Константинов Евгений. Налимья погодка

Евгений Константинов
Налимья погодка

   Подсечку Григорий сделал размашистую, не пожалев силы и ничуть не опасаясь, что леска по какой-то причине вдруг оборвется. Леску он купил три дня назад, и была она довольно толстой, во всяком случае, рыбину килограммов на пять выдержала бы даже без намека на разрыв. А на более тяжелый трофей Григорий и не рассчитывал. На случай же, если бы приманку схватила щука с ее острейшими бритвоподобными зубами, рыболов подстраховался поводком, самолично сделанным из гитарной струны.
   Но не на щуку еще со вчерашнего вечера настраивался Григорий. Да и погода – ветреная, пасмурная, с густыми зарядами снега, сыпавшим из низких туч, сплошь заваливших небо, была явно не щучьей. Самой налимьей была погодка.
   Вот на налимов-то и поставил накануне Григорий свои десять жерлиц. Аккуратно насадил на тройники – за спинку пойманных еще утром плотвичек и окуньков размером поменьше ладошки, опустил живцов поближе ко дну, зарядил на металлических шестиках, воткнутых в лед, пружинки с флажками, присыпал лунки снегом так, что над ними образовались ровные курганчики, и оставил жерлицы «ночевать», без опасений, что кто-то чужой посмеет их проверить.
   А с утра пораньше поспешил Григорий на реку, надеясь, что будет сегодня на обед налимья печенка. Подморозило, и небо было уже не таким хмурым, как накануне. Во всяком случае, снег не шел. Из всех жерлиц «горела» только одна – самая от него дальняя. Рыболов надеялся на большее, но пусть бы попался хоть один налим, только бы покрупнее…
   После подсечки он сначала подумал, что там, на другом конце снасти пусто – так легко, не встретив никакого сопротивления, подалась леска. Григорий перехватил ее раз, другой и, наконец, почувствовал тяжесть, к тому же в руку ему передалось слабое биение. На крючке сидела рыба, и, судя по ее поведению, попался именно налим. Он не метался из стороны в сторону, как щука, да особо и не упирался, а просто висел, лишь слегка пошевеливая хвостом. Григорий даже не пустил в ход багорик и, когда налимья голова высунулась из лунки, надавив большим и указательным пальцами правой руки чуть ниже глаз, выбросил рыбу на снег.
   Налим оказался средненький. Весом поменьше килограмма. Однако живца вместе с тройником ночной хищник заглотил чуть ли не до хвоста, и освободить снасть здесь и сейчас, не вспарывая рыбе живот, было невозможно. Привыкший к подобным сюрпризам налимьей рыбалки, Григорий просто отрезал поводок и убрал выскользающий их рук трофей в свой огромный деревянный рыболовный ящик в отсек для хранения рыбы. После чего достал из другого отсека запасной поводок, оснащенный тройником с острозаточенными жалами крючков, и привязал его к осиротевшей на пару минут леске. В третий отсек ящика был вставлен узкий металлический кан, сейчас наполовину наполненный водой. В кане плавали три окунька, самого бойкого из которых рыболов насадил на тройник и опустил в лунку. Затем он проверил одну за другой остальные жерлицы, – живцы на них остались нетронутыми и вели себя достаточно шустро, и направился к дому, стоявшему на берегу реки, и до которого было рукой подать.

* * *

   – Привет, жена, – Григорий с грохотом поставил ящик на пол рядом с печкой. – Привет, Василек, – подхватил семилетнего сына на руки. – Ну, что будешь сегодня налимью печенку кушать?
   – А ты поймал? – глаза парнишки загорелись. – Покажи!
   Григорий посадил сына на табуретку и водрузил на его чернявую головенку свою шапку-ушанку, которую тому пришлось приподнять обеими руками, чтобы не закрывала глаза.
   – Небольшой налимчик, но вку-усненький, – Григорий достал из ящика уже успевшую заледенеть рыбу.
   – Ух, ты-с, как поводок-то заглотил! – Восхитился Василек, беря налима в руки и давая при этом возможность шапке вновь закрыть ему глаза.
   – Ой, Гриш, – Тамара как-то беспокойно посмотрела мужу в глаза. Ты знаешь, мне вот давеча люди сказывали, что если в какой-то день января в нашей Покше налима поймаешь, то рыба эта обязательно всему дому беду принесет.
   – Эт-то еще почему? – фыркнул Григорий, стягивая валенки.
   – Сказали, что в день этот у налима-то самый икромет случается. И что тому, кто икромет нарушит, смерть-налим отомстит жутко.
   – Чего-чего! – Григорий повысил голос. – Какая смерть? Когой-т это ты наслушалась, а?
   – Бабу Граню, – потупилась Тамара. Она знала, что муж недолюбливал эту старушку, жившую на самом краю их улицы и слывшую страшной сплетницей и ворожеей.
   – А-а-а, – протянул Григорий. – Ну-ну, слушай-слушай эту колдунью. Чтой-т никакой беды до сих-то пор у нас не приключалось. А сколько налимов-то мы с тобой да с Васильком уже слопали?
   Тамара в ответ только вздохнула.
   – Так что, давай, женушка, не мудри, а приготовь-ка нам к обеду деликатес из печеночки…

* * *

   В предвкушении налимьей вкуснятины, Григорий умотнул с работы пораньше, еще засветло. Тамара умела приготовить рыбу так, что пальчики оближешь, и он чуть ли не бежал домой, не обращая внимания на все усиливающийся мороз. О том, что на улице холодно, вспомнил, увидев, что дверь в его дом распахнута настежь. Григорий уже начал складывать про себя в одно предложение все, что собирался высказать жене по этому поводу, когда что-то заставило его обернуться на заснеженное поле, простиравшееся между домом и рекой. Прямо посередине него, где не было ни одной тропинки, утопая в глубоком снегу, в сторону реки двигались два человека.
   По их движениям Григорий понял, что второй изо всех сил старается догнать первого – по росту – ребенка. Но только, когда тот первый вдруг споткнулся и рухнул в снег, и до Григория донесся слабый вскрик, он понял, что упавший – его сын Василек, и что с ним случилось что-то такое, что никак не должно было случиться…

* * *

   Стриптизерша Ирочка с двумя огромными белыми бантами на голове, в темно-коричневом платье и белом фартуке школьницы, размахивая портфелем, вприпрыжку выбежала на сцену. Остановившись на самом ее крае, она осмотрелась вокруг, с таинственным видом приложила пальчик к губам, как бы предлагая зрителям не раскрывать ее секрет, потом озорно отбросила портфель куда-то за спину и неторопливо, в такт музыки, покачивая бедрами, начала стягивать с себя школьное платье…
   Это был заключительный номер стриптиз-шоу. Теперь Сергей не жалел, что высидел два часа, которые оно длилось. Собственно и оставался-то он до конца представления только ради того, чтобы вновь увидеть именно ее – Ирочку. В первый свой выход, в самом начале шоу, она была «кошкой»: раздеваясь, по-кошачьи выгибала спину, терлась боком о шест, стоявший посередине сцены, царапала его коготками и, прокрадываясь на цыпочках мимо столиков, за которыми сидели зрители, мурлыкала с непередаваемо-кокетливой интонацией.
   Остальные стриптизерши тоже, как и Ирочка, были довольно симпатичные и главное – невысокого роста, что, в глазах Сергея, выгодно отличало их от примелькавшихся в телевизоре стандартно-длинноногих плейбойских моделей. Но «кошечка» понравилась ему больше всех. Было в этой девушке что-то такое, что заставило его, обычно очень стеснительного, в перерыве между отделениями отправиться за кулисы, и попытаться с ней познакомиться.
   В гримерную Сергея, конечно, не пустили. Мало того – парень, торчавший за кулисами и оказавшийся охранником, ничуть не церемонясь и не слушая объяснений, схватил его за запястье правой руки и так крутанул, что Сергей даже вскрикнул от боли. Заведя руку за спину, охранник потащил его к двери, но тут какая-то женщина, втиснула между ними свое пышное тело.
   – Ты что, Петька, моего кормильца обижаешь! – закричала она. – Он же корреспондент! Ему завтра спортсменов хвотограхвировать, а ты ему руки крутишь! С ума, что ли сошел?
   – Да нет, тетя Вера, я ничего, – охранник немного ослабил хватку, и Сергей, рванувшись, освободился.
   – Я тебе дам ничего? – женщина, уперев руки в бока, надвинулась на Петьку. – Тебе бы только человеку больно сделать. Подумаешь, вышибала какой крутой нашелся!
   Сергей узнал в женщине повариху, которой отдал во время обеда целый пакет свежепойманной рыбы. Некрупных плотвичек, окуньков и ершей в пакете было килограмма два с половиной. Возиться с уловом Сергей все равно бы ни стал: уху варить не было смысла – в столовой кормили прямо-таки на убой, а убирать рыбу в морозильник, чтобы потом везти в Москву, не хотелось. Тем более, впереди было целых два дня рыбалки, и он рассчитывал поймать что-нибудь посолиднее.
   – Ты забыл, кто тебя сюда пристроил? – продолжала оттеснять охранника от Сергея тетя Вера. – Дождешься, Петька, – скажу Василию Викторовичу – он тебя враз самого вышибет.
   – Да я свою работу выполняю, тетя Вера! Этот к девчонкам хотел сунуться, – я его не пустил, – оправдывался, вынужденный пятиться, Петька. – Куда он полез-то?
   – Все равно, нечего руки ломать? – погрозив ему толстым пальцем, повариха повернулась к Сергею. – А ты что у наших малюток забыл? Им мешать нельзя – у них тоже своя работа.
   – Я не хотел мешать, я спросить хотел…
   – Ну?
   – Вы извините… – Сергей немного смутился, – эта девушка, которая самая первая выступала, сегодня на сцену больше не выйдет?
   – Это Ирочка-то? – тетя Вера расплылась в улыбке. – Понравилась тебе кисуля наша?
   – Просто хотелось ну… еще раз посмотреть.
   – Ну и сидел бы себе в зале, – подал голос Петька. – А здесь смотреть нечего.
   – Да ладно тебе, – махнула на него тетя Вера. – Может молодой человек с девушкой познакомиться хочет, – она подмигнула Сергею. – Ирочка у нас звезда. У нее в каждой программе по два выхода, – она подмигнула Сергею. – Так что сможешь еще раз ей полюбоваться…
   И вот теперь он любовался «школьницей». Ирочка осталась в одних трусиках. Она все делала специально медленно: плавно поднимала руки и потягивалась; изгибаясь, с любопытством осматривала свое тело; нежно поглаживала себя по груди, животу, попе. Затем также медленно сползла со сцены и, прикрывая груди ладошками, пошла к столикам. Перед каждым зрителем стриптизерша ненадолго задерживалась, с невинным видом опускала руки и тут же, словно спохватываясь, вновь прикрывала свое сокровище.
   Когда она остановилась перед Сергеем, он услышал стук собственного сердца. На этот раз Ирочка не просто опустила руки, но, повернувшись к Сергею спиной, просунула два мизинца под резинку трусов и на мгновение стянула их, при этом вильнув голой попкой. Сергей чуть с ума не сошел. А когда девушка, обернувшись, показала ему язык и, лукавенько подмигнув, пошла дальше, в груди у него словно что-то крутанулось, и Сергей как-то вдруг сразу понял, что покорен.
   Ему очень захотелось вручить Ирочке огромный букет самых дорогих роз. И Сергей страшно пожалел, что он не богач, что у него нет в кармане нескольких сотен долларов, которые можно было бы подарить, отдать, заплатить, только бы она…
   Он пока не знал, что должно последовать дальше после этого: «Только бы она…» Не мог сформулировать или хотя бы понять чувство, так неожиданно возникшее в нем к этой стриптизерше. Влечение, любовь, страсть… А, может быть, ревность к тому, что помимо него ее видят обнаженной другие. А, может быть, и что-то еще.
   Шоу закончилось, и большинство зрителей покинули зал, а оставшиеся ждали начала дискотеки. Было самое время вновь зайти за кулисы, но Сергей словно прирос к месту. Нет, это не была боязнь или его всегдашняя скромность – он просто не в силах был даже начать разговор с этой девушкой, просто так, не зная, чего он на самом деле хочет. Он должен был подождать, подумать, понять себя.
   Диск-жокей подошел к микрофону, будто захлебываясь, протараторил что-то непонятное, и, все еще продолжая говорить, на полную громкость врубил ритмичную музыку. Сергей не очень любил танцевать, но всегда с интересом и даже с удовольствием наблюдал за другими. Обычно он с самого начала выбирал среди танцующих двух-трех девушек и в дальнейшем старался уже не упускать их из вида.
   Сейчас у него это не получалось. Все, казалось, танцуют одинаково, да и выделить внешне он никого не мог. Может быть потому, что перед глазами все время была Ирочка. Когда начался медленный танец, Сергей, обходя круг танцующих, направился к выходу.
   – Разрешите вас пригласить? – вдруг услышал он сбоку, машинально повернул голову, уверенный, что слова эти ни в коем случае не касаются его, и увидел… ее. Ирочку.
   Он не успел открыть рот, а стриптизерша уже положила руки ему на плечи, прижалась грудью и повела в танце. Она была почти на голову ниже его и снизу смотрела ему прямо в глаза своими большими кошачьими глазами. Сергей, поддаваясь движениям ее тела, молча таял под этим взглядом.
   – Мне открыли тайну, что вы фотокорреспондент из Москвы, – наконец промурлыкала Ирочка.
   – Почему тайну?
   – Потому, что корреспонденты обычно носят свои фотики на груди, а вы…