Лазарчук Андрей. Конец игры

Андрей Лазарчук
Конец игры.
Секретные материалы. Файл № 217

   Теперь я прошел по мосту, к переходу через который нас не готовили ни на каких тренировках, и иду неведомо куда. Я не знаю, куда ведет этот мост.

Специальный агент Дэйл Купер

   Начало в файле № 224 «Колония»

Пролог

Мемориальный мост Река Бетезда, штат Мэриленд

   Снайпер Джерри Хэнкс (специальное подразделение ФБР по борьбе с терроризмом и захватом заложников) снова отхлебнул из фляжки. Обязательный глоточек кукурузного виски – чтобы не дрожали руки и не пробирался внутрь холод остывшего металла. Джерри лежал на решетчатом багажнике, на крыше тяжелого «Доджа», подложив под грудь и живот толстую циновку из вспененного полипропилена.
   И все-таки холод находил лазейки. Скорее всего потому, что это был внутренний холод.
   Семь лет Хэнкс считался снайпером. Вернее, сначала он был просто отличным стрелком-спортсменом. Потом, завербовавшись в морскую пехоту, прошел курсы снайперов и все пять лет службы стрелял, стрелял, стрелял по всяческим мишеням, из любого положения, в любую погоду, днем и ночью… Он был превосходным стрелком. Поступив в ФБР, он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны – как надежный товарищ, прекрасный специалист и т. д. Конечно, снайпер морской пехоты и полицейский снайпер – это два разных снайпера. Но эту специфику он очень быстро понял и, что называется, «выбрал слабину». Долгое время Хэнкс был уверен, что все идет правильно и как надо.
   До прошлого сочельника.
   Тогда ему впервые в жизни пришлось стрелять в человека. И он понял, что не может этого сделать.
   Там было вроде бы просто. Ошизевший от грязного героина торчок пытался ограбить магазин, не сумел – и захватил в заложники двенадцатилетнюю девчушку. Он прикрывался ею, приставив ей к груди здоровенный разделочный нож. Хэнкс выбрал позицию, откуда видел этого ублюдка сбоку, в профиль, с жалких сорока ярдов. Двенадцатикратный прицел приближал изображение вплотную, можно было стрелять в упор: в висок, или в ухо, или в плечевой сустав – тогда он выронит нож… но пуля пройдет глубже, тяжелая длинная девятимиллиметровая пуля «ремингтона», разнося в мелкие осколки ребра, разрывая верхушки легких, пищевод, аорту… Их хорошо готовили на курсах, и анатомию – с точки зрения убивающего – Хэнкс знал отлично. И сейчас он просто не мог заставить себя нажать спуск…
   Он все-таки выстрелил. Пуля прошла перед глазами подонка, сорвав кожу с переносицы. Этого хватило, чтобы тот бросил нож, бросил девочку и схватился за лицо – и куда-то побежал. Его расстреляли трое других снайперов.
   К Хэнксу претензий не было. Никто тогда не понял, что именно произошло. Никто, кроме самого Хэнкса.
   С тех пор он жил в постоянном страхе: когда-нибудь совершенно неизбежно дело обернется так, что от его выстрела будет зависеть жизнь человека или многих людей, а он… он не сможет этот выстрел произвести.
   Не сможет.
   Следовало что-то делать. Так нельзя. Так – опасно…
   Он колебался, он не решался признаться в своей слабости никому и тем более начальству… и была еще одна операция, в которой ему стрелять не пришлось, и теперь – вот…
   Он ведь уже почти решился сегодня утром… уже набрал текст прошения об отставке, но тут вдруг начисто отказал принтер. И Хэнкс решил, что это рука судьбы и ему откуда-то сверху рекомендуют повременить.
   Если бы знать, что так обернется, он десять раз написал бы злосчастную бумагу от руки…
   Он глотнул еще. Для снайпера спиртное – лучший допинг. На соревнованиях оно было под запретом, и тем не менее все норовили тайком глотнуть чего-нибудь.
   На этой операции он работал в одиночку. Он должен был убить того человека. Только убить. Не ранить, не обездвижить. Убить. Причем попасть нужно строго в одну точку: в подзатылочную ямку на шее…
   Странное требование. Если даже на теле бронежилет, то – есть ведь еще и вся остальная голова? Или там сплошная кость?..
   Он кое-что слышал об этих искусственных черепах из титана, которые ребята из ЦРУ монтируют на своих особо необходимых агентах, но был уверен, что это уж это-то – полный фольклор…

Семью часами ранее. Море Бофорта, около семидесяти миль севернее поселка Деадхорз. Глубина 1000 футов

   Субмарина «Ориноко» – старинная, шестьдесят седьмого года постройки, дизель-электрическая, уже трижды вырабатывавшая ресурс и все равно раз за разом возвращаемая после капремонта в строй, когда-то предназначенная для охоты за русскими ракетоносцами, а потом, когда стало ясно ее глубокое моральное отставание, переведенная сначала в учебные суда, а затем во вспомогательные, – скользила сейчас почти бесшумно в абсолютной темноте, неся в своем нержавеющей чреве сорок одного моряка, троих штатских специалистов-картографов и шесть самонаводящихся торпед «Маффин» в четырех носовых и двух кормовых торпедных аппаратах. Так или иначе, корабль хоть и не нес боевого дежурства, но охранял границы территориальных вод; торпеды были положены ему, как вышедшему в отставку капитану – пистолет и кортик.
   И не только как почетный знак, но и – на всякий случай…
   Капитан Розенблатт умел плавать по-настоящему. Другому просто нечего было бы делать здесь, в полярных водах, когда никакие приборы не помогут найти полынью, в которой можно всплыть, продуть все системы и зарядить аккумуляторы; или вдруг найти в себе мужество идти подо льдом на весь запас хода, зная откуда-то, что запаса этого хватит.
   В штабах этого не понимали. Моряки же понимали и ценили. Розенблатт умел плавать, и это значило многое, а то и всё.
   – Капитан, сэр! – окликнул его первый помощник. – Тут есть кое-что интересное.
   Розенблатт обернулся:
   – Что такое?
   – Я не вполне уверен, сэр, но… Мы вроде бы что-то засекли. Минуты две назад.
   Розенблатт наклонился к экрану эхолокатора. Долго всматривался.
   – Похоже, эта штука висит неподвижно… Что вы скажете, Люк?
   – Это субмарина, сэр. Или батискаф. Висит неподвижно на глубине семьсот футов.
   – Я тоже так считаю. Приблизимся. Скорость четыре и семь десятых узла, подняться до семисот футов. Есть у нас тут поблизости радиобуй?
   – Да, сэр, «К-75/35». Шестнадцать миль к северо-северо-западу.
   – Хорошо. Ага… – он прикинул курс. – Шесть миль на север, разворот на юго-востоко-восток… Прокладывай, Люк, я сейчас вернусь…
   Примерно через полчаса стало ясно: неопознанное плавающее тело имело форму чечевицы высотой около пятидесяти и диаметром около двухсот футов. Оно издавало очень тихое низкое гудение и испускало слабый мерцающий свет в фиолетовом и ультрафиолетовом диапазонах. Что самое интересное, иногда тело пропадало с экрана, как будто поверхность его на несколько секунд переставала отражать звуковые колебания, испускаемые эхолокатором.
   Наконец «Ориноко» приблизилась к радиобую достаточно близко, чтобы можно было установить связь со штабом. Некоторое время ушло на технический обмен данными, а затем – заработала голосовая линия.
   – Адмирал, сэр! Это капитан Розенблатт, субмарина «Ориноко». Мы обнаружили некое плавающее тело. Координаты переданы. Данные: пятьдесят футов в высоту, двести в поперечнике. Висит неподвижно на глубине семисот футов, под слоем температурного скачка. Полностью интактно, на сигналы не отвечает. Прием.
   Первый помощник со своего места видел, как переменилось лицо капитана.
   – Да, сэр. Я понял, сэр. Но, должен сказать, сэр, субмарина оборудована для картографии, экипаж не прошел должной подготовки. Прием.
   Да. Лицо превращалось в маску. Первый похолодел. Предстояло что-то жуткое.
   – Да, сэр. Прием.
   Капитан встретился взглядом с первым помощником. Покачал головой.
   – Так точно, сэр. Понял, сэр…
   Прогудел сигнал завершения связи. Розенблатт с силой вогнал трубку в гнездо.
   – Люк.
   – Да, сэр?
   – Рассчитать торпедную атаку.
   Долгую секунду первый помощник, он же штурман, переваривал сказанное.
   – Торпедную атаку. Так точно. Сэр… – деревянным голосом.
   – Спокойнее, Люк. Работай.
   И, переключая интерком:
   – Торпедный отсек. Подготовка к торпедному залпу. Это не учебная тревога, ребята…
   Снова переключая:
   – Всем отсекам! Боевая тревога. Стоять по местам…
   – Капитан, это торпедный отсек. Готовность ноль.
   – Отлично.
   – Капитан, это акустик. Резкое нарастание…
   И что он сказал раньше, уже невозможно стало услышать: пронизывающий скрежет обрушился на лодку, и каждый успел подумать: конец. Не выдержал корпус, и сейчас ворвется вода, твердая, как режущая сталь…
   Кто-то упал. Кто-то кричал. Кто-то просто закрыл глаза.
   Но происходило что-то другое. Сначала погас свет, потом загорелся вновь, но уже какой-то другой: омерзительно-белый, как брюхо рыбы. Сквозь продолжающийся скрежет слышны были характерные звуки останавливающихся моторов…
   И вдруг все стихло.
   – Что это было? – сипло спросил первый помощник.
   Ему не ответили.
   – Торпедный отсек! Здесь капитан. Отмена готовности к залпу. Торпедный!..
   – Все обесточено, капитан, сэр. Связи тоже нет.
   – Где энергетик? Томсон, найдите энергетика и помогите ему забраться в аккумуляторный отсек. Мне нужен ход.
   – Мы всплываем, капитан, сэр!
   – Разумеется. Аварийный сброс чугунного балласта.
   – Скорость всплытия – двенадцать футов в минуту.
   – А наверху нас ждет ледяное поле толщиной тридцать футов…
   – Здесь энергетик, сэр! Он говорит…
   – Джейк, мне нужен ход. Хотя бы один узел. И эхолокатор. Все остальное – на фиг.
   – Так точно, сэр!

Германтаун, штат Мэриленд
Мотель «Деревенские каникулы»

   – … Это я, Молдер, – сказал голос в трубке. – Ты где сейчас?
   Скалли непроизвольно обернулась. Молдер стоял и смотрел на нее с недоумением.
   – Что ты молчишь? – продолжал голос в трубке.
   Она, может быть, и хотела бы что-то сказать, но слова боялись появиться на свет.
   Другой Молдер, в дверях, стоял и ждал, когда она закончит столь странный разговор…
   – Вы ошиблись, – очень отчетливо сказала Скалли и дала отбой.
   Потом постаралась улыбнуться.
   – Кто это был?
   – Ошиблись номером… Где ты был? Я сутки пытаюсь дозвониться до тебя.
   – Забавно – я тоже. Вообще оказалось очень трудно застать тебя. Я заходил к тебе домой…
   – Ты что, не получил моего сообщения?
   – Я… я пытался дозвониться потом, но не мог…
   Уже все было ясно, и тем не менее Скалли понадобилось сделать огромное усилие над собой, чтобы выхватить пистолет и, резко развернувшись, взять на прицел того, кто нанес ей визит.
   – Лицом к стене!
   – Скалли, что с тобой?
   – Лицом к стене, руки на стену! Или – стреляю!
   – Да в чем дело?
   – Ну же!!!
   Молдер, который пах не так, как Молдер, нехотя и как бы с иронией повернулся и оперся о стену широко расставленными руками.
   – Я правильно стою?.. Скалли, кончай валять дурака. Это же я.
   – Не уверена.
   – Ну вот, дожил… Хорошо. Залезь сама в мой плащ, в правый карман – и вытащи удостоверение. Только не стреляй, хорошо? В меня уже один раз стреляли, и никакого удовольствия, знаешь ли…
   Скалли заколебалась. Если кто-то сумел вот так подделать и внешность, и голос… что ему стоит подделать и удостоверение? С другой стороны, хоть какой-то шанс отделить истину от лжи.
   Она перехватила пистолет левой рукой и, готовая в любой момент нажать спуск, потянулась правой к карману плаща…
   Нельзя сказать, что Скалли была искушена в рукопашных схватках, но обязательные тренировки посещала аккуратно и достигла кой-каких успехов. Во всяком случае, заблокировать внезапный удар локтем – а именно его обычно пытаются провести обыскиваемые – она могла бы автоматически. И уже тем более – она успела бы выстрелить…
   Ни черта она не успела. Когда черно-красная завеса перед глазами чуть раздвинулась, Скалли поняла, что сидит на полу в дальнем углу комнаты. Тела она почти не чувствовала – вернее, чувствовала как нелепую замороженную тушку с огромной дырой в левом боку. И было страшно – что будет, когда тушка разморозится и за дело возьмется боль…
   Тяжело ступая, подошел Молдер. Он был ненормально огромный – под потолок. Двумя пальцами он взял ее за отворот куртки и поднял в воздух.
   – Где он?
   – Кто?.. – прохрипела Скалли.
   – Не зли меня. Ведь это он звонил по телефону?
   – Я не… знаю…
   Он отшвырнул ее почти брезгливо. Скалли на этот раз приземлилась на журнальный столик. Брызнули осколки – крышка столика была стеклянной.
   И снова – медленные, тяжелые шаги. Как в кошмаре. Не убежать, потому что ноги – чужие. Вот он… навис…
   А потом – как в кошмаре – у Молдера стало меняться лицо. Проступили скулы, надбровные дуги, обесцветились глаза…
   Ну и ладно, с облегчением подумала Скалли и потеряла сознание.
   Молдер нетерпеливо постучал в дверь и тут же, не дожидаясь ответа, толкнул ее. Дверь приоткрылась. В номере было темно. Он пошарил рукой по стене, нашел выключатель и щелкнул.
   Так…
   – Он был здесь, – сказала Саманта, протискиваясь сбоку. – Совсем недавно.
   – Уже догадался… – выдохнул Молдер.
   – Она жива, – сказала Саманта, как будто прочитав его мысль. – Она нужна ему живой. Чтобы обменять ее на меня.
   – Не понимаю, почему она его впустила?
   Саманта несколько секунд молчала, как бы прислушиваясь к чему-то.
   – Я думаю, она не поняла сразу, кто это. Возможно, она приняла его за тебя…
   – Ты хочешь сказать…
   Молдер начал говорить – и остановился. В конце концов, если этот ассасин способен имитировать внешность Чапела или Вайса – в первом случае Молдер не сомневался абсолютно, во втором – не сомневался почти, – то почему его собственная, молдеровская, внешность должна быть неприкосновенной? Если подходить строго логически…
   – Пойдем, сестренка, – вздохнул он и покрутил на пальце ключи от машины. – Если уж на то пошло – зачем ему ты?
   – Во-первых, свидетель. Очень важный свидетель. Во-вторых, я могу почувствовать его в любом обличии – как ты понимаешь, для него это достаточно опасно. Кстати, чтобы ты знал: когда дело дойдет до… до столкновения… Короче, убить его можно одним только способом: выстрелив или ударив ножом вот сюда, в ямку под затылком.
   – Ну, сюда можно убить кого угодно…
   – Конечно. Но его – только и исключительно сюда. Все остальные раны для него не смертельны.
   – Ни черта себе…
   – Вот такие монстры водятся у них там, на далеких планетах. Впрочем, шучу. Он – искусственное существо.
   – Терминатор.
   – Вот именно. Только не из железа, а из какой-то гнусной органики. Кстати, ранить его опасно для ранящего – выделяется какой-то газ…
   – Знаю. Глотнул однажды…
   – Ого. Расскажешь?
   – Потом…
   Они сели в машину. Молдер завел мотор. Потом машинально включил дворники: ему казалось, что сквозь стекло ничего не видно. Но это просто была ночь.
   – Что будем делать дальше, сестренка? Где искать?
   – Возвращаемся домой, – сказала Саманта со странным выражением. – Он сам найдет нас…

Александрия, штат Вирджиния
Квартира Молдера

   Звонок раздался в четверть первого пополуночи. Молдер, мерявший полутемную (горела только настольная лампа под коричневым абажуром) комнату мягкими и почти бесшумными шагами, остановился, стремительно взглянул на Саманту и поднял трубку.
   – Слушаю!
   Тишина.
   – Говорите же.
   На том конце дали отбой.
   – Как думаешь, это он? – негромко спросил он Саманту.
   Та пожала плечами:
   – Возможно. Он ведь намерен получить то, что хочет. Любой ценой.