Клифтон Марк
Устыдись, вандал !
Марк Клифтон
УСТЫДИСЬ, ВАНДАЛ!
Перевод с англ. И. Невструева
На одной из башен пустующего ныне марсианского космодрома висит набитый стружками скафандр.
Никто не знает, кто повесил его и что хотел этим сказать. Может, это было просто пугало, предупреждающее всех, идущих за нами следом?
А может, просто символ человеческого присутствия, как инициалы, вырезанные на стене великолепного древнего здания и словно говорящие: "Я слишком глуп, чтобы творить, но уничтожить могу. И вот свидетельство этому".
А может, это было символическое убийство: выражение чувства вины, такой огромной, что человек совершил экзекуцию над самим собой на месте преступления.
Капитан Лейтон увидел куклу в день нашего отлета. Первым его желанием было приказать немедленно снять ее и найти виновного. Однако гнев его угас, прежде чем были произнесены слова приказа.
В позе висящей куклы было что-то, пробившее даже закостенелый панцирь воинской дисциплины. Какая-то безмерная печаль, сожаление и чувство вины, переполняющей нас всех.
Трудно сказать, упал ли шлем скафандра вперед потому, что вандал не хотел набить туда больше стружек, или то было сделано сознательно, ради выражения доступными средствами переживаний всех членов экспедиции.
Капитан не приказал снять куклу, и никто не спросил его, нужно ли это сделать - даже вездесущий курсант, готовый на все, чтобы понравиться командиру.
Потому-то на опустевшем марсианском космодроме и висит старый скафандр - чучело человека со стружками вместо сердца, мозга и души.
В то время это казалось единственным логическим решением почти неразрешимой проблемы.
Доктор Ван Дам предложил его в своем памятном выступлении на Ассамблее ООН. Если он при этом и видел перед собой ряды лиц, заполняющих аудиторию, зрелище это не закрывало гораздо более величественной картины бездонной пропасти неба, усеянного звездами.
Возможно, он даже не отдавал себе отчета в политической неизбежности, постоянно смущающей людей. Во-первых, все сказанное им будет воспринято делегатами в категориях их собственных выгод. Во-вторых, слова его будут оценены в категориях интереса народа. В-третьих, с точки зрения выгоды, которую получат различные расовые, религиозные и тому подобные группировки. В-четвертых, как это может повлиять на отношения между малыми государствами и великими державами. В-пятых, будет ли проект способствовать сохранению статус кво так, чтобы находящиеся у власти остались на своих местах, создавая при том видимость прогресса, чтобы заткнуть рты вечно недовольной оппозиции. И наконец, на шестом, глубочайшем уровне (если кто-то вообще забирался так глубоко) могла появиться мимолетная мысль о том, что это будет благо для человечества.
Если доктор Ван Дам и понимал, что такого рода политическая действительность всегда берет верх над желаниями ученых, он никак это не показал. Говорил он так, словно все его мысли занимали звезды и извечные мечты человека об их достижении.
- Проблему можно охарактеризовать следующим образом, говорил доктор Ван Дам. - Есть некая граница, до которой можно развивать научные теории без проверки их на практике. Рано или поздно ученый должен представить свою теорию инженерам, которые беспристрастно проверят ее на практике.
Мы отлично знаем, что ракеты, используемые для предварительной разведки космоса, доставят насие дальше ближайших планет, поскольку время полета зависит от однажды приданной кораблю скорости. Если не найти решение этого вопроса, всей нашей короткой жизни не хватит, чтобы достигнуть ближайшей звезды. Не хватит и наших ограниченных запасов топлива. Мы должны научиться использовать как источник энергии наших кораблей космическую пыль.
Нам кажется, что мы уже можем получать ядерную энергию не из какой-то особой руды, а из любой материи. Мы считаем, что сумеем держать под контролем эту реакцию. Так говорит теория, но пока она не проверена на практике.
Мы не можем проводить подобные испытания на Земле из риска, что эксперимент выйдет из-под контроля. Не хотим мы использовать для этого Луну, поскольку она из-за небольшой силы притяжения слишком ценна для будущих межзвездных путешествий как незаменимая стартовая база.
Одним словом - тупик. Мы не можем продвинуться вперед без продолжения опытов, и в то же время не можем проводить их на Земле и Луне. Нужно искать новый испытательный полигон.
Недавно наши ученые окончательно доказали, что Марс мертвая планета, непригодная с точки зрения жизни, а также как источник минеральных ресурсов, поскольку наши хрупкие ракеты не годятся для перевозок в промышленных масштабах. Из-за разряженной атмосферы и отсутствия воды планета непригодна и для колонизации. Людям придется находиться там в герметически закрытых помещениях или в скафандрах. Короче говоря, совершенно бесполезная планета.
Но именно потому она бесценна для науки. Именно там мы можем проверить свою теорию, не подвергая человечество опасности. Мы считаем, что сумеем начать ядерную реакцию в обычном камне и получить постоянный источник энергии. Мы верим, что сможем не допустить взрыва.
Если даже многочисленные опыты, которые потребуется провести, приведут к радиоактивному заражению или даже постепенному уничтожению планеты, выигрыш будет неизмеримо больше потери этой никуда не годной планеты.
Последняя фраза вызвала движение в зале: что-то среднее между дрожью страха и восхищением отвагой человека, приносящего целую планету в жертву науке. Видимо, их удивило, что мы зашли так далеко.
После недолгого раздумья пришло чувство облегчения. Вот простое решение вопроса! Перенести подальше от Земли не только эксперименты Ван Дама, но все испытания ядерных устройств. Успокоить страхи и заставить заткнуться тех гуманистов, которые предпочитают обречь человечество на застой, чем рисковать его будущим. С их точки зрения это может принести одни выгоды. И если кто-то из присутствующих вообще думал в этих категориях, решение могло быть выгодным для всего человечества.
- Я не верю в чудеса, - продолжал доктор Ван Дам, когда зал успокоился, - но положение этой планеты, такой далекой, что потребовался большой прогресс науки, чтобы до нее добраться, и вместе с тем достаточно близкой, чтобы можно было использовать ее для нового прыжка в науке - кажется чудом.
Это для тех, кто ищет санкции высшей силы для оправдания того, что все равно требовалось сделать.
А теперь я спрашиваю: согласны ли народы мира, чтобы мы использовали для научных целей этот такой убогий и со всех иных точек зрения бесполезный естественный полигон, который тысячелетия ждал, пока нам понадобится?
Ответ Генеральной Ассамблеи был положительным.
Ни доктор Ван Дам, ни кто-либо из присутствующих в зале, которые, как и пристало политикам, не заглядывали в будущее дальше ближайшего голосования, не сказали кое-чего до конца:
"Это правда, что мы разработали теорию запуска управляемой ядерной реакции для любого вида материи, однако пока нам не известен способ остановить начатую реакцию.
Мы считаем, что в будущем нам удастся этот способ найти, что медленная реакция не выскользнет из наших рук и не поглотит всей планеты, прежде чем мы найдем возможность ее остановить; что в будущем наука сможет даже найти способ дезактивации зараженной планеты. Мы надеемся, что так оно и будет.
Однако мы знаем наверняка, что без дальнейших экспериментов развитие ядерной техники затормозится, поэтому, если даже целая планета будет уничтожена, жалеть не о чем".
Как всегда, впрочем, нашлась группа скептиков, усомнившихся в нашем праве уничтожать какую-либо планету. Всегда находятся недовольные, но, как всегда, так и на этот раз, большинство перевесило.
Впрочем, результаты решения должны были сказаться на наших потомках - по крайней мере, так мы тогда считали.
Я говорю "мы", потому что входил в группу, проводящую эксперимент, причем вовсе не был героем. Героев там вообще не было. Правильно или нет, но решили, что это не зрелищное мероприятие, которое можно показывать широкой публике, поэтому никто не искал фотогеничного ученого, который мог бы олицетворить эксперимент в глазах миллионов телезрителей.
Журналисты, верные своей традиции приведения даже самых значительных научных достижений к минимальному общему знаменателю, то есть дешевой сенсации или слезливый сентиментальности, попытались сделать звезду из доктора Ван Дама, бывшего научным руководителем всего предприятия. Доктор, однако, не захотел сотрудничать.
- Вам не кажется, господа, - сказал он им, - что пора уже общественности поддерживать научные исследования потому, что они необходимы, а не потому, что ей нравитсякакой-то щеголь, которого выбрали на роль героя?
Ответ этот не привел журналистов в восторг, и они попытались уцепиться за капитана Лейтона, отвечающего за транспорт, но его ответы оказались совершенно нецензурными.
До меня они так и не добрались. Я был начальником связи, или, говоря попросту, телетехником, с массой дополнительных обязанностей. Даже если бы они ко мне пришли, это ничего бы им не дало.
Во мне нет ничего от популярного героя. Если я и эксперт в своей области, то лишь потому, что рано постиг истину, которую понимает каждый лентяй, если у него голова работает как надо: жизнь эксперта легче, чем жизнь невежды.
Есть одно обстоятельство, предопределившее мой рассказ об этой истории.
Начальник связи сидит в своей норе, окруженный экранами мониторов, показывающими все участки работы - поэтому я видел все, что произошло.
Потому и только потому именно я рассказываю об этом. Я не был и не буду героем. Просто я видел, что произошло. И мне стало плохо, как и всем, кто видел. Сейчас я стараюсь избегать людей, мучимый стыдом и чувством вины. Нет, все мы далеко не герои.
С самого начала все было задумано как истинный научный эксперимент, как совместная работа, в которой индивидуальные амбиции полностью подчинялись высшим целям.
Корабль экспедиции собирали на лунной базе из частей, присылавшихся с Земли небольшими ракетами.
Благодаря слабому тяготению Луны старт с ее поверхности легче, чем с Земли. Не расходуя ценных запасов топлива, нужных на обратную дорогу, мы достигли скорости, гарантирующей достижения Марса в течение месяца. Не буду рассказывать об этом полете двенадцати человек, собранных на небольшом пространстве, свободном от запасов и инструментов - вряд ли это кого-то заинтересует.
Строители корабля и ученые не подвели. В рассчитанное время мы совершили маневр и мягко опустились на поверхности Марса, к востоку от цепи невысоких холмов.
Все, смотревшие наши фильмы, представляют отталкивающие пейзажи этой планеты: разреженная атмосфера, сквозь которую даже днем видны звезды, безводная пустыня, скачки температур и главное - гнетущая пустота.
На Луне человек чувствует себя не лучшим образом, но там по крайней мере виден огромный шар Земли, не искаженный атмосферой, он кажется таким близким, что достаточно протянуть руку, чтобы его коснуться; человек знает, что там его дом, и с помощью воображения почти может его увидеть.
На Луне рассказывают такую шутку:
- Видишь маленький полуостров на восточном побережье Северной Америки? Там мой дом!
- Да-а-а, - отвечает другой. - А что это за тип, которого так сердечно встречает твоя жена?
На Марсе Земля только одна из множества ярких точек на черном небе. Она так далеко, что первым чувством бывает отчаяние, непреодолимое предчувствие, что больше никогда ты не увидишь своего дома, мягких летних сумерек, никогда больше не познаешь любви в объятиях женщины.
Ученые не лгали. Трудно представить что-то более бесполезное и чуждое человеку, чем Марс. Его можно использовать только для целей, подобных нашей.
Мы укрылись под поверхностью планеты.
Все наверняка видели документальные фильмы, поэтому ни к чему рассказывать, как мы делали выемки под жилые помещения и лаборатории. Извлекаемый камень шел в бетон не лучшего качества, но вполне достаточный на время, которое мы должны были там провести. Этим бетоном мы накрыли весь наш поселок, образовав посадочное поле и вместе с тем дополнительно защитившись от утечки воздуха из помещений.
Кроме того, он служил защитой от убийственного излучения, которое мы собирались вызвать.
Мы установили металлические шахты, по которым одетые в скафандры люди опускались на нижние уровни, где через шлюзы могли войти в свои жилые помещения. Одна башня была рассчитана на шестерых человек и настроена на сигнал их скафандров. Это делалось на случай тревоги и паники, чтобы избежать скопления людей у одной шахты.
Все работы мы закончили в течение нескольких первых недель - до начала ядерных экспериментов. Люди, черпающие сведения о науке из популярных телепередач, понятия не имеют, сколько тяжелой работы приходится выполнять ученым.
Закончив наконец строительство и отделившись от гнетущего, равнодушного мира на поверхности, мы вздохнули с облегчением. (Гораздо проще смириться с тем, что мир враждебен человеку, чем с фактом полного равнодушия.) В своих герметичных помещениях мы могли воображать, что работаем в лабораториях где-то на Земле.
Так было легче, значительно легче.
Но не думайте, что работы стало меньше. Чтобы наблюдать за происходящим в разных местах, где работали группы ученых, требовалось установить там телекамеры. Весь персонал марсианской экспедиции подбирался на основании суровых экзаменов, однако оба мои помощника попали в нее явно по протекции, и помощи от них было мало.
Кроме того, в критический момент чаще всего оказывалось, что нет самой нужной детали, вычеркнутой из составленного мною списка ретивыми чиновниками, таким образом проявившими заботу об успехе экспедиции.
Каким-то образом мы справлялись, но я составил для себя другой небольшой списочек - людей, которым после возвращения дам по морде. На первом месте крупными печатными буквами записан конструктор скафандров, воображающий, что можно монтировать хрупкие электронные устройства в его творении.
И все же мы справлялись, и постепенно из хаоса возникал порядок. Велись эксперименты, иногда теории подтверждались, но чаще приходилось вздыхать, пожимать плечами и начинать расчеты сначала.
Спустя три месяца нам преподнесли сюрприз - приземлился корабль с припасами: в основном продукты и даже немного шампанского! Вещи, которые, - как кому-то казалось - больше всего нам нужны: даже снимки обнаженных девиц, словно у нас было мало хлопот без напоминания об этом. Не было только того, о чем мы просили. Широкая общественность не понимала, что нам нужно оборудование, вот нам его и не прислали. Чудеса, как известно, не нуждаются в нем, они происходят потому, что общественность их желает.
Пачки печенья были милым разнообразием нашего стола, но я бы предпочел вместо них немного таких нужных транзисторных цепей.
Экипаж корабля обещал перед отлетом передать наши Просьбы, но сомневаюсь, чтобы они когда-либо дошли до сведения общественного мнения. Ученые - это, как известно, существа холодные и бесчувственные, они умны, благородны и стоят выше всего этого.
Поначалу я считал, что после окончания монтажных работ смогу какое-то время ходить с благородным и умным выражением лица, но как бы не так. Как только заканчивалась подготовка одного эксперимента, нужно было снимать оборудование и переносить его на другое место. Мы думали, что меньшая гравитация на Марсе (всего 38 процентов земной) облегчит нам жизнь, но все-таки подъемов, толканий, перетаскиваний и проклятий было более чем достаточно.
Но ведь никто не желает слушать, что ученым приходится работать для подготовки своих чудес. Все держится на уверенности, что чудеса возможны и без труда.
Ну, вот мы и добрались до нашего чуда.
Наконец все было готово к главному эксперименту - цели нашей экспедиции.
Ван Дам выбрал для него небольшое углубление посреди группы холмов, известных по телепередачам, посылаемым на Землю.
Тогда мы не знали, что зрелище этих холмов вызвало многочисленные толки среди археологов. В составе экспедиции археолога не было, и теперь они рвали волосы на голове, потому что эти холмы показались им весьма подозрительными. Многое говорило о том, что это могли быть пирамиды, невероятно старые, разрушенные эрозией во времена, когда планета еще имела атмосферу, но до сих пор хранящие свое содержимое.
Мы на Марсе ничего об этом не знали. Администрация сочла, что нечего забивать голову такими глупостями. В сущности, вопли археологов никогда не дошли до широкой публики. Разумеется, администрация должна была их выслушать, но с каких это пор человек считается с тем, что может заставить его отказаться от своих планов?
Мы подготовили все для нашего великого эксперимента в той долине между холмами. Место было выбрано идеально, поскольку мы могли установить наблюдательные камеры на холмах и направить их в точку начала реакции.
От меня потребовали массу камер, и пришлось их забрать (вопреки протестам) с других, менее важных участков.
Теория Ван Дама подтвердилась.
Поначалу лишь чувствительные приборы показывали, что что-то происходит, однако постепенно даже невооруженным глазом стала видна углубляющаяся и расширяющаяся яма.
Я не специалист, но, насколько понимаю, дело заключалось в том, что реакции подвергся только один слой частиц, а их распад в свою очередь активировал следующий слой.
Эксперимент шел не точно по плану. Процесс распада должен быть полным, не должно быть ни дыма, ни огня, ни каких-либо других признаков, за исключением медленно расширяющегося кратера в скале.
Однако в действительности образовывались какие-то побочные продукты, создающие столб тяжелого дыма, поднимающегося в разреженной атмосфере благодаря своей высокой температуре. После остывания радиоктивные частицы дыма оседали, заражая все вокруг.
Физики психовали, поскольку не располагали аппаратурой для наблюдений в инфракрасном свете, позволявшей бы видеть сквозь дым. Проклиная экономных чиновников, я каким-то чудом собрал из доступных мне деталей несколько ноктовизоров, после чего клубы дыма и огня, заполняющие кратер, перестали нам мешать.
И мы увидели.
Было около полудня (кое-кто помнил, что на Земле вторник), примерно через три недели после начала эксперимента. Кратер был уже диаметром в тридцать футов и такой же глубины, расширяясь чуть быстрее, чем показывали расчеты, но не настолько, чтобы возникла опасность взрыва. Так или иначе, мы не могли остановить однажды начатой реакции. Просто не знали, как это сделать.
Я как раз регулировал одну из камер, чтобы получить лучшее изображение южной стены кратера, когда стена эта исчезла, словно лопнувший мыльный пузырь. Изображение было отличным.
Настолько отличным, что я ясно увидел внутренность подземного убежища. Увидел живых марсиан, корчившихся в агонии, и бесценные творения неземной цивилизации, вспыхивающие огнем или рассыпающиеся в пыль.
В одно мгновение ученые, смотревшие на экраны мониторов широко раскрытыми от ужаса глазами, почувствовали, что триумф сменяется сознанием страшной вины.
Я тоже чувствовал это, потому что, следя за всеми передачами, видел все.
Я видел этих маленьких прекрасных людей, которые мгновенно чернели, падали и превращались в пыль.
На Земле раз в поколение рождается и вырастает лилипут, имеющий настолько идеальные пропорции, что нормальные, большие и неуклюжие люди могут только с восторгом разглядывать его, чтобы до конца жизни сохранить воспоминания об этом совершенстве.
Быть может, из подобных встреч и родились легенды об эльфа и феях. А может, в древние времена существовала связь между Землей и Марсом? Или даже Земля - давняя колония Марса, на которой мутация породила гигантов? Несомненно, это были люди, наши миниатюрные подобия.
Я хорошо рассмотрел их. В том помещении находились несколько десятков - а в других? А во всей сети подземных убежищ? Может, целая цивилизация, подобно нашей экспедиции,, спряталась под поверхностью планеты?
Мы же начали реакцию, ведущую к уничтожению всей планеты. Начали, не зная способа остановить.
Я видел, как они умирали, почти чувствовал их предсмертные муки, но не умер вместе с ними.
Я ношу их муки в себе, и они будут со мной до конца моей жизни.
Вот и все.
Спустя много лет люди, не видевшие того, что видели мы, не обремененные чувством вины, будут думать над нашим поведением.
Во всем этом множество загадок. Откуда эта цивилизация черпала продукты питания? Если они могли превращать камень в продукты, то почему не могли остановить начатый нами распад своей планеты? Если смогли потрясти нашу совесть так, что мы ходим с опущенными головами, как сопляки, пойманные на месте преступления, то почему не сделали этого раньше, прежде чем стало слишком причин, почему мы бросили большую часть нашего оборудования и не закончили эксперимент, почему около часа смотрели, а затем безо всякого приказа стали готовиться к отлету.
Возможно, через какое-то время мы начнем искать оправдания. Может, даже во время долгого обратного пути на Землю.
Мы начнем утверждать, что это не наша вина, что они виноваты ничуть не меньше. Ну, разумеется!
Даже больше того - их вина превосходит нашу!
Почему они не вылезли из своих нор, чтобы нас прогнать? Хотя бы голыми руками, если не имели оружия. Они должны были выйти и защитить свою родину, флаг, матерей и детей!
Вероятно, со временем мы будем говорить именно так. Это вполне естественно, если хочешь оправдать преступление. И очень по-людски.
Однако пока единственное наше желание - не смотреть друг другу в глаза.
На покинутом марсианском космодроме висит на одной из башен скафандр, набитый стружками из ящиков, в которых мы привезли свои точные приборы.
Нужно сказать, что, отправляясь в обратный путь, мы не совсем потеряли голову и забрали с собой часть самого ценного оборудования.
Единственный несовершенный, примитивный инструмент, который мы везем с собой, - это человек.
УСТЫДИСЬ, ВАНДАЛ!
Перевод с англ. И. Невструева
На одной из башен пустующего ныне марсианского космодрома висит набитый стружками скафандр.
Никто не знает, кто повесил его и что хотел этим сказать. Может, это было просто пугало, предупреждающее всех, идущих за нами следом?
А может, просто символ человеческого присутствия, как инициалы, вырезанные на стене великолепного древнего здания и словно говорящие: "Я слишком глуп, чтобы творить, но уничтожить могу. И вот свидетельство этому".
А может, это было символическое убийство: выражение чувства вины, такой огромной, что человек совершил экзекуцию над самим собой на месте преступления.
Капитан Лейтон увидел куклу в день нашего отлета. Первым его желанием было приказать немедленно снять ее и найти виновного. Однако гнев его угас, прежде чем были произнесены слова приказа.
В позе висящей куклы было что-то, пробившее даже закостенелый панцирь воинской дисциплины. Какая-то безмерная печаль, сожаление и чувство вины, переполняющей нас всех.
Трудно сказать, упал ли шлем скафандра вперед потому, что вандал не хотел набить туда больше стружек, или то было сделано сознательно, ради выражения доступными средствами переживаний всех членов экспедиции.
Капитан не приказал снять куклу, и никто не спросил его, нужно ли это сделать - даже вездесущий курсант, готовый на все, чтобы понравиться командиру.
Потому-то на опустевшем марсианском космодроме и висит старый скафандр - чучело человека со стружками вместо сердца, мозга и души.
В то время это казалось единственным логическим решением почти неразрешимой проблемы.
Доктор Ван Дам предложил его в своем памятном выступлении на Ассамблее ООН. Если он при этом и видел перед собой ряды лиц, заполняющих аудиторию, зрелище это не закрывало гораздо более величественной картины бездонной пропасти неба, усеянного звездами.
Возможно, он даже не отдавал себе отчета в политической неизбежности, постоянно смущающей людей. Во-первых, все сказанное им будет воспринято делегатами в категориях их собственных выгод. Во-вторых, слова его будут оценены в категориях интереса народа. В-третьих, с точки зрения выгоды, которую получат различные расовые, религиозные и тому подобные группировки. В-четвертых, как это может повлиять на отношения между малыми государствами и великими державами. В-пятых, будет ли проект способствовать сохранению статус кво так, чтобы находящиеся у власти остались на своих местах, создавая при том видимость прогресса, чтобы заткнуть рты вечно недовольной оппозиции. И наконец, на шестом, глубочайшем уровне (если кто-то вообще забирался так глубоко) могла появиться мимолетная мысль о том, что это будет благо для человечества.
Если доктор Ван Дам и понимал, что такого рода политическая действительность всегда берет верх над желаниями ученых, он никак это не показал. Говорил он так, словно все его мысли занимали звезды и извечные мечты человека об их достижении.
- Проблему можно охарактеризовать следующим образом, говорил доктор Ван Дам. - Есть некая граница, до которой можно развивать научные теории без проверки их на практике. Рано или поздно ученый должен представить свою теорию инженерам, которые беспристрастно проверят ее на практике.
Мы отлично знаем, что ракеты, используемые для предварительной разведки космоса, доставят насие дальше ближайших планет, поскольку время полета зависит от однажды приданной кораблю скорости. Если не найти решение этого вопроса, всей нашей короткой жизни не хватит, чтобы достигнуть ближайшей звезды. Не хватит и наших ограниченных запасов топлива. Мы должны научиться использовать как источник энергии наших кораблей космическую пыль.
Нам кажется, что мы уже можем получать ядерную энергию не из какой-то особой руды, а из любой материи. Мы считаем, что сумеем держать под контролем эту реакцию. Так говорит теория, но пока она не проверена на практике.
Мы не можем проводить подобные испытания на Земле из риска, что эксперимент выйдет из-под контроля. Не хотим мы использовать для этого Луну, поскольку она из-за небольшой силы притяжения слишком ценна для будущих межзвездных путешествий как незаменимая стартовая база.
Одним словом - тупик. Мы не можем продвинуться вперед без продолжения опытов, и в то же время не можем проводить их на Земле и Луне. Нужно искать новый испытательный полигон.
Недавно наши ученые окончательно доказали, что Марс мертвая планета, непригодная с точки зрения жизни, а также как источник минеральных ресурсов, поскольку наши хрупкие ракеты не годятся для перевозок в промышленных масштабах. Из-за разряженной атмосферы и отсутствия воды планета непригодна и для колонизации. Людям придется находиться там в герметически закрытых помещениях или в скафандрах. Короче говоря, совершенно бесполезная планета.
Но именно потому она бесценна для науки. Именно там мы можем проверить свою теорию, не подвергая человечество опасности. Мы считаем, что сумеем начать ядерную реакцию в обычном камне и получить постоянный источник энергии. Мы верим, что сможем не допустить взрыва.
Если даже многочисленные опыты, которые потребуется провести, приведут к радиоактивному заражению или даже постепенному уничтожению планеты, выигрыш будет неизмеримо больше потери этой никуда не годной планеты.
Последняя фраза вызвала движение в зале: что-то среднее между дрожью страха и восхищением отвагой человека, приносящего целую планету в жертву науке. Видимо, их удивило, что мы зашли так далеко.
После недолгого раздумья пришло чувство облегчения. Вот простое решение вопроса! Перенести подальше от Земли не только эксперименты Ван Дама, но все испытания ядерных устройств. Успокоить страхи и заставить заткнуться тех гуманистов, которые предпочитают обречь человечество на застой, чем рисковать его будущим. С их точки зрения это может принести одни выгоды. И если кто-то из присутствующих вообще думал в этих категориях, решение могло быть выгодным для всего человечества.
- Я не верю в чудеса, - продолжал доктор Ван Дам, когда зал успокоился, - но положение этой планеты, такой далекой, что потребовался большой прогресс науки, чтобы до нее добраться, и вместе с тем достаточно близкой, чтобы можно было использовать ее для нового прыжка в науке - кажется чудом.
Это для тех, кто ищет санкции высшей силы для оправдания того, что все равно требовалось сделать.
А теперь я спрашиваю: согласны ли народы мира, чтобы мы использовали для научных целей этот такой убогий и со всех иных точек зрения бесполезный естественный полигон, который тысячелетия ждал, пока нам понадобится?
Ответ Генеральной Ассамблеи был положительным.
Ни доктор Ван Дам, ни кто-либо из присутствующих в зале, которые, как и пристало политикам, не заглядывали в будущее дальше ближайшего голосования, не сказали кое-чего до конца:
"Это правда, что мы разработали теорию запуска управляемой ядерной реакции для любого вида материи, однако пока нам не известен способ остановить начатую реакцию.
Мы считаем, что в будущем нам удастся этот способ найти, что медленная реакция не выскользнет из наших рук и не поглотит всей планеты, прежде чем мы найдем возможность ее остановить; что в будущем наука сможет даже найти способ дезактивации зараженной планеты. Мы надеемся, что так оно и будет.
Однако мы знаем наверняка, что без дальнейших экспериментов развитие ядерной техники затормозится, поэтому, если даже целая планета будет уничтожена, жалеть не о чем".
Как всегда, впрочем, нашлась группа скептиков, усомнившихся в нашем праве уничтожать какую-либо планету. Всегда находятся недовольные, но, как всегда, так и на этот раз, большинство перевесило.
Впрочем, результаты решения должны были сказаться на наших потомках - по крайней мере, так мы тогда считали.
Я говорю "мы", потому что входил в группу, проводящую эксперимент, причем вовсе не был героем. Героев там вообще не было. Правильно или нет, но решили, что это не зрелищное мероприятие, которое можно показывать широкой публике, поэтому никто не искал фотогеничного ученого, который мог бы олицетворить эксперимент в глазах миллионов телезрителей.
Журналисты, верные своей традиции приведения даже самых значительных научных достижений к минимальному общему знаменателю, то есть дешевой сенсации или слезливый сентиментальности, попытались сделать звезду из доктора Ван Дама, бывшего научным руководителем всего предприятия. Доктор, однако, не захотел сотрудничать.
- Вам не кажется, господа, - сказал он им, - что пора уже общественности поддерживать научные исследования потому, что они необходимы, а не потому, что ей нравитсякакой-то щеголь, которого выбрали на роль героя?
Ответ этот не привел журналистов в восторг, и они попытались уцепиться за капитана Лейтона, отвечающего за транспорт, но его ответы оказались совершенно нецензурными.
До меня они так и не добрались. Я был начальником связи, или, говоря попросту, телетехником, с массой дополнительных обязанностей. Даже если бы они ко мне пришли, это ничего бы им не дало.
Во мне нет ничего от популярного героя. Если я и эксперт в своей области, то лишь потому, что рано постиг истину, которую понимает каждый лентяй, если у него голова работает как надо: жизнь эксперта легче, чем жизнь невежды.
Есть одно обстоятельство, предопределившее мой рассказ об этой истории.
Начальник связи сидит в своей норе, окруженный экранами мониторов, показывающими все участки работы - поэтому я видел все, что произошло.
Потому и только потому именно я рассказываю об этом. Я не был и не буду героем. Просто я видел, что произошло. И мне стало плохо, как и всем, кто видел. Сейчас я стараюсь избегать людей, мучимый стыдом и чувством вины. Нет, все мы далеко не герои.
С самого начала все было задумано как истинный научный эксперимент, как совместная работа, в которой индивидуальные амбиции полностью подчинялись высшим целям.
Корабль экспедиции собирали на лунной базе из частей, присылавшихся с Земли небольшими ракетами.
Благодаря слабому тяготению Луны старт с ее поверхности легче, чем с Земли. Не расходуя ценных запасов топлива, нужных на обратную дорогу, мы достигли скорости, гарантирующей достижения Марса в течение месяца. Не буду рассказывать об этом полете двенадцати человек, собранных на небольшом пространстве, свободном от запасов и инструментов - вряд ли это кого-то заинтересует.
Строители корабля и ученые не подвели. В рассчитанное время мы совершили маневр и мягко опустились на поверхности Марса, к востоку от цепи невысоких холмов.
Все, смотревшие наши фильмы, представляют отталкивающие пейзажи этой планеты: разреженная атмосфера, сквозь которую даже днем видны звезды, безводная пустыня, скачки температур и главное - гнетущая пустота.
На Луне человек чувствует себя не лучшим образом, но там по крайней мере виден огромный шар Земли, не искаженный атмосферой, он кажется таким близким, что достаточно протянуть руку, чтобы его коснуться; человек знает, что там его дом, и с помощью воображения почти может его увидеть.
На Луне рассказывают такую шутку:
- Видишь маленький полуостров на восточном побережье Северной Америки? Там мой дом!
- Да-а-а, - отвечает другой. - А что это за тип, которого так сердечно встречает твоя жена?
На Марсе Земля только одна из множества ярких точек на черном небе. Она так далеко, что первым чувством бывает отчаяние, непреодолимое предчувствие, что больше никогда ты не увидишь своего дома, мягких летних сумерек, никогда больше не познаешь любви в объятиях женщины.
Ученые не лгали. Трудно представить что-то более бесполезное и чуждое человеку, чем Марс. Его можно использовать только для целей, подобных нашей.
Мы укрылись под поверхностью планеты.
Все наверняка видели документальные фильмы, поэтому ни к чему рассказывать, как мы делали выемки под жилые помещения и лаборатории. Извлекаемый камень шел в бетон не лучшего качества, но вполне достаточный на время, которое мы должны были там провести. Этим бетоном мы накрыли весь наш поселок, образовав посадочное поле и вместе с тем дополнительно защитившись от утечки воздуха из помещений.
Кроме того, он служил защитой от убийственного излучения, которое мы собирались вызвать.
Мы установили металлические шахты, по которым одетые в скафандры люди опускались на нижние уровни, где через шлюзы могли войти в свои жилые помещения. Одна башня была рассчитана на шестерых человек и настроена на сигнал их скафандров. Это делалось на случай тревоги и паники, чтобы избежать скопления людей у одной шахты.
Все работы мы закончили в течение нескольких первых недель - до начала ядерных экспериментов. Люди, черпающие сведения о науке из популярных телепередач, понятия не имеют, сколько тяжелой работы приходится выполнять ученым.
Закончив наконец строительство и отделившись от гнетущего, равнодушного мира на поверхности, мы вздохнули с облегчением. (Гораздо проще смириться с тем, что мир враждебен человеку, чем с фактом полного равнодушия.) В своих герметичных помещениях мы могли воображать, что работаем в лабораториях где-то на Земле.
Так было легче, значительно легче.
Но не думайте, что работы стало меньше. Чтобы наблюдать за происходящим в разных местах, где работали группы ученых, требовалось установить там телекамеры. Весь персонал марсианской экспедиции подбирался на основании суровых экзаменов, однако оба мои помощника попали в нее явно по протекции, и помощи от них было мало.
Кроме того, в критический момент чаще всего оказывалось, что нет самой нужной детали, вычеркнутой из составленного мною списка ретивыми чиновниками, таким образом проявившими заботу об успехе экспедиции.
Каким-то образом мы справлялись, но я составил для себя другой небольшой списочек - людей, которым после возвращения дам по морде. На первом месте крупными печатными буквами записан конструктор скафандров, воображающий, что можно монтировать хрупкие электронные устройства в его творении.
И все же мы справлялись, и постепенно из хаоса возникал порядок. Велись эксперименты, иногда теории подтверждались, но чаще приходилось вздыхать, пожимать плечами и начинать расчеты сначала.
Спустя три месяца нам преподнесли сюрприз - приземлился корабль с припасами: в основном продукты и даже немного шампанского! Вещи, которые, - как кому-то казалось - больше всего нам нужны: даже снимки обнаженных девиц, словно у нас было мало хлопот без напоминания об этом. Не было только того, о чем мы просили. Широкая общественность не понимала, что нам нужно оборудование, вот нам его и не прислали. Чудеса, как известно, не нуждаются в нем, они происходят потому, что общественность их желает.
Пачки печенья были милым разнообразием нашего стола, но я бы предпочел вместо них немного таких нужных транзисторных цепей.
Экипаж корабля обещал перед отлетом передать наши Просьбы, но сомневаюсь, чтобы они когда-либо дошли до сведения общественного мнения. Ученые - это, как известно, существа холодные и бесчувственные, они умны, благородны и стоят выше всего этого.
Поначалу я считал, что после окончания монтажных работ смогу какое-то время ходить с благородным и умным выражением лица, но как бы не так. Как только заканчивалась подготовка одного эксперимента, нужно было снимать оборудование и переносить его на другое место. Мы думали, что меньшая гравитация на Марсе (всего 38 процентов земной) облегчит нам жизнь, но все-таки подъемов, толканий, перетаскиваний и проклятий было более чем достаточно.
Но ведь никто не желает слушать, что ученым приходится работать для подготовки своих чудес. Все держится на уверенности, что чудеса возможны и без труда.
Ну, вот мы и добрались до нашего чуда.
Наконец все было готово к главному эксперименту - цели нашей экспедиции.
Ван Дам выбрал для него небольшое углубление посреди группы холмов, известных по телепередачам, посылаемым на Землю.
Тогда мы не знали, что зрелище этих холмов вызвало многочисленные толки среди археологов. В составе экспедиции археолога не было, и теперь они рвали волосы на голове, потому что эти холмы показались им весьма подозрительными. Многое говорило о том, что это могли быть пирамиды, невероятно старые, разрушенные эрозией во времена, когда планета еще имела атмосферу, но до сих пор хранящие свое содержимое.
Мы на Марсе ничего об этом не знали. Администрация сочла, что нечего забивать голову такими глупостями. В сущности, вопли археологов никогда не дошли до широкой публики. Разумеется, администрация должна была их выслушать, но с каких это пор человек считается с тем, что может заставить его отказаться от своих планов?
Мы подготовили все для нашего великого эксперимента в той долине между холмами. Место было выбрано идеально, поскольку мы могли установить наблюдательные камеры на холмах и направить их в точку начала реакции.
От меня потребовали массу камер, и пришлось их забрать (вопреки протестам) с других, менее важных участков.
Теория Ван Дама подтвердилась.
Поначалу лишь чувствительные приборы показывали, что что-то происходит, однако постепенно даже невооруженным глазом стала видна углубляющаяся и расширяющаяся яма.
Я не специалист, но, насколько понимаю, дело заключалось в том, что реакции подвергся только один слой частиц, а их распад в свою очередь активировал следующий слой.
Эксперимент шел не точно по плану. Процесс распада должен быть полным, не должно быть ни дыма, ни огня, ни каких-либо других признаков, за исключением медленно расширяющегося кратера в скале.
Однако в действительности образовывались какие-то побочные продукты, создающие столб тяжелого дыма, поднимающегося в разреженной атмосфере благодаря своей высокой температуре. После остывания радиоктивные частицы дыма оседали, заражая все вокруг.
Физики психовали, поскольку не располагали аппаратурой для наблюдений в инфракрасном свете, позволявшей бы видеть сквозь дым. Проклиная экономных чиновников, я каким-то чудом собрал из доступных мне деталей несколько ноктовизоров, после чего клубы дыма и огня, заполняющие кратер, перестали нам мешать.
И мы увидели.
Было около полудня (кое-кто помнил, что на Земле вторник), примерно через три недели после начала эксперимента. Кратер был уже диаметром в тридцать футов и такой же глубины, расширяясь чуть быстрее, чем показывали расчеты, но не настолько, чтобы возникла опасность взрыва. Так или иначе, мы не могли остановить однажды начатой реакции. Просто не знали, как это сделать.
Я как раз регулировал одну из камер, чтобы получить лучшее изображение южной стены кратера, когда стена эта исчезла, словно лопнувший мыльный пузырь. Изображение было отличным.
Настолько отличным, что я ясно увидел внутренность подземного убежища. Увидел живых марсиан, корчившихся в агонии, и бесценные творения неземной цивилизации, вспыхивающие огнем или рассыпающиеся в пыль.
В одно мгновение ученые, смотревшие на экраны мониторов широко раскрытыми от ужаса глазами, почувствовали, что триумф сменяется сознанием страшной вины.
Я тоже чувствовал это, потому что, следя за всеми передачами, видел все.
Я видел этих маленьких прекрасных людей, которые мгновенно чернели, падали и превращались в пыль.
На Земле раз в поколение рождается и вырастает лилипут, имеющий настолько идеальные пропорции, что нормальные, большие и неуклюжие люди могут только с восторгом разглядывать его, чтобы до конца жизни сохранить воспоминания об этом совершенстве.
Быть может, из подобных встреч и родились легенды об эльфа и феях. А может, в древние времена существовала связь между Землей и Марсом? Или даже Земля - давняя колония Марса, на которой мутация породила гигантов? Несомненно, это были люди, наши миниатюрные подобия.
Я хорошо рассмотрел их. В том помещении находились несколько десятков - а в других? А во всей сети подземных убежищ? Может, целая цивилизация, подобно нашей экспедиции,, спряталась под поверхностью планеты?
Мы же начали реакцию, ведущую к уничтожению всей планеты. Начали, не зная способа остановить.
Я видел, как они умирали, почти чувствовал их предсмертные муки, но не умер вместе с ними.
Я ношу их муки в себе, и они будут со мной до конца моей жизни.
Вот и все.
Спустя много лет люди, не видевшие того, что видели мы, не обремененные чувством вины, будут думать над нашим поведением.
Во всем этом множество загадок. Откуда эта цивилизация черпала продукты питания? Если они могли превращать камень в продукты, то почему не могли остановить начатый нами распад своей планеты? Если смогли потрясти нашу совесть так, что мы ходим с опущенными головами, как сопляки, пойманные на месте преступления, то почему не сделали этого раньше, прежде чем стало слишком причин, почему мы бросили большую часть нашего оборудования и не закончили эксперимент, почему около часа смотрели, а затем безо всякого приказа стали готовиться к отлету.
Возможно, через какое-то время мы начнем искать оправдания. Может, даже во время долгого обратного пути на Землю.
Мы начнем утверждать, что это не наша вина, что они виноваты ничуть не меньше. Ну, разумеется!
Даже больше того - их вина превосходит нашу!
Почему они не вылезли из своих нор, чтобы нас прогнать? Хотя бы голыми руками, если не имели оружия. Они должны были выйти и защитить свою родину, флаг, матерей и детей!
Вероятно, со временем мы будем говорить именно так. Это вполне естественно, если хочешь оправдать преступление. И очень по-людски.
Однако пока единственное наше желание - не смотреть друг другу в глаза.
На покинутом марсианском космодроме висит на одной из башен скафандр, набитый стружками из ящиков, в которых мы привезли свои точные приборы.
Нужно сказать, что, отправляясь в обратный путь, мы не совсем потеряли голову и забрали с собой часть самого ценного оборудования.
Единственный несовершенный, примитивный инструмент, который мы везем с собой, - это человек.