Стивен Кинг
Что приснилось Харви
Джанет развернулась от раковины. Упс! Ее муж, с которым она прожила около тридцати лет, сидит за кухонным столом, в белой футболке и широких боксерских трусах, и смотрит на нее. В последнее время она часто заставала этого скучного командора с Уолл Стрит именно на этом месте, одетого в свой суботний прикид: поникшие плечи и пустота в глазах; белый загривок плавно переходящий в ягодицы; живот отвисающий из под футболки; торчащие как солома волосы на затылке (такой постаревший и идиотский ежик).
Джанет и ее подруга Ханна в последнее время пугали друг друга болезнью Альцгеймера (так маленькие девочки пугаются слушая истории о привидениях): рассказывая о тех, кто перестал узнавать свою собственную жену; о тех, кто не может вспомнить имена своих детей.
Но она не верила в эти суботние «закидоны» Харви. Вряд ли он мог заболеть такой дурацкой болезнью. По утрам в будничные дни Харви Стивенс был бодрым мужчиной, который выглядел на пятьдесят (ну хорошо, хорошо — на пятьдесят четыре), одевался в один из своих двух лучших костюмов, и который все еще мог заключить выгодную сделку, получить кредит и обвести вокруг пальца самого черта. Нет, она думала, что он просто пытается представить себя старым. И она ненавидила это. Она боялась, что когда он выйдет на пенсию так будет каждое утро. По крайней мере, до того момента, когда она даст ему стакан апельсинового сока и спросит, раздражаясь от своего бессилия, не хочет ли он съесть хлопьев или просто тост.
Она боялась, что, оторвавшись на минутку от какого-нибудь дела, оглянется, и увидит его сидящим в лучах далекого сияющего утреннего солнца. Увидит утреннего Харви, Харви в его футболке и боксерских шортах. Увидит его ноги, раскинутые так, что будет видна выпирающая «шишка» в его паху (от которой раньше возникало желание), и желтые мозоли на его больших пятках. Увидит Харви сидящего тихо, и тупо смотрящего в одну точку, с каждым днем сходящего с ума, вместо Харви бодрого и психически здорового. О боже, она надеялась, что она ошибается. Все эти мысли делали жизнь такой бессмысленной, такой дурацкой.
Она не переставала удивляться — если это то, ради чего они преодолели множество барьеров, вырастили и выдали замуж трех дочерей, миновали неизбежный кризис среднего возраста, работали на кого-то, и иногда (давайте посмотрим правде в глаза) на себя, если это то место, куда вы выходите из чащи темных лесов, если это ваша парковочная стоянка, ТО ПОЧЕМУ ЖЕ КТО-ТО ЕЩЕ ДЕЛАЕТ ЭТО? Но ответ прост — ПОТОМУ ЧТО ВЫ НЕ ЗНАЛИ! Вы избегали большей части лжи на протяжении всего пути, но ложь оставалась смыслом вашей жизни.
Вот вы держите альбом с фотографиями ваших девочек, и на них они остаются молодыми и интересными: Триша, самая старшая, напялившая на голову старомодный цилиндр, и размахивающая жестянным жезлом над Тимом, кокер-спаниелем; Дженна, замершая в прыжке над фонтанчиком поливочной машины, ее пристрастие к наркотикам, кредитным карточкам и пожилым мужчинам еще далеко за горизонтом; Стэфани, самая младшая, только что выигравшая конкурс «Мисс Графство» в костюме Дыни. Это действительно стало ее битвой, ее Ватерлоо. Но большинство из этих фотографий (обычно на последних страницах) изображают Джанет и мужчину, за которого она вышла замуж, всегда улыбающихся, готовых выстоять вместе против чего угодно.
Потом однажды вы ошиблись, не заметив в толкотне, что девочки уже подросли, и что мужчина, за которого вы боролись, сидит с раскинутыми ногами, с его белыми рыбьими ногами, блестящими в лучах солнца. Боже, он мог бы выглядеть на пятьдесят четыре в одном из своих двух лучших костюмов. Но он сидит там за кухонным столом, и выглядит на все семьдесят. Черт, семьдесят пять. Он выглядит как болван, как тупица.
Она развернулась от раковины и осторожно кашлянула. Один раз, второй раз, третий раз.
— Как она сегодня утром? — спросил он, имея в виду ее аллергию. Ответ был не очень хорошим, но все плохие вещи имеют свои неожиданные сюрпризы, так и ее летняя аллергия имела свою солнечную сторону. Она больше не должна была спать с ним и бороться ночью за свою долю одеяла, не должна была больше выслушивать случайное приглушенное пукание Харви во время сна.
Большинство ночей в течении лета она спала по шесть, даже по семь часов, и этого было больше чем достаточно. Когда приходила осень, он возвращался из гостинной и пытался занятся с ней любовью, и большинство его попыток были неудачными. Она знала, что он хочет вернуться назад в гостинную. И хотя она не говорила ему об этом (ведь это могло ранить его чувства, а она все еще не хотела причинять ему боль), это было именно то, что теперь исчезло в их отношениях, в их любви. Несмотря на это она всегда убеждала себя — я буду счастлива!
Джанет и ее подруга Ханна в последнее время пугали друг друга болезнью Альцгеймера (так маленькие девочки пугаются слушая истории о привидениях): рассказывая о тех, кто перестал узнавать свою собственную жену; о тех, кто не может вспомнить имена своих детей.
Но она не верила в эти суботние «закидоны» Харви. Вряд ли он мог заболеть такой дурацкой болезнью. По утрам в будничные дни Харви Стивенс был бодрым мужчиной, который выглядел на пятьдесят (ну хорошо, хорошо — на пятьдесят четыре), одевался в один из своих двух лучших костюмов, и который все еще мог заключить выгодную сделку, получить кредит и обвести вокруг пальца самого черта. Нет, она думала, что он просто пытается представить себя старым. И она ненавидила это. Она боялась, что когда он выйдет на пенсию так будет каждое утро. По крайней мере, до того момента, когда она даст ему стакан апельсинового сока и спросит, раздражаясь от своего бессилия, не хочет ли он съесть хлопьев или просто тост.
Она боялась, что, оторвавшись на минутку от какого-нибудь дела, оглянется, и увидит его сидящим в лучах далекого сияющего утреннего солнца. Увидит утреннего Харви, Харви в его футболке и боксерских шортах. Увидит его ноги, раскинутые так, что будет видна выпирающая «шишка» в его паху (от которой раньше возникало желание), и желтые мозоли на его больших пятках. Увидит Харви сидящего тихо, и тупо смотрящего в одну точку, с каждым днем сходящего с ума, вместо Харви бодрого и психически здорового. О боже, она надеялась, что она ошибается. Все эти мысли делали жизнь такой бессмысленной, такой дурацкой.
Она не переставала удивляться — если это то, ради чего они преодолели множество барьеров, вырастили и выдали замуж трех дочерей, миновали неизбежный кризис среднего возраста, работали на кого-то, и иногда (давайте посмотрим правде в глаза) на себя, если это то место, куда вы выходите из чащи темных лесов, если это ваша парковочная стоянка, ТО ПОЧЕМУ ЖЕ КТО-ТО ЕЩЕ ДЕЛАЕТ ЭТО? Но ответ прост — ПОТОМУ ЧТО ВЫ НЕ ЗНАЛИ! Вы избегали большей части лжи на протяжении всего пути, но ложь оставалась смыслом вашей жизни.
Вот вы держите альбом с фотографиями ваших девочек, и на них они остаются молодыми и интересными: Триша, самая старшая, напялившая на голову старомодный цилиндр, и размахивающая жестянным жезлом над Тимом, кокер-спаниелем; Дженна, замершая в прыжке над фонтанчиком поливочной машины, ее пристрастие к наркотикам, кредитным карточкам и пожилым мужчинам еще далеко за горизонтом; Стэфани, самая младшая, только что выигравшая конкурс «Мисс Графство» в костюме Дыни. Это действительно стало ее битвой, ее Ватерлоо. Но большинство из этих фотографий (обычно на последних страницах) изображают Джанет и мужчину, за которого она вышла замуж, всегда улыбающихся, готовых выстоять вместе против чего угодно.
Потом однажды вы ошиблись, не заметив в толкотне, что девочки уже подросли, и что мужчина, за которого вы боролись, сидит с раскинутыми ногами, с его белыми рыбьими ногами, блестящими в лучах солнца. Боже, он мог бы выглядеть на пятьдесят четыре в одном из своих двух лучших костюмов. Но он сидит там за кухонным столом, и выглядит на все семьдесят. Черт, семьдесят пять. Он выглядит как болван, как тупица.
Она развернулась от раковины и осторожно кашлянула. Один раз, второй раз, третий раз.
— Как она сегодня утром? — спросил он, имея в виду ее аллергию. Ответ был не очень хорошим, но все плохие вещи имеют свои неожиданные сюрпризы, так и ее летняя аллергия имела свою солнечную сторону. Она больше не должна была спать с ним и бороться ночью за свою долю одеяла, не должна была больше выслушивать случайное приглушенное пукание Харви во время сна.
Большинство ночей в течении лета она спала по шесть, даже по семь часов, и этого было больше чем достаточно. Когда приходила осень, он возвращался из гостинной и пытался занятся с ней любовью, и большинство его попыток были неудачными. Она знала, что он хочет вернуться назад в гостинную. И хотя она не говорила ему об этом (ведь это могло ранить его чувства, а она все еще не хотела причинять ему боль), это было именно то, что теперь исчезло в их отношениях, в их любви. Несмотря на это она всегда убеждала себя — я буду счастлива!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента