Киплинг Редьярд. Мотылек, который топнул ногой (сборник)

Редьярд Джозеф Киплинг
Мотылёк, который топнул ногой (сборник)

 

Как леопард стал пятнистым

   В те незапамятные времена, когда все существа только что начали жить на земле, Леопард поселился в пустынном месте, которое называлось Высокий Фельдт. Заметь, это не был Низкий Фельдт, или Лесистый Фельдт, или Горный Фельдт. Нет, Леопард жил в унылой, выжженной палящими лучами солнца, знойной пустыне, называвшейся Высоким Фельдтом. Местность эту покрывал песок, тут и там высились серые скалы, кое-где росла жёлтая, высохшая на солнце трава.
   Там жили жирафы и зебры, а также антилопы и другие рогатые животные. Все они были покрыты гладкой желтовато-коричневой шерстью, оттенком своим напоминавшей окружающий их песок. Сам же Леопард был похож на кошку, только очень большую. А шерсть его в те времена была серовато-жёлтой, и он совершенно сливался с землёй, скалами и травой Высокого Фельдта. Это было очень плохо для жирафов, зебр, антилоп и остальных беззащитных животных, потому что Леопард ложился подле серых камней или прятался в зарослях высокой травы, и, когда жираф, зебра, газель, антилопа куду или лесная антилопа проходили мимо, он выскакивал из засады, бросался на них – и тогда их жизни наступал конец. В этой стране также жил Эфиоп, у которого всегда с собой были лук и стрелы. Кожа его в те времена тоже была серовато-желтовато-коричневой. Охотился Эфиоп вместе с Леопардом. Он использовал для этого свои лук и стрелы, а Леопард убивал дичь зубами да когтями. Наконец жирафы, газели, антилопы, квагги^[1] и все остальные беззащитные животные решительно перестали понимать, где им искать спасения. Они совсем растерялись.
   Прошло много-много лет – в те времена звери и люди жили долго, – и беззащитные животные научились скрываться от всего, что походило на Леопарда или на Эфиопа, а потом постепенно и вовсе стали уходить из Высокого Фельдта. Первыми ушли жирафы, потому что у них были самые длинные ноги. Шли дни, а они всё бежали и бежали прочь от пустыни. Наконец звери добрались до огромного дремучего леса: в нём было много деревьев и кустов, а на землю падали тени – тёмные полосы и пятна. Животные спрятались в лесу. Прошло ещё много времени. Животные находились то в тени, то на солнце, и от этого жирафы стали пятнистыми, а зебры – полосатыми, антилопы же куду и газели потемнели, и по их спинкам побежали извилистые серые полоски, похожие на трещинки на древесной коре. Теперь их можно было услышать и почуять, но вот увидеть стало почти невозможно. Их заметил бы лишь тот, кто знал, где следует искать беглецов. Отлично жилось беззащитным животным среди пятен света и узорчатых теней леса. Между тем Леопард и Эфиоп бегали по выжженной палящим солнцем желтовато-сероватой пустыне в поисках дичи и спрашивали себя, куда девались их завтраки, обеды и ужины. Наконец они до того проголодались, что стали поедать крыс, жуков и кроликов, живших в скалах, отчего у них в конце концов разболелись животы и они начали хворать. Тогда-то, в один из самых жарких дней, они и встретили Павиана. А он, надо тебе сказать, самый мудрый зверь в целой Южной Африке.
   Леопард спросил Павиана:
   – Куда ушла вся дичь?
   Павиан подмигнул ему, ведь он отлично знал куда. Тогда заговорил Эфиоп:
   – Можешь ли ты сказать мне, куда переселилась вся туземная фауна?

   Эфиоп спросил совершенно то же самое, что и Леопард, только он был взрослым и всегда говорил длинно и мудрёно.
   Павиан снова подмигнул: он-то знал куда. И вот что Павиан ему ответил:
   – Дичь ушла в другие земли и сюда уже не вернётся, и тебе, Леопард, я советую отправиться в путешествие и поискать тёмные пятна.
   Эфиоп сказал:
   – Всё это очень хорошо и даже прекрасно, но я желаю знать – куда переселилась туземная фауна?
   На это Павиан ответил:
   – Туземная фауна соединилась с туземной флорой. И тебе, Эфиоп, была бы полезна перемена.
   Леопард и Эфиоп ничего не поняли. О каких пятнах, о какой перемене говорил им Павиан? Тем не менее они стали разыскивать туземную флору и после долгих-долгих поисков увидели огромный дремучий лес, в котором по замшелым, уходящим в небо стволам бегали, качались, извивались, сходились и расходились тени.
   – Что это? – удивился Леопард. – Здесь вроде бы темно, но между тем столько пятнышек света.
   – Не знаю, – ответил Эфиоп, – вероятно, это туземная флора. Я чую Жирафа, слышу Жирафа, но не могу видеть Жирафа.
   – Это удивительно, – заметил Леопард, – впрочем, мне кажется, это происходит потому, что мы ушли с яркого солнца и вошли в тень. Я чую Зебру, слышу Зебру, но не могу видеть её.
   – Погоди немного, – сказал Эфиоп. – Ведь с тех пор, как мы на них охотились, прошло много времени. Может быть, мы позабыли, какой вид у этих зверей?
   – Пустяки, – ответил Леопард. – Я-то отлично помню, особенно вкус их мозговых косточек. Жираф около пяти метров в высоту и весь, от макушки до копыт, покрыт золотисто-жёлтой шерстью. Зебра же метра полтора и с головы до ног серая.
   – Да уж… – протянул Эфиоп, вглядываясь в пятнистые заросли. – В таком случае, эти животные должны быть видны ночью, как спелые бананы в тёмной хижине.
   Но ни Жираф, ни Зебра так и не попались им на глаза. Леопард с Эфиопом охотились целый день, и хотя они чуяли дичь, слышали шорохи в зарослях, но ни разу не увидели ни Зебры, ни Жирафа.
   – Пожалуйста, – взмолился Леопард, когда наступило время обеда, – давай дождёмся темноты, ведь охотиться при дневном свете неудобно.
   Они подождали наступления темноты, и вот, когда на небе высыпали звёзды, а сквозь кривые ветви деревьев на землю просочился лунный свет, Леопард услышал рядом с собой слабое фырканье. Он учуял что-то, похожее на Зебру, прыгнул и схватил что-то, похожее на Зебру. Легалось это что-то совсем как Зебра, вот только саму Зебру Леопард по-прежнему не видел.
   Леопард сказал:
   – А ну не дёргайся, ты, существо без формы. Я буду сидеть на твоей голове до утра, потому что не понимаю, что ты такое.
   В ту же минуту он услышал шум, треск и крик Эфиопа:
   – Я поймал что-то, чего не вижу. Оно брыкается, как Жираф, и я чую запах Жирафа, но не вижу Жирафа.
   – Не отпускай его, – крикнул Леопард в ответ. – Садись этому что-то на голову и не двигайся до утра. И я сделаю со своей добычей то же самое. Тут совсем ничего не видно и совсем ничего не понятно.
   Так они и просидели до рассвета. Наконец Леопард сказал:
   – Ну, братец, скажи: что там у тебя?
   Эфиоп почесал в затылке и ответил:
   – Жираф, какого я знаю, должен быть золотисто-жёлтым, а этот весь в пятнах каштанового цвета. А у тебя что, братец?
   Теперь настала очередь Леопарда почесать в затылке.
   – Моя дичь, которая должна была бы быть Зеброй, вся покрыта чёрными полосами. Между тем шкура настоящей Зебры должна быть серовато-жёлтой. Ну скажи, пожалуйста, Зебра, что ты с собой сделала? Разве ты не знаешь, что там, в Высоком Фельдте, я мог видеть тебя за десять миль? А теперь на что ты похожа, как могу я разглядеть тебя в густой чаще?!
   – Да, – согласилась Зебра, – но ведь мы сейчас не в Высоком Фельдте, а в другом месте. Разве ты не видишь?
   – Теперь-то вижу, – сказал Леопард, – но вот вчера я не видел ничего. Скажи – почему это?
   – Отпустите нас, – ответила Зебра, – и мы вам расскажем что к чему.
   Эфиоп и Леопард отпустили Зебру и Жирафа. Зебра побежала к большим кустам терновника, отбрасывающим на землю полосатые тени, и остановилась рядом с ними. Жираф же подошёл к высоким деревьям, под которыми пятна тени нарисовали на земле причудливые узоры. В то же мгновение и Зебра, и Жираф исчезли.
   – Хи, хи! – рассмеялся Эфиоп.
   – Раз, два, три! Ну и где ваш завтра? – раздались вдалеке голоса Зебры и Жирафа.

   Леопард смотрел во все глаза, Эфиоп тоже смотрел во все глаза, но они видели только полоски да пятна теней в лесу: Зебры и Жирафа и след простыл. Они ушли и спрятались в чаще.
   – Хи, хи! – снова рассмеялся Эфиоп. – Стоит поучиться этому фокусу. Вот тебе урок, Леопард. Здесь, в тёмном месте, ты так же заметен, как кусок мыла в ящике с углём.
   – Хо, хо! – огрызнулся Леопард. – Удивит ли тебя, если ты узнаешь, что здесь, в тёмной чаще, ты виден так же ясно, как горчичник, прилипший к грязному мешку?
   – Ну, мы можем придумать сколько нам вздумается сравнений, но это не поможет нам получить обед, – заметил Эфиоп. – Всё дело в том, что мы не соответствуем окружающей нас обстановке. Я, пожалуй, последую совету Павиана. Он сказал мне: «Тебе нужна перемена». А так как мне нечего менять, кроме кожи, я сменю её.
   – Что-о? И на что же ты её сменишь? – воскликнул взолнованный Леопард.
   – Я обзаведусь новой чёрно-коричневой кожей с лиловым отливом, кожей, чуть тронутой синевой. Так мне будет удобно прятаться в оврагах и за стволами деревьев.
   Сказано – сделано: Эфиоп тут же сменил кожу. Леопард заволновался ещё сильнее: он до сих пор не видел ничего подобного.
   – А я-то как же? – сказал он, когда даже кончик левого мизинца Эфиопа сменил цвет.
   – Послушайся совета Павиана. Он сказал тебе: «Поищи тёмные пятна».
   – Я уже нашёл тенистые места, вот только что с этого толку? – возразил Леопард. – Я пришёл сюда с тобой, побродил по лесу, но это мне совсем не помогло.
   – Вспомни о Жирафе, – сказал Эфиоп, – или подумай о Зебре и её полосках. Они полагают, что пятна и полосы исключительно удобны в соответствующем окружении.
   – Но я совсем не хочу походить на Зебру, – сказал Леопард.
   – Ну же, решайся, – подбадривал его Эфиоп. – Я не хотел бы охотиться без тебя, но мне всё-таки придётся отправиться в лес одному, потому что теперь ты походишь на подсолнечник, торчащий подле тёмной изгороди.
   – В таком случае я соглашаюсь на пятна, – ответил Леопард, – только, пожалуйста, нарисуй мне маленькие аккуратные пятнышки, а не огромные кляксы – в таком виде ходить неприлично. Да я и не хочу слишком походить на Жирафа.
   – Я разрисую тебя кончиками пальцев, – предложил ему Эфиоп. – На моей коже ещё достаточно чёрной краски. Вставай-ка на ноги и не двигайся.
   Эфиоп сложил пальцы щепотью (на его новой коже действительно оставалось много чёрной краски) и стал прикасаться ими к телу Леопарда. Там, где они касались жёлтой шкуры зверя, появлялись чёрные пятнышки – по пять штук за раз, – расположенные близко-близко друг к другу. Теперь ты увидишь их на любой леопардовой шкуре. Иногда пальцы Эфиопа соскальзывали, и пятна становились немного расплывчатыми… Присмотрись к любому леопарду – и ты увидишь, что каждое его пятно состоит из пяти пятнышек поменьше. Это следы жирных чёрных пальцев Эфиопа.
   – Вот теперь всё как надо, – сказал Эфиоп. – Ляг на землю, и тебя примут за кучу мелких камешков. Ляг на голую скалу – ты будешь походить на ноздреватый туф. Если ты устроишься на ветке, всякий решит, что это солнечные лучи, пробившиеся сквозь густую листву. Подумай, как хорошо теперь тебе заживётся. От радости просто мурлыкать хочется, не правда ли?
   – Но если мои пятна так хороши, – заметил Леопард, – почему же ты сам не стал пятнистым?
   – Мне-то пятна не к лицу, намного приличнее быть чёрным, – ответил Эфиоп. – Пойдём же и посмотрим, не сумеем ли мы справиться с мистерами Раз-Два-Три-Где-Завтрак?
   Они убежали в чащу леса и с тех пор жили счастливо. На этом сказке и конец…
   Ах да, иногда ты услышишь, как взрослые говорят, что никто не может переменить свою натуру. Я же думаю: вряд ли взрослые стали бы говорить такие глупости, если бы помнили о Леопарде и Эфиопе, так сильно изменившихся. Правда, пока они больше не делают ничего подобного – они и так вполне довольны.
 

 
Я старый мудрый Павиан, и мудро я говорю:
Давай растворимся в пейзаже – затеем такую игру.
Приехали гости – и ладно: пусть мама их развлечёт…
А мы с тобой потихоньку исчезнем – Подходит? – Идёт!
Сперва посидим на заборе, потом навестим поросят,
Потом – лопоухих кроликов, чьи хвостики мелко дрожат.
Сейчас принесу твои башмаки; скорей надевай башмак!
Вот шляпа твоя и палка, вот трубка твоя и табак.
Ах, как это будет здорово – вдвоём, только я и ты,
Отправимся в путешествие – до самой до темноты!
 

Морской краб, который играл с морем

   В самые стародавние времена, во времена, которые были раньше старых времён, – словом, в самом начале мира жил Старый, Самый Старый Волшебник и переделывал по-своему всё, что тогда существовало на свете. Сперва он сделал землю, потом море, потом велел животным собраться и начать играть друг с другом. Животные пришли и сказали: «О, Старейший и Величайший Волшебник, как же нам играть?» И он ответил им: «Я скажу как». Он призвал Слона, всем слонам Слона, и сказал: «Играй в слона!» И Слон, всем слонам Слон, стал играть, как ему было указано. Призвав Бобра, всем бобрам Бобра, Волшебник сказал: «Играй в бобра!» И Бобр, всем бобрам Бобр, стал играть, как ему указал Волшебник. Корове, всем коровам Корове, Волшебник приказал: «Играй в корову!» И Корова, всем коровам Корова, стала играть в корову. Обращаясь к Черепахе, всем черепахам Черепахе, он сказал: «Играй в черепаху!» И она послушалась его. Так, одного за другим, призвал он к себе всех четвероногих животных, всех птиц и рыб и говорил им, как они должны играть.
   К вечеру, когда все животные утомились, пришёл Человек… Ты спрашиваешь, со своей ли маленькой дочкой он пришёл? Да, конечно, со своей собственной любимой маленькой деточкой, которая сидела у него на плече. И Человек сказал: «Что это за игра, Старейший из всех волшебников?» И Старейший Волшебник ответил: «Сын Адама, это игра, в которую нужно играть в самом начале времён, но ты слишком умён для неё». Человек поклонился Волшебнику и сказал: «Да, правда, я слишком умён для этой игры, поэтому позаботься о том, чтобы все животные слушались меня».
   Человек и Волшебник разговаривали, а Пау Амма, Морской Краб, до которого как раз дошла очередь, побежал боком, так, как бегают все крабы, и нырнул в море, говоря себе: «Я буду играть один в глубине вод и ни за что, никогда не стану слушаться этого сына Адама».
   Никто не видел, как убежал Краб. Его заметила только маленькая девочка, сидевшая на плече своего отца. Игра продолжалась до тех пор, пока каждое из живых существ не получило указания, как ему играть. Наконец Волшебник отряхнул мелкую пыль с рук и пошёл по всему свету смотреть, так ли играют животные.
   Он отправился на север и увидел, что Слон, всем слонам Слон, роет глину бивнями и утаптывает большими ногами новую плодородную землю, которую специально приготовили для него.
   – Кун? – спросил Слон, всем слонам Слон, что означало: «Хорошо ли я делаю?»
   – Пайа Кун («Вполне хорошо»), – ответил Старый Волшебник и дохнул на большие скалы и огромные валуны, которые Слон, всем слонам Слон, подбросил вверх, и они тотчас сделались высоченными Гималайскими горами. Ты можешь увидеть их на географической карте.
   Волшебник пошёл на восток и увидел там Корову, всем коровам Корову, которая паслась на отведённом ей лугу: вот она огромным языком слизнула целый огромный лес, проглотила его и легла, начав пережёвывать жвачку.
   – Кун? – спросила всем коровам Корова.
   – Пайа кун, – ответил Старый Волшебник и дохнул на голую землю, на которой ещё минуту назад рос густой лес, дохнул и на то место, куда Корова легла. Первое место сделалось великой пустыней Индии, а второе – африканской Сахарой. Ты также можешь найти их на карте.

   Волшебник пошёл на запад и увидел там всем бобрам Бобра, который ставил плотины поперёк устьев широких рек, только что созданных для него.
   – Кун? – спросил всем бобрам Бобр.
   – Пайа кун, – ответил Старейший Волшебник и дохнул на поваленные деревья и на стоячую воду, и они тотчас превратились в луга и болота Флориды. И их ты можешь отыскать на карте.
   Потом он пошёл на юг и увидел там всем черепахам Черепаху. Она сидела и разрывала лапами песок, только что приготовленный для неё. Песок и камни разлетались вокруг, крутились в воздухе и падали далеко в море.
   – Кун? – спросила Черепаха, всем черепахам Черепаха.
   – Пайа кун! – сказал Волшебник и дохнул на упавшие в море песок и камни, и они тотчас сделались самыми прекрасными в мире островами, которые называются Борнео, Целебес^[2], Суматра и Ява. Камни поменьше стали остальными островами Малайского архипелага, и ты можешь отыскать их на карте.

   Ходил-ходил Старый Волшебник, и наконец на берегу реки Перак увидел Человека и сказал ему:
   – Эй, сын Адама, все ли животные слушаются тебя?
   – Да, – ответил Человек.
   – Вся ли земля послушна тебе?
   – Да, – ответил Человек.
   – Всё ли море тебе послушно?

   – Нет, – сказал Человек. – Раз днём и раз ночью море бежит к земле, вливается в реку Перак, гонит пресную воду в лес, и тогда она заливает мой дом. Раз днём и раз ночью море увлекает за собой всю воду реки, и в её русле остаются только ил и грязь, и мой чёлн не может плыть. Разве в такую игру велел ты играть морю?
   – Нет, – сказал Самый Старый Волшебник, – это новая и нехорошая игра.

   – Вот смотри, – сказал Человек. И действительно, пока он говорил, море влилось в устье реки Перак, оттесняя её воды всё дальше и дальше, так что речные волны залили дремучий лес, и дом Человека очутился посреди разлива.
   – Это непорядок. Спусти на воду свой чёлн, и мы увидим, кто играет с морем, – сказал Самый Старый Волшебник.

   Сын Адама и Волшебник сели в чёлн. Туда же прыгнула и маленькая девочка. Человек взял свой крис – изогнутый кинжал с лезвием, похожим на пламя, – и они выплыли из реки Перак. После этого море стало отходить, и отходить, и отходить и вынесло чёлн из устья реки. Оно влекло его мимо Селангора, мимо полуострова Малакки, мимо Сингапура… всё дальше и дальше, к острову Бинтангу – и чёлн двигался так, словно его тащили на верёвке.
   Тут Старый Волшебник выпрямился во весь рост и закричал:
   – Эй вы, звери, птицы и рыбы, которых я в начале времён учил играть, кто из вас играет с морем?
   И все звери, птицы и рыбы в один голос ответили:
   – Старейший из всех волшебников, мы играем в те игры, которым ты научил нас. В них мы и будем играть, а после нас – наши дети и дети наших детей. Никто из нас не играет с морем.
   В это время над водой поднялась большая полная луна. И Старый Волшебник сказал горбатому старику, который сидит в середине луны и плетёт рыболовную сеть, надеясь со временем поймать в неё весь мир:
   – Эй, Лунный Рыбак, ты играешь с морем?
   – Нет, – ответил Рыбак. – Я плету сеть и с её помощью когда-нибудь поймаю весь мир, но с морем я не играю. – И он продолжал своё дело.
   Надо тебе сказать, что на луне сидит ещё и Крыса, которая так же быстро перегрызает сеть, как рыбак плетёт её. Эту-то Крысу и спросил Старый Волшебник:
   – Эй ты, Лунная Крыса, ты играешь с морем?
   Крыса ответила:
   – Я слишком занята, чтобы играть с морем: мне постоянно приходится перегрызать сеть, которую плетёт этот старый Рыбак. – И она продолжала грызть нити.
   Тогда маленькая девочка, сидевшая на плече сына Адама, протянула свои мягкие маленькие тёмные ручки, украшенные браслетами из раковин, и сказала:
   – О Старейший Волшебник, когда мой отец разговаривал с тобой в самом начале, а я через его плечо смотрела на игры животных, одно непослушное создание убежало в море раньше, чем ты заметил его.
   Старый Волшебник проговорил:
   – Как же умны маленькие дети, которые всё видят и ничего не говорят. Что же это был за зверь?
   Маленькая девочка ответила:
   – Он круглый и плоский, его глазки сидят на палочках, бежал он боком, вот так, вот так… – Она показала как. – На спине у него толстая прочная броня.
   Тогда Волшебник сказал:
   – Как умны дети, которые говорят правду! Теперь я знаю, куда ушёл Пау Амма, лукавый Краб. Дайте-ка мне весло.
   Он взял весло, но грести ему не пришлось, потому что вода быстро бежала мимо островов и несла чёлн, пока не остановился он в месте, которое называется Пусат-Тасек – Сердце моря. Пусат-Тасек – большая подводная пещера, и ведёт она в самую сердцевину мира. В ней растёт чудесное дерево, Паух Джангги, на котором зреют волшебные орехи-двойчатки. Старейший Волшебник опустил руку до самого плеча в тёплую воду и под корнями чудесного дерева нащупал широкую спину Пау Аммы, лукавого Краба. Почувствовав прикосновение, Пау Амма завозился, и поверхность моря поднялась, как поднимается вода в чашке, в которую ты опустишь руку.
   – Ага, – сказал Старый Волшебник. – Теперь я знаю, кто играл с морем. – И он громко закричал: – Что ты тут делаешь, Амма?!
   Сидевший на глубине Амма ответил:
   – Раз днём и раз ночью я поднимаюсь с глубины и ищу себе пропитание. Раз днём и раз ночью я возвращаюсь обратно. Оставь меня в покое!
   Тогда Старый Волшебник сказал:
   – Слушай, Пау Амма, когда ты выходишь из пещеры, воды моря вливаются в Пусат-Тасек и берега всех островов обнажаются. Маленькие рыбы умирают, а у раджи Моянга Кебана, короля слонов, ноги покрываются илом. Когда ты возвращаешься обратно и прячешься в свою пещеру, воды моря поднимаются, половина маленьких островов исчезает в волнах, они окружают дом сына Адама, и пасть раджи Абдулаха, короля крокодилов, наполняется солёной водой.