Кривин Феликс Давидович. Завтрашние сказки

Феликс Кривин
Завтрашние сказки

   О завтрашнем времени определенно можно сказать только одно: что это будет время исправления сегодняшних ошибок. Точно так же, как сегодня мы исправляем вчерашние, а вчера исправляли позавчерашние. Мы всегда утешались тем, что на ошибках учатся, но никогда не уточняли: чему? А учатся, оказывается, только одному: совершать новые ошибки. Давайте уже не будем учиться на ошибках. Тем более учиться, учиться и учиться, как нам завещали вчерашние наши учителя. Давайте будем ошибки использовать.

 

ТРУДЫ ПРОФЕССОРА ЭНЦИКЛОПУДЕЛЯ

Вступительная хулиганская сказка

   В одном городе жители дошли до вершины культуры и, перевалив через вершину, стали спускаться вниз. Когда все энциклопедии были обменены на детективные романы и порносправочники, в городе остался последний профессор-энциклопедист. Он долго крепился, уткнувшись в энциклопедию, а потом не выдержал, завернул ее в газету и понес на что-нибудь обменять.
   А на улице такое хулиганство! Идет энциклопедист – и то обмирает, то шарахается, то обмирает, то шарахается. И вдруг видит: идет ему навстречу маленький человек, который еле виднеется из-под огромной гири. Спрашивает у него энциклопедист:
   – На что меняете гирю?
   Улыбнулся человек из-под гири: – А я не меняю, я просто ношу. С гирей мыкаюсь. Потому что я – гиремыка.
   – А зачем вы мыкаетесь? – спросил энциклопедист.
   – А кто не мыкается? Только другие мыкаются без гирь, но им от этого не легче. И вот я подумал: может, им станет легче, если они увидят, как я с гирей мыкаюсь.
   Тут к ним подскочил какой-то хулиган, вцепился в гирю и завопил: – Эй, штаничники! Он у меня гирю украл!
   Штаничники в широких штанах следили за порядком, а от беспорядка отворачивались. Услышав, что их зовут, они тут же спрятались в подворотню.
   – Если вам нужна моя гиря, возьмите ее, – сказал гиремыка и взвалил хулигану гирю на плечи.
   Хулиган растянулся на земле изавопил:
   – Эй, штаничники! Он меня гирей придавил! Такой злоботряс, уголовотял, даже смотреть противно.
   Не стал смотреть энциклопедист, пошел шарахаться дальше. Пришарахался домой – сам себя не узнает. Смотрит в зеркало – а там энциклопудель.
   Смотрит в другое – и там энциклопудель. Такая хулиганская атмосфера, как тут сохранить человеческое лицо.
   Сел профессор за свои энциклопедические труды и не может слова написать без ошибки. А раньше был грамотный. Все-таки профессор. А теперь вместо «энциклопедии» у него получилось «энциклопудия», вместо «дипломатии» – «дипломафия», вместо «образования» – «обрезование». Хотел уже отставить эту работу, но вспомнил, как гиремыка носится с гирей, вкладывая в это пустое дело глубокий и благородный смысл, и подумал: а что если в ошибки вложить смысл? Энциклопудия потому и энциклопудия, что в ней содержатся пуды знаний. Обрезование – это укороченное, обрезанное образование, дипломафия – тут и вовсе не нужно объяснять.
   Так подумал профессор и с удвоенной энергией взялся за работу. Правда, вместо научных трудов у него все время получались энциклопудельские сказки, но, если к сказкам относиться серьезно, из них тоже можно немало извлечь, иногда даже больше, чем из какой-нибудь серьезной научной работы.

Великая горлодранская сказка

   В одном куролевстве запрещено было горло драть. Нос дери сколько угодно, шкуру с кого-то содрать – пожалуйста, хоть семь шкур, – хотя и нос, и шкура здесь весьма относительные понятия. Какие могут быть носы и шкуры в куролевстве? Но, как говорится, была бы охота драть, а что драть – всегда найдется. Кроме горла, конечно. Горло в куролевстве запрещалось драть. Взлетишь на забор, горло раскроешь – и тут же закроешь, с забора слетишь и успокаиваешь себя: спо-ко-койно, спо-ко-ко-койно…
   Но самые горластые все чаще взлетали на забор, все шире раскрывали горла и все неохотней их закрывали. И тогда грянула великая горлодранская революция.
   Тут уже не смотрели, кто чего дерет: заборы зашатались, затрещали, пух и перья полетели по ветру. А уж горло драть да соседа за горло брать – это оказалось самое милое дело.
   На заборах уже не хватало мест, столько там набралось горлодранцев. Одни горло дерут против красных, другие против белых, зеленых, коричневых. И летит разноцветный пух по ветру, дерет подзаборное население кто во что горазд. И кто кого горазд.
   Когда немного остыли, пришли в себя, смотрят – вокруг ни красных, ни белых. Ни пестрых, ни разноцветных. Все голые, общипанные, только горло дерут. Настоящие горлодранцы.
   Ни пуха, как говорится, ни пера. Правда, говорится это на счастье, а какое ж тут счастье, когда ничего нет? Заборы разнесли, подзаборную жизнь – и ту вести не под чем. Бродят по развалинам куролевства голые, ободранные и одно твердят: куда податься? Куд-куда? Куд-куда?
   Так окончилась великая горлодранская сказка.

Великая партокрадская сказка

   Жил-был партокрад. Он крал парты, чем заметно снижал общеобразовательный уровень населения, но свой жизненный уровень, конечно, повышал. Повышал, повышал, пока в городе не спохватились: кто-то парты крадет. И по ниточке, по ниточке вышли на парто-крада.
   Бросился партокрад к другу крадоначальнику, а кра-доначальника нет. Пошел на повышение: теперь он грабоначальник. С утра до вечера в парламенте на лясозаготовках. Обсуждает, как бы от крадостроитель-ства поскорей перейти к грабостроительству.
   Еле выкрутился партокрад, но с партдеятельностью решил покончить. Ходит по улицам, ищет, чего бы украсть. А на улицах дома, дома… Как тут не станешь домокрадом?
   Сидит домокрад в собственном доме, книжки почитывает. И даже немножко пописывает: что прочтет, то и напишет. Поневоле стал думокрадом – голова так и ломится от чужих дум.
   И однажды прочитал в какой-то книжке, что «демос» – это народ в переводе с греческого. Если стать демокрадом, можно по-крупному украсть. Целый народ украсть – это вам не дом, тем более не парта.
   Даже сердце заболело от таких перспектив. Пошел к врачу-крадиологу, а крадиолога нет, он в парламенте на лясозаготовках. А возле парламента какие-то люди с обрезами (вот он, результат нашего обрезования, обрезанного и укороченного со всех сторон), так напугали демокрада, что еле до аптеки добежал. Просит чего-нибудь крадиологического. А ему говорят: вы что, с луны свалились? В целом городе нет ничего крадиологического, да и вообще ничего логического.
   Чувствует демокрад: пришел ему конец. Кое-как дотащился до крадбища. А там гробовщики давно уже стали грабовщиками: грабить грабят, а хоронить отказываются. Нет места, говорят. Да и времени нет: сейчас по телевизору как раз начинаются лясозаготовки.
   И вскричал партокрад: «Что ж это за страна такая? Что ж это за крадиология, при которой человеку не жить и не помереть? Что ж это за темнота беспросветная?»
   Темнота, конечно. А кто парты крал? Кто дал народу такое обрезование, что только обрез в руки – и вперед, к полной победе мрака над разумом?
   Лег партокрад на чужую могилку, за неимением своей, и заплакал.

Великая сумагонная сказка

   В некотором царстве, некотором государстве жили люди царственные и государственные. Царственные жили хорошо, а государственные – плохо. Они для того и жили плохо, чтоб царственные жили хорошо. Им говорили: этого требуют интересы государства. И они соглашались. Потому что они были государственные.
   В центре государства возвышался большой сумагонный аппарат – чтоб сгонять людей с ума. если их ум приобретал опасные для государства размеры. По всему государству рыскали секретные сотрудники аппарата, тайные сумагонщики, которые внешне ничем не отличались от простых людей, поэтому никто не мог сказать о себе с уверенностью: сумагонщик он или не сумагонщик. И увидев, что кто-то взялся за ум, все начинали его гнать, хотя многие ему сочувствовали и даже завидовали.
   Кончилось тем, что в стране воцарилось полное безумие. «Да что ж это за страна такая!» – восклицали многие про себя, но вслух сказать не решались, потому что это было бы слишком умным высказыванием.
   Но однажды в сумагонном аппарате что-то испортилось, и царственных людей сверху согнали, а на их место поставили государственных, у которых оказался государственный ум, утаенный на государственной службе.
   Вот было радости! Население стекалось со всех концов страны, чтоб посмотреть, как новые руководители государства по-новому вершат государственные дела. Но сумагонная система продолжала действовать, и, придя наверх, государственные люди начинали чувствовать себя царственными, а потому первым делом – что бы вы думали?
   Ну конечно: принимались чинить сумагонный аппарат.
   Верно сказал один спившийся сумагонщик, попросивший в вытрезвителе политическое убежище: если перевернуть кверху дном бутылку водки, которая сверху была пустой, то она останется сверху пустой, и не было еще случая, чтобы она сверху стала полной.

Великая антисемьитская сказка

   Что там ни говори, а не вывелись у нас еще антисемьиты. Ну чем им, скажите, семья не нравится? Семейный человек и квартиру скорей получит, и дома есть кому сготовить, прибрать, а там дети пойдут, будет кого послать за сигаретами.
   Но антисемьит есть антисемьит. Даже если он бабыль, дамский угодник. Одного из них даже посадили на скамью, и тут он, конечно, стал оправдываться: дескать, никакой он не антисемьит, у него даже есть одна знакомая семья, с которой у него почти семейные отношения.
   А народ в зале суда возмущается: шутка сказать, в наш цивилизованный век встречаются такие антисе-мьиты! И тут одна женщина из публики говорит:
   – Дайте мне его на поруки, у меня это дело поставлено. Я уже вон сколько мужчин перевоспитала.
   Суд подумал: надо дать, пока берут. Ведь такого антисемьита не каждый взять согласится.
   Взяла его женщина на поруки, отвела подальше и говорит:
   – Я сама порядочная антисемьитка, я этих семей на дух не переношу!
   Ее, оказывается, кто только не брал на поруки. Так и ходит – с порук на поруки, с порук на поруки, даже ноги уже болят. И все из-за этих семей – развелось их у нас, нет житья холостому человеку.
   Слово за слово, такой пошел антисемьитский разговор! Ну прямо расставаться не хочется. Антисемьитка и предлагает:
   – Пойдем ко мне, я тебя чаем напою, спать уложу. Да и сама лягу – очень почему-то спать хочется.
   И началась у них совместная антисемьитская жизнь. Едва откроют глаза – и сразу за свои антисемьитские разговоры. От этих разговоров дети у них родились, такие же антисемьиты. Внуки родились – такие же антисемьиты. Вроде бы прожили счастливую антисемьитскую жизнь, но на самом деле это не так. Потому что нет и не может быть счастья на земле антисемьитам!

Сказка о древнейшей профессии

   В некотором царстве, которого теперь уже нет, в государстве, которого теперь уже нет, стал намечаться процесс возвращения к древнейшей профессии.
   Нет, не первой древнейшей и не второй, а самой что ни на есть древнейшей.
   Раньше здесь было много профессий, но потом население их оставило. Это называется: профессионулизм. Сведение к нулю всех профессий ради одной-единственной, самой древней.
   Но ведь надо же отличать людей друг от друга. А если сапожника не отличать от художника, а парикмахера от шахер-махера, то кого и от кого отличать?
   Решили вместо профессиональных применять родовые отличия: изучать происхождение, присматриваться к далеким предкам.
   Большое значение приобрело латинское слово «нацио». Даже те, что о латыни не имели понятия, постоянно выясняли: «Ты какой нации?», «Он какой нации?», «Она какой нации?». И с национальной гордостью восклицали: «Мы такой нации, что только попробуйте нас не уважать!»
   Это называется: национулизм. Сведение к нулю всех национальных достоинств, кроме своего собственного национального достоинства.
   Задача трудная, для многих непосильная. Тут нельзя отвлекаться на какие-то другие дела. Поэтому пришлось вернуться к древнейшей профессии.
   Лезчик по дереву. Залез на дерево и сиди, высматривай там, внизу, кому бы прыгнуть на голову.
   Постепенно с вершин культуры люди вернулись на вершины деревьев. На смену царству и государству пришла леспублика, сплошной темный лес, в котором вся публика сидит на деревьях.

ЭНЦИКЛОПУДИЯ

А

 
   АБРЕКАДАБРА – межнациональные страсти на Кавказе. (См. Кровотолки, Кабардак).
   АНАХРЕНИЗМ – наплевательское отношение к работе.
   АНТИСЕМЬИТ – ненавистник семейных отношений, не допускающий их в свою личную жизнь.
   АРЕСТОКРАТ – рецидивист, стократ подвергавшийся аресту, но не изменивший своим арестократическим обычаям.
   АРХИЕВРЕЙ – главный еврей в любой политической кампании, необходимый для мобилизации масс. (См. Кровотолки, Репрессинг, Ревисионизм).
   АСКЕТБОЛ – спортивная диета, а также экономическая игра, в которую правительство играет с населением.
   АФИГНАЦИИ – наши несчастные рубли, которые при обмене гибнут сотнями за один доллар. Поэтому слово правильнее писать раздельно: А ФИГ НАЦИИ!
 

Б.

 
   БАРДЕЛЬ – ассоциация бардов, своего рода союз писателей.
   БАРТОКРАТИЯ – партократия, совершившая натуральный обмен своих бредовых идей на вполне реальные материальные ценности.
   БИРЖУАЗИЯ – новый класс биржевиков. Чтоб не звучало слишком по-европейски, ударение следует делать на третьем слоге: БИРЖУАЗИЯ.
   БЛАГУВЕРНЫЙ – верный единственно своему благу. (Сравни: Благоговение – говение себе во благо, лечебное голодание).
   БЛЕФСТРОГАНОВ – мясное блюдо, в котором от мяса остался только блеф.
   БЛУДОЛИЗ – блюститель морали, с удовольствием наблюдающий за ее нарушением.
   БРАНЕНОСЕЦ – пьяный хам. (См. Хамильярность).
   БРЕДСКАЗАНИЕ – сказание о будущем, отвлекающее от потребностей в настоящем.
   БЫКАШКА – совсем маленькая телочка, дочь быка. (Сравни: Коровай – взрослый сын коровы).
   БЮСТСЕЛЛЕР – бюст, пользующийся большим спросом. В разные времена – бюст Маркса, Ленина, Сталина, бюст сослуживицы или просто знакомой.
 

В.

 
   ВИЗОЛЯТОР – любой из многих способов, ограничивающих выдачу виз, чтобы и впредь держать народ
   в изоляции.
   ВИДЕОКЛЯП – зачастую обычное телевидение.
   ВИЛОГОНКИ – студенты на уборочной.
   ВЛЕЧЕБНАЯ ГИМНАСТИКА – то, что нередко называют любовью.
   БРАКОСОЧЕТАНИЕ – два обмана, рассчитанные на счастливую семейную жизнь.
   ВРЕДИСКА – то, что когда-то было редиской.
   (См. Едохимикаты).
   ВТОРСОРЬЕ – продукт крайней бедности, при которой даже сор приходится использовать вторично.
 

Г.

 
   ГДЕЛИКАТЕСЫ – обычные продукты питания, которые мы ищем, но никак не можем найти.
   ГДЛЯНЕЦ – единица блеска в правоохранительных органах.
   ГИБЛИОТЕКА – любая наша библиотека. (См. Книгохоронилище).
   ГИРЕМЫКА – чемпион по поднятию тяжестей жизни.
   ГОЛО ДАВКА – очередь за продуктами и за одеждой.
   ГОРЛОДРАНЕЦ – советский человек в эпоху гласности.
 

Д.

 
   ДАМОВЛАДЕНИЕ – на востоке гарем, а у нас – партийное руководство женсоветом.
   ДИПЛОМАФИЯ – самые надежные межгосудар ственные связи.
   ДЫМОКРАТИЧЕСКИЙ ЦЕНТРАЛИЗМ – дымовая завеса тоталитаризма. (См. Тотэлитарный режим).
   ДЫМ ОСТРОЙ – современный город.
 

Е.

 
   ЕДОХИМИКАТЫ – обычные продукты питания.
 

Ж.

 
   ЖИРОПОНИЖАЮЩЕЕ – лечебная диета.
   ЖИР-ПТИЦА – жар-птица, утратившая былой жар и взамен получившая спокойную и надежную реальность.
 

З.

 
   ЗЛОБОТРЯС – злой и завистливый бездельник.
   ЗУБАСТОВКА – организованный протест, при котором бастующие не только показывают зубы, но и пускают их в ход – в том смысле, что кладут их на полку.
 

И.

 
   ИГОИЗМ – один из многих измов, являющихся игом для населения.
   ИКРАНИЗАЦИЯ – показ на экране забытого продукта питания с целью ознакомления с ним широких голодных масс.
   ИКСПАНСИЯ (см. Экспенсия) – наступление экономики Икс на пансион рядового советского человека.
   ИСКОТЕКА – место, где собраны сведения о гражданах с целью их быстрейшего отыскания и привлечения к ответственности.
   ИСКУПАЕМЫЕ – посетители специальных привилегированных бань, где все, что купается, продается и покупается.
 

К.

 
   КАБАРДАК – очень большой беспорядок в сочетании с предельной безнравственностью. (См. Абрекадабра, Кровотолки).
   КИБЕРНЫТИК – ученый, которого его наука наводит на грустные размышления. (См. Лунытик)
   КЛЕПТОМАФИЯ – болезнь государства, в структуру которого изначально заложено воровство (основополагающий лозунг – «Грабь награбленное!»
   КНИГОХОРОНИЛИЩЕ – любая советская биб лиотека. (См. Гиблиотека).
   КРОВОТОЛКИ – межнациональные споры. (Сл Абрекадабра, Кабардак).
   КУТЮРЬМА – полное отсутствие порядка при столь же полном отсутствии свободы. (См. Кровотолки, Кабардак).
 

Л.

 
   ЛЕГКООТЛЕТ – юноша, которому легко от лет. (Сравни: Тяжелоотлет – старый человек).
   ЛЖИВОПИСЬ – искусство социалистического реализма.
   ЛИДЕРАЛИЗАЦИЯ ЦЕН – установление лидерства цен над всей экономикой.
   ЛУНЫТИК – современный поэт, которого даже луна наводит на грустные размышления.
   ЛЫСОНАСАЖДЕНИЯ, ЛЫСОПАРК – пейзаж современного города.
   ЛЯСОЗАГОТОВКИ – парламентские дебаты.
 

М.

 
   МИЛИТУРИЗМ – путешествие ограниченного контингента в соседнюю дружественную страну.
   МИНОПОЛИЗМ – превращение государственной экономики в сплошное минное поле.
   МОРОВОЙ ОКЕАН – будущее Мирового океана.
   МУЖЕНСТВЕННОСТЬ – мужественность в сочетании с женственностью как результат стирания граней между мужчиной и женщиной.
   МУЗОХИЗМ – истязание искусством.
 

Н.

 
   НАЦИОНУЛИЗАЦИЯ – сведение экономики к нулю путем передачи ее в ведение государства. НЕДОИ МОЛОКА – бывшие надои. НЕДОСУК – тяготы собачьей жизни. НЕМОКРАТИЯ – власть народа, который безмолвствует.
   НЕТОПИСЕЦ – писатель, который пишет не то, что ему диктует жизнь, а то, что ему диктует начальство.
   НОРКОМАНИЯ – у одних мания иметь норковую
   шубу, а у других – хоть маленькую норку для жилья. НУДЕЖДЫ – напрасные и уже давно наскучившие ожидания.
 

О.

 
   ОБАРАНОСПОСОБНОСТЪ – способность обара-нить и оболванить всю страну под видом обороны ее от внешней опасности. (См. Тоталитарный режим).
   ОБЕРМОТ – главный распорядитель кредитов
   страны.
   ОБРЕЗОВАНИЕ – сумма знаний, которых в
   обрез, – и у тех, кто учится, и у тех, кто учит.
   ОГОНИЗИРОВАТЬ – загораться идеей, которая давно и безнадежно мертва.
   ОТЛЕЧИТЪСЯ – навсегда покончить счеты с лечебными заведениями.
 

П.

 
   ПЛЮРУЛИЗМ – положение, при котором каждый стремится ухватиться за руль, в то время когда вся страна хватается за голову.
   ПОСКУДНОЕ ПИТАНИЕ – питание по скудным средствам потребителя и скудным стараниям производителя.
   ПРЕССМЫКАЮЩИЕСЯ – работники прессы, смыкающиеся в желании угодить властям.
   ПРИВЕТИЗАЦИЯ – приветы, посылаемые частной собственности одновременно с запретами на нее.
   ПРИМАТИЗАЦИЯ НАСЕЛЕНИЯ – возвращение населения в дочеловеческое состояние при помощи специальных политических и экономических средств.
 

Р.

 
   РАСКРАДУШКА – работница торговли и общественного питания.
   РВАЧЕВАНИЕ – бесплатная медицина.
   РЕВИСИОНИЗМ – ревизия основополагающих антисемитских постулатов.
   РЕПРЕССИНГ – один из важных методов государственного управления.
   РЫЛЬЕФ – поверхность современного города.
   РЭКЕТОДРОМ – нынешнее экономическое пространство.
 

С.

 
   СЕКСАУЛ – аул, в котором советская власть намного опередила электрификацию.
   СЛАСТИТЕЛИ ДУМ – деятели советской литературы.
   СЛИВЯНОФИЛЫ – большие любители водки-сливянки.
   СОЮЗПЕЧАЛЬ – Союз нерушимый республик
   свободных.
   СТРИПТЮЗ – современный спектакль в театре
   юного зрителя.
   СТЫДОБЕКЕР – автомобиль, добытый народным депутатом в процессе борьбы за народные права.
 

Т.

 
   ТОТЭЛИТАРНЫЙ РЕЖИМ – тот элитарный режим, при котором по-человечески живет элита, а все остальные живут не по-человечески.
 

У.

 
   УВЕЧНОЗЕЛЕНЫЙ – патологически молодой, не способный ни в чем достичь зрелости.
   УГОЛОВОТЯПСТВО – преступная бесхозяйственность.
   УЛЬТИМАТОМ – очень уж резко выраженнные требования.
 

Ф.

 
   ФЕШЕМЕБЕЛЬНЫЙ МАГАЗИН – мебельный магазин, в котором иногда появляется мебель.
   ФУРЯЖКА – головной убор, делающий лицо круглее и симпатичнее.
 

X.

 
   ХАМИЛЬЯРНОСТЬ – фамильярность, доходящая до откровенной грубости.
   XБАТАЛИСТ – хапуга, верящий в то, что от судьбы не уйдешь, – если, конечно, сам ее не упустишь.
 

Ц.

 
   ЦЫЦКАТЬСЯ – нянчиться, но при этом не давать сказать слова. Пример – партийное руководство литературой.
 

Ч.

 
   ЧАСТОЛЮБЕЦ – влюбчивый, но не обязательный человек.
   ЧАДОТВОРЕЦ – тот же частолюбец. ЧЕСТИЛИЩЕ – жизнь честного человека.
 

Ш.

 
   ШАФЕРНЯ – подгулявшая свадьба. ШТАНИЧНИКИ – станичные казаки в широких штанах.
 

Щ.

 
   ЩУПОТКА – чуть-чуть чего-то, что нельзя взять, а можно только пощупать. (Пример: девушка боится щупотки).
 

Э.

 
   ЭКОГНОМИКА – крошечная экономика, которая никак не может вырасти, несмотря на старания уче-ных-экогномистов.
   ЭКСПЕНСИЯ (см. Икспансия) – то, что было когда-то пенсией, но превратилось в ничто в результате наступления рыночной экономики.
   ЭПОХОНДРИЯ – эпохальная тоска по лучшей жизни.
 

Ю.

 
   ЮНЫЧАРЫ – юные головорезы.
 

Я.

 
   ЯДЕОЛОГИЯ – то, что отравило всю нашу жизнь.

УТОЧНЕННАЯ КЛАССИКА

   История всех существовавших до сих пор обществ была историей борьбы классов… с цивилизацией.

Уточненный Маркс.

   Такое бытие, что оно уже не в силах определять сознание.

Уточненный Маркс.

   Свобода есть осознанная необходимость ее лишения.

Уточненный Энгельс.

   От великого почина – к великой починке!

Уточненный Ленин.

   Головокрушение от успехов.

Уточненный Сталин.

   Начинается с того, что живые шагают по трупам, а кончается тем, что мертвые шагают по живым.

Великий и неизвестный поэт.

   Наконец-то мы можем ждать милости от природы! Раньше мы были для этого недостаточно нищими.

Уточненный Мичурин.

   Если враг не сдается, его уничтожают… Если друг не сдается, с ним делают то же самое.

Уточненный Горький.

   У меня было много друзей, но все они оказались ко мне приставленными.

Великий и неизвестный поэт.

   Я к вам приду в коммунистическое далеко… если кого-нибудь там застану.

Уточненный Маяковский.

   Мы ехали шагом, мы мчались в боях и яблочко-песню держали в зубах… А что сегодня у нас в зубах? Ни песни, ни яблочка…

Уточненный Светлов.

   Мы шагаем шагом победным – и все время по бедным, по бедным!

Великий и неизвестный поэт.

   Клячу истории загоним… а на вырученные деньги купим себе другую историю.

Уточненный Маяковский.

   Не хочу, чтоб к штыку приравняли перо! Пусть его приравняют обратно!
   Маяковский, глубоко раскаявшийся.

 

ТРИ СЛОВА В ЗАКЛЮЧЕНИЕ

   «…В прошлом светает…»
   Великий и неизвестный поэт позднейшего средневековья оставил нам эту загадочную строку, сделавшую его еще более великим и неизвестным.
   Как может в прошлом светать? Как может в нем вообще что-то происходить, если его больше нет, если оно – прошлое?
   Но оказывается, прошлое не мертво, в нем постоянно что-то происходит. Можно даже сказать, что прошлое живет, хотя и не так, как другие, по-своему.
   Своеобразие этой жизни таково, что она целиком зависит от жизни в настоящем. Когда в настоящем светает, в прошлом темнеет, а когда настоящее хмурится, в прошлом наступает рассвет. Тринадцатый век казался мрачным в девятнадцатом веке, но в двадцатом в нем внезапно стало светать. И не только в тринадцатом, ясное солнышко залило даже пещерные времена, – такими они виделись из нашего двадцатого века.
   Видимо, строкой о прошлом поэт пытался что-то сказать о настоящем, о котором вынужден был молчать. Он нашел единственные слова, которые вместили всю его жизнь, все современное ему позднейшее средневековье.
   «В прошлом светает…» Но когда живешь не в прошлом, эти слова мало утешительны, и за ними последовали такие же неутешительные слова:
   Нет, из этой жизни живым не вырвешься!
   К несчастью, эти слова оказались пророческими: поэту не удалось вырваться из жизни живым.
   …а земля обетованная остается землей необитаемой…