Константинов Евгений. Тайна Медвежьего черепа

Евгений Константинов
Тайна Медвежьего черепа

   Федор любил плавать. В отличие от большинства сослуживцев, мог продержаться на воде, не касаясь ногами дна, долго, не меньше двух часов – специально время засекал.
   Другое дело, что сейчас продолжать заплыв было не очень душевно. Торчащие из воды останки деревьев встречались все чаще – то ли они просто сгнили, то ли это было последствие давнего пожара. Топляка тоже хватало, поэтому Федор все больше осторожничал, чтобы, не дай бог, не напороться на острый сучок. Но поворачивать назад не собирался. Хотя бы потому, что никогда раньше не добирался до этого уголка в россыпи озер, граничащих с Финляндией. Да и не хотелось ему, будучи абсолютно голым, плыть обратно – мало ли что могло приключиться, вдруг какая-нибудь громадная щука позарится на вторгшегося в ее владения врага и цапнет за кое-что…
   Сержант пограничных войск Федор Посельский неплохо ориентировался и был почти уверен, что еще через поворот-другой выплывет прямехонько к тропинке, тянущейся вдоль рубежа прикрытия. По этой тропинке до заставы, а вернее, до баньки, где пограничник оставил свою одежду, возвращаться намного быстрее, чем вплавь по озеру.
   Была и еще одна причина, благодаря которой он упорно продвигался дальше. В который уже раз Федор пытался отыскать Медвежий череп. Так назывался остров, о котором ему рассказал ефрейтор Латышев незадолго до ухода на дембель. По словам Латышева, на этом, затерянном среди множества озер, острове хранился череп медведя, обладающий некими сверхъестественными свойствами. Что это за свойства не знал ни Латышев, ни его предшественник, тоже ефрейтор, так же рассказавший ему легенду, перед самым дембелем. Легенда передавалась из уст в уста много лет, но Медвежий череп до сих пор никто не нашел.
   До возвращения на гражданку Федору оставалось меньше полугода. И через эти полгода он собирался поведать о таинственном острове кому-то еще. Нет, не просто кому-то, только другу. Такому, каким был для него Василий Латышев…
   …Ефрейтор Латышев уже знал, что через два дня уедет домой, и пребывал в некой эйфории. И тут во время боевого расчета начальник заставы объявил сержанту Посельскому, что на следующий день у него выходной. Редкий случай, который Федор решил использовать с максимальной отдачей. Взял, да и позвал дембеля на рыбалку: уйти подальше от заставы на одно из озер, искупаться, натаскать на самодельные удочки окуньков, сварить ушицу. Латышев согласился, не раздумывая.
   У друзей все складывалось как нельзя лучше: и денек выдался солнечный, и рыба клевала – только вынимай, а когда вода в котелке начала закипать, Латышев рассказал Федору про Медвежий череп, передал, так сказать, эстафету на поиски загадочного места. Но чуть позже, когда уха была почти готова, они вдруг увидели плывущую по озеру лодку и в ней – двух человек.
   Переполошиться было от чего – граница-то с Финляндией рядышком! Но от сердца отлегло, года друзья узнали в сидевшем на веслах лейтенанта Борисенкова. Как же орал замполит, увидев на берегу озера блаженно расслабляющихся подчиненных! Оказалось, что выходной сержанту Посельскому дали не просто так, а для того, чтобы он, как любитель рыбалки, весь день был сопровождающим приехавшему из погранотряда на проверку офицеру. Другими словами, поставить с ним на озере сети. Проверяющий приехал, а его сопровождающего-то на месте не оказалось. Пришлось лейтенанту Борисенкову заменить своего сержанта, и ничего хорошего из-за этого Федору в дальнейшем не сулило. С замполитом он всегда был не в лучших отношениях…
   …Обогнув очередной мыс, Федор наконец-то увидел знакомые очертания рубежа прикрытия, и сразу же без малейшего всплеска погрузился в воду по самые глаза – на тропке показался человек в форме. Это могло означать, что заставу подняли по команде «В ружьё!», и пограничники бегут на перехват потенциального нарушителя. Но человек был один, к тому же, не бежал, а шел. Приглядевшись, Федор узнал замполита – вот уж с кем сейчас ему меньше всего хотелось бы встреться!
   Нет, ничего криминального он не сделал – утром сменился после ночного дежурства и теперь имел полное право на несколько часов отдыха. Так было заведено, – даже если заставу поднимали по тревоге, бывший дежурный оставался подстраховывать своего сменщика. И обычно, если позволяла погода, отслужившие ночью пограничники шли на озеро купаться. Другое дело, что Федор заплыл слишком уж далеко, да и предстать перед лейтенантом в голом виде, при этом что-то объяснять, оправдываться, ему не улыбалось.
   На всякий случай он глубоко вздохнул и нырнул с головой. А когда, продержавшись под водой максимально возможное время, вынырнул, на тропинке уже никого не было. Зато что-то мелькнуло среди елочек на ближнем берегу. Федор тут же вновь нырнул, понимая, что это, конечно же, Борисенков, но, не догадываясь, зачем тот свернул на перешеек, который, как он знал, выводит к болоту, и дальше дороги нет.
   Теперь под водой оставался совсем мало, но времени хватило, чтобы лейтенант пропал из вида. Не искушая судьбу, сержант поплыл обратно, теперь уже торопясь, чтобы оказаться на заставе раньше замполита, который непонятно чего забыл в лесу. Впрочем, ему-то какое дело, может лейтенант там каких-нибудь капканов понаставил, а теперь проверять пошел.
   Федор перестал думать о Борисенкове, когда вдруг со стороны болота послышался визг. И еще один, причем, он мог дать голову на отсечение, что визжала женщина. Но какая здесь, в недоступной гражданскому населению пограничной зоне может быть женщина? Разве что жена замполита или прапорщика, так они в лес не ходят, медведей и змей боятся.
   Со стороны болота раздался рык. Настоящий звериный рык, прервавший очередной визг. До армии Федор несколько раз ходил на охоту с отцом, хотя не на медведя, но и на лося, и на кабана. Жутких охотничьих историй он наслушался и начитался предостаточно. Поэтому теперь не просто торопился в сторону заставы, а греб, что есть силы. Он по-настоящему испугался – и за себя и за Борисенкова, который, скорее всего, попал в беду. Но у того хотя бы пистолет с собой имелся!
   До баньки на берегу озера Федор доплыл, вконец вымотавшийся. Но отдыхать и даже вытираться было некогда. Напялил на мокрое тело одежду, обул сапоги, схватил фуражку, на деревянных ногах побрел в горку, к заставе, надеясь, что прапорщик на месте, а не уехал проверять наряды. Если тот все же уехал, надо будет самому поднимать тревогу и бежать на выручку замполиту…
   Лейтенант Борисенков стоял на углу окружающего заставу сплошного забора, рядом с одинокой березкой и словно специально его поджидал. Федор подошел к нему, тяжело дыша. Вытер стекающий со лба пот, надел фуражку.
   – Где шляешься после дежурства, сержант?! – не дал ему раскрыть рот Борисенков. – Купался? Почему форма в беспорядке?
   – Я… А вы, как… как там…
   – Достал ты меня уже, Посельский!
   – Я…
   – Марш в казарму! И отбой, отбой!!!

* * *

   «Неизвестно, кто кого больше достал», – думал Федор, валяясь на своей кровати поверх одеяла.
   Сапоги он сбросил, одежду – пока не спешил. Хотя ночью и не сомкнул глаз, Федор сомневался, что уснет сейчас, слишком много мыслей лезло в голову. В том, что Борисенков дошел до заставы быстрее, чем он доплыл, ничего удивительного не было. Но лейтенант не мог ни слышать женский визг и звериный рык со стороны болота. Так почему же никому ничего не сказал? Визжать он мог сам, к примеру, с испугу. А рычать – медведь. Не исключено, что тот самый, по которому Борисенков стрелял недели две тому назад…
   …Первым открыл огонь с пограничной вышки замполит. Словно на стрельбище, припав на одно колено, выпустил одну за другой три коротких очереди. Длинную из своего автомата выдал прапорщик.
   – Есть! – закричал Борисенков.
   – Нет! Удрал косолапый!
   – Не мог я промахнуться!
   – А чего ж он удрал-то?
   Федор чертыхнулся, глядя на спускающихся с вышке по лестнице, препирающихся командиров, которые, похоже, совсем стрелять не умели. Сам бы он не промахнулся и если бы машина, на которой его наряд возвращался на заставу, не застряла в кювете, то к самому интересному они бы успели. Но на очередной колдобине машина вильнула-таки с грунтовки, и вытащить ее своими силами не получилось. Они опоздали на какие-то две минуты. А, может, оно было и к лучшему – медведь, возможно, привлеченный запахом с помойки, услышав шум машины, скорее всего, ушел бы. Но ночью вполне мог вернуться, а тогда дежуривший на вышке часовой мог бы его и не заметить.
   Буквально накануне начальник заставы отбыл в отпуск, и о своих соображениях сержанту Посельскому пришлось докладывать мрачному замполиту. Зная по рассказам медвежьи повадки, он предложил на всякий выставить ночью поблизости от помойки так называемый «секрет». Инициатива оказалась наказуемой, и лейтенант назначил старшим наряда Федора, приставив к нему ефрейтора Иванченко и рядового Сударина.
   Они замаскировались неподалеку от помойки, от которой ощутимо пованивало. Удовольствия провести в таком соседстве несколько часов было мало, к тому же Федор запретил подчиненным курить, впрочем, как и разговаривать. Однако страдали они не очень долго – ночную тишину, нарушаемую лишь комариным писком, взорвали выстрелы, которые сопроводил звериный рев. Стреляли со стороны отдельно стоящего от казармы офицерского домика. К которому наряд сержанта Посельского поспешил выдвинуться с автоматами наизготовку.
   – На этот раз точно попал! – Заявил замполит. – Первым же выстрелом! Хорошо, что ствол с собой прихватил, когда по нужде вышел. Вышел, а медведь прямо передо мной. Теперь валяется где-нибудь поблизости.
   Федор включил фонарик, посветил вокруг:
   – На предохранитель пистолет поставьте, товарищ лейтенант.
   – А если…
   – В любом случае, убили вы медведя, или ранили, искать его только при свете дня нужно. Сейчас, даже с собаками – слишком рискованно…
   Они вышли на поиски с утра пораньше. Начальник заставы и, все те, кто ночью стерег медведя в секрете. Только у ефрейтора Иванченко теперь на поводке была немецкая овчарка по кличке Берда. Собака взяла след зверя буквально от порога офицерского домика. Залаяла, потянула за собой хозяина, но вскоре остановилась, как вкопанная, перед одинокой березкой.
   Растущих в округе берез можно было по пальцам пересчитать, но именно под этой любили фотографироваться пограничники. Совсем недавно, когда она покрылась молодыми зелеными листочками, поддержал традицию и Федор. Теперь березка была абсолютно голой, листья словно сдуло и унесло порывом ветра. Зато на бело-черном стволе алел широкий мазок. Борисенков провел по нему пальцем и довольно улыбнулся:
   – Это кровь. Я же говорил, что попал в косолапого!
   – И в березку тоже попали, – сказал Федор, заметив радом с кровяным пятном след от вонзившейся в ствол пули.
   – Ага. Вообще-то я четыре раза стрелял.
   – А куда листья подевались? – задрал голову Федор.
   – И следы исчезли, – почесал затылок Иванченко, к ногам которого жалась овчарка.
   И действительно – хорошо заметные на влажной земле медвежьи следы обрывались перед березкой, словно зверь вдруг прыгнул на дерево, а с него перепрыгнул куда-то еще…