----------------------------------------------------------------------------
Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах.
Для высших учебных заведений.
Том 2. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Римская литература.
М., "Просвещение", 1965
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
(Около 87-54 гг. до н. э.)
Гай Валерий Катулл (G. Valerius Catullus) - виднейший римский лирик.
Его творчество развивалось в период ожесточенной гражданской войны в Риме, в
период распада республиканского строя и становления военной диктатуры.
Родина поэта - город Верона в Цизальпинской Галлии. Еще юношей Катулл
приехал в Рим и вскоре выдвинулся как талантливый поэт. У него установились
дружеские отношения с поэтами Лицинием Кальвом и Цинной. Катулл стал главой
тех поэтов, которых Цицерон назвал "новыми" поэтами (неотерики).
В условиях разложения республики и полисных отношений, в условиях
кризиса римского общества наблюдается усиление субъективизма, уход в сферу
интимных переживаний. Поэты-неотерики и были выразителями в литературе этих
общественных настроений. Они особенно интересовались "александрийской
поэзией", которая была созвучна их настроению. Излюбленными жанрами
неотериков являлись элегии, эпиграммы, а также эпиллии (небольшого размера
эпические поэмы). В этих "малых формах" поэзии они выражали свои интимные
переживания, протест против складывающегося цезарианства, полемизировали с
поэтами, представителями жанра большой эпической поэмы.
Особый интерес и заботу проявляли неотерики к форме поэтических
произведений. Они боролись за простоту и изящество литературного языка, за
освобождение его от архаических слов и выражений и внесли в римскую поэзию
много новых стихотворных размеров. Неотерики больше всего ориентировались на
близких им по жанру александрийских лириков, которые импонировали им как
своей тематикой, так и изощренной отделкой стиха и ритма.
Катулл создал лирику, отражающую разнообразные настроения поэта.
Прежде всего это стихи, связанные с глубокой и трагической любовью Катулла к
красавице Клодии, сестре трибуна Клодия Пульхра, которую поэт назвал
Лесбией. сближая ее с лесбиянкой Сапфо. В этих глубоко интимных
стихотворениях отражены и радость взаимной любви, и муки ревности поэта, и
его презрение к изменявшей ему женщине, и отчаяние после окончательного
разрыва с ней.
Но лира Катулла звучала не только любовными напевами. Ему принадлежит
ряд памфлетов на будущего диктатора Юлия Цезаря и его любимцев, а также на
разных бездарных стихоплетов. И тогда Катулл настраивал свою лиру на
шутливый и игривый лад. В таком тоне даны его стихотворения к друзьям -
Лицинию, Фабуллу, Флавию, Цецилию. В этих стихотворениях отражены и
литературные интересы поэта, и светлые моменты его жизни, связанные с
теплыми дружескими беседами, с искренним весельем товарищеских пирушек и
легкими забавами беззаботной ранней юности.
После разрыва с Клодией в 57 г. поэт отправился в Вифинию (Малая
Азия), возможно, с целью скорее забыть возлюбленную, причинившую ему столько
страданий; может быть, на это решение повлияла и весть о смерти брата,
похороненного в Малой Азии. В результате поездки Катулла на Восток появился
ряд новых стихотворений и эпиллий "Аттис", в котором нашли отражение
экзотика восточной природы и таинственный культ богини Кибелы, связанный с
оскоплением и оргиастическими танцами ее жрецов.
На всю последующую римскую лирику (Тибулла, Проперция), а также на
поэтов-лириков Западной Европы Катулл оказал большое влияние. Из
итальянских гуманистов особенно любил Катулла Понтано, много его
переводивший и перенесший все разнообразие его стихотворных размеров в
итальянскую литературу. Высоко ценили Катулла Байрон и Гете. Пушкин со всем
блеском своего гения перевел на русский язык одно из его стихотворений (см.
ниже).
Полный перевод Катулла дан А. Фетом. Некоторые стихотворения переведены
и опубликованы в журнале "Гермес". Большинство стихотворений переведено в
издании "Academia" (1929).
Будем, Лесбия, жить, пока живы,
И любить, пока любит душа;
Старых сплетников ропот брюзгливый
Пусть не стоит для нас ни гроша {*}.
Солнце сядет чредой неизменной
И вернется, как было, точь-в-точь;
Нас, лишь свет наш померкнет мгновенный,
Ждет одна непробудная ночь.
Дай лобзаний мне тысячу сразу
И к ним сотню и тысячу вновь,
Сто еще, и к другому заказу
Вновь настолько же губки готовь.
И как тысяч накопится много,
Счет собьем, чтоб забыть нам итог,
Чтоб завистник не вычислил строго
Всех лобзаний и сглазить не смог.
Хочешь, Лесбия, знать ты, наверно,
Сколько нужно лобзаний твоих,
Чтобы я не просил их безмерно
И, с излишком довольный, притих?
Как песок неисчетны крупицы,
Сплошь усеявшие Ливии край
По соседству Киренской {**} границы,
Где на сильфий всегда урожай,
Меж святилищем в знойной пустыне,
Где Юпитер судьбу говорит,
И меж зданием, равным святыне,
Древний Батт {***} под которым зарыт,
Или сколько в безмолвии ночи
Ярких звезд по дороге своей
Устремляют бессмертные очи
На любовные тайны людей,
Столько жаждет Катулл ненасытный
Обменять поцелуев с тобой,
Чтобы счесть их не мог любопытный
И смутить наговорами - злой.
Перевод Ф.Е. Корша
{* У Катулла, как вообще в античной поэзии, рифма в стихах отсутствует,
В данном переводе размер подлинника не сохранен и внесена рифма,
** Кирена - город и страна на северном побережье Африки.
*** Батт - легендарный основатель Кирены.}
Плачь, Венера, и вы, Утехи, плачьте!
Плачьте все, кто имеет в сердце нежность!
Бедный птенчик погиб моей подружки {*},
Бедный птенчик, любовь моей подружки.
Милых глаз ее был он ей дороже.
Слаще меда он был и знал хозяйку,
Как родимую мать дочурка знает.
Он с колен не слетал хозяйки милой,
Для нее лишь одной чирикал сладко,
То сюда, то туда порхал, играя.
А теперь он идет тропой туманной
В край ужасный, откуда нет возврата.
Будь же проклята ты, обитель ночи,
Орк, прекрасное все губящий жадно!
Ты воробушка чудного похитил!
О, злодейство! Увы! Несчастный птенчик,
Ты виной, что от слез, соленых, горьких
Покраснели и вспухли милой глазки.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Катуллом написаны два стихотворения о воробье Лесбии. Оба
стихотворения были очень популярны среди римских читателей. Впоследствии
Овидий в подражание этим стихотворениям написал элегию "На смерть попугая".
В данном стихотворении Катулл пародирует поминальный плач и надгробные речи,
внося те же сетования на краткость жизни, те же повторы, те же
ласкательные и уменьшительные существительные и т. д., но все эти средства
художественного выражения даны в шутливо-ласковом тоне.}
У многих Квинтия красавицей слывет.
По мне - она бела, пряма, большого роста;
Отдельных этих в ней красот
Не отвергаю я; но выразить так просто
Словцом "красавица" ей общий приговор
Я не могу: напрасно ищет взор
Во всем ее обширном теле
Хоть капли грации, хоть искры огонька.
Вот Лесбия - та в самом деле
Красавица: из одного куска
Как бы изваян весь сей образ несравненный,
И, вся изящества полна,
Она все прелести красавиц всей вселенной
Себе усвоила одна.
Перевод Ф.Е. Корша
Если желание сбывается свыше надежды и меры,
Счастья нечайного день благословляет душа.
Благословен же будь, день золотой, драгоценный, чудесный,
Лесбии милой моей мне возвративший любовь!
Лесбия снова со мною! На что не надеялся, сбылось!
О, как сверкает опять великолепная жизнь!
Кто из живущих счастливей меня? И чего же мог бы
Я пожелать на земле? Сердце полно до краев!
Перевод А.И. Пиотровского
Жизнь моя! Будет счастливой любовь наша, так ты сказала
Будем друг другу верны и не узнаем разлук!
Боги великие! Сделайте так, чтоб она не солгала!
Пусть ее слово идет чистым от чистой души!
Пусть проживем мы в веселье спокойные, долгие годы,
Дружбы взаимной союз ненарушимо храня.
Перевод А.И. Пиотровского
Ты прежде, Лесбия, твердила,
Что лишь Катулл твой близкий друг
И что ни с кем иным житье тебе не мило,
Хотя б тебе Юпитер был супруг.
Не так я чтил тебя в то время,
Как чтит любовниц свет пустой,
Но так же, как отцом, годов несущим бремя.
Бывает зять любим иль сын родной.
С тех пор тебя я понял ясно,
И хоть теперь к красе твоей
Влекусь я более мучительно и страстно,
Ты для меня ничтожней и пошлей.
"Как это может быть?" - ты спросишь.
Да ведь обидою такой
В мечты влюбленного ты больше страсти вносишь,
Но гасишь в нем любви огонь святой.
Перевод Ф.Е. Корша
Что за черная желчь, Равид {*} злосчастный,
В сети ямбов моих тебя погнала?
Что за мстительный бог тебя подвигнул
На губительный этот спор и страшный?
Или хочешь ты стать молвы игрушкой?
Иль, какой ни на есть, ты славы жаждешь?
Что ж, бессмертным ты будешь? У Катулла
Отбивать ты осмелился подружку.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Лицо неизвестное.}
Любовь и ненависть кипят в душе моей.
Быть может: "Почему?" - ты спросишь. Я не знаю,
Но силу этих двух страстей
В себе я чувствую и сердцем всем страдаю.
Перевод Ф.Е. Корша
Что ж ты, Катулл? Почему умирать еще медлишь?
Ноний {*} зобастый воссел на курульное кресло,
Будущим консульством ложно клянется Ватиний {**}.
Что ж ты, Катулл? Почему умирать еще медлишь?
Перевод А. Фета
{* Т. е. Ноний стал курульным эдилом, видным должностным лицом.
** Ватиний, претор, уже клянется консульством, хотя еще не выбран.}
Хлыщ {*}, говорят, захотел на Пимплейскую гору
подняться {**},
Вилами Музы сейчас сбросили сверху его {***}.
Перевод А. Фета
{* В подлиннике назван непристойным словом.
** Гора и источник Пимплеи у склона Олимпа были посвящены музам.
*** Катулл, видимо, имел в виду Мамурру, одного из сторонников Цезаря.
Поэт смеется над его попытками проявить себя в области поэзии.}
Не может, не хвалясь напрасно,
Сказать любовница ничья,
Что нежно так была любима и так страстно,
Как мною ты, о Лесбия моя!
Не блещут верностью такою
Нигде союзы прежних дней,
Какая в пору грез, внушенных мне тобою,
Была видна со стороны моей.
Но твой поступок вероломный
Так резко сбил меня с пути
И совести вопрос такой поставил темный
О том, как долг мне чести соблюсти,
Что вновь тебя не полюблю я,
Хоть стань ты скромностью самой,
Ни страсти чувственной к тебе не подавлю я,
Хотя б на стыд махнула ты рукой.
Перевод Ф.Е. Корша
Фурий ласковый и Аврелий {*} верный!
Вы - друзья Катуллу, хотя бы к Инду
Я ушел, где море бросает волны
На берег гулкий.
Иль в страну Гиркан {**} и Арабов пышных,
К Сакам {***} и Парфянам {****}, стрелкам из лука,
Иль туда, где Нил семиустый мутью
Хляби пятнает.
Перейду ли Альп ледяные кручи,
Где поставил знак знаменитый Цезарь,
Галльский Рейн увижу ль, иль дальних Бриттов
Страшное море, -
Все, что рок пошлет, пережить со мною
Вы готовы. Что ж, передайте милой
На прощанье слов от меня немного,
Злых и последних.
Со своими пусть кобелями дружит!
По три сотни их обнимает сразу,
Никого душой не любя, но печень
Каждому руша.
Только о моей пусть любви забудет!
По ее вине иссушилось сердце,
Как степной цветок, проходящим плугом
Тронутый насмерть.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Фурий и Аврелий - юноши из круга знакомых Катулла и Клодии.
** Гирканы - племена, жившие в тогдашней Персии.
*** Саки - жители прикаспийских степей.
**** Парфяне - кочевники, обитавшие по течению рек Тигра и Евфрата.}
Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик:
Так Постумия велела,
Председательница оргий.
Ты же прочь, речная влага,
И струей, вину враждебной,
Строгих постников довольствуй:
Чистый нам любезен Бахус.
Перевод А.С. Пушкина
{* Это стихотворение дано в переводе А. С. Пушкина. Перевод довольно
точен и очень хорошо передает светлый, радостный тон стихотворения. У
Катулла здесь его любимый размер - одиннадцатисложник; у Пушкина -
четырехстопный хорей, который действительно в русском языке лучше передает
радостный тон, чем ритм одиннадцатисложника.}
Друг Лициний! {*} Вчера в часы досуга
Мы табличками долго забавлялись {**}.
Превосходно и весело играли.
Мы писали стихи поочередно,
Подбирали размеры и меняли,
Пили, шуткой на шутку отвечали.
И ушел я, твоим, Лициний, блеском
И твоим остроумием зажженный,
И еда не могла меня утешить,
Глаз бессонных в дремоте не смыкал я,
Словно пьяный, ворочался в постели,
Поджидая желанного рассвета,
Чтоб с тобой говорить, побыть с тобою.
И когда, треволненьем утомленный,
Полумертвый, застыл я на кровати,
Эти строчки тебе, мой самый милый,
Написал, чтоб мою тоску ты понял.
Берегись же, и просьб моих не вздумай
Осмеять и не будь высокомерным,
Чтоб тебе не отмстила Немезида!
В гневе страшна она. Не богохульствуй!
Перевод А.И. Пиотровского
{* Лициний Кальв - поэт и оратор, друг Катулла, один из представителей
кружка неотериков (neotericos - юношеский, молодой).
** В этом стихотворении Катулл изображает любимое времяпровождение
членов кружка неотериков. Катулл и его друг Лициний в часы досуга устраивают
своеобразное состязание в импровизации стихов. Это говорит о литературных
интересах неотериков.}
22 {*)
Мой Вар {**}, Суффена ты наверняка знаешь!
Суффен красив, воспитан, говорить мастер!
Вдобавок к остальному он стихи пишет,
По тысяче, по десять тысяч строк за день
Кропает, не как мы, на черновых свертках,
На царских хартиях, чтоб переплет новый,
Чтоб скалки новые, чтобы вышито красным,
Свинцом расчерчено, начищено пемзой,
Стихи прочесть попробуй, и Суффен важный
Покажется бродягой, пастухом козьим.
Такая перемена! Вот стихов сила!
Никак не верится! Такой хитрец, умник,
Умней всех умников, из хитрецов хитрый,
Становится последним дураком сразу,
Чуть за стихи возьмется. Никогда все же
Так горд он не бывает, до небес счастлив,
Поэзией своей он упоен, право.
Но будем откровенны! Таковы все мы,
Немножко от Суффена ты найдешь в каждом.
Смешны мы все, у каждого своя слабость.
Но за своей спиной не видать сумки.
Перевод А.И. Пиотровского
{* В этом стихотворении Катулл остроумно высмеивает
писателей-дилетантов, которые, будучи материально обеспеченными людьми,
могли выпускать в свет свои бездарные книги в роскошном оформлении.
Интересны упоминания Катулла о книжной технике его времени.
** Вар - один из поэтов кружка неотериков, главой которого был Катулл.}
Говорливейший меж потомков Рема {*},
Тех, кто есть и кто был, и тех, кто будет
В дни грядущие, - будь здоров, Марк Туллий,
И прими от Катулла благодарность.
Из поэтов - поэт он самый худший,
Как и ты - из ходатаев наилучший {**}.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Ромул и Рем - легендарные основатели Рима.
** Эта эпиграмма направлена против Цицерона, который, перейдя на
сторону Цезаря, был для Катулла оратором враждебного лагеря. Катулл
остроумно пародирует патетический стиль речей Цицерона, изобилующий
эпитетами, выраженными прилагательными в превосходной степени. В его
маленькую эпиграмму сознательно внесено пять определений, выраженных
превосходной степенью прилагательных: dissertissimus (самый речистый),
maximus (величайший, в русском переводе это прилагательное выпущено), два
раза pessimus (худший) и optimus (лучший).}
[НА МОГИЛЕ БРАТА]
Много морей переплыв и увидевши много народов,
Брат мой, достиг я теперь грустной гробницы твоей.
Чтобы последний принесть тебе дар, подобающий мертвым,
И чтобы имя твое, пепел печальный, призвать.
Рок беспощадный пресек твою жизнь, он навеки похитил,
Брат злополучный, тебя, сердце мне разорвав.
Что же, прими эти жертвы! Обычаи древние дедов
Нам заповедали их - в грустный помин мертвецам.
Жаркой слезою моей они смочены, плачем последним.
Здравствуй же, брат дорогой! Брат мой, навеки прощай!
Перевод А.И. Пиотровского
[ПАМФЛЕТ НА ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ]
В чудной дружбе два подлых негодяя,
Кот Мамурра {*} и с ним - похабник Цезарь!
Что ж тут дивного? Те же грязь и пятна
На развратнике Римском и Формийском.
Оба мечены клеймами распутства,
Оба гнилы и оба - полузнайки,
Ненасытны в грехах прелюбодейных.
Оба в тех же валяются постелях,
Друг у друга девчонок отбивают.
В чудной дружбе два подлых негодяя.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Мамурра - один из сторонников Цезаря, родом из города Формии на
севере Италии. Именно против него чаще всего направляет Катулл свои
эпиграммы.}
[ПРОТИВ ЦЕЗАРЯ И ЕГО ДРУЗЕЙ]
Кто это видеть может, кто перенесет,
Коль не бесстыдник он, распутник и игрок,
Что у Мамурры то, чем прежде Галлия
Косматая владела и Британия?
Беспутный Ромул, видишь все и терпишь ты.
А тот теперь и в гордости и в роскоши.
Пойдет ходить по всем постелям по чужим,
Как славный белый голубок или Адонис.
Беспутный Ромул, видишь все и терпишь ты,
Ведь ты бесстыдник и распутник и игрок.
Не с этой ли ты целью, вождь единственный,
На самом крайнем острове был запада,
Чтоб этот хлыщ истрепанный у вас глотал
По двести или триста тысяч там зараз?
Иначе что же значит щедрость вредная?
Иль мало размотал он? Мало расшвырял?
Сперва он погубил отцовское добро,
Затем Понтийскую добычу {*}, в-третьих же,
Иберскую, что знает златоносный Таг {**}.
Не для него ли и Галлия с Британией?
Что эту дрянь лелеете? Что может он,
Как не глотать отцовское наследие?
Не в силу ли уж этого, нежнейшие
Вы, тесть и зять, весь разорили круг земной?
Перевод А.Фета
{* Имеется в виду богатая добыча, полученная Цезарем в войне против
Митридата Понтийского (66-64 гг. до н. э.).
** При Цезаре велась война в Лузитании. Река Таг (Тахо), протекающая в
Лузитании, и называется золотоносной. Этот эпитет по отношению к реке Таг
встречается и у позднейших поэтов.}
[АТТИС {*}]
По морям промчался Аттис {**} на летучем, легком челне,
Поспешил проворным бегом в ту ли глушь фригийских лесов,
В те ли дебри рощ дремучих, ко святым богини местам.
Подстрекаем буйной страстью, накатившей яростью пьян,
Оскопил он острым камнем молодое тело свое.
И себя почуял легким, ощутив безмужнюю плоть,
Окропляя теплой кровью кремнистый выжженный луг.
Он взмахнул в руке девичьей полнозвучный гулкий тимпан.
Это твой тимпан, Кибела, твой святой, о матерь, тимпан!
В кожу бычью впились пальцы. Под ладонью бубен запел.
Завопив, к друзьям послушным исступленный голос воззвал:
"В горы, Галлы! В лес Кибелы! В дебри рощ спешите толпой!
В горы, Галлы, Диндимены {***} госпожи покорная тварь!
Рой изгнанников, за мной понеслись вы к чужим краям,
По следам моим промчавшись, повинуясь речи моей.
Не страшил нас вал соленый, не смутила зыбкая хлябь.
Презирая дар Венеры, оскопили вы свою плоть.
Веселитесь, быстро мчитесь, пусть взыграет сердце в груди!
Порадейте в честь богини! Поспешите, Галлы, за мной!
В лес фригийский! В дом Кибелы! Ко святым фригийским
местам?
Там рокочет гулко бубен, там кимвалы звонко звенят.
Там Менад {****}, плющом увитых, хороводы топчут траву.
Восклицают там Менады, в исступленной пляске кружась:
"Там безумствует богини вдохновенно-буйная рать!
Нам туда помчаться надо! Нас туда желания зовут!"
Дева телом, бледный Аттис так вопил, сзывая друзей.
Отвечал мгновенным воплем одержимый, бешеный сонм,
Зазвенела медь кимвалов. Загудел протяжно тимпан.
По хребтам зеленой Иды полетел, спеша, хоровод.
Ударяет в бубен Аттис, задыхаясь, хрипло кричит.
Обезумев, мчится Аттис через дебри, яростный вождь.
Так, упряжки избегая, мчится телка, скинув ярмо.
За вождем, за буйной девой, в исступлении Галлы летят.
И к святилищу Кибелы добежал измученный рой
И уснул в изнеможенье, не вкусив Цереры {*****} даров.
Долгий сон тяжелой дремой утомленным веки смежил.
Под покровом тихой лени угасает ярости пыл.
Но когда наутро солнца воссиял сверкающий глаз,
Сквозь эфир, над морем страшным, над пустынным ужасом гор,
И прогнал ночные тени огненосных коней полет,
Тут покинул, вдаль умчавшись, быстролетный Аттиса сон.
В мощном лоне Пасифея {******} приняла крылатого вновь.
Исчезает в сердце ярость, легковейный входит покой.
Все, что сделал, все, что было, вспоминает Аттис дрожа,
Понимает ясным взором, чем он стал, куда залетел.
С потрясенным сердцем снова он идет на берег морской,
Видит волн разбег широкий. Покатились слезы из глаз.
И свою родную землю он призвал с рыданьем в груди.
"Мать моя, страна родная, о моя родная страна!
Я, бедняк, тебя покинул, словно раб и жалкий беглец.
На погибельную Иду {*******} ослепленный я убежал.
Здесь хребты сияют снегом. Здесь гнездятся звери во льдах,
В их чудовищные норы я забрел по тайной щели.
Где же ты, страна родная? Как найду далекий мой край?
По тебе душа изныла, по тебе тоскуют глаза.
В этот миг короткий ярость ослабела в сердце моем.
Или мне в лесах скитаться, от друзей и дома вдали,
От тебя вдали, отчизна, вдалеке от милых родных?
Не увижу я гимнасий {********}, площадей и шумных палестр
Я, несчастный, их покинул. Буду снова, снова рыдать.
О, как был я горд и счастлив, о, как много я пережил!
Вот я дева, был мужчиной, был подростком, юношей был,
Был палестры лучшим цветом, первым был на поле борьбы.
От гостей гудели двери, от шагов был теплым порог.
Благовонными венками был украшен милый мой дом.
От постели, вечно весел, подымался я поутру.
И теперь мне стать служанкой, стать Кибелы верной рабой!
Стать Менадой, стать калекой, стать бесплодным, бедным
скопцом!
Стать бродягой в дебрях Иды, на хребтах, закованных в лед!
По лесным влачиться щелям во фригийских страшных горах!
Здесь козел живет скакуний, здесь клыкастый бродит кабан!
Ой-ой-ой! Себя сгубил я! Ой-ой-ой! Что сделать я мог!"
Чуть сорвался вопль плачевный с утомленных розовых губ,
Чуть до слуха гор богини долетел раскаянья стон,
Тотчас львов своих Кибела отпрягает, снявши ярмо,
Бычьих стад грозу и гибель, подстрекает левого так:
"Поспеши, мой друг свирепый, в богохульца ужас всели!
Пусть, охвачен темным страхом, возвратится в дебри лесов
Тот безумец, тот несчастный, кто бежал от власти моей.
Выгибай дугою спину, ударяй ужасным хвостом,
Дебри гор наполни ревом, пусть рычанью вторит земля!.."
Перевод А.И. Пиотровского
{* Это эпиллий в александрийском духе; написан особым размером -
галлиямбами (галлы - жрецы богини Кибелы).
** Аттис - жрец малоазийской богини Кибелы.
*** Диндимена - культовое имя богини Кибелы.
**** Менада - вакханка.
***** Церера - богиня, покровительствующая произрастанию злаков.
****** Пасифея - богиня сновидений.
******* Ида - гора во Фригии (в Малой Азии).
******** Гимнасий - здания у греков для гимнастических игр и
упражнений.
********* Палестра - место гимнастических состязаний и борьбы.
Упоминание о гимнасиях и палестрах, которые были у греков, говорит о том,
что это или следы использованного Катуллом греческого оригинала, или
сознательная стилизация.}
[Эта "Свадебная песня", написанная на манер греческих эпиталамиев,
представляет собой попеременное пение юношей и девушек перед наступлением
брачной ночи.]
[Юноши:]
Юноши, вечер настал! Вставайте же! Веспер {*} с Олимпа
{* Вечерняя звезда.}
Свет долгожданный уже наконец-то для нас зажигает.
Время подняться теперь и покинуть обильные яства.
Миг - и невеста придет, и начнут прославлять Гименея.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Девушки:]
Девушки, юношей видите ль вы? Вставайте навстречу -
Значит, на Эте {*} огонь зажигается вестником ночи.
{* Горная цепь в южной Фессалии (Греция).}
Да, несомненно. Глядите, как юноши встали проворно.
Встали они неспроста: готовятся петь до победы.
[Юноши:]
Первенства пальмы, друзья, нелегко нам достанутся ныне.
Гляньте, как девушки там о затее своей размышляют.
Ох, размышляют не зря: наверно, задумали что-то.
Дивного нет ничего - стараются всею душою.
В наших же думах - одно, а слух обращен - на другое.
Нас победят, и по праву: ведь любит победа старанье.
Вот почему хоть теперь повнимательней в помыслах будьте:
Девушкам петь начинать, а нам предстоит отвечать им.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Девушки:]
Веспер! Какое тебя беспощадней на небе светило!
Ты вырываешь из рук материнских родимую дочку,
Ты дорогое дитя вырываешь у матери, Веспер.
Юноше пылкому ты отдаешь непорочную деву.
Город враги захватив, безжалостней вряд ли бывают.
Гимен, о Гименей, явись, Гименей!
[Юноши:]
Веспер! Какое тебя нам отрадней на небе светило?
Пламенем ярким своим ты обещанный брак утверждаешь,
Брак, что отцами решен молодых и решен матерями,
Но не скреплен до поры, как появится свет твой на небе.
Могут ли боги что дать желаннее этого часа?
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Девушки:]
Сверстницы! Веспер из нас одну беспощадно похитил!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
[Дальше следовали еще семь строчек строфы, которая не сохранилась. В ней
девушки, по-видимому, называли Веспера вором. На это юноши отвечали, что
Веспер, являясь на рассвете под новым именем звезды, "несущей свет",
наоборот, способствовал отысканию и поимке воров.]
[Юноши:]
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Веспер! С приходом твоим дремоты не ведает стража.
Ночью скрывается вор, но ты возвращаешься утром,
Имя свое изменив, и его выдаешь с головою.
Любят притворно бранить тебя незамужние девы,
Можно ли то им бранить, к чему молчаливо стремятся?
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Девушки:]
Если родится цветок, в садах огороженных скрытый,
Он неизвестен скоту, никаким не тревожим он плугом.
Дождик питает его, ветерок обвевает и солнце
Делает сильным. И мил он юношам, девушкам мил он.
Но лишь увянет цветок, подорванный тоненьким ногтем,
Юношам больше не мил, и девушкам больше не мил он.
Так же бывает и с девой: не тронута - ближним любезна.
Но лишь невинности цвет непорочное тело утратит,
Юношей к ней не влечет, и она не любезна подругам.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Юноши:]
Если родится лоза одинокая в поле пустынном,
Вверх не растет никогда, никогда ее грозди не зреют.
Нежно тело свое сгибая под собственным грузом,
Верхним побегом она едва не касается корня.
Ни земледелец, ни вол взрастить не желают такую.
Если ж случайно она сочетается с вязом - супругом,
То земледелец и вол взрастить пожелают такую.
Девушка так же: невинна пока - бесплодно стареет.
Если ж, для брака созрев, достойно в супружество вступит,
Мужу дороже и меньше родителю в тягость.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
Девушка, ты не перечь такому супругу. Нельзя ведь,
Право, перечить тому, за кого сам отец тебя выдал.
Мать и отец заодно - них воле должна быть послушна.
Девство не все ведь твое, а отчасти родителей также:
Треть в нем отцовская есть, материнская треть в нем другая,
Треть лишь одна в нем твоя. Потому не перечь ты обоим,
Тем, что права передали свои и приданое зятю.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
Перевод М.Н. Чернявского
Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах.
Для высших учебных заведений.
Том 2. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Римская литература.
М., "Просвещение", 1965
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
(Около 87-54 гг. до н. э.)
Гай Валерий Катулл (G. Valerius Catullus) - виднейший римский лирик.
Его творчество развивалось в период ожесточенной гражданской войны в Риме, в
период распада республиканского строя и становления военной диктатуры.
Родина поэта - город Верона в Цизальпинской Галлии. Еще юношей Катулл
приехал в Рим и вскоре выдвинулся как талантливый поэт. У него установились
дружеские отношения с поэтами Лицинием Кальвом и Цинной. Катулл стал главой
тех поэтов, которых Цицерон назвал "новыми" поэтами (неотерики).
В условиях разложения республики и полисных отношений, в условиях
кризиса римского общества наблюдается усиление субъективизма, уход в сферу
интимных переживаний. Поэты-неотерики и были выразителями в литературе этих
общественных настроений. Они особенно интересовались "александрийской
поэзией", которая была созвучна их настроению. Излюбленными жанрами
неотериков являлись элегии, эпиграммы, а также эпиллии (небольшого размера
эпические поэмы). В этих "малых формах" поэзии они выражали свои интимные
переживания, протест против складывающегося цезарианства, полемизировали с
поэтами, представителями жанра большой эпической поэмы.
Особый интерес и заботу проявляли неотерики к форме поэтических
произведений. Они боролись за простоту и изящество литературного языка, за
освобождение его от архаических слов и выражений и внесли в римскую поэзию
много новых стихотворных размеров. Неотерики больше всего ориентировались на
близких им по жанру александрийских лириков, которые импонировали им как
своей тематикой, так и изощренной отделкой стиха и ритма.
Катулл создал лирику, отражающую разнообразные настроения поэта.
Прежде всего это стихи, связанные с глубокой и трагической любовью Катулла к
красавице Клодии, сестре трибуна Клодия Пульхра, которую поэт назвал
Лесбией. сближая ее с лесбиянкой Сапфо. В этих глубоко интимных
стихотворениях отражены и радость взаимной любви, и муки ревности поэта, и
его презрение к изменявшей ему женщине, и отчаяние после окончательного
разрыва с ней.
Но лира Катулла звучала не только любовными напевами. Ему принадлежит
ряд памфлетов на будущего диктатора Юлия Цезаря и его любимцев, а также на
разных бездарных стихоплетов. И тогда Катулл настраивал свою лиру на
шутливый и игривый лад. В таком тоне даны его стихотворения к друзьям -
Лицинию, Фабуллу, Флавию, Цецилию. В этих стихотворениях отражены и
литературные интересы поэта, и светлые моменты его жизни, связанные с
теплыми дружескими беседами, с искренним весельем товарищеских пирушек и
легкими забавами беззаботной ранней юности.
После разрыва с Клодией в 57 г. поэт отправился в Вифинию (Малая
Азия), возможно, с целью скорее забыть возлюбленную, причинившую ему столько
страданий; может быть, на это решение повлияла и весть о смерти брата,
похороненного в Малой Азии. В результате поездки Катулла на Восток появился
ряд новых стихотворений и эпиллий "Аттис", в котором нашли отражение
экзотика восточной природы и таинственный культ богини Кибелы, связанный с
оскоплением и оргиастическими танцами ее жрецов.
На всю последующую римскую лирику (Тибулла, Проперция), а также на
поэтов-лириков Западной Европы Катулл оказал большое влияние. Из
итальянских гуманистов особенно любил Катулла Понтано, много его
переводивший и перенесший все разнообразие его стихотворных размеров в
итальянскую литературу. Высоко ценили Катулла Байрон и Гете. Пушкин со всем
блеском своего гения перевел на русский язык одно из его стихотворений (см.
ниже).
Полный перевод Катулла дан А. Фетом. Некоторые стихотворения переведены
и опубликованы в журнале "Гермес". Большинство стихотворений переведено в
издании "Academia" (1929).
Будем, Лесбия, жить, пока живы,
И любить, пока любит душа;
Старых сплетников ропот брюзгливый
Пусть не стоит для нас ни гроша {*}.
Солнце сядет чредой неизменной
И вернется, как было, точь-в-точь;
Нас, лишь свет наш померкнет мгновенный,
Ждет одна непробудная ночь.
Дай лобзаний мне тысячу сразу
И к ним сотню и тысячу вновь,
Сто еще, и к другому заказу
Вновь настолько же губки готовь.
И как тысяч накопится много,
Счет собьем, чтоб забыть нам итог,
Чтоб завистник не вычислил строго
Всех лобзаний и сглазить не смог.
Хочешь, Лесбия, знать ты, наверно,
Сколько нужно лобзаний твоих,
Чтобы я не просил их безмерно
И, с излишком довольный, притих?
Как песок неисчетны крупицы,
Сплошь усеявшие Ливии край
По соседству Киренской {**} границы,
Где на сильфий всегда урожай,
Меж святилищем в знойной пустыне,
Где Юпитер судьбу говорит,
И меж зданием, равным святыне,
Древний Батт {***} под которым зарыт,
Или сколько в безмолвии ночи
Ярких звезд по дороге своей
Устремляют бессмертные очи
На любовные тайны людей,
Столько жаждет Катулл ненасытный
Обменять поцелуев с тобой,
Чтобы счесть их не мог любопытный
И смутить наговорами - злой.
Перевод Ф.Е. Корша
{* У Катулла, как вообще в античной поэзии, рифма в стихах отсутствует,
В данном переводе размер подлинника не сохранен и внесена рифма,
** Кирена - город и страна на северном побережье Африки.
*** Батт - легендарный основатель Кирены.}
Плачь, Венера, и вы, Утехи, плачьте!
Плачьте все, кто имеет в сердце нежность!
Бедный птенчик погиб моей подружки {*},
Бедный птенчик, любовь моей подружки.
Милых глаз ее был он ей дороже.
Слаще меда он был и знал хозяйку,
Как родимую мать дочурка знает.
Он с колен не слетал хозяйки милой,
Для нее лишь одной чирикал сладко,
То сюда, то туда порхал, играя.
А теперь он идет тропой туманной
В край ужасный, откуда нет возврата.
Будь же проклята ты, обитель ночи,
Орк, прекрасное все губящий жадно!
Ты воробушка чудного похитил!
О, злодейство! Увы! Несчастный птенчик,
Ты виной, что от слез, соленых, горьких
Покраснели и вспухли милой глазки.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Катуллом написаны два стихотворения о воробье Лесбии. Оба
стихотворения были очень популярны среди римских читателей. Впоследствии
Овидий в подражание этим стихотворениям написал элегию "На смерть попугая".
В данном стихотворении Катулл пародирует поминальный плач и надгробные речи,
внося те же сетования на краткость жизни, те же повторы, те же
ласкательные и уменьшительные существительные и т. д., но все эти средства
художественного выражения даны в шутливо-ласковом тоне.}
У многих Квинтия красавицей слывет.
По мне - она бела, пряма, большого роста;
Отдельных этих в ней красот
Не отвергаю я; но выразить так просто
Словцом "красавица" ей общий приговор
Я не могу: напрасно ищет взор
Во всем ее обширном теле
Хоть капли грации, хоть искры огонька.
Вот Лесбия - та в самом деле
Красавица: из одного куска
Как бы изваян весь сей образ несравненный,
И, вся изящества полна,
Она все прелести красавиц всей вселенной
Себе усвоила одна.
Перевод Ф.Е. Корша
Если желание сбывается свыше надежды и меры,
Счастья нечайного день благословляет душа.
Благословен же будь, день золотой, драгоценный, чудесный,
Лесбии милой моей мне возвративший любовь!
Лесбия снова со мною! На что не надеялся, сбылось!
О, как сверкает опять великолепная жизнь!
Кто из живущих счастливей меня? И чего же мог бы
Я пожелать на земле? Сердце полно до краев!
Перевод А.И. Пиотровского
Жизнь моя! Будет счастливой любовь наша, так ты сказала
Будем друг другу верны и не узнаем разлук!
Боги великие! Сделайте так, чтоб она не солгала!
Пусть ее слово идет чистым от чистой души!
Пусть проживем мы в веселье спокойные, долгие годы,
Дружбы взаимной союз ненарушимо храня.
Перевод А.И. Пиотровского
Ты прежде, Лесбия, твердила,
Что лишь Катулл твой близкий друг
И что ни с кем иным житье тебе не мило,
Хотя б тебе Юпитер был супруг.
Не так я чтил тебя в то время,
Как чтит любовниц свет пустой,
Но так же, как отцом, годов несущим бремя.
Бывает зять любим иль сын родной.
С тех пор тебя я понял ясно,
И хоть теперь к красе твоей
Влекусь я более мучительно и страстно,
Ты для меня ничтожней и пошлей.
"Как это может быть?" - ты спросишь.
Да ведь обидою такой
В мечты влюбленного ты больше страсти вносишь,
Но гасишь в нем любви огонь святой.
Перевод Ф.Е. Корша
Что за черная желчь, Равид {*} злосчастный,
В сети ямбов моих тебя погнала?
Что за мстительный бог тебя подвигнул
На губительный этот спор и страшный?
Или хочешь ты стать молвы игрушкой?
Иль, какой ни на есть, ты славы жаждешь?
Что ж, бессмертным ты будешь? У Катулла
Отбивать ты осмелился подружку.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Лицо неизвестное.}
Любовь и ненависть кипят в душе моей.
Быть может: "Почему?" - ты спросишь. Я не знаю,
Но силу этих двух страстей
В себе я чувствую и сердцем всем страдаю.
Перевод Ф.Е. Корша
Что ж ты, Катулл? Почему умирать еще медлишь?
Ноний {*} зобастый воссел на курульное кресло,
Будущим консульством ложно клянется Ватиний {**}.
Что ж ты, Катулл? Почему умирать еще медлишь?
Перевод А. Фета
{* Т. е. Ноний стал курульным эдилом, видным должностным лицом.
** Ватиний, претор, уже клянется консульством, хотя еще не выбран.}
Хлыщ {*}, говорят, захотел на Пимплейскую гору
подняться {**},
Вилами Музы сейчас сбросили сверху его {***}.
Перевод А. Фета
{* В подлиннике назван непристойным словом.
** Гора и источник Пимплеи у склона Олимпа были посвящены музам.
*** Катулл, видимо, имел в виду Мамурру, одного из сторонников Цезаря.
Поэт смеется над его попытками проявить себя в области поэзии.}
Не может, не хвалясь напрасно,
Сказать любовница ничья,
Что нежно так была любима и так страстно,
Как мною ты, о Лесбия моя!
Не блещут верностью такою
Нигде союзы прежних дней,
Какая в пору грез, внушенных мне тобою,
Была видна со стороны моей.
Но твой поступок вероломный
Так резко сбил меня с пути
И совести вопрос такой поставил темный
О том, как долг мне чести соблюсти,
Что вновь тебя не полюблю я,
Хоть стань ты скромностью самой,
Ни страсти чувственной к тебе не подавлю я,
Хотя б на стыд махнула ты рукой.
Перевод Ф.Е. Корша
Фурий ласковый и Аврелий {*} верный!
Вы - друзья Катуллу, хотя бы к Инду
Я ушел, где море бросает волны
На берег гулкий.
Иль в страну Гиркан {**} и Арабов пышных,
К Сакам {***} и Парфянам {****}, стрелкам из лука,
Иль туда, где Нил семиустый мутью
Хляби пятнает.
Перейду ли Альп ледяные кручи,
Где поставил знак знаменитый Цезарь,
Галльский Рейн увижу ль, иль дальних Бриттов
Страшное море, -
Все, что рок пошлет, пережить со мною
Вы готовы. Что ж, передайте милой
На прощанье слов от меня немного,
Злых и последних.
Со своими пусть кобелями дружит!
По три сотни их обнимает сразу,
Никого душой не любя, но печень
Каждому руша.
Только о моей пусть любви забудет!
По ее вине иссушилось сердце,
Как степной цветок, проходящим плугом
Тронутый насмерть.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Фурий и Аврелий - юноши из круга знакомых Катулла и Клодии.
** Гирканы - племена, жившие в тогдашней Персии.
*** Саки - жители прикаспийских степей.
**** Парфяне - кочевники, обитавшие по течению рек Тигра и Евфрата.}
Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик:
Так Постумия велела,
Председательница оргий.
Ты же прочь, речная влага,
И струей, вину враждебной,
Строгих постников довольствуй:
Чистый нам любезен Бахус.
Перевод А.С. Пушкина
{* Это стихотворение дано в переводе А. С. Пушкина. Перевод довольно
точен и очень хорошо передает светлый, радостный тон стихотворения. У
Катулла здесь его любимый размер - одиннадцатисложник; у Пушкина -
четырехстопный хорей, который действительно в русском языке лучше передает
радостный тон, чем ритм одиннадцатисложника.}
Друг Лициний! {*} Вчера в часы досуга
Мы табличками долго забавлялись {**}.
Превосходно и весело играли.
Мы писали стихи поочередно,
Подбирали размеры и меняли,
Пили, шуткой на шутку отвечали.
И ушел я, твоим, Лициний, блеском
И твоим остроумием зажженный,
И еда не могла меня утешить,
Глаз бессонных в дремоте не смыкал я,
Словно пьяный, ворочался в постели,
Поджидая желанного рассвета,
Чтоб с тобой говорить, побыть с тобою.
И когда, треволненьем утомленный,
Полумертвый, застыл я на кровати,
Эти строчки тебе, мой самый милый,
Написал, чтоб мою тоску ты понял.
Берегись же, и просьб моих не вздумай
Осмеять и не будь высокомерным,
Чтоб тебе не отмстила Немезида!
В гневе страшна она. Не богохульствуй!
Перевод А.И. Пиотровского
{* Лициний Кальв - поэт и оратор, друг Катулла, один из представителей
кружка неотериков (neotericos - юношеский, молодой).
** В этом стихотворении Катулл изображает любимое времяпровождение
членов кружка неотериков. Катулл и его друг Лициний в часы досуга устраивают
своеобразное состязание в импровизации стихов. Это говорит о литературных
интересах неотериков.}
22 {*)
Мой Вар {**}, Суффена ты наверняка знаешь!
Суффен красив, воспитан, говорить мастер!
Вдобавок к остальному он стихи пишет,
По тысяче, по десять тысяч строк за день
Кропает, не как мы, на черновых свертках,
На царских хартиях, чтоб переплет новый,
Чтоб скалки новые, чтобы вышито красным,
Свинцом расчерчено, начищено пемзой,
Стихи прочесть попробуй, и Суффен важный
Покажется бродягой, пастухом козьим.
Такая перемена! Вот стихов сила!
Никак не верится! Такой хитрец, умник,
Умней всех умников, из хитрецов хитрый,
Становится последним дураком сразу,
Чуть за стихи возьмется. Никогда все же
Так горд он не бывает, до небес счастлив,
Поэзией своей он упоен, право.
Но будем откровенны! Таковы все мы,
Немножко от Суффена ты найдешь в каждом.
Смешны мы все, у каждого своя слабость.
Но за своей спиной не видать сумки.
Перевод А.И. Пиотровского
{* В этом стихотворении Катулл остроумно высмеивает
писателей-дилетантов, которые, будучи материально обеспеченными людьми,
могли выпускать в свет свои бездарные книги в роскошном оформлении.
Интересны упоминания Катулла о книжной технике его времени.
** Вар - один из поэтов кружка неотериков, главой которого был Катулл.}
Говорливейший меж потомков Рема {*},
Тех, кто есть и кто был, и тех, кто будет
В дни грядущие, - будь здоров, Марк Туллий,
И прими от Катулла благодарность.
Из поэтов - поэт он самый худший,
Как и ты - из ходатаев наилучший {**}.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Ромул и Рем - легендарные основатели Рима.
** Эта эпиграмма направлена против Цицерона, который, перейдя на
сторону Цезаря, был для Катулла оратором враждебного лагеря. Катулл
остроумно пародирует патетический стиль речей Цицерона, изобилующий
эпитетами, выраженными прилагательными в превосходной степени. В его
маленькую эпиграмму сознательно внесено пять определений, выраженных
превосходной степенью прилагательных: dissertissimus (самый речистый),
maximus (величайший, в русском переводе это прилагательное выпущено), два
раза pessimus (худший) и optimus (лучший).}
[НА МОГИЛЕ БРАТА]
Много морей переплыв и увидевши много народов,
Брат мой, достиг я теперь грустной гробницы твоей.
Чтобы последний принесть тебе дар, подобающий мертвым,
И чтобы имя твое, пепел печальный, призвать.
Рок беспощадный пресек твою жизнь, он навеки похитил,
Брат злополучный, тебя, сердце мне разорвав.
Что же, прими эти жертвы! Обычаи древние дедов
Нам заповедали их - в грустный помин мертвецам.
Жаркой слезою моей они смочены, плачем последним.
Здравствуй же, брат дорогой! Брат мой, навеки прощай!
Перевод А.И. Пиотровского
[ПАМФЛЕТ НА ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ]
В чудной дружбе два подлых негодяя,
Кот Мамурра {*} и с ним - похабник Цезарь!
Что ж тут дивного? Те же грязь и пятна
На развратнике Римском и Формийском.
Оба мечены клеймами распутства,
Оба гнилы и оба - полузнайки,
Ненасытны в грехах прелюбодейных.
Оба в тех же валяются постелях,
Друг у друга девчонок отбивают.
В чудной дружбе два подлых негодяя.
Перевод А.И. Пиотровского
{* Мамурра - один из сторонников Цезаря, родом из города Формии на
севере Италии. Именно против него чаще всего направляет Катулл свои
эпиграммы.}
[ПРОТИВ ЦЕЗАРЯ И ЕГО ДРУЗЕЙ]
Кто это видеть может, кто перенесет,
Коль не бесстыдник он, распутник и игрок,
Что у Мамурры то, чем прежде Галлия
Косматая владела и Британия?
Беспутный Ромул, видишь все и терпишь ты.
А тот теперь и в гордости и в роскоши.
Пойдет ходить по всем постелям по чужим,
Как славный белый голубок или Адонис.
Беспутный Ромул, видишь все и терпишь ты,
Ведь ты бесстыдник и распутник и игрок.
Не с этой ли ты целью, вождь единственный,
На самом крайнем острове был запада,
Чтоб этот хлыщ истрепанный у вас глотал
По двести или триста тысяч там зараз?
Иначе что же значит щедрость вредная?
Иль мало размотал он? Мало расшвырял?
Сперва он погубил отцовское добро,
Затем Понтийскую добычу {*}, в-третьих же,
Иберскую, что знает златоносный Таг {**}.
Не для него ли и Галлия с Британией?
Что эту дрянь лелеете? Что может он,
Как не глотать отцовское наследие?
Не в силу ли уж этого, нежнейшие
Вы, тесть и зять, весь разорили круг земной?
Перевод А.Фета
{* Имеется в виду богатая добыча, полученная Цезарем в войне против
Митридата Понтийского (66-64 гг. до н. э.).
** При Цезаре велась война в Лузитании. Река Таг (Тахо), протекающая в
Лузитании, и называется золотоносной. Этот эпитет по отношению к реке Таг
встречается и у позднейших поэтов.}
[АТТИС {*}]
По морям промчался Аттис {**} на летучем, легком челне,
Поспешил проворным бегом в ту ли глушь фригийских лесов,
В те ли дебри рощ дремучих, ко святым богини местам.
Подстрекаем буйной страстью, накатившей яростью пьян,
Оскопил он острым камнем молодое тело свое.
И себя почуял легким, ощутив безмужнюю плоть,
Окропляя теплой кровью кремнистый выжженный луг.
Он взмахнул в руке девичьей полнозвучный гулкий тимпан.
Это твой тимпан, Кибела, твой святой, о матерь, тимпан!
В кожу бычью впились пальцы. Под ладонью бубен запел.
Завопив, к друзьям послушным исступленный голос воззвал:
"В горы, Галлы! В лес Кибелы! В дебри рощ спешите толпой!
В горы, Галлы, Диндимены {***} госпожи покорная тварь!
Рой изгнанников, за мной понеслись вы к чужим краям,
По следам моим промчавшись, повинуясь речи моей.
Не страшил нас вал соленый, не смутила зыбкая хлябь.
Презирая дар Венеры, оскопили вы свою плоть.
Веселитесь, быстро мчитесь, пусть взыграет сердце в груди!
Порадейте в честь богини! Поспешите, Галлы, за мной!
В лес фригийский! В дом Кибелы! Ко святым фригийским
местам?
Там рокочет гулко бубен, там кимвалы звонко звенят.
Там Менад {****}, плющом увитых, хороводы топчут траву.
Восклицают там Менады, в исступленной пляске кружась:
"Там безумствует богини вдохновенно-буйная рать!
Нам туда помчаться надо! Нас туда желания зовут!"
Дева телом, бледный Аттис так вопил, сзывая друзей.
Отвечал мгновенным воплем одержимый, бешеный сонм,
Зазвенела медь кимвалов. Загудел протяжно тимпан.
По хребтам зеленой Иды полетел, спеша, хоровод.
Ударяет в бубен Аттис, задыхаясь, хрипло кричит.
Обезумев, мчится Аттис через дебри, яростный вождь.
Так, упряжки избегая, мчится телка, скинув ярмо.
За вождем, за буйной девой, в исступлении Галлы летят.
И к святилищу Кибелы добежал измученный рой
И уснул в изнеможенье, не вкусив Цереры {*****} даров.
Долгий сон тяжелой дремой утомленным веки смежил.
Под покровом тихой лени угасает ярости пыл.
Но когда наутро солнца воссиял сверкающий глаз,
Сквозь эфир, над морем страшным, над пустынным ужасом гор,
И прогнал ночные тени огненосных коней полет,
Тут покинул, вдаль умчавшись, быстролетный Аттиса сон.
В мощном лоне Пасифея {******} приняла крылатого вновь.
Исчезает в сердце ярость, легковейный входит покой.
Все, что сделал, все, что было, вспоминает Аттис дрожа,
Понимает ясным взором, чем он стал, куда залетел.
С потрясенным сердцем снова он идет на берег морской,
Видит волн разбег широкий. Покатились слезы из глаз.
И свою родную землю он призвал с рыданьем в груди.
"Мать моя, страна родная, о моя родная страна!
Я, бедняк, тебя покинул, словно раб и жалкий беглец.
На погибельную Иду {*******} ослепленный я убежал.
Здесь хребты сияют снегом. Здесь гнездятся звери во льдах,
В их чудовищные норы я забрел по тайной щели.
Где же ты, страна родная? Как найду далекий мой край?
По тебе душа изныла, по тебе тоскуют глаза.
В этот миг короткий ярость ослабела в сердце моем.
Или мне в лесах скитаться, от друзей и дома вдали,
От тебя вдали, отчизна, вдалеке от милых родных?
Не увижу я гимнасий {********}, площадей и шумных палестр
Я, несчастный, их покинул. Буду снова, снова рыдать.
О, как был я горд и счастлив, о, как много я пережил!
Вот я дева, был мужчиной, был подростком, юношей был,
Был палестры лучшим цветом, первым был на поле борьбы.
От гостей гудели двери, от шагов был теплым порог.
Благовонными венками был украшен милый мой дом.
От постели, вечно весел, подымался я поутру.
И теперь мне стать служанкой, стать Кибелы верной рабой!
Стать Менадой, стать калекой, стать бесплодным, бедным
скопцом!
Стать бродягой в дебрях Иды, на хребтах, закованных в лед!
По лесным влачиться щелям во фригийских страшных горах!
Здесь козел живет скакуний, здесь клыкастый бродит кабан!
Ой-ой-ой! Себя сгубил я! Ой-ой-ой! Что сделать я мог!"
Чуть сорвался вопль плачевный с утомленных розовых губ,
Чуть до слуха гор богини долетел раскаянья стон,
Тотчас львов своих Кибела отпрягает, снявши ярмо,
Бычьих стад грозу и гибель, подстрекает левого так:
"Поспеши, мой друг свирепый, в богохульца ужас всели!
Пусть, охвачен темным страхом, возвратится в дебри лесов
Тот безумец, тот несчастный, кто бежал от власти моей.
Выгибай дугою спину, ударяй ужасным хвостом,
Дебри гор наполни ревом, пусть рычанью вторит земля!.."
Перевод А.И. Пиотровского
{* Это эпиллий в александрийском духе; написан особым размером -
галлиямбами (галлы - жрецы богини Кибелы).
** Аттис - жрец малоазийской богини Кибелы.
*** Диндимена - культовое имя богини Кибелы.
**** Менада - вакханка.
***** Церера - богиня, покровительствующая произрастанию злаков.
****** Пасифея - богиня сновидений.
******* Ида - гора во Фригии (в Малой Азии).
******** Гимнасий - здания у греков для гимнастических игр и
упражнений.
********* Палестра - место гимнастических состязаний и борьбы.
Упоминание о гимнасиях и палестрах, которые были у греков, говорит о том,
что это или следы использованного Катуллом греческого оригинала, или
сознательная стилизация.}
[Эта "Свадебная песня", написанная на манер греческих эпиталамиев,
представляет собой попеременное пение юношей и девушек перед наступлением
брачной ночи.]
[Юноши:]
Юноши, вечер настал! Вставайте же! Веспер {*} с Олимпа
{* Вечерняя звезда.}
Свет долгожданный уже наконец-то для нас зажигает.
Время подняться теперь и покинуть обильные яства.
Миг - и невеста придет, и начнут прославлять Гименея.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Девушки:]
Девушки, юношей видите ль вы? Вставайте навстречу -
Значит, на Эте {*} огонь зажигается вестником ночи.
{* Горная цепь в южной Фессалии (Греция).}
Да, несомненно. Глядите, как юноши встали проворно.
Встали они неспроста: готовятся петь до победы.
[Юноши:]
Первенства пальмы, друзья, нелегко нам достанутся ныне.
Гляньте, как девушки там о затее своей размышляют.
Ох, размышляют не зря: наверно, задумали что-то.
Дивного нет ничего - стараются всею душою.
В наших же думах - одно, а слух обращен - на другое.
Нас победят, и по праву: ведь любит победа старанье.
Вот почему хоть теперь повнимательней в помыслах будьте:
Девушкам петь начинать, а нам предстоит отвечать им.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Девушки:]
Веспер! Какое тебя беспощадней на небе светило!
Ты вырываешь из рук материнских родимую дочку,
Ты дорогое дитя вырываешь у матери, Веспер.
Юноше пылкому ты отдаешь непорочную деву.
Город враги захватив, безжалостней вряд ли бывают.
Гимен, о Гименей, явись, Гименей!
[Юноши:]
Веспер! Какое тебя нам отрадней на небе светило?
Пламенем ярким своим ты обещанный брак утверждаешь,
Брак, что отцами решен молодых и решен матерями,
Но не скреплен до поры, как появится свет твой на небе.
Могут ли боги что дать желаннее этого часа?
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Девушки:]
Сверстницы! Веспер из нас одну беспощадно похитил!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
[Дальше следовали еще семь строчек строфы, которая не сохранилась. В ней
девушки, по-видимому, называли Веспера вором. На это юноши отвечали, что
Веспер, являясь на рассвете под новым именем звезды, "несущей свет",
наоборот, способствовал отысканию и поимке воров.]
[Юноши:]
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Веспер! С приходом твоим дремоты не ведает стража.
Ночью скрывается вор, но ты возвращаешься утром,
Имя свое изменив, и его выдаешь с головою.
Любят притворно бранить тебя незамужние девы,
Можно ли то им бранить, к чему молчаливо стремятся?
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Девушки:]
Если родится цветок, в садах огороженных скрытый,
Он неизвестен скоту, никаким не тревожим он плугом.
Дождик питает его, ветерок обвевает и солнце
Делает сильным. И мил он юношам, девушкам мил он.
Но лишь увянет цветок, подорванный тоненьким ногтем,
Юношам больше не мил, и девушкам больше не мил он.
Так же бывает и с девой: не тронута - ближним любезна.
Но лишь невинности цвет непорочное тело утратит,
Юношей к ней не влечет, и она не любезна подругам.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
[Юноши:]
Если родится лоза одинокая в поле пустынном,
Вверх не растет никогда, никогда ее грозди не зреют.
Нежно тело свое сгибая под собственным грузом,
Верхним побегом она едва не касается корня.
Ни земледелец, ни вол взрастить не желают такую.
Если ж случайно она сочетается с вязом - супругом,
То земледелец и вол взрастить пожелают такую.
Девушка так же: невинна пока - бесплодно стареет.
Если ж, для брака созрев, достойно в супружество вступит,
Мужу дороже и меньше родителю в тягость.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
Девушка, ты не перечь такому супругу. Нельзя ведь,
Право, перечить тому, за кого сам отец тебя выдал.
Мать и отец заодно - них воле должна быть послушна.
Девство не все ведь твое, а отчасти родителей также:
Треть в нем отцовская есть, материнская треть в нем другая,
Треть лишь одна в нем твоя. Потому не перечь ты обоим,
Тем, что права передали свои и приданое зятю.
Гимен, о Гименей, Гимен, явись, Гименей!
Перевод М.Н. Чернявского