летом 1918 г. участвовал в левоэсеровском мятеже в Ярославле. Был заместителем министра в первом антисоветском правительстве Гражданской войны — «Уфимской директории». Затем примкнул к Колчаку и стал министром иностранных дел в его правительстве. В 1919 г., после разгрома Колчака, эмигрировал и входил в Парижский комитет партии кадетов. Читал курсы лекций в Париже и Брюсселе. Затем совершил поворот от радикального антисоветизма к идее примирения с советской властью и стал редактором журнала «Смена вех» (его статья дала название и первому сборнику «Смена вех»). Одна из научных статей Ю.В.Ключникова, посвященная подготовке Генуэзской конференции, привлекла внимание Ленина, и он пригласил его в качестве эксперта советской делегации в Генуе. В 1923 г. Ю.В.Ключников вернулся в СССР и стал преподавать в Коммунистической академии. Позже был репрессирован.
   Вклад Ю.В.Ключникова в развитие советского международного права сегодня оценивается очень высоко. Нет сомнений и в том, что на геополитические представления советского руководства (и, думаю, самого И.В.Сталина) повлияли труды, созданные в эмиграции в русле культурно-научного направления, называемого евразийством. Это было развитие концепции России-СССР в рамках цивилизационного подхода. Наверняка можно сказать, что только в эмиграции, вне контроля жесткой в то время идеократической системы советского государства, только и могла быть разработана доктрина евразийства, так важная именно для самопознания СССР. Сложность была в том, что Сталин, внимательно наблюдая за мыслью евразийцев и «переводя» их идеи на язык советской идеологии, в то же время был вынужден открещиваться от них, чтобы не размывать в то трудное время фундамент официальной марксистской идеологии 92.