Козлов Владимир
Продавщица
Владимир Козлов
Продавщица
Без десяти двенадцать ночи. Я покупаю в гастрономе возле памятника неизвестному дядьке бутылку пива и сажусь на свободную скамейку. Дед-бутылочник подбегает с открывалкой. Другой дед злобно смотрит на него: не успел.
Рядом на скамейках сидят компании тинейджеров, громко орут и хохочут. Я не спеша пью пиво. Домой идти неохота.
Подходит мужик - здоровый, толстый и пьяный.
- Э, пацан, послушай. Я это, приезжий, в командировке короче. Где тут можно бабу снять у вас?
- Если проститутку, то лучше на "стометровке" или на Машерова, но это тридцать баксов минимум. Если хочешь, бери мотор, и поедем.
- Тридцать баксов? Да за тридцать баксов я ее сам убью на хуй.
- Ну, тогда ничем не могу помочь.
Мужик идет к ближайшей тинейджерской компании, хлопает кого-то из пацанов по плечу, начинает втирать. Я наблюдаю и жду, что он их достанет, и они насуют ему пиздюлей, но они неадекватно спокойно реагируют на его базар, что-то даже отвечают, потом мужик сам откалывается и идет в сторону проспекта.
Пива еще полбутылки. Смотрю по сторонам. Соседняя скамейка со стороны проспекта пустует: сидевшая на ней компания только что отвалила. Из темноты выходит и садится на нее баба в "левой" джинсовой куртке, надетой поверх платья. Колхозница, само собой. Ну и что?
Она вытаскивает сигареты, закуривает. Я встаю, подхожу.
- Здравствуйте. А можно здесь с вами сесть?
- Да.
Сажусь, делаю глоток пива.
- А что это вы так поздно - и одна?
- С работы шла - я в магазине работаю продавцом, - зашла к девчонке одной, выпили по пятьдесят капель. Теперь вот домой пешком идти надо: к нам автобус уже не ходит.
- А пива не хотите?
- Ну вообще-то можно. - Она тянет руку к бутылке.
- Нет, зачем так? Я лучше еще по бутылке куплю. Только ты никуда не уходи, хорошо?
- Ладно.
Поднимаюсь и иду к магазину, на ходу допивая оставшееся пиво. Когда мне было лет шестнадцать, у нас на районе работала продавщицей кваса молодая девка - лет девятнадцать-двадцать, ничего такая. Мне она нравилась, и я пару раз дрочил на нее. Но подъябываться не подъябывался: малый еще был, а она ходила с Гнидой - с этим лучше было не связываться. Я, правда, ее только издалека видел, квас не покупал, потому что раз ночью пацаны такую бочку с квасом открыли и мыли в ней ноги и сцали в нее, так что я такой квас больше не пью.
В магазине очередь: все отделы закрыты, работает только "ночник", и в нем толпится народ - за пивом и водкой.
Я беру две пива. Если она не дождется - херня, выпью все один.
Но она ждет, снова с сигаретой во рту. Дед-бутылочник тут как тут с открывалкой. Вспоминаю, что не отдал ему первую бутылку - поставил на асфальт у дверей магазина. Но он вряд ли про это помнит, у него уже мозги не работают.
Откупориваю бутылки, возвращаю открывалку деду.
- Ты продавцом в каком отделе работаешь?
- В винно-водочном. - Она улыбается. - Оно вообще-то нормально, только когда сама с бодуна, а утром еще мужики подходят - девушка, а какая водка хорошая? Еще наклонится низко, весь его перегар нюхать надо. Ему лишь бы похмелиться, а он еще - какая хорошая?
Вообще, она не такая жуткая. Только что колхозница - джинсовка эта, как пять лет назад носили, волосы немытые, жирные, собраны в хвост, помада дешевая.
По дорожке идет мужик с авоськой, смотрит на нас.
- Э, рабяты, вы тут не бачыли таких двух здаровых бугаёу? Адзин таки лысый, а други не, не лысы.
- Нет, не видели, - говорю я.
- А то я да сястры прыехау, агурцоу прывёз, а яны, гады, бачуць, что с дярэуни - и ёбнули па галаве, агурцы забрали, грошы што были усе. Я - у милицию, а там яны гавораць: иди ишчы сам, если увидиш - скажы нам, мы их забяром. Так я во хажу, ишчу. Не бачыли таких?
- Говорю же - не видели.
- Ну, ладна, вы извините, кали што. Я яшчэ падыйду.
Мужик отходит.
- Хер он кого найдет, - говорю я. - А если найдет, они ему еще пиздюлей насуют.
Баба улыбается.
- Ага. Наивняк он такой, конечно. Одно слово - с деревни.
Отпиваю еще пива. Она вытаскивает еще сигарету из пачки - последняя. Сминает пачку и бросает в мусорку. Мимо. Прикуривает прозрачной зажигалкой, затягивается, выпускает дым. Я спрашиваю:
- Тебя как зовут?
- Таня. А тебя?
- Вова. Слушай, Таня, у меня дома водка есть. Можем поехать выпить.
- Вообще можно. Только надо сигарет купить.
- Хорошо, остановимся возле универсама, зайдем.
Допиваем пиво, отдаем бутылки деду и выходим на проспект. Я торможу первую машину - "Форд-Эскорт". За рулем - тетка, рядом - мужик.
- В Малиновку довезете?
- А сколько дашь?
- Тысячу.
- Ладно, поехали.
Мы забираемся на заднее сиденье. Машина трогается.
- Включай третью, - говорит мужик. - Да нет, сначала сцепление выжми. Да, вот так, правильно, молодец.
- Она еще и ездить не умеет, - шепчет Таня. - Счас врежемся куда-нибудь... - Она кладет голову мне на плечо и дремлет.
Едем по плохо освещенным улицам. Мелькают одинокие прохожие. Машин навстречу почти нет.
- Возле универсама остановите, пожалуйста, на минутку, - говорю я.
Выхожу, покупаю пачку L&M, двухлитровую бутылку апельсиновой воды "Вейнянский родник", двести граммов колбасы и булку хлеба.
Подхожу к машине, сажусь.
- Долго ходишь, - говорит мужик. - Знали бы - не повезли бы вас. Время дорого.
- Меня не было пять минут.
- Доплачивать за это надо.
- Ладно, доплачу еще сотню. Поехали.
Выходим у дома, я сую мужику деньги, и они отъезжают.
- Скорее, я в туалет хочу, - говорит Таня.
Пока она в туалете, я нарезаю колбасу и хлеб, ставлю на стол две тарелки, две рюмки и два стакана - для "Вейнянского".
Она выходит из туалета и, не заходя в ванную, идет прямо на кухню.
- Это что, все? А больше у тебя ничего нет?
- А что, мало?
- Ну, я не знаю...
Открываю холодильник - там только батон, одно яйцо, начатая пачка масла и полбутылки кефира.
- Странный ты какой-то. За такси тысячу отдать не жалко, а чтоб холодильник наполнить, так нет.
Я пододвигаю табурет.
- Садись.
Разливаю водку. Чокаемся и пьем, я запиваю "Вейнянским", цепляю вилкой кусок колбасы. Она спрашивает:
- А что мы без музыки сидим?
Я включаю в магнитоле ФМ-радио. Играет западная попса. Она смотрит на мои полки с кассетами и дисками.
- Зачем тебе столько всего этого? Ты что, диджеем работаешь?
- Ага.
- А на каком радио?
- Не скажу.
- Ну и не говори.
Наливаю по второй, выпиваем.
- А я вот школу фотомоделей закончила.
- Да?
- Да, в доме культуры тонкосуконного комбината. Семь месяцев - триста долларов.
- А почему не работаешь фотомоделью?
- Из наших никто не работает, только одна девчонка - так у нее связи, а без связей на такую работу не устроиться. А мне и продавцом, в общем, неплохо: нормальная работа, ничего. Пятнадцать тысяч зарплата и тысяч пять каждый месяц еще получается кроме того, а то и больше - ну, ты понимаешь. Мне мой говорит - да, я замужем, я не говорила - переходи, типа, в магазин в Мачулищах, там у его бабы квартира есть, она нам может отдать. Так там зарплата - десять тысяч всего, и ничего не спиздишь. Так я ему и говорю что я там себе куплю на такие деньги?
Я смотрю в окно. В доме напротив светятся два или три окна.
- А у меня кассета есть с собой, - говорит она. - Сборник "Союз". Она поднимается и идет в прихожую - ее джинсовка осталась там - и приносит пиратскую кассету без коробки. Я кривлюсь.
- Может не сейчас, а потом?
- Нет, давай сейчас, мне эта музыка не очень нравится.
Сую кассету в магнитолу и жму на "плэй", не отматывая на начало.
- А у тебя есть листок бумаги и ручка? - спрашивает она.
- Зачем?
- Написать, какие песни, а то у меня коробки нет.
- Тебе прямо сейчас надо это делать?
- Ну а что тут такого?
Я даю ей бумагу и ручку, а сам иду в комнату. Там почти никакой мебели - только кровать и телевизор. Ложусь на кровать и думаю, что делать дальше. Надо бы поскорее раскрутить ее - и спать. А вообще ебаться не особо хочется.
Возвращаюсь в кухню.
- Это Лариса Черникова. "Вспоминать не надо", - говорит она и что-то корябает на листке.
Я предлагаю:
- Давай допьем.
- Давай.
Разливаю водку. Чокаемся. Я выпиваю, наливаю в стакан "Вейнянского". Колбасы уже нет - как-то она быстро ушла. Она отпивает и отставляет рюмку.
- А это, кажется, Натали - "Облака". Или нет?
- Возьмешь у меня? - спрашиваю я.
- Слушай, давай не будем, а? Все так хорошо было. Ладно?
- Что ладно?
- Ничего.
- Нет, ты мне скажи - что ладно?
- Да хватит, перестань.
- Что перестань?
- Ничего. - Она наклоняется к своей бумажке. - Так, а это Иванушки "Тополиный пух". - Она пишет на бумажке.
Я бью ногой по ее табуретке, табуретка опрокидывается, она летит на пол.
- Ты что, дурной?
- Это ты под дуру играешь. Думаешь, мне выпить не с кем, так я тебя позвал? Ну-ка сосать, а то вообще отсюда не выйдешь.
Я расстегиваю штаны, вываливаю хуй. Она берет его в рот и начинает сосать. Я кладу руки ей на голову, чтобы направлять, и сразу отдергиваю: голова у нее грязная и вся в перхоти. От нее еще и воняет, но не говном или сцулями, как от бомжей, а какой-то гарью, что ли.
Я долго не могу кончить, потом, наконец, спускаю ей в рот. Она выплевывает малофью на пол.
- Ты что, дурная? Пол ведь чистый, блядь.
Беру тряпку, вытираю малофью и бросаю тряпку в раковину, где грязная посуда.
- Все, пошли спать.
Я выключаю магнитолу.
В комнате снимаю джинсы и майку, остаюсь в трусах. Она ложится, как была: в платье.
- Ты что, не разденешься?
- Нет.
- Ну, как хочешь.
*
Я просыпаюсь первый. Она сопит. Платье задралось, и видны некрасивые белые трусы.
- Подъем! - Я трясу ее за плечо. Она открывает глаза, поднимается и идет в туалет.
Я выхожу на балкон. Бодуна нет - водку с пивом не смешивал: сначала одно, потом другое.
Возвращаюсь в комнату.
- А сколько время? - спрашивает она.
- Полдесятого.
- Бля, мне надо скорей домой, а потом на работу.
- Дорогу одна найдешь?
- Нет.
- Ладно, сейчас чаю попьем и пойдем.
Я ставлю чайник на газ и иду в туалет. Воняет говном: не побрызгала после себя освежителем.
Сцу, иду в ванную мыть руки. В раковине ее волосы и перхоть, на моей расческе - тоже.
Молча пьем чай с батоном.
- Давай поставим кассету, - говорит она.
- Нет, не надо.
Я достаю из магнитолы ее кассету, отдаю. Она сует ее в карман джинсовки вместе со своим списком песен.
Выходим из подъезда и поворачиваем к остановке.
Подходит автобус.
- Давай лучше на маршрутке, - говорит она. - На автобусе долго.
Я не отвечаю.
Подходит маршрутка, мы садимся, я отдаю водиле деньги. Кроме нас в машине только двое мужиков в костюмах и с портфелями.
Выходим на конечной - на вокзале.
- Ну, пока, - говорю я.
- Пока.
Иду пешком ко вчерашнему гастроному, покупаю бутылку пива и сажусь на ту же скамейку. Сейчас почти все скамейки пустые. Подбегает все тот же дед с открывалкой. В руке у него еще и сухая рыбина.
- Тараночки не желаете?
- Нет, спасибо.
Откупориваю пиво. Дед уходит.
Продавщица
Без десяти двенадцать ночи. Я покупаю в гастрономе возле памятника неизвестному дядьке бутылку пива и сажусь на свободную скамейку. Дед-бутылочник подбегает с открывалкой. Другой дед злобно смотрит на него: не успел.
Рядом на скамейках сидят компании тинейджеров, громко орут и хохочут. Я не спеша пью пиво. Домой идти неохота.
Подходит мужик - здоровый, толстый и пьяный.
- Э, пацан, послушай. Я это, приезжий, в командировке короче. Где тут можно бабу снять у вас?
- Если проститутку, то лучше на "стометровке" или на Машерова, но это тридцать баксов минимум. Если хочешь, бери мотор, и поедем.
- Тридцать баксов? Да за тридцать баксов я ее сам убью на хуй.
- Ну, тогда ничем не могу помочь.
Мужик идет к ближайшей тинейджерской компании, хлопает кого-то из пацанов по плечу, начинает втирать. Я наблюдаю и жду, что он их достанет, и они насуют ему пиздюлей, но они неадекватно спокойно реагируют на его базар, что-то даже отвечают, потом мужик сам откалывается и идет в сторону проспекта.
Пива еще полбутылки. Смотрю по сторонам. Соседняя скамейка со стороны проспекта пустует: сидевшая на ней компания только что отвалила. Из темноты выходит и садится на нее баба в "левой" джинсовой куртке, надетой поверх платья. Колхозница, само собой. Ну и что?
Она вытаскивает сигареты, закуривает. Я встаю, подхожу.
- Здравствуйте. А можно здесь с вами сесть?
- Да.
Сажусь, делаю глоток пива.
- А что это вы так поздно - и одна?
- С работы шла - я в магазине работаю продавцом, - зашла к девчонке одной, выпили по пятьдесят капель. Теперь вот домой пешком идти надо: к нам автобус уже не ходит.
- А пива не хотите?
- Ну вообще-то можно. - Она тянет руку к бутылке.
- Нет, зачем так? Я лучше еще по бутылке куплю. Только ты никуда не уходи, хорошо?
- Ладно.
Поднимаюсь и иду к магазину, на ходу допивая оставшееся пиво. Когда мне было лет шестнадцать, у нас на районе работала продавщицей кваса молодая девка - лет девятнадцать-двадцать, ничего такая. Мне она нравилась, и я пару раз дрочил на нее. Но подъябываться не подъябывался: малый еще был, а она ходила с Гнидой - с этим лучше было не связываться. Я, правда, ее только издалека видел, квас не покупал, потому что раз ночью пацаны такую бочку с квасом открыли и мыли в ней ноги и сцали в нее, так что я такой квас больше не пью.
В магазине очередь: все отделы закрыты, работает только "ночник", и в нем толпится народ - за пивом и водкой.
Я беру две пива. Если она не дождется - херня, выпью все один.
Но она ждет, снова с сигаретой во рту. Дед-бутылочник тут как тут с открывалкой. Вспоминаю, что не отдал ему первую бутылку - поставил на асфальт у дверей магазина. Но он вряд ли про это помнит, у него уже мозги не работают.
Откупориваю бутылки, возвращаю открывалку деду.
- Ты продавцом в каком отделе работаешь?
- В винно-водочном. - Она улыбается. - Оно вообще-то нормально, только когда сама с бодуна, а утром еще мужики подходят - девушка, а какая водка хорошая? Еще наклонится низко, весь его перегар нюхать надо. Ему лишь бы похмелиться, а он еще - какая хорошая?
Вообще, она не такая жуткая. Только что колхозница - джинсовка эта, как пять лет назад носили, волосы немытые, жирные, собраны в хвост, помада дешевая.
По дорожке идет мужик с авоськой, смотрит на нас.
- Э, рабяты, вы тут не бачыли таких двух здаровых бугаёу? Адзин таки лысый, а други не, не лысы.
- Нет, не видели, - говорю я.
- А то я да сястры прыехау, агурцоу прывёз, а яны, гады, бачуць, что с дярэуни - и ёбнули па галаве, агурцы забрали, грошы што были усе. Я - у милицию, а там яны гавораць: иди ишчы сам, если увидиш - скажы нам, мы их забяром. Так я во хажу, ишчу. Не бачыли таких?
- Говорю же - не видели.
- Ну, ладна, вы извините, кали што. Я яшчэ падыйду.
Мужик отходит.
- Хер он кого найдет, - говорю я. - А если найдет, они ему еще пиздюлей насуют.
Баба улыбается.
- Ага. Наивняк он такой, конечно. Одно слово - с деревни.
Отпиваю еще пива. Она вытаскивает еще сигарету из пачки - последняя. Сминает пачку и бросает в мусорку. Мимо. Прикуривает прозрачной зажигалкой, затягивается, выпускает дым. Я спрашиваю:
- Тебя как зовут?
- Таня. А тебя?
- Вова. Слушай, Таня, у меня дома водка есть. Можем поехать выпить.
- Вообще можно. Только надо сигарет купить.
- Хорошо, остановимся возле универсама, зайдем.
Допиваем пиво, отдаем бутылки деду и выходим на проспект. Я торможу первую машину - "Форд-Эскорт". За рулем - тетка, рядом - мужик.
- В Малиновку довезете?
- А сколько дашь?
- Тысячу.
- Ладно, поехали.
Мы забираемся на заднее сиденье. Машина трогается.
- Включай третью, - говорит мужик. - Да нет, сначала сцепление выжми. Да, вот так, правильно, молодец.
- Она еще и ездить не умеет, - шепчет Таня. - Счас врежемся куда-нибудь... - Она кладет голову мне на плечо и дремлет.
Едем по плохо освещенным улицам. Мелькают одинокие прохожие. Машин навстречу почти нет.
- Возле универсама остановите, пожалуйста, на минутку, - говорю я.
Выхожу, покупаю пачку L&M, двухлитровую бутылку апельсиновой воды "Вейнянский родник", двести граммов колбасы и булку хлеба.
Подхожу к машине, сажусь.
- Долго ходишь, - говорит мужик. - Знали бы - не повезли бы вас. Время дорого.
- Меня не было пять минут.
- Доплачивать за это надо.
- Ладно, доплачу еще сотню. Поехали.
Выходим у дома, я сую мужику деньги, и они отъезжают.
- Скорее, я в туалет хочу, - говорит Таня.
Пока она в туалете, я нарезаю колбасу и хлеб, ставлю на стол две тарелки, две рюмки и два стакана - для "Вейнянского".
Она выходит из туалета и, не заходя в ванную, идет прямо на кухню.
- Это что, все? А больше у тебя ничего нет?
- А что, мало?
- Ну, я не знаю...
Открываю холодильник - там только батон, одно яйцо, начатая пачка масла и полбутылки кефира.
- Странный ты какой-то. За такси тысячу отдать не жалко, а чтоб холодильник наполнить, так нет.
Я пододвигаю табурет.
- Садись.
Разливаю водку. Чокаемся и пьем, я запиваю "Вейнянским", цепляю вилкой кусок колбасы. Она спрашивает:
- А что мы без музыки сидим?
Я включаю в магнитоле ФМ-радио. Играет западная попса. Она смотрит на мои полки с кассетами и дисками.
- Зачем тебе столько всего этого? Ты что, диджеем работаешь?
- Ага.
- А на каком радио?
- Не скажу.
- Ну и не говори.
Наливаю по второй, выпиваем.
- А я вот школу фотомоделей закончила.
- Да?
- Да, в доме культуры тонкосуконного комбината. Семь месяцев - триста долларов.
- А почему не работаешь фотомоделью?
- Из наших никто не работает, только одна девчонка - так у нее связи, а без связей на такую работу не устроиться. А мне и продавцом, в общем, неплохо: нормальная работа, ничего. Пятнадцать тысяч зарплата и тысяч пять каждый месяц еще получается кроме того, а то и больше - ну, ты понимаешь. Мне мой говорит - да, я замужем, я не говорила - переходи, типа, в магазин в Мачулищах, там у его бабы квартира есть, она нам может отдать. Так там зарплата - десять тысяч всего, и ничего не спиздишь. Так я ему и говорю что я там себе куплю на такие деньги?
Я смотрю в окно. В доме напротив светятся два или три окна.
- А у меня кассета есть с собой, - говорит она. - Сборник "Союз". Она поднимается и идет в прихожую - ее джинсовка осталась там - и приносит пиратскую кассету без коробки. Я кривлюсь.
- Может не сейчас, а потом?
- Нет, давай сейчас, мне эта музыка не очень нравится.
Сую кассету в магнитолу и жму на "плэй", не отматывая на начало.
- А у тебя есть листок бумаги и ручка? - спрашивает она.
- Зачем?
- Написать, какие песни, а то у меня коробки нет.
- Тебе прямо сейчас надо это делать?
- Ну а что тут такого?
Я даю ей бумагу и ручку, а сам иду в комнату. Там почти никакой мебели - только кровать и телевизор. Ложусь на кровать и думаю, что делать дальше. Надо бы поскорее раскрутить ее - и спать. А вообще ебаться не особо хочется.
Возвращаюсь в кухню.
- Это Лариса Черникова. "Вспоминать не надо", - говорит она и что-то корябает на листке.
Я предлагаю:
- Давай допьем.
- Давай.
Разливаю водку. Чокаемся. Я выпиваю, наливаю в стакан "Вейнянского". Колбасы уже нет - как-то она быстро ушла. Она отпивает и отставляет рюмку.
- А это, кажется, Натали - "Облака". Или нет?
- Возьмешь у меня? - спрашиваю я.
- Слушай, давай не будем, а? Все так хорошо было. Ладно?
- Что ладно?
- Ничего.
- Нет, ты мне скажи - что ладно?
- Да хватит, перестань.
- Что перестань?
- Ничего. - Она наклоняется к своей бумажке. - Так, а это Иванушки "Тополиный пух". - Она пишет на бумажке.
Я бью ногой по ее табуретке, табуретка опрокидывается, она летит на пол.
- Ты что, дурной?
- Это ты под дуру играешь. Думаешь, мне выпить не с кем, так я тебя позвал? Ну-ка сосать, а то вообще отсюда не выйдешь.
Я расстегиваю штаны, вываливаю хуй. Она берет его в рот и начинает сосать. Я кладу руки ей на голову, чтобы направлять, и сразу отдергиваю: голова у нее грязная и вся в перхоти. От нее еще и воняет, но не говном или сцулями, как от бомжей, а какой-то гарью, что ли.
Я долго не могу кончить, потом, наконец, спускаю ей в рот. Она выплевывает малофью на пол.
- Ты что, дурная? Пол ведь чистый, блядь.
Беру тряпку, вытираю малофью и бросаю тряпку в раковину, где грязная посуда.
- Все, пошли спать.
Я выключаю магнитолу.
В комнате снимаю джинсы и майку, остаюсь в трусах. Она ложится, как была: в платье.
- Ты что, не разденешься?
- Нет.
- Ну, как хочешь.
*
Я просыпаюсь первый. Она сопит. Платье задралось, и видны некрасивые белые трусы.
- Подъем! - Я трясу ее за плечо. Она открывает глаза, поднимается и идет в туалет.
Я выхожу на балкон. Бодуна нет - водку с пивом не смешивал: сначала одно, потом другое.
Возвращаюсь в комнату.
- А сколько время? - спрашивает она.
- Полдесятого.
- Бля, мне надо скорей домой, а потом на работу.
- Дорогу одна найдешь?
- Нет.
- Ладно, сейчас чаю попьем и пойдем.
Я ставлю чайник на газ и иду в туалет. Воняет говном: не побрызгала после себя освежителем.
Сцу, иду в ванную мыть руки. В раковине ее волосы и перхоть, на моей расческе - тоже.
Молча пьем чай с батоном.
- Давай поставим кассету, - говорит она.
- Нет, не надо.
Я достаю из магнитолы ее кассету, отдаю. Она сует ее в карман джинсовки вместе со своим списком песен.
Выходим из подъезда и поворачиваем к остановке.
Подходит автобус.
- Давай лучше на маршрутке, - говорит она. - На автобусе долго.
Я не отвечаю.
Подходит маршрутка, мы садимся, я отдаю водиле деньги. Кроме нас в машине только двое мужиков в костюмах и с портфелями.
Выходим на конечной - на вокзале.
- Ну, пока, - говорю я.
- Пока.
Иду пешком ко вчерашнему гастроному, покупаю бутылку пива и сажусь на ту же скамейку. Сейчас почти все скамейки пустые. Подбегает все тот же дед с открывалкой. В руке у него еще и сухая рыбина.
- Тараночки не желаете?
- Нет, спасибо.
Откупориваю пиво. Дед уходит.