Лалли Микеле. Звездолет на Галахор

Лалли Микеле
Звездолет на Галахор

   МИКЕЛЕ ЛАЛЛИ
   ЗВЕЗДОЛЕТ НА ГАЛАХОР
   "...Когда люди достигли границ солнечной системы и начали готовиться к дальнему прыжку в Галактику, они встретили на первый взгляд непобедимого противника - время. Даже если достигнуть скорости, превосходящей световую, все равно человеческой жизни не хватит, чтобы преодолеть бездну в тысячи и миллионы световых лет, которые отделяют одну звезду от другой, одну систему от другой. Сегодня всем известно, какое было найдено решение - торможение жизненных процессов. Заключенные в отсеки огромных звездолетов, которыми управляли роботы, и погруженные в состояние анабиоза, мужчины и женщины Солнечной системы устремились в направлении Альфы Центавра. Потом к Сириусу, а потом - еще дальше, к самому центру, а затем к окраинам Галактики. Однако по мере того, как ширилось завоевание космоса, назревала новая серьезнейшая проблема, и постепенно она превратилась в одну из самых неотложных. Стало ясно, что битва с временем выиграна далеко не полностью. Объем знаний, которыми были должны овладеть космонавты, настолько возрос, что в соответствии с современными требованиями подготовку пролагателей новых путей в Галактике следовало начинать с самого раннего детства. Наука потребовала от мужчин и женщин космоса новой, быть может, самой большой жертвы. "Отдайте нам ваших детей, - сказали им. - Мы вырастим их на самом переднем крае и подготовим для следующего броска. Когда вы к ним прилетите, они уже будут готовы идти дальше. И они это сделают, выиграв десятилетия". И вот первые пассажирские корабли отправились в путь..."
   (Из "Учебника галактической истории", гл. II, стр. 175, издание Таксиурского университета, 4961 год.)
   Мальчик медленно шел по опушке леса. Он был светловолосый, с гонкими ручками и ножками. Глаза у него были необычные - лиловатого цвета. Следовавший за ним по пятам робот, как бы подводя итог своим размышлениям вслух, изрек:
   - Ему нужно побольше двигаться, иначе он у меня заболеет рахитом. С завтрашнего дня добавим баскетбол. Полчасика в день ему не повредит.
   Мальчик протянул руку к одному из деревьев, ветки которого, отягощенные плодами, свешивались до самой земли, и сорвал сладкий рожок. Только он собрался поднести его ко рту, как одна из нижних ветвей дерева принялась яростно хлестать его по щекам и затылку странными листьями, напоминающими по форме перья.
   - Ай! - захныкал мальчик. - Туксо! Разве ты не видишь, что оно меня бьет?
   - И совершенно правильно делает, - сказал робот. Удары стали слабее. Ветви выпрямились, и по всему стволу сверху вниз пробежала какая-то странная дрожь, словно дерево возмущалось и протестовало.
   - Как это - правильно делает? - спросил мальчик. - Да ты сам-то за кого? Ты ведь мой и должен защищать меня! Почему ты вечно за них заступаешься?
   - Потому что они правы, - сказал робот. - Разве ты не видишь, что плод еще не созрел? Зачем ты его сорвал?
   - Потому что я голоден!
   - Да ведь у меня с собой целая сумка еды. Ешь, сколько хочется. Зачем ты их сердишь?
   - Не хочу я ничего из твоей сумки. Я люблю сладкие рожки, понимаешь?
   - Если так, то получай затрещины. Согласен?
   - И это называется друг! - сказал мальчик.
   - Ты еще совсем молодой... - ответил робот. - Тебе всего десять лет. А я чего только не насмотрелся за свою жизнь...
   - Опять заладил одно и то же, - усмехнулся мальчик. - Ну, так сколько тебе лет?
   - Две тысячи, - сказал робот.
   - Старый шутник! Так я тебе и поверил!
   Рука робота опустилась на затылок мальчика. Это была металлическая рука, но механизм, подающий команду рукам робота, был настолько совершенным, что они могли взять яйцо, не раздавив его, погладить шкурку, не повредив меха, оборвать лепестки ромашки, измерить силу циклона или нежного дуновения утреннего ветерка. Поэтому подзатыльник получился именно таким, какой был нужен: не слишком сильным, но в достаточной степени ощутимым. Мальчик опять захныкал:
   - Теперь ты меня колотишь! Ты жулик! Нарушаешь первый закон роботехники... Ты что, забыл - никогда не бить человека?
   - Конечно, помню. Никогда не бить человека... Но разве ты поступаешь, как человек? Если ты не перестанешь так себя вести, будешь получать подзатыльники с утра до вечера. Я твой воспитатель, не забывай этого.
   Ребенок сразу успокоился.
   - Но я на самом деле проголодался, - сказал он. - Что там у тебя есть?
   - Все, что душе угодно, - ответил робот отеческим тоном. - Скорей заказывай!
   - Хочу сладкий рожок!
   - Изволь!
   Плод, появившийся в руке у робота, был зрелый, аппетитный, сквозь его странную кожицу цвета слоновой кости проглядывала нежная и сочная мякоть.
   - Зачем их делают белыми? - сказал мальчик с разочарованным видом. - Такие мне не нравятся. Вот если бы они были красные, тогда другое дело...
   Туксо не улыбнулся просто потому, что не мог этого сделать. Его физиономия и все туловище были из чистейшего цианадия, отполированного до блеска, не ржавеющего и не боящегося никаких вредных воздействий: робот был сработан не на века, а на тысячелетия. Но все же на лице у него промелькнуло нечто похожее на улыбку.
   - Молодец, - сказал он, - начинаешь соображать. Тебя интересует биология? Быть может, ты сумеешь убедить...
   - В чем?
   - В том, что их надо делать красными...
   - Что делать?
   - Сладкие рожки... Знаешь, они вовсе не безмозглые упрямцы.
   - Да о ком ты говоришь?
   - О деревьях... Я говорю о деревьях... Видишь ли, ты человек. А вам, людям, часто не хватает терпения, не то что нам, роботам, нам, машинам.
   - Какая же ты машина! Ты не машина... Ты - Туксо, мой воспитатель.
   - Очень любезно с твоей стороны. Но, когда ты немножко подрастешь, когда начнешь изучать роботехнику, тебе это будет понятнее... Ну ладно, оставим... Этот разговор к делу не относится... Тебе нравится биология или нет? Хочешь потрудиться для того, чтобы эти сладкие рожки стали красными?
   - Да нет, зачем мне это? Я хочу в космос, - ответил мальчик. - Открою новую планету...
   - Согласен... И мы все туда полетим и освоим ее, а потом - на другую планету...
   - Вот хорошо, - сказал мальчик. - А тебе разве это не нравится?
   - Повторяю тебе, я машина, а не человек. Мне не может что-то нравиться или не нравиться. Но так как я - воспитатель, а меня засунули эти проклятые схемы поиска аналогий, и поэтому я задаю вопросы. Вот я тебе и задам один вопрос: для чего ты хочешь открыть новую планету и освоить ее, а потом - еще одну планету и так без конца... Короче говоря, почему тебе этого хочется?
   - Да потому что я человек! - с негодованием воскликнул мальчик - Я хочу идти вперед, исследовать еще миллионы галактик, которые нас ждут...
   - Понимаю, - сказал Туксо. - Ничего не поделаешь. Таковы уж вы от природы. Как это называется? Жажда знания, вот-вот... Ну ладно, пора возвращаться, добавил он решительным тоном.
   - Так рано? - запротестовал огорченный мальчик. - Это несправедливо! Я буду жаловаться совету!
   - Никому ты не будешь жаловаться...- сказал Туксо. - Сегодня нам нужно вернуться домой раньше, на то есть особая причина. Мне приказывают, и я должен выполнять приказы...
   - Скажи, в чем дело? - попросил мальчик.
   - По правде говоря, мне нельзя...
   - Если нельзя, то не надо было и начинать... Ты же машина, помнишь, ты сам сказал?
   - У тебя хорошая память...
   - Извини, я не хотел...
   - Оставим это... Завтра - первый день мая...
   - Что-о-о?
   - Подожди минутку... Первый день того месяца, который на старой Земле называли маем. И здесь, у нас, состоится торжественное празднование, с флагами и музыкой... Все соберутся на стадионе... И произойдет что-то удивительное, особенно радостное для вас, детей.
   - Что же произойдет?
   - Прилетят мамы! - торжественно произнес Туксо. Ребенок недвижно замер, словно остолбенев.
   - Это неправда! - вдруг закричал он. И разразился отчаянным плачем. Неправда! Никаких мам вообще не существует! Это только такая сказка...
   - Дурачок! - И Туксо легким, осторожным движением притянул ребенка к себе. Так как он знал, что людям плачется лучше, когда они могут во что-нибудь уткнуться лицом, пусть это будет даже огромное металлическое туловище. Дурачок, кто это тебе сказал?
   - Я еще ни разу не видел чьей-нибудь мамы, - проговорил мальчик, содрогаясь от рыданий. - Их не существует. Но мне всегда, так хотелось их увидеть...
   - Они прилетят! - все таким же торжественным тоном повторил Туксо. Прилетят! Завтра, Первого мая. Хоть я и робот, для меня Первое мая всегда было большим праздником. Это у меня заложено в схеме, понимаешь? Я слышу, как внутри меня словно играет чуть слышная музыка. И я все делаю как бы на фоне этой музыки. Но каждый год наступает день, когда музыка вырывается из меня наружу, она взрывается, как сверхновая, как растущая звезда...
   - А ты всегда жил здесь? - спросил мальчик.
   - Я? Где я только не работал... Участвовал в первом звездном полете к Альфе, побывал и в раю и в аду... Кого оставили на раскаленных равнинах Меркурия, чтобы вести наблюдения и передавать оттуда сообщения? Кто почти целый год пробыл на Черных Лунах Сириуса? Мне потом пришлось даже менять каркас, потому что старый разъели кислоты. Но я выдержал. Мозг и все остальное в полном порядке, даже ни один транзистор не вышел из строя. Я шел впереди людей, всегда был в авангарде. И люди всегда меня любили. Нет, что я говорю? Машины нельзя любить. Их уважают. Вот-вот: люди всегда меня уважали. Меня ценили за то, что я стою.
   - Почему же тогда ты оставил свою работу?
   - Потому что вот уже год, как ты у меня... у меня вас много... Но не думай, что я работаю воспитателем всего один год или каких-нибудь десяток лет.
   - Так, выходит, ты не только мой? - спросил мальчик с ноткой ревности в голосе.
   - Что значит "мой"? Сегодня я твой, а завтра, когда прилетит пассажирский корабль, я уже буду тебе не нужен. У тебя будут папа и мама.
   - Будто бы, - ответил мальчик.
   - Пора возвращаться, - сказал робот. - Завтра я покину планету и полечу дальше. Не знаю зачем, но таков приказ. Там, за Великим Поясом, живут другие мальчики. И их надо научить множеству вещей, которым я научил тебя и всех вас. А потом и туда тоже прилетят звездолеты. Корабли, с папами и мамами. А потом я отправлюсь еще дальше.
   - Ты просто бессовестный, - сказал мальчик. - Я же еще маленький. Мне всего десять лет. А ты хочешь удрать и бросить меня... Что я буду без тебя делать? Я не смогу без тебя жить.
   - Нет, - ответил Туксо. - Тебе это только кажется. Завтра ты захочешь увидеть пассажирский корабль. А потом тебе даже не придет в голову мысль о смерти. Жизнь покажется тебе слишком прекрасной. Перед тобой все планеты, ты должен добраться до Великого Пояса. Кое-кто уже попал туда... И даже детей послали. А ты говоришь - не смогу жить! Выходит, кто же из нас бессовестный? Но нам пора идти. Даю тебе еще несколько минут... А сейчас отойди в сторонку, мне нужно поговорить с моим другом деревом, - сказал Туксо. - Возвращайся через четверть часа. Хотя меня уже не будет...
   - Я тебя больше не увижу? - спросил огорченно мальчик.
   - Да нет, еще увидишь. На стадионе. И даже услышишь... Но скоро дерево протянет тебе свою ветвь. Ухватись за нее, и ты услышишь самую прекрасную сказку в своей жизни. Прощай, маленький человек! - и Туксо указал ему своей ловкой металлической рукой на соседний лес.
   - Я боюсь ксирангуа, - сказал мальчик. - Они меня съедят.
   - Никто тебя не тронет. Лес охраняет тебя. Он твой друг. Или ты мне не веришь?
   - Иду.
   - Хорошо. Прощай, Гарсо.
   Через двадцать минут ребенок вернулся. Туксо уже не было. На ярко-голубой траве остались вмятины от его следов. Дерево склонило одну из своих ветвей к самой земле, словно приглашая мальчика сесть. Мальчик растянулся на траве, зажал в руке странные перистые листья и вдруг... услышал голос.
   - Я говорю по поручению Туксо, - сказало дерево. - Завтра прилетят мамы. Это правда. Прилетит и твоя мать.
   Мальчик хотел встать, но дерево проговорило:
   - Лежи спокойно.
   Странное чувство овладело мальчиком.
   - Не шевелись. Это не сказка. Вы все пришли с Земли. Ты об этом знал? Нет. Ты думал, что родился здесь, но на самом деле тебя привезли оттуда, с Земли. Ты уже появился на свет, когда началось Великое Путешествие. Твой рост задержали. Ты не рос, пока преодолевал бездны времени и пространства, отделявшие тебя от Галахора. А эта планета тебе, видно, нравится, если ты воруешь еще неспелые плоды.
   - Я больше не буду, - жалобно сказал мальчик. - Никогда не буду. Только рассказывай дальше.
   - Ты как цветок. Родился на одной планете-Земле, а расцвел на другой, здесь, на Галахоре. Не правда ли, это прекрасно?
   - Но зачем это сделали?
   - Ты спрашиваешь - зачем? Да, конечно, ведь ты человек. Вы только и делаете, что задаете вопросы. Ты узнаешь зачем, когда будешь учиться. А пока ты еще слишком мал. Вырастешь, и здесь, с тобой, будут отец и мать.
   - Папа и мама, - как зачарованный повторил мальчик.
   - Вот именно. Туксо тоже говорит, что вы их так называете. Так вот: завтра, в час Двух Лун, на стадионе приземлится пассажирский корабль. А теперь уходи, ты мнешь траву... Впрочем, подожди... Туксо сказал, что он там будет. И просил, чтобы ты внимательно слушал его. Я тоже там буду, - закончило дерево.
   Мальчик уже вскочил на ноги и хотел было пуститься бегом домой, когда услышал тихий, как шепот, шорох ветвей. Раньше он не обратил бы на него внимания, но сейчас этот шорох остановил его:
   - Одну минутку, подожди, дружок, - говорило дерево. - У тебя еще есть время. Ты, я вижу, начал понимать, как обстоит дело? Здесь всем хватит места. Галахор велик...
   - В тысячу раз больше Земли, - машинально проговорил ребенок.
   - ... и поэтому здесь найдется место, для всех. Если тебе нужен спелый сладкий рожок, попроси. Даже если захочешь обязательно красного цвета, мы тебе вырастим. Но только не пытайся применять насилие. Пусть ты - человек, но я рожковое дерево. Запомни это.
   - Хорошо, - сказал мальчик. - Извините меня.
   - Молодец. Не надо никаких извинений. И с сегодняшнего дня, дружок, не бойся леса. Он твой. Мы друзья.
   - Я еще маленький, - сказал мальчик, - и должен многому научиться. Но сейчас мне надо идти. Я все думаю о пассажирском корабле.
   - Увидимся на стадионе, - сказало дерево. Пройдя немного, Гарсо увидел большую стеклянную арку, возвышавшуюся у входа в город. Было уже темно. В ту ночь ему снились замечательные сны. Но то, что ждало его утром, показалось ему еще прекраснее, чем все сновидения. Он умывался, когда услышал хорошо знакомый голос Туксо:
   - Привет, человек! - сказал робот. Судя по голосу, он тоже был радостно взволнован. - Они прибывают.
   - Где они?
   - Миновали Диатемею. Уже входят в нашу систему. Скоро они будут здесь и теперь никуда от нас не денутся! Понимаешь? Они наши!
   - Они приземлятся после обеда?
   - Ай-ай-ай, Гарсо! Ты должен был бы знать, сколько времени требуется, чтобы войти в пределы нашей системы! Увидимся на стадионе...
   - Но где?
   - Ты будешь на трибунах...
   - А ты?
   - А я буду возглавлять шествие... Пожалуй, я от радости взорвусь, как бомба!
   - Прощай, Туксо... Я люблю тебя.
   - Прощай, Гарсо... Знаешь, ведь я всего лишь машина... Но я тоже... одним словом, ты хороший человек. Я уважаю тебя, вот что мне хотелось сказать. Из тебя вышел бы мощнейший робот.
   - Спасибо, - сказал мальчик.
   Пассажирский корабль приземлился ровно в три. Все называли его просто "пассажиром", но Гарсо подумал, что это самый большой звездолет, который он когда-нибудь в жизни видел. Даже боевые корабли по ту сторону Пояса не выдерживали с ним никакого сравнения. Его обшивка была совершенно гладкой. Не было видно ни герметически задраенного люка, ни гиперкосмических иллюминаторов, ничего. Поверхность отшлифованная, как у драгоценного камня, вся сверкающая, словно хранит память о преодоленных за двадцать веков космических пучинах. "Он с Земли, - думал Гарсо. - С планеты, где я родился". Внутри этой металлической акулы пятьсот мужчин и пятьсот женщин были погружены в сон, все их физиологические функции, деятельность внутренних органов, мозга были словно заторможены. Через минуту после посадки корабля они должны будут возвратиться к жизни.
   И вот она наступила, эта минута. Президент Галахора достопочтенный Уотсон взошел на трибуну. Его голос ясно и отчетливо разнесся по стадиону:
   - Земляне, растения, все живые существа Галахора! Мы прибыли сюда как первооткрыватели много лет назад. Не мы, а механизмы, точнее, верные друзья рода человеческого - роботы. А год назад прилетели мы, первые люди. Нам здесь также пришлось выдержать борьбу, потому что мы не сразу достигли взаимопонимания. Во всяком случае, так было поначалу. Но потом все уладилось. Во Вселенной поистине хватит места для всех. Мы готовимся к новому прыжку за пределы Великого Пояса. Нас ждут другие галактики, другие миры. Но этот прыжок нужно как следует подготовить, нам так же необходимы прочные тылы, как и передовые посты. Нам надо было торопиться, и мы привезли сюда детей раньше, чем родителей. Мы должны были это сделать, если хотели выиграть битву с временем. Сегодня на планете, которую мы зовем Земля, Первое мая... Это большой праздник... Но мне нечего больше добавить. За меня все скажет Туксо, робот первой серии, галактический исследователь, воспитатель наших детей, который скоро должен улететь за пределы Пояса...
   На стадион вышел Туксо, и внезапно воздух наполнился гулом. Это включились запрятанные глубоко в металлическом корпусе робота магнитные ленты. Из его динамиков, заработавших на полную мощность, понеслись звуки, извлеченные из бездонного колодца прошлого, отзвеневшие тысячелетия назад, вскоре после того, как первый человек бросил вызов космосу, в городе, который назывался Москва. Это было послание, которое спустя десятки веков планета-мать каждый год продолжала слать своим сыновьям, рассеянным во Вселенной, чтобы напомнить им о первых шагах Великого Завоевания.
   "Здесь, на первомайской Красной Площади, - гремели динамики Туксо, - в эту минуту начинается парад и демонстрация трудящихся... В колоннах демонстрантов миллионы людей... На трибуне мы видим нашего Первого Космонавта..."
   Грохот динамиков нарастал. Туксо весь словно источал звуки фантастической мощности: голос диктора разносился из края в край по всему стадиону; не прошло и нескольких минут, как все земляне встали и запели вместе с ним. Эта песнь казалась теперь древней, как мир, как первая галактика, завоеванная человеком; скоро этой песне суждено будет прозвучать по ту сторону границ неизведанного, которые вот-вот должны были преодолеть люди. Это был Интернационал.
   Гарсо не заметил, что прямо за трибуной, на которой он стоял, еще ночью выросло исполинское рожковое дерево. Одна из его ветвей на мгновение легко коснулась щеки мальчика и он отчетливо услышал громкий голос леса:
   - Дружок, Туксо просит, чтобы мы тебе рассказали: когда-то на Земле жил-был человек, которого звали Юрий Гагарин...
   Но в эту минуту, словно по волшебству, боковые стенки звездолета раскрылись, и на голубую траву стадиона начали спускаться мужчины и женщины, покинувшие Землю две тысячи лет назад, и их сразу, словно облако, окутали со всех сторон торжественные раскаты гимна.
   Гарсо понял, кто его мать, он тотчас узнал ее. Вместе с тысячей других мальчиков он, громко крича, скатился с трибуны и бросился на поле стадиона, чтобы скорее ее обнять. Когда он был уже близко от нее, она тоже кинулась ему навстречу и закричала:
   - Гарсо! Гарсо!
   А за ней шел мужчина, он смеялся и глаза у него блестели от радости.
   - Ах, мама! - крикнул Гарсо, как можно крепче схватив ее за шею. - Скажи, поскорее, как тебя зовут?!