Каттнер Генри. Музыкальная машина

Каттнер Генри
Музыкальная машина

   Генри Каттнер
   Музыкальная машина
   Джерри Фостер поведал бармену, что на свете нет любви. Бармен, привыкший к подобным излияниям, заверил Джерри, что он ошибается, и предложил выпить.
   - Почему бы и нет? - согласился мистер Фостер, исследуя скудное содержимое своего бумажника. - "Всегда, пока я был и есмь и буду, я пил и пью и буду пить вино". Это Омар.
   - Ну как же, - невозмутимо ответил бармен. - Пейте, не стесняйтесь, приятель.
   - Вот ты зовешь меня приятелем, - пробормотал Фостер, слегка уже подвыпивший приятный молодой блондин с подернутыми дымкой глазами, - но никому я не нужен. Никто меня не любит.
   - А та вчерашняя крошка?
   - Бетти? Дело в том, что вчера я заглянул с ней в одно местечко, а тут появилась рыжая. Ну, я бортанул Бетти, а потом рыжая отшила меня. И вот я одинок, все меня ненавидят.
   - Возможно, не стоило гнать Бетти, - предположил бармен.
   - Я такой непостоянный... - На глазах у Фостера навернулись слезы. Ничего не могу поделать. Женщины - моя погибель. Налей мне еще и скажи, как тебя звать.
   - Аустин.
   - Так вот, Аустин, я почти влип. Не обратил внимания, кто победил вчера в пятом забеге?
   - Пигс Троттерс, вроде бы.
   - А я ставил на Уайт Флеш. Сейчас должен подойти Сэмми. Хорошо еще, что удалось раздобыть денег, - с ним лучше не шутить.
   - Это верно. Простите.
   - И ты меня ненавидишь, - грустно прошептал Фостер, отходя от стойки.
   Он был весьма удивлен, заметив сидящую в одиночестве Бетти. Но ее золотистые волосы, чистые глаза, бело-розовая кожа потеряли свою привлекательность. Она ему наскучила.
   Фостер прошел дальше - туда, где в полумраке поблескивал хромом продолговатый предмет. Это было то, что официально называлось "проигрыватель-автомат", а в обиходе звалось просто "джук-бокс" или "музыкальная машина".
   Прекрасная машина. Ее хромированные и полированные части переливались всеми цветами радуги. Более того, она не следила за Фостером и держала рот на запоре.
   Фостер ласково похлопал по блестящему боку.
   - Ты моя девушка, - объявил Джерри. - Ты прекрасна. Я люблю тебя безумно. Слышишь? Безумно.
   Фостер достал из кармана монетку и тут увидел, как в бар вошел коренастый брюнет и подсел к мужчине в твидовом костюме. После короткой беседы, завершившейся рукопожатием, коренастый вытащил из кармана записную книжку и что-то пометил.
   Фостер достал бумажник. У него уже были неприятности с Сэмми, и больше он не хотел. Букмекер весьма ревностно относился к своим финансовым делам. Джерри пересчитал деньги, моргнул, снова пересчитал; в животе мерзко екнуло. То ли он их потерял, то ли его обманули, но денег не хватало...
   Сэмми это не понравится.
   Яростно принуждая затуманенные мозги шевелиться, Фостер прикинул, как выиграть время. Сэмми его уже заметил. Если бы выбраться через черный ход...
   В баре стало слишком тихо. Страстно желая какого-нибудь шума, чтобы скрыть свое состояние, Фостер обратил наконец внимание на монетку, зажатую в пальцах, и торопливо сунул ее в прорезь джук-бокса.
   В лоток для возврата монет посыпались деньги.
   Шляпа Джерри оказалась под лотком почти мгновенно. Четвертаки и десятицентовики лились нескончаемым потоком. Джук-бокс взорвался песней, и под царапанье иглы из автомата понеслись звуки "Моего мужчины", заглушая шум денег, наполнявших шляпу Фостера.
   Наконец поток иссяк. Фостер стоял как вкопанный, молясь богам-покровителям, когда к нему подошел Сэмми. Жучок посмотрел на все еще протянутую шляпу.
   - Эй, Джерри! Сорвал куш?
   - Ага, в клубе поблизости. Никак не могу разменять. Поможешь?
   - Черт побери, я не разменная касса, - усмехнулся Сэмми. - Свое возьму зелененькими.
   Фостер опустил позвякивающую шляпу на крышку автомата и отсчитал купюры, а недостаток покрыл выуженными четвертаками.
   - Благодарю, - сказал Сэмми. - Право, жаль, что твоя лошадка оказалась слабовата.
   - "О, любовь, что длится вечно..." - заливался джук-бокс.
   - Ничего не поделаешь, - отозвался Фостер. - Может быть, в следующий раз повезет.
   - Хочешь поставить?
   - "Если все вокруг станет плохо вдруг, то спасенья круг бросит верный друг..."
   Фостер вздрогнул. Последние два слова песни поразили его, возникли из ниоткуда и намертво, как почтовый штамп, засели в голове. Больше он ничего не слышал; эти слова звучали на все лады нескончаемым эхом.
   - Э... верный друг, - пробормотал он. - Верный...
   - А-а... Темная лошадка. Ну ладно, Верный Друг, третий заезд. Как обычно?
   Комната начала вращаться, но Фостер сумел кивнуть. Через некоторое время он обнаружил, что Сэмми пропал; на джук-боксе стоял лишь его бокал, рядом со шляпой. Джерри, наклонившись, вперился сквозь стекло во внутренности автомата.
   - Не может быть, - прошептал он. - Я пьян. Но пьян недостаточно. Нужно выпить еще.
   С отчаянием утопающего он схватил бокал и двинулся к стойке.
   - Послушай, Аустин... Этот джук-бокс... он как, хорошо работает?
   Аустин выдавливал лимон и не поднял глаз.
   - Жалоб нет.
   Фостер украдкой бросил взгляд на автомат. Тот по-прежнему стоял у стены, загадочно блестя хромом и полировкой.
   - Не знаю, что и думать... - заметил Фостер.
   На диск легла пластинка. Автомат заиграл "Пойми же - мы просто любим друг друга".
   Дела Джерри Фостера в последнее время шли из рук вон плохо. По натуре консерватор, к несчастью для себя он родился в век больших перемен. Ему необходимо было чувствовать твердую почву под ногами, - а газетные заголовки не внушали уверенности, и уж тем более не устраивал его новый образ жизни, складывающийся из технических и социальных новшеств. Появись он на свет в прошлом веке, Фостер катался бы как сыр в масле, но сейчас...
   Эпизод с музыкальной машиной был бы забыт, если бы через несколько дней не появился Сэмми с девятью сотнями долларов - результат победы Верного Друга. Фостер немедленно закутил и пришел в себя в знакомом баре. За спиной, вызывая смутные воспоминания, сиял джук-бокс. Из его недр лились звуки "Нет чудесней апреля", и Фостер стал бездумно подпевать.
   - Хорошо! - угрожающе заявил тучный мужчина рядом. - Я слышал! Я... что ты сказал?
   - Запомни апрель, - машинально повторил Фостер.
   - Какой к черту апрель! Сейчас март!
   Джерри стал тупо озираться в поисках календаря.
   - Вот, пожалуйста, - почти твердо заявил он. - Третье апреля.
   - Это ж мне пора возвращаться... - отчаянно прошептал толстяк. Оказывается, апрель! Сколько же я гуляю? А, не знаешь?! А что ты знаешь? Апрель... надо же...
   Не успел Фостер подумать, что не мешает перейти в заведение потише, как в бар, безумно вращая глазами, ворвался тощий блондин с топором. Прежде чем его успели остановить, он пробежал через комнату и занес топор над джук-боксом.
   - Я больше не могу! - истерически выкрикнул он. - Тварь!.. Я рассчитаюсь с тобой раньше, чем ты меня погубишь!
   С этими словами, не обращая внимания на грозно приближающегося бармена, блондин ударил топором по крышке автомата. С резким хлопком полыхнул язычок синего пламени, и блондин оказался на полу.
   Фостер завладел стоявшей поблизости бутылкой виски и попытался осмыслить смутно сознаваемые события. Вызвали "скорую помощь". Доктор объявил, что блондин жив, но получил сильный электрический удар. У автомата помялась крышка, но внутренности остались целы.
   - Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал [О.Уайльд, "Баллада Рэдингской тюрьмы"], - обратился Аустин к Фостеру. - Если не ошибаюсь, вы - тот парень, который вчера цитировал Хайама?
   - Что? - отозвался Фостер.
   Аустин задумчиво кивал, глядя, как безжизненное тело укладывают на носилки.
   - Этот тип частенько сюда наведывался - только ради музыкальной машины. Он просто в нее втюрился. Часами слушал. Конечно, говоря "втюрился", я не имею в виду ничего такого, ясно?
   - ...ы-ы... - подтвердил Фостер.
   - И вот вбегает он пару дней назад, как с цепи сорвался, глаза бешеные, сам ошалевший... грохается перед этим ящиком на колени и молит простить его за что-то... Вам чего?
   - Повторить, - ответил Фостер, наблюдая за выносом носилок.
   Джук-бокс щелкнул, и заиграла новая пластинка. Вероятно, забарахлил усилитель, потому что динамики неожиданно взревели.
   - Хло-о! - яростно звал джук-бокс. - Хло-о-о!!
   Наполовину оглушенный, борясь с ощущением, что все это галлюцинация, Фостер на заплетающихся ногах подошел к автомату и потряс его. Рев прекратился.
   - Хло!.. - пропел джук-бокс грустно и нежно.
   У входа в бар возникла какая-то суета, но Фостер ни на что не обращал внимания. Его осенила идея. Он прижался лбом к стеклу панели и на останавливающемся диске сумел прочитать название "Весной в горах".
   Пластинка встала на ребро и скользнула назад. Другой черный диск опустился под иглу. "Турецкие ночи".
   Но вместо этого джук-бокс с большим чувством исполнил "Мы будем любить друг друга вечно".
   Фостер совершенно уже забыл неряшливого толстяка, как вдруг услышал сзади раздраженный голос.
   - Ты лжец! Сейчас март!
   - А-а, иди к черту, - отмахнулся глубоко потрясенный Фостер.
   - Я сказал, ты лжец! - настаивал толстяк, неприятно дыша в лицо Фостера. - Либо ты согласишься, что сейчас март, либо... либо...
   С Фостера было достаточно. Он оттолкнул толстяка и двинулся к выходу, когда в воздухе разлилась нежная мелодия "Скажи же "да" скорей!"
   - Март! - визгливо твердил толстяк. - Разве не март?!
   - Да, - торопливо согласился Фостер. - Март.
   И всю ночь он следовал совету песни. Он слушал толстяка. Он поехал в гости к толстяку. Он соглашался с толстяком. А утром с изумлением узнал, что толстяк взял его на работу - в качестве композитора-песенника для Высшей Студии, - потому что Фостер ответил "да" на вопрос, может ли он писать песни.
   - Хорошо, - удовлетворенно произнес толстяк. - Теперь мне, пожалуй, пора домой. А, так ведь я дома? Значит, мне пора на студию. Завтра мы начинаем апрельский супермюзикл - а ведь сейчас апрель?
   - Конечно.
   - Давай соснем. Нет, не сюда, здесь бассейн... Я покажу тебе свободную спальню. Ты ведь хочешь спать?
   - Да, - солгал Фостер.
   Тем не менее он заснул, а на следующее утро отправился с толстяком на студию и поставил свою подпись под контрактом. Никто не интересовался его квалификацией - его привел сам Талиоферро, и этого было достаточно. Джерри предоставили кабинет с роялем и секретаршей, и там он просидел остаток дня, недоумевая, как все случилось.
   Фостер получил задание - лирическая песня для новой картины. Дуэт.
   В младенческом возрасте Фостер играл на пианино, но тайны контрапункта и тональностей прошли мимо него.
   Вечером он заглянул в тот бар. Где-то в глубине души Джерри надеялся, что джук-бокс поможет ему. Но музыкальная машина надоедливо играла одну и ту же песню.
   Странно, что никто этого не слышал. Фостер открыл сей факт совершенно случайно. Для ушей Аустина джук-бокс крутил обычные шлягеры.
   Джерри стал внимательно прислушиваться. Звучал завораживающий дуэт, нежный и печальный.
   - Кто написал эту песню?
   - Разве не Хоги Кармайкл? - отозвался Аустин.
   Джук-бокс внезапно заиграл "Я сделал это", а затем вновь переключился на дуэт.
   В углу Фостер заметил пианино. Он подошел к нему, достал записную книжку и первым делом записал слова. Остальное оказалось не по силам, приходилось надеяться лишь на слух и память. Фостер осмотрел музыкальную машину (разбитую крышку заменили), ласково погладил ее бок и в глубоком раздумье удалился.
   Его секретаршу звали Лойс Кеннеди. Она появилась на следующий день в кабинете Фостера, когда тот сидел у рояля и безнадежно тыкал в него пальцем.
   - Позвольте, я помогу вам, мистер Фостер, - спокойно сказала она.
   - Я... нет, спасибо, - выдавил Фостер.
   - Плохо знаете музыкальную грамоту? - Лойс ободряюще улыбнулась. Таких композиторов много. Играют на слух, а в нотах не разбираются.
   - В самом деле? - с надеждой пробормотал Фостер.
   - Давайте так: вы проиграйте, а я запишу.
   После нескольких тщетных попыток Фостер вздохнул и взял листок со словами - его хоть прочесть можно было.
   - Ну пропойте ее, - предложила Лойс.
   У Фостера был неплохой слух, и он без труда спел, а Лойс легко подобрала и записала музыку.
   - Изумительно! Оригинальная и свежая мелодия. Мистер Фостер, я восхищена вами! Надо немедленно показать ее боссу.
   Талиоферро песня понравилась. Он сделал несколько бессмысленных поправок, которые Фостер с помощью Лойс внес в текст, и созвал целый симпозиум песенников для прослушивания шедевра.
   - Я хочу, чтобы вы поняли, что такое хорошо, - изрек Талиоферро. - Это моя новая находка. Мне кажется, нам нужна свежая кровь, - мрачно закончил он, обводя притихших песенников зловещим взглядом.
   Фостер сидел как на иголках, ожидая, что вот-вот кто-нибудь из присутствующих вскочит и закричит: - Эта ваша находка украл мелодию у Гершвина!..
   Или у Берлина, или Портера, или Хаммерстайна...
   Разоблачения не последовало. Песня оказалась новой и принесла Фостеру славу композитора и поэта.
   Так начался успех.
   Каждый вечер он в одиночку посещал некий бар, и джук-бокс помогал ему с песнями. Джук-бокс словно понимал, что именно требуется, и нежил Фостера западающими в сердце мелодиями, складывающимися в песни с помощью Лойс. Кстати, Фостер начал замечать, что она - поразительно красивая девушка. Лойс не казалась неприступной, но пока Фостер избегал решительных действий. Он не был уверен в долговечности своего триумфа.
   Но расцветал Фостер как роза. Банковский счет круглел с не меньшей скоростью, чем он сам, а пил Фостер теперь гораздо реже, хотя бар посещал ежедневно.
   Однажды он спросил у Аустина:
   - Этот джук-бокс... Откуда он взялся?
   - Не знаю, - ответил Аустин. - Он уже стоял, когда я начал здесь работать.
   - А кто меняет пластинки?
   - Ну... компания, надо полагать.
   - Вы видели их когда-нибудь?
   Аустин задумался.
   - Наверное, они приходят в смену напарника. Пластинки новые каждый день. Отличное обслуживание.
   Фостер решил расспросить и другого бармена, но ничего не сделал. Потому что поцеловал Лойс Кеннеди.
   Это было ошибкой. Это был пороховой заряд. Они колесили по Сансет Стрип, обсуждая проблемы жизни и музыки.
   - Я иду, - туманно выразился Фостер, отворачивая от столба светофора. Мы идем вместе.
   - Ах, милый! - промурлыкала Лойс.
   Фостер и не чувствовал, что последние дни находился в страшном напряжении. Сейчас оно исчезло. Как замечательно обнимать Лойс, целовать ее, наслаждаться легким щекотаньем ее волос... Все виделось в розовом свете.
   Внезапно в розовой мгле проявилось лицо Аустина.
   - Как всегда? - поинтересовался он.
   Фостер моргнул.
   - Аустин... Давно мы здесь?
   - Около часа, мистер Фостер.
   - Дорогой! - ластилась Лойс, нежно и плотно прижимаясь к плечу.
   Фостер попытался подумать. Это было трудно.
   - Лойс, - произнес он наконец, - не надо ли мне написать песню?
   - Зачем спешить?
   - Нет. Раз я здесь, то добуду песню, - непререкаемо изрек Фостер и поднялся.
   - Поцелуй меня, - проворковала Лойс.
   Фостер повиновался, затем засек координаты джук-бокса и двинулся к цели.
   - Привет, - сказал он, похлопывая гладкий блестящий бок. - Вот и я; Правда, немного пьян, но это ничего. Давай-ка запишем песенку.
   Машина молчала. Фостер почувствовал прикосновение Лойс.
   - Пойдем. Мы не хотим музыки.
   - Подожди, моя прелесть.
   Фостер уставился на автомат и вдруг расхохотался.
   - Понимаю...
   Он достал пригоршню мелочи, сунул монету в щель и дернул рычаг.
   Джук-бокс хранил молчание.
   - Что случилось?.. - пробормотал Фостер.
   Внезапно ему пришел на память случай с блондином, напавшим на джук-бокс с топором. Аустин подсказал фамилию, и через час Фостер сидел у госпитальной койки, на которой покоились изуродованные и забинтованные останки человека со светлыми волосами.
   - Меня вынесли на носилках из бара, - рассказывал блондин. - И тут появилась машина. Я ничего не почувствовал. Я и сейчас ничего не чувствую. Водитель - женщина - утверждает, что кто-то выкрикнул ее имя. Хло. Это так удивило ее, что она дернула руль и сбила меня. Вы знаете, кто крикнул "Хло"?
   Фостер вспомнил. Музыкальная машина играла "Хло", что-то случилось с усилителем, и на секунду он заорал как бешеный.
   - Я парализован, - продолжал блондин. - Скоро умру. И хорошо. Она очень умная и мстительная.
   - Она?
   - Шпионка. Возможно, самые разные устройства замаскированы под... под вещи, к которым мы привыкли. Не знаю. Вот и джук-бокс... он... нет. Она! Она жива!
   - А...
   - Кто ее поставил? - перебил блондин. - Они. Пришельцы из другого времени? Им нужна информация, но сами показываться не смеют, вот и монтируют шпионские устройства в вещах, которые не вызывают у нас подозрений. Например, в автоматической радиоле. Только эта немного разладилась. Она умнее других.
   Блондин приподнял голову, и его горящие глаза впились в радио, висевшее на стене.
   - Даже здесь, - прошептал он. - Обычное радио? Или их хитроумные штучки?!
   Его голова бессильно упала на подушку.
   - Я начал догадываться довольно давно. Она подсказывала мне разные идеи, не раз вытаскивала буквально из тюрьмы. Но прощения не будет. Она ведь женщина. Механический мозг? Или... нет, я не узнаю, никогда не узнаю. Скоро я умру. Ну и ладно...
   Вошла сестра.
   Джерри Фостер был испуган. На опустевшей Мэйн-стрит царили тишина и мрак.
   - Ни за что бы ни поверил, - бормотал Фостер, прислушиваясь к собственным гулким шагам. - Но я верю. Надо наладить отношения с этим... с этой... с музыкальной машиной!
   Какая-то трезвая часть ума направила его в аллею. Заставила осторожно выдавить стекло. Настойчиво провела по темной кухне.
   Он был в баре. Пустая стойка. Слабый мерцающий свет, пробивающийся сквозь шторы. И черная молчаливая глыба джук-бокса у стены.
   Молчаливая и безразличная. Даже когда Джерри опустил монету...
   - Послушай! - взмолился он. - Я был пьян. О, это безумие! Не может быть! Ты не живая - _ты живая_? Это ты расправилась с парнем, которого я сейчас видел в больнице?!.. Итак, ты женщина. Завтра я принесу тебе цветы. Я начинаю верить. Конечно же, я верю! Я никогда не взгляну на... на другую девушку. Не надо дуться, ну... Ты же любишь меня, я знаю. О, господи!
   У Фостера пересохло в горле. Он пошел за стойку и вдруг замер, пораженный леденящей душу уверенностью, что рядом кто-то есть.
   Их было двое, и они не были людьми.
   Один вытащил из джук-бокса маленький блестящий цилиндр.
   Чувствуя, как высыхает пот на лице, Фостер слушал их мысли.
   - Рапорт за истекшие сутки. Вставь свежую кассету и заодно смени пластинки.
   Обрывки мыслей бешеным калейдоскопом закрутились в голове Фостера. Слова Аустина... умирающий блондин... бесформенные фигуры... Не может быть!
   - Здесь человек, - подумал один из них. - Он видел нас. Его надо ликвидировать.
   Мерцающие нечеловеческие фигуры стали приближаться. Фостер обогнул край стойки и бросился к музыкальной машине. Он обхватил руками ее холодные бока и выдохнул:
   - Останови их! Не дай им убить меня!
   Теперь он не видел созданий, но чувствовал их прямо за спиной. Паника обострила чувства. Фостер выбросил указательный палец и ткнул им в кнопку с надписью "Люби меня вечно".
   Что-то коснулось его плеча и окрепло, оттягивая назад.
   Внутри автомата замельтешили огни. Выскользнула пластинка. Игла медленно опустилась на черную дорожку.
   Джук-бокс начал играть "Цена тебе грош - сейчас ты помрешь".