Артур Кларк
Прохожий
Будет честно предупредить вас сразу, что эта история не имеет конца.
Но она имеет определенное начало, потому что я встретил Джулию, когда мы оба были студентами Астротеха. Она училась последний год на факультете солнечной физики, когда я заканчивал учебу, и в течение последнего года в колледже мы часто встречались друг с другом. У меня все еще хранится шерстяная шапочка, которую она связала, чтобы я не набил себе шишку космическим шлемом. (Нет, у меня никогда не хватало смелости надеть ее.) К несчастью, когда я получил назначение на Спутник Два, Джулия отправилась на Солнечную Обсерваторию – на том же расстоянии от Земли, но на пару градусов восточнее по орбите. Так мы и находились в двадцати двух тысячах миль над центром Африки – но с девяти сотнями миль пустого, враждебного пространства космоса между нами.
В начале мы оба были так заняты, что боль разлуки казалась небольшой. Но когда новизна жизни в космосе прошла, мы начали думать о мосте через пучину, разделившую нас. И не только думали, потому что я подружился с некоторыми связистами, и мы использовали это обстоятельство, чтобы немножко поболтать по межстанционной ТВ-сети.
Некоторым образом было еще хуже видеть друг друга лицо в лицо, и никогда не знать, сколько еще людей видят нас в это время. Да, в космической станции не слишком много частной жизни…
Иногда я фокусировал один из наших телескопов на далекую, сверкающую звезду обсерватории. В кристальной ясности космоса я мог использовать огромные увеличения и видеть каждую деталь оборудования нашего соседа солнечные телескопы, герметические сферы жилых отсеков, которые приютили персонал, карандаши транспортных ракет, которые прибыли с Земли. Очень часто там были фигурки в скафандрах, передвигающиеся в путанице аппаратов, и я напрягал глаза в безнадежной попытке идентификации. Достаточно трудно узнать кого-нибудь в космическом скафандре, если вы от него даже в нескольких футах – но это меня не останавливало.
Мы покорились необходимости ждать со всем возможным терпением, пока пройдут шесть месяцев с тех пор, как мы покинули Землю, когда нам на помощь пришла неожиданная удача. Прошло меньше половины срока нашего дежурства, когда начальник транспортной секции внезапно объявил, что его отправляют с «сачком» для ловли метеоритов. Он был рад этому, но должен был срочно вернуться на Землю. Я временно взял его работу на себя и теперь имел – по крайней мере, теоретически – свободу в космосе.
Под моим гордым командованием были десять маленьких, маломощных ракетных скутеров, а также четыре больших межстанционных челнока, используемых для перевозки запасов и персонала с орбиты на орбиту. У меня не было надежды позаимствовать один из этих челноков, но после нескольких недель тщательной подготовки я был готов выполнить план, который придумал через несколько микросекунд после того, как меня назначили начальником транспорта.
Нет нужды теперь рассказывать, каких фокусов мне стоило подделать расписание дежурств, журнал питания и топливный регистр, и уговорить моих коллег не выдавать меня. Все эти дела были закончены за неделю, я влез в свой скафандр, привязал себя к паутине конструкции скутера Mark III, и отчалил от станции на минимальной мощности. Выбравшись в свободное пространство, я полностью открыл задвижку дросселя и ракетный двигатель помчал меня через девятисотмильную пучину к обсерватории.
Вся поездка заняла около тридцати минут, навигационные требования были минимальны. Я мог видеть, где я нахожусь и куда направляюсь и, признаться, не могу вспомнить моих ощущений – ну, конечно, кроме небольшого одиночества – на середине моего пути. Не было никаких особых дел на оставшихся пятистах милях и можно было представить ужасно длинный путь вниз, на Землю. Было большим облегчением в такой момент настроить радио скафандра на общую сервисную цепь и слушать все препирательства между кораблями и станциями.
На середине пути я развернул свой скутер и начал торможение, а десять минут спустя обсерватория была достаточно близко, чтобы все детали были видны невооруженным глазом. Вскоре после этого я придрейфовал к небольшому герметическому пластиковому пузырю, который был приспособлен под спектроскопическую лабораторию – здесь была Джулия, ожидающая с другой стороны воздушного шлюза….
Не буду утверждать, что мы ограничились дискуссиями о последних результатах в астрофизике или прогрессом в построении спутников. На самом деле несколько другие вещи занимали наши мысли и поездка домой, казалось, происходила с совершенно удивительной скоростью.
Это случилось где-то на середине пути во время одного из таких возвращений, когда радар начал мерцать на моей маленькой контрольной панели.
Это было что-то большое, особого рода, и это что-то быстро приближалось.
Метеор, сказал я себе, может быть даже небольшой астероид. Объект, давший такой сигнал, должен быть виден простым глазом: я прочитал азимут и стал искать звезду в указанном направлении. Мысль о столкновении не пришла мне на ум: космос настолько невероятно пуст, что я был в тысячи раз в большей безопасности, чем человек, пересекающий улицу на Земле.
То, что приближалось, было яркой, устойчиво увеличивающейся звездой недалеко от Ориона. Оно уже затмило Ригель, и секундой позже было уже не звездой, а стало выглядеть как диск. Теперь это передвигалось так быстро, что я едва успел повернуть голову; затем выросло в небольшую, кривую луну, затем стало уменьшаться и сжиматься с той же самой безмолвной, непостижимой скоростью.
Я думаю, что отчетливо видел объект, возможно, в течение половины секунды, и эти полсекунды преследуют меня всю мою жизнь. Объект уже исчез, пока я сообразил поискать его снова радаром, так что у меня не было способа измерить, как близко он был и, следовательно, как велик он был на самом деле. Это мог быть небольшой объект на расстоянии в сотню футов – или очень большой в десяти милях. В космосе нет чувства перспективы, и если вы не знаете, что видите, вы не можете оценить расстояние.
Конечно, это мог быть очень большой, необычного вида метеор; я не могу быть уверен, что мои глаза, напряженно пытающиеся схватить детали так быстро передвигающегося объекта, не были безнадежно обмануты. Я мог вообразить, что вижу разбитый, смятый нос корабля и группу темных иллюминаторов, подобных пустым глазницам черепа. Только в одном я совершенно уверен, даже имея в виду короткое и фрагментарное видение. Если это был корабль, он не был одним из наших. Его вид был абсолютно чужим и он был очень, очень стар.
Может быть, величайшее открытие всех времен проскользнуло мимо меня, пока я боролся со своими мыслями на середине пути между двумя космическими станциями. Но у меня не было средств измерить скорость или расстояние; что бы я ни видел мельком, было потеряно в пустынях солнечной системы.
Что я должен был делать? Никто даже не поверит мне, потому что у меня нет доказательств. Напиши я отчет, это вызовет только бесконечные неприятности. Это приведет к насмешкам в Космическом Сервисе, я могу получить выговор за использование оборудования не по назначению – и, определенно не смогу видеться с Джулией. А для меня в таком возрасте ничего не было важнее. Если вы когда-нибудь влюблялись, вы поймете меня; если нет, бесполезно объяснять.
Итак, я ничего не сказал. Кто-нибудь другой (сколько столетий пройдет до этого) прославится, доказав, что мы не единственные дети солнца. То, что вращается по своей вечной орбите, может подождать, как ждало уже века.
Теперь я иногда спрашиваю себя. Написал бы я отчет, в конце концов, узнай я, что Джулия собирается замуж за кого-нибудь другого?
Но она имеет определенное начало, потому что я встретил Джулию, когда мы оба были студентами Астротеха. Она училась последний год на факультете солнечной физики, когда я заканчивал учебу, и в течение последнего года в колледже мы часто встречались друг с другом. У меня все еще хранится шерстяная шапочка, которую она связала, чтобы я не набил себе шишку космическим шлемом. (Нет, у меня никогда не хватало смелости надеть ее.) К несчастью, когда я получил назначение на Спутник Два, Джулия отправилась на Солнечную Обсерваторию – на том же расстоянии от Земли, но на пару градусов восточнее по орбите. Так мы и находились в двадцати двух тысячах миль над центром Африки – но с девяти сотнями миль пустого, враждебного пространства космоса между нами.
В начале мы оба были так заняты, что боль разлуки казалась небольшой. Но когда новизна жизни в космосе прошла, мы начали думать о мосте через пучину, разделившую нас. И не только думали, потому что я подружился с некоторыми связистами, и мы использовали это обстоятельство, чтобы немножко поболтать по межстанционной ТВ-сети.
Некоторым образом было еще хуже видеть друг друга лицо в лицо, и никогда не знать, сколько еще людей видят нас в это время. Да, в космической станции не слишком много частной жизни…
Иногда я фокусировал один из наших телескопов на далекую, сверкающую звезду обсерватории. В кристальной ясности космоса я мог использовать огромные увеличения и видеть каждую деталь оборудования нашего соседа солнечные телескопы, герметические сферы жилых отсеков, которые приютили персонал, карандаши транспортных ракет, которые прибыли с Земли. Очень часто там были фигурки в скафандрах, передвигающиеся в путанице аппаратов, и я напрягал глаза в безнадежной попытке идентификации. Достаточно трудно узнать кого-нибудь в космическом скафандре, если вы от него даже в нескольких футах – но это меня не останавливало.
Мы покорились необходимости ждать со всем возможным терпением, пока пройдут шесть месяцев с тех пор, как мы покинули Землю, когда нам на помощь пришла неожиданная удача. Прошло меньше половины срока нашего дежурства, когда начальник транспортной секции внезапно объявил, что его отправляют с «сачком» для ловли метеоритов. Он был рад этому, но должен был срочно вернуться на Землю. Я временно взял его работу на себя и теперь имел – по крайней мере, теоретически – свободу в космосе.
Под моим гордым командованием были десять маленьких, маломощных ракетных скутеров, а также четыре больших межстанционных челнока, используемых для перевозки запасов и персонала с орбиты на орбиту. У меня не было надежды позаимствовать один из этих челноков, но после нескольких недель тщательной подготовки я был готов выполнить план, который придумал через несколько микросекунд после того, как меня назначили начальником транспорта.
Нет нужды теперь рассказывать, каких фокусов мне стоило подделать расписание дежурств, журнал питания и топливный регистр, и уговорить моих коллег не выдавать меня. Все эти дела были закончены за неделю, я влез в свой скафандр, привязал себя к паутине конструкции скутера Mark III, и отчалил от станции на минимальной мощности. Выбравшись в свободное пространство, я полностью открыл задвижку дросселя и ракетный двигатель помчал меня через девятисотмильную пучину к обсерватории.
Вся поездка заняла около тридцати минут, навигационные требования были минимальны. Я мог видеть, где я нахожусь и куда направляюсь и, признаться, не могу вспомнить моих ощущений – ну, конечно, кроме небольшого одиночества – на середине моего пути. Не было никаких особых дел на оставшихся пятистах милях и можно было представить ужасно длинный путь вниз, на Землю. Было большим облегчением в такой момент настроить радио скафандра на общую сервисную цепь и слушать все препирательства между кораблями и станциями.
На середине пути я развернул свой скутер и начал торможение, а десять минут спустя обсерватория была достаточно близко, чтобы все детали были видны невооруженным глазом. Вскоре после этого я придрейфовал к небольшому герметическому пластиковому пузырю, который был приспособлен под спектроскопическую лабораторию – здесь была Джулия, ожидающая с другой стороны воздушного шлюза….
Не буду утверждать, что мы ограничились дискуссиями о последних результатах в астрофизике или прогрессом в построении спутников. На самом деле несколько другие вещи занимали наши мысли и поездка домой, казалось, происходила с совершенно удивительной скоростью.
Это случилось где-то на середине пути во время одного из таких возвращений, когда радар начал мерцать на моей маленькой контрольной панели.
Это было что-то большое, особого рода, и это что-то быстро приближалось.
Метеор, сказал я себе, может быть даже небольшой астероид. Объект, давший такой сигнал, должен быть виден простым глазом: я прочитал азимут и стал искать звезду в указанном направлении. Мысль о столкновении не пришла мне на ум: космос настолько невероятно пуст, что я был в тысячи раз в большей безопасности, чем человек, пересекающий улицу на Земле.
То, что приближалось, было яркой, устойчиво увеличивающейся звездой недалеко от Ориона. Оно уже затмило Ригель, и секундой позже было уже не звездой, а стало выглядеть как диск. Теперь это передвигалось так быстро, что я едва успел повернуть голову; затем выросло в небольшую, кривую луну, затем стало уменьшаться и сжиматься с той же самой безмолвной, непостижимой скоростью.
Я думаю, что отчетливо видел объект, возможно, в течение половины секунды, и эти полсекунды преследуют меня всю мою жизнь. Объект уже исчез, пока я сообразил поискать его снова радаром, так что у меня не было способа измерить, как близко он был и, следовательно, как велик он был на самом деле. Это мог быть небольшой объект на расстоянии в сотню футов – или очень большой в десяти милях. В космосе нет чувства перспективы, и если вы не знаете, что видите, вы не можете оценить расстояние.
Конечно, это мог быть очень большой, необычного вида метеор; я не могу быть уверен, что мои глаза, напряженно пытающиеся схватить детали так быстро передвигающегося объекта, не были безнадежно обмануты. Я мог вообразить, что вижу разбитый, смятый нос корабля и группу темных иллюминаторов, подобных пустым глазницам черепа. Только в одном я совершенно уверен, даже имея в виду короткое и фрагментарное видение. Если это был корабль, он не был одним из наших. Его вид был абсолютно чужим и он был очень, очень стар.
Может быть, величайшее открытие всех времен проскользнуло мимо меня, пока я боролся со своими мыслями на середине пути между двумя космическими станциями. Но у меня не было средств измерить скорость или расстояние; что бы я ни видел мельком, было потеряно в пустынях солнечной системы.
Что я должен был делать? Никто даже не поверит мне, потому что у меня нет доказательств. Напиши я отчет, это вызовет только бесконечные неприятности. Это приведет к насмешкам в Космическом Сервисе, я могу получить выговор за использование оборудования не по назначению – и, определенно не смогу видеться с Джулией. А для меня в таком возрасте ничего не было важнее. Если вы когда-нибудь влюблялись, вы поймете меня; если нет, бесполезно объяснять.
Итак, я ничего не сказал. Кто-нибудь другой (сколько столетий пройдет до этого) прославится, доказав, что мы не единственные дети солнца. То, что вращается по своей вечной орбите, может подождать, как ждало уже века.
Теперь я иногда спрашиваю себя. Написал бы я отчет, в конце концов, узнай я, что Джулия собирается замуж за кого-нибудь другого?