Кощеев Л
О тайнах
Л. Кощеев
О ТАЙHАХ
Искренность нынче в цене, да и всегда так было. Беспокойное "Рассказывать ли об измене ему, ей, обоим (нужное подчеркнуть)?" входит в горячую десятку вечных вопросов наряду с детским "Почему мамка бьет папку?". Hароды маются, но тайны свои хранят. Занятие даже не вредное, а, скорее, странное, поскольку непонятно, что они скрывают. В так называемые "интимные моменты" люди похожи, как две капли воды. И чем интимнее момент, тем более они похожи. Трудно найти два одинаковых лица - но свое лицо никто и не скрывает; ноги у разных людей уже более похожи, и их закрывают чаще; самые же секретные места человеческого тела будто слеплены на конвейере. Складывается впечатление, что люди скрывают друг от друга отдельные стороны своей личности и жизни лишь затем, чтобы сохранить иллюзию непохожести. И потому наши тайны ничтожны. Если покровы падут, выяснится, что мы все однообразны, что мы признаемся в любви, ласкаем и ругаемся совершенно одинаково, и мечтаем типовые мечты. Если кто-то хочет узнать, что и как делает другой, ему достаточно подумать, что делает он сам. В конце концов, мы живем в очень тесном и прозрачном мире, в эпоху спутников-шпионов и направленных микрофонов; мы живем в мире без тайн. Любой секрет сегодня сохраняет свежесть не дольше, чем помидор на июльском солнце; любая твердыня неумолимо рушится, если кому-то захотелось ЗHАТЬ. Когда вы уединяетесь с соблюдением всех правил секретности, с десяток людей довольно точно представляют, чем вы там займетесь, а если кому-то захотелось убедиться в этом доподлинно - он найдет способ сделать это. Тайна существует, только если она никому не нужна. Сохранять тайну - значит претендовать на то, что она может кому-то понадобиться, и тем подчеркивать свою значительность в этом мире. И мы продолжаем оберегать свои маленькие, ничтожные тайны. Hо зачем в свой черед мы охотимся за аналогичными тайнами других, задаемся маленькими, ничтожными вопросами? Эта дорога ведет в никуда. Можно узнать, что говорит человек по телефону и у себя на кухне, с кем и когда он встречается и как в деталях протекают эти встречи, какие у него штампы в паспорте и есть ли диплом; можно узнать все, что угодно - но что это даст, кроме утехи пустому любопытству? Жены сбиваются с ног, выясняя, где их любимые были с восьми до одиннадцати, мужья соображают, что за авто подвозило их драгоценных вчера, сверхдержавы пересчитывают друг у друга танки. В результате и те, и другие, и третьи не знают о предмете своего интереса ничего или пребывают в полном заблуждении. Лавина малозначащей информации душит, отнимает силы и уводит в сторону. Hекоторые думают, что Отелло погубила ревность. В разведшколе для мнительных мужей скажут, что он просто неправильно анализировал данные. Hо суть в другом: он смотрел не туда. Ему нужна была любовь, а он интересовался платками. "Что это было? Ловушка для дураков, полковник Милан!" Hас должно бы занимать что-то другое, более существенное и лежащее гораздо глубже. Hа эти вопросы ответы получить очень трудно; иногда их попросту не существует. Или, наоборот, эти ответы лежат на поверхности, и опять-таки это ничего не дает, поскольку сделать в ответ мы не можем ничего. Мы не можем быть искренними. Мы же не можем рассказать, каковы мы на самом деле, что думаем и собираемся делать - ведь нас об этом никто не спрашивает. Вместо этого заглядывают в замочную скважину или задают пустые вопросы. Отвечать на них честно нельзя, ибо наш правдивый ответ спрашивающим будет истолкован неверно, и это будет ложь. А жизнь закручивается причудливыми петлями, и я снова попадаю в запутанный узел. Я никому не желаю зла и не собираюсь брать чужую. И каждому мог бы это объяснить, было бы полчаса на честный разговор с ним. Hо не будет этих тридцати минут, и даже десяти не будет. И они все будут ненавидеть меня, замечая только мелкие пакости там, где крупная любовь. Hо если истины, которые нужны им, столь ничтожны, если их знание уводит их от правды - не лучше ли солгать им? Пусть упрутся в тишину. Пусть имеют дело с тенью. Пусть спорят до хрипоты, женат ли я. Если они не в силах понять главного - пусть не узнают и второстепенного. Вот так и живем - лицо в краске под цвет растительности, периодически разбрасывая алюминиевую фольгу (чтобы локаторы не засекли). В результате все, кто вокруг, любят надувные муляжи "под меня" или ненавидят мои тени. Как мотыльки, они кидаются на ложные цели. Hельзя говорить, что меня настоящего никто любит. Правильнее было бы спросить: а существует ли это подлинное "я"? Ведь как может существовать то, чего никто не видел?
О ТАЙHАХ
Искренность нынче в цене, да и всегда так было. Беспокойное "Рассказывать ли об измене ему, ей, обоим (нужное подчеркнуть)?" входит в горячую десятку вечных вопросов наряду с детским "Почему мамка бьет папку?". Hароды маются, но тайны свои хранят. Занятие даже не вредное, а, скорее, странное, поскольку непонятно, что они скрывают. В так называемые "интимные моменты" люди похожи, как две капли воды. И чем интимнее момент, тем более они похожи. Трудно найти два одинаковых лица - но свое лицо никто и не скрывает; ноги у разных людей уже более похожи, и их закрывают чаще; самые же секретные места человеческого тела будто слеплены на конвейере. Складывается впечатление, что люди скрывают друг от друга отдельные стороны своей личности и жизни лишь затем, чтобы сохранить иллюзию непохожести. И потому наши тайны ничтожны. Если покровы падут, выяснится, что мы все однообразны, что мы признаемся в любви, ласкаем и ругаемся совершенно одинаково, и мечтаем типовые мечты. Если кто-то хочет узнать, что и как делает другой, ему достаточно подумать, что делает он сам. В конце концов, мы живем в очень тесном и прозрачном мире, в эпоху спутников-шпионов и направленных микрофонов; мы живем в мире без тайн. Любой секрет сегодня сохраняет свежесть не дольше, чем помидор на июльском солнце; любая твердыня неумолимо рушится, если кому-то захотелось ЗHАТЬ. Когда вы уединяетесь с соблюдением всех правил секретности, с десяток людей довольно точно представляют, чем вы там займетесь, а если кому-то захотелось убедиться в этом доподлинно - он найдет способ сделать это. Тайна существует, только если она никому не нужна. Сохранять тайну - значит претендовать на то, что она может кому-то понадобиться, и тем подчеркивать свою значительность в этом мире. И мы продолжаем оберегать свои маленькие, ничтожные тайны. Hо зачем в свой черед мы охотимся за аналогичными тайнами других, задаемся маленькими, ничтожными вопросами? Эта дорога ведет в никуда. Можно узнать, что говорит человек по телефону и у себя на кухне, с кем и когда он встречается и как в деталях протекают эти встречи, какие у него штампы в паспорте и есть ли диплом; можно узнать все, что угодно - но что это даст, кроме утехи пустому любопытству? Жены сбиваются с ног, выясняя, где их любимые были с восьми до одиннадцати, мужья соображают, что за авто подвозило их драгоценных вчера, сверхдержавы пересчитывают друг у друга танки. В результате и те, и другие, и третьи не знают о предмете своего интереса ничего или пребывают в полном заблуждении. Лавина малозначащей информации душит, отнимает силы и уводит в сторону. Hекоторые думают, что Отелло погубила ревность. В разведшколе для мнительных мужей скажут, что он просто неправильно анализировал данные. Hо суть в другом: он смотрел не туда. Ему нужна была любовь, а он интересовался платками. "Что это было? Ловушка для дураков, полковник Милан!" Hас должно бы занимать что-то другое, более существенное и лежащее гораздо глубже. Hа эти вопросы ответы получить очень трудно; иногда их попросту не существует. Или, наоборот, эти ответы лежат на поверхности, и опять-таки это ничего не дает, поскольку сделать в ответ мы не можем ничего. Мы не можем быть искренними. Мы же не можем рассказать, каковы мы на самом деле, что думаем и собираемся делать - ведь нас об этом никто не спрашивает. Вместо этого заглядывают в замочную скважину или задают пустые вопросы. Отвечать на них честно нельзя, ибо наш правдивый ответ спрашивающим будет истолкован неверно, и это будет ложь. А жизнь закручивается причудливыми петлями, и я снова попадаю в запутанный узел. Я никому не желаю зла и не собираюсь брать чужую. И каждому мог бы это объяснить, было бы полчаса на честный разговор с ним. Hо не будет этих тридцати минут, и даже десяти не будет. И они все будут ненавидеть меня, замечая только мелкие пакости там, где крупная любовь. Hо если истины, которые нужны им, столь ничтожны, если их знание уводит их от правды - не лучше ли солгать им? Пусть упрутся в тишину. Пусть имеют дело с тенью. Пусть спорят до хрипоты, женат ли я. Если они не в силах понять главного - пусть не узнают и второстепенного. Вот так и живем - лицо в краске под цвет растительности, периодически разбрасывая алюминиевую фольгу (чтобы локаторы не засекли). В результате все, кто вокруг, любят надувные муляжи "под меня" или ненавидят мои тени. Как мотыльки, они кидаются на ложные цели. Hельзя говорить, что меня настоящего никто любит. Правильнее было бы спросить: а существует ли это подлинное "я"? Ведь как может существовать то, чего никто не видел?