---------------------------------------------------------------
Данное художественное произведение распространяется в
электронной форме с ведома и согласия владельцов авторских
прав на некоммерческой основе при условии сохранения
целостности и неизменности текста, включая сохранение
настоящего уведомления. Любое коммерческое использование
настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца
авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
По вопросам коммерческого использования этого текста
можно обращаться по адресам:
Литературное агенство "Классик".
sander@stirl.spb.su
alexanderkrivtsov@usa.net
---------------------------------------------------------------
© Copyright Андрей Лазарчук
---------------------------------------------------------------
Победивший наследует все...
Откровение Иоанна Богослова
Убран стол был богато, но безвкусно: телефонный аппарат
литого червонного золота с отделкой из темного саозского камня
-- личный подарок Императора О, -- золотой письменный прибор с
фигурой Георгия-Победоносца, пронзающего копьем нечто среднее
между бизоном и крокодилом, пресс-папье из разрезанного вдоль
большой оптической оси кристалла голубого нордита с вплавленным
в него макетом московского Кремля, платиновые часы в виде
Спасской башни, платиновая же зажигалка -- миниатюрная копия
памятника Минину и Пожарскому, и, наконец, огромного размера
механический календарь с барельефными портретами Императора
Всероссийского Александра Петровича и царицы Елизаветы
Филипповны. Календарь был двойной: земной и местный. На Земле
сегодня было шестнадцатое мая 2147 года. Здесь: одиннадцатый
день месяца Ринь, года династии О четыреста шестьдесят шестого.
И там, и здесь заканчивалась весна.
Телефон мягко мурлыкнул. Юл подвинул поближе микрофон и
взял наушник.
-- Слушаю вас внимательно, -- сказал он на Понго.
-- Пшхардоссу, -- сказали на том конце провода на Понго,
но с совершенно рязанским акцентом. -- Хильдастро во Руссо-кха
птрох?
-- Вполне, -- сказал Юл по-русски.
-- Здравствуйте, -- с облегчением вздохнули там. -- Это
единственная фраза, которую мне удалось запомнить. Я -- Петров,
я только что прилетел, и мне сказали в порту, чтобы я позвонил
в российское представительство третьему секретарю, и дали этот
номер...
-- Их нет никого сейчас, -- сказал Юл. -- Я вот сижу, жду.
-- А вы, простите?..
-- Я переводчик. Седых. Юлий Седых.
-- Ага... То есть, в чем дело, вы не знаете?
-- Вроде бы нет... А вообще -- кто вы?
-- Ну, как сказать -- я биохимик, а командирован
Этнографическим обществом Мельбурна...
-- Так вы не россиянин?
-- Нет. Поэтому я и удивился...
-- Я понял. Вспомнил. Вам нужен Филдинг?
-- Да, и я...
-- Слушайте, я вам все об'ясню. Филдинг и вся его группа
сейчас в поле, километрах в ста отсюда. С тем пунктом очень
плохое сообщение, но сегодня туда идет грузовик -- отсюда, из
представительства. Через два часа. В порту вас ждет машина из
посольства, но вы скажите водителю, чтобы он вез вас не в
посольство, а сюда -- иначе не успеете. У вас большой багаж?
-- Ну... лаборатория. Из одежды кое-что...
-- В легковую машину поместится?
-- Да конечно же. Это сумка и портфель.
-- Понятно. Я вас тут встречу. Может сложиться так, что к
Филдингу мы поедем вместе. До скорого.
-- Спасибо.
-- Ну, что вы.
Петров дал отбой, и Юл попытался по телефону дозвониться
до посольства -- бесполезно, телефонная связь в столице была из
рук вон. Тогда он вызвал научного атташе по "жучку" --
микроимпульсной рации. Специальным договором с Императором О
работникам посольства, торговых представительств,
представительств Российской Империи и прочим землянам
запрещалось использование технических средств, превосходящих
здешний уровень. Контрразведка бдительно следила за этим. Но
засекать миллисекундные радиоимпульсы было пока не в ее силах.
-- Привет, Бад, -- сказал Юл, переходя на английский. --
Как дела? Мне только что позвонил Петров, биохимик, которого
вызвал Филдинг. Я сказал ему, чтобы он сразу, не заезжая в
посольство, ехал сюда. Я правильно сделал?
-- Правильно, -- сказал атташе. -- Передай ему, что я
очень рассчитываю на встречу в скором будущем.
-- Что нового о здоровье Кэт?
-- Подтвердилось, -- вздохнул атташе. -- Итак, Юл, мне
очень жаль, но тебе придется поехать туда.
-- Так я и думал.
-- Ты ни в чем не нуждаешься?
-- У меня все с собой, как у доброго паломника.
-- Хорошо. Как это по-русски: желаю удачи?
-- Именно так, черный. Спасибо. Надеюсь, скоро увидимся.
-- Надеюсь, червяк. Счастливой дороги.
Юл поиграл своим "жучком", разглядывая его, будто видел
впервые в жизни. "Жучок" был выполнен в виде брелока для
ключей: маленький зеленый крокодильчик. Почему-то рассыпались
мысли, и собрать их пока не удавалось. То, что надо ехать,
неожиданностью не оказалось. Отдохнуть от грязного, шумного,
душного даже весной города -- тоже неплохо. Предстоящая встреча
с отцом Александром? Неприятно, конечно, видеть человека,
которого ты взял и незаслуженно обидел -- обидел сильно и
зло... впрочем, не так уж и незаслуженно... Нет, Юл, сказал он
сам себе, это не важно, отождествляет ли человек себя со своим
государством или нет -- важно, чтобы ты его не отождествлял. И
если отец Александр полагает себя ответственным за бытие
Православной Российской Империи, то это вовсе не значит, что он
действительно в ответе за все, что там происходит... Нет, не
только это. Что-то еще не позволяло с легкой душой забраться в
огромную кабину грузовика и отправиться на встречу с природой,
в окрестности Долины Священных Рощ Игрикхо. Юл сунул
крокодильчика в карман. Разберемся по ходу дела...
С мягким жужжанием откатилась дверь, и появился священник
отец Дионисий, хозяин кабинета, тот самый третий секретарь
представительства, которому должен был позвонить австралиец
Петров. В задумчивости остановился он на пороге, не решив еще,
видимо: входить в кабинет или отправляться дальше по каким-то
своим секретарским делам. Отец Дионисий был красив, как
онейроп. Возможно, он был вообще самым красивым мужчиной,
которого Юл видел в реальной действительности. Был он также
умен, и ходили слухи о его трениях с архиепископом. Сейчас он
смотрел на Юла в упор -- и не видел его.
-- Здравствуйте, Павел Андреевич, -- напомнил о себе Юл.
-- Ох, извините, Юлий Владимирович, -- вернулся к
действительности отец Дионисий. -- Здравствуйте! Смотрю на вас
и не вижу...
-- Есть проблемы?
-- Проблемы... проблемы -- это слишком мягко сказано...
Игрикхо продолжают свое. Трех младенцев украли даже в
столице...
-- За сто километров? -- не поверил Юл.
-- Для них это ночь пути. Двух девочек и мальчика.
Мальчика не успели даже окрестить... И -- ничего не сделать...
-- Вспомните -- четыре года назад...
-- Не совсем... не совсем так... четыре года назад... --
он замолчал, нахмурившись, прислушиваясь к чему-то в себе, но
Юл знал, чего он не договорил.
Четыре года назад не было "Купели".
-- Да, Павел Андреевич, -- сказал Юл, -- что там с моим
делом?
-- Вы уж извините -- не получилось у меня ничего. Не
позволили. Даже слушать не стали. Вы же их знаете -- иной раз
упруться...
-- Когда-нибудь я просто вырою подкоп под библиотеку, --
сказал Юл. -- И тем самым открою себе неограниченный абонемент.
Вы не знаете -- там полы деревянные или каменные?
-- Надеюсь, что вы шутите, -- сказал отец Дионисий.
-- В каждой шутке есть доля шутки... -- проворчал Юл. -- А
если попробовать прямо сказать, что это необходимо для того,
чтобы разобраться с проблемой студентов?
-- Именно так я и поступил, -- сказал отец Дионисий.
-- А нельзя ли... м-м... попросить архиепископа?..
-- Попросить? Попросить можно... -- отец Дионисий не то
усмехнулся, не то поморщился. -- Вы не обидитесь, если я прямо
скажу, что Его Преосвященство никогда не станет хлопотать за
нехристя, да еще по фамилии Седых?
-- А вас это не смущает -- и фамилия, и что нехристь?
-- Это моя работа -- общаться с иностранцами. Кроме
того... кроме того, я понимаю, что за месяц работы в
книгохранилище мы узнаем больше, чем за все годы нашего
пребывания тут.
-- Так значит, я могу рассчитывать на вас?
-- Я сделаю все возможное. Но вы же знаете -- с повторной
просьбой можно обращаться только после следующего пустого дня.
-- Когда им нужны антибиотики, они забывают о
регламентации, -- проворчал Юл. -- Это дней через пятьдесят?
-- Через сорок восемь, если быть точным. Кстати -- вы не
помните, когда сегодня будет прохождение "Европы"?
-- Было утром и будет около полуночи. Да, вам ведь звонил
некто Петров...
-- Он прилетел?
-- Прилетел, и я сказал ему, чтобы он приезжал сразу сюда.
-- Спасибо, -- сказал отец Дионисий. -- С этими Игрикхо я
совсем забыл про него. И вот еще что: переводчица группы
Филдинга заболела...
-- Да, мне сказал атташе. Я готов. Но -- вы-то как будете
обходиться без переводчика?
Отец Дионисий сделал неопределенный жест.
-- Обратимся к Мрецкху. Да и, Бог даст, отец Афанасий
вот-вот на него поднимется.
-- Настоящая эпидемия, -- сказал Юл. -- Отец Афанасий,
Боноски, Селеш, Хомерики, теперь вот -- Кэтрин... Остались Ким
и я.
-- Что и доказывает. Юлий Владимирович, что вы такой же
переводчик, как я -- онейроп, -- отец Дионисий широко улыбнулся
и пояснил: -- Шучу.
-- Вы не знаете, в таком случае, чей именно я агент? --
прищурился Юл. -- Омска, Ростова или, может быть, Петербурга?
-- Я приношу вам самые искренние извинения, -- сказал отец
Дионисий. -- Я глупо пошутил. Простите меня.
-- Дело в том, -- сказал Юл, -- что я слышу эту шутку уже
не в первый раз.
-- Вы имеете в виду тот инцидент с отцом Александром?
-- И его тоже.
-- Что поделаешь... Вы должны простить нас: россиянам
трудно расстаться с представлением, что каждый подданный
Конфедерации просто обязан быть шпионом.
-- Да уж... -- неопределенно хмыкнул Юл. Это он знал не
понаслышке: во все свои приезды в Москву он ощущал плотный и
наглый, на грани фола, прессинг во всем диапазоне: от
примитивного уличного топтания и обысков в номере в его
отсутствие до попыток тотального эхосканирования -- так что
приходилось постоянно, не снимая, носить на голове обруч
охранителя. Все впечатления о Москве были приправлены головной
болью и зудом от плотно сидящего обруча. Гаррота, вспомнил Юл
нужное слово.
-- Так я пойду, встречу Петрова, -- сказал он, вставая.
-- Да, пожалуйста, -- сказал отец Дионисий. -- И если у
него окажутся лишние вещи -- оставьте их в своей комнате,
хорошо?
Юл вышел из здания в тот самый момент, когда в ворота
в'езжал кремового цвета лимузин -- изготовленная на Земле
имитация здешней марки "Золотое дерево". Не успела машина
остановиться, как из нее выкатился кругленький, упругий,
дочерна загорелый человечек в белой безрукавке и шортах.
-- О! -- сказал он. -- Ну и жарища тут у вас! Это с вами я
говорил по телефону?
-- Со мной, -- сказал Юл. -- Где ваш багаж?
Ночь здесь всегда, в любое время года, наступала
мгновенно. По серпантину взбирались в полной темноте. Шофер
Цуха, из "детей дождя" -- так назывались подкидыши к воротам
Дворца, очень интересная социальная группа, имевшая даже свой
язык, впрочем, похожий на Понго; их воспитывали так, что ни
солгать, ни подвести хоть в малом они просто не могли; они
работали или служили там, где эти качества были необходимы, а
на карьеру рассчитывать не приходилось, -- Цуха вел машину
медленно, всмсатриваясь в сверкающее, как река на восходе,
полотно дороги; с некоторых пор все дороги, ведущие к Священным
Рощам, два-три раза в год посыпали битым стеклом, дабы босые
паломники...
-- Камень, -- сказал Цуха.
Камень -- толстенная плита размером с письменный стол отца
Дионисия -- лежал посредине дороги. Весу в нем было никак не
меньше тонны. Пока Юл скреб подбородок, размышляя, что делать,
Цуха снял с крыши кабины щит из досок, и втроем они положили
щит так, чтобы получился пандус. По этому пандусу Цуха провел
грузовик. Доски похрустывали и поскрипывали, но выдержали
пятнадцатитонную машину.
-- Крепкое дерево, -- с уважением сказал Петров.
-- Что он говорит? -- спросил Цуха.
-- Он говорит, что крепкое дерево, -- перевел Юл.
-- Да, -- сказал Цуха. -- Очень крепкое. Серое дерево
очень крепкое. Очень крепкое и очень дорогое. Скажи ему.
-- Дюймовая доска из этого дерева не пропускает
пистолетную пулю, -- сказал Юл. -- Раньше из него делали латы,
щиты...
-- Опять камень, -- сказал Цуха.
-- На этот раз не пришлось выходить из машины: камень
лежал на краю дороги, и можно было протиснуться. Цуха прижал
грузовик к скале, стал медленно, по сантиметру, проводить его
мимо камня -- и вдруг газанул, с ревом и скрежетом продрался на
свободу, погасил огни и вслепую, наугад проехал метров сто.
-- Что с тобой? -- спросил Юл.
-- Сейчас, -- сказал Цуха. -- Шевельнулась земля...
Позади раздался короткий обвальный гул, удар. Грузовик
подпрыгнул.
-- Боже мой, -- прошептал Петров. -- Что это?
-- Змея Гакхайе, -- сказал Юл. -- Под этой дорогой
погребена великая змея Гакхайе. Когда начинается ночь, змея
вспоминает, что пора идти на охоту...
Цуха, открыв дверцу и встав на сиденье, всматривался
поверх кузова в то, что происходит сзади. Потом сел, завел
мотор, включил фары и повел машину быстро, как только мог. Лицо
его блестело от пота.
-- Вам вольно шутить, -- начал было Петров и оборвал себя:
сзади опять донесся -- теперь далекий -- обвальный грохот.
-- Успели, хвала Создателю, -- прошептал Цуха на языке
"детей дождя": с артиклями и редуцированными гласными; та же
самая фраза на Понго могла привести прямиком в петлю, так как
означала бы: "Мы вздрючили Создателя".
-- Они сами падают? -- спросил Петров.
-- Иногда сами, -- ответил Юл.
-- А у меня окошко разбилось, -- пожаловался Петров. -- Я
его локтем задел, а оно выпало.
Только сейчас Юл почувствовал, что кабина полна свежего
холодного воздуха.
-- Ничего, -- сказал он. -- Скоро приедем. Не замерзнете?
Данное художественное произведение распространяется в
электронной форме с ведома и согласия владельцов авторских
прав на некоммерческой основе при условии сохранения
целостности и неизменности текста, включая сохранение
настоящего уведомления. Любое коммерческое использование
настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца
авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
По вопросам коммерческого использования этого текста
можно обращаться по адресам:
Литературное агенство "Классик".
sander@stirl.spb.su
alexanderkrivtsov@usa.net
---------------------------------------------------------------
© Copyright Андрей Лазарчук
---------------------------------------------------------------
Победивший наследует все...
Откровение Иоанна Богослова
Убран стол был богато, но безвкусно: телефонный аппарат
литого червонного золота с отделкой из темного саозского камня
-- личный подарок Императора О, -- золотой письменный прибор с
фигурой Георгия-Победоносца, пронзающего копьем нечто среднее
между бизоном и крокодилом, пресс-папье из разрезанного вдоль
большой оптической оси кристалла голубого нордита с вплавленным
в него макетом московского Кремля, платиновые часы в виде
Спасской башни, платиновая же зажигалка -- миниатюрная копия
памятника Минину и Пожарскому, и, наконец, огромного размера
механический календарь с барельефными портретами Императора
Всероссийского Александра Петровича и царицы Елизаветы
Филипповны. Календарь был двойной: земной и местный. На Земле
сегодня было шестнадцатое мая 2147 года. Здесь: одиннадцатый
день месяца Ринь, года династии О четыреста шестьдесят шестого.
И там, и здесь заканчивалась весна.
Телефон мягко мурлыкнул. Юл подвинул поближе микрофон и
взял наушник.
-- Слушаю вас внимательно, -- сказал он на Понго.
-- Пшхардоссу, -- сказали на том конце провода на Понго,
но с совершенно рязанским акцентом. -- Хильдастро во Руссо-кха
птрох?
-- Вполне, -- сказал Юл по-русски.
-- Здравствуйте, -- с облегчением вздохнули там. -- Это
единственная фраза, которую мне удалось запомнить. Я -- Петров,
я только что прилетел, и мне сказали в порту, чтобы я позвонил
в российское представительство третьему секретарю, и дали этот
номер...
-- Их нет никого сейчас, -- сказал Юл. -- Я вот сижу, жду.
-- А вы, простите?..
-- Я переводчик. Седых. Юлий Седых.
-- Ага... То есть, в чем дело, вы не знаете?
-- Вроде бы нет... А вообще -- кто вы?
-- Ну, как сказать -- я биохимик, а командирован
Этнографическим обществом Мельбурна...
-- Так вы не россиянин?
-- Нет. Поэтому я и удивился...
-- Я понял. Вспомнил. Вам нужен Филдинг?
-- Да, и я...
-- Слушайте, я вам все об'ясню. Филдинг и вся его группа
сейчас в поле, километрах в ста отсюда. С тем пунктом очень
плохое сообщение, но сегодня туда идет грузовик -- отсюда, из
представительства. Через два часа. В порту вас ждет машина из
посольства, но вы скажите водителю, чтобы он вез вас не в
посольство, а сюда -- иначе не успеете. У вас большой багаж?
-- Ну... лаборатория. Из одежды кое-что...
-- В легковую машину поместится?
-- Да конечно же. Это сумка и портфель.
-- Понятно. Я вас тут встречу. Может сложиться так, что к
Филдингу мы поедем вместе. До скорого.
-- Спасибо.
-- Ну, что вы.
Петров дал отбой, и Юл попытался по телефону дозвониться
до посольства -- бесполезно, телефонная связь в столице была из
рук вон. Тогда он вызвал научного атташе по "жучку" --
микроимпульсной рации. Специальным договором с Императором О
работникам посольства, торговых представительств,
представительств Российской Империи и прочим землянам
запрещалось использование технических средств, превосходящих
здешний уровень. Контрразведка бдительно следила за этим. Но
засекать миллисекундные радиоимпульсы было пока не в ее силах.
-- Привет, Бад, -- сказал Юл, переходя на английский. --
Как дела? Мне только что позвонил Петров, биохимик, которого
вызвал Филдинг. Я сказал ему, чтобы он сразу, не заезжая в
посольство, ехал сюда. Я правильно сделал?
-- Правильно, -- сказал атташе. -- Передай ему, что я
очень рассчитываю на встречу в скором будущем.
-- Что нового о здоровье Кэт?
-- Подтвердилось, -- вздохнул атташе. -- Итак, Юл, мне
очень жаль, но тебе придется поехать туда.
-- Так я и думал.
-- Ты ни в чем не нуждаешься?
-- У меня все с собой, как у доброго паломника.
-- Хорошо. Как это по-русски: желаю удачи?
-- Именно так, черный. Спасибо. Надеюсь, скоро увидимся.
-- Надеюсь, червяк. Счастливой дороги.
Юл поиграл своим "жучком", разглядывая его, будто видел
впервые в жизни. "Жучок" был выполнен в виде брелока для
ключей: маленький зеленый крокодильчик. Почему-то рассыпались
мысли, и собрать их пока не удавалось. То, что надо ехать,
неожиданностью не оказалось. Отдохнуть от грязного, шумного,
душного даже весной города -- тоже неплохо. Предстоящая встреча
с отцом Александром? Неприятно, конечно, видеть человека,
которого ты взял и незаслуженно обидел -- обидел сильно и
зло... впрочем, не так уж и незаслуженно... Нет, Юл, сказал он
сам себе, это не важно, отождествляет ли человек себя со своим
государством или нет -- важно, чтобы ты его не отождествлял. И
если отец Александр полагает себя ответственным за бытие
Православной Российской Империи, то это вовсе не значит, что он
действительно в ответе за все, что там происходит... Нет, не
только это. Что-то еще не позволяло с легкой душой забраться в
огромную кабину грузовика и отправиться на встречу с природой,
в окрестности Долины Священных Рощ Игрикхо. Юл сунул
крокодильчика в карман. Разберемся по ходу дела...
С мягким жужжанием откатилась дверь, и появился священник
отец Дионисий, хозяин кабинета, тот самый третий секретарь
представительства, которому должен был позвонить австралиец
Петров. В задумчивости остановился он на пороге, не решив еще,
видимо: входить в кабинет или отправляться дальше по каким-то
своим секретарским делам. Отец Дионисий был красив, как
онейроп. Возможно, он был вообще самым красивым мужчиной,
которого Юл видел в реальной действительности. Был он также
умен, и ходили слухи о его трениях с архиепископом. Сейчас он
смотрел на Юла в упор -- и не видел его.
-- Здравствуйте, Павел Андреевич, -- напомнил о себе Юл.
-- Ох, извините, Юлий Владимирович, -- вернулся к
действительности отец Дионисий. -- Здравствуйте! Смотрю на вас
и не вижу...
-- Есть проблемы?
-- Проблемы... проблемы -- это слишком мягко сказано...
Игрикхо продолжают свое. Трех младенцев украли даже в
столице...
-- За сто километров? -- не поверил Юл.
-- Для них это ночь пути. Двух девочек и мальчика.
Мальчика не успели даже окрестить... И -- ничего не сделать...
-- Вспомните -- четыре года назад...
-- Не совсем... не совсем так... четыре года назад... --
он замолчал, нахмурившись, прислушиваясь к чему-то в себе, но
Юл знал, чего он не договорил.
Четыре года назад не было "Купели".
-- Да, Павел Андреевич, -- сказал Юл, -- что там с моим
делом?
-- Вы уж извините -- не получилось у меня ничего. Не
позволили. Даже слушать не стали. Вы же их знаете -- иной раз
упруться...
-- Когда-нибудь я просто вырою подкоп под библиотеку, --
сказал Юл. -- И тем самым открою себе неограниченный абонемент.
Вы не знаете -- там полы деревянные или каменные?
-- Надеюсь, что вы шутите, -- сказал отец Дионисий.
-- В каждой шутке есть доля шутки... -- проворчал Юл. -- А
если попробовать прямо сказать, что это необходимо для того,
чтобы разобраться с проблемой студентов?
-- Именно так я и поступил, -- сказал отец Дионисий.
-- А нельзя ли... м-м... попросить архиепископа?..
-- Попросить? Попросить можно... -- отец Дионисий не то
усмехнулся, не то поморщился. -- Вы не обидитесь, если я прямо
скажу, что Его Преосвященство никогда не станет хлопотать за
нехристя, да еще по фамилии Седых?
-- А вас это не смущает -- и фамилия, и что нехристь?
-- Это моя работа -- общаться с иностранцами. Кроме
того... кроме того, я понимаю, что за месяц работы в
книгохранилище мы узнаем больше, чем за все годы нашего
пребывания тут.
-- Так значит, я могу рассчитывать на вас?
-- Я сделаю все возможное. Но вы же знаете -- с повторной
просьбой можно обращаться только после следующего пустого дня.
-- Когда им нужны антибиотики, они забывают о
регламентации, -- проворчал Юл. -- Это дней через пятьдесят?
-- Через сорок восемь, если быть точным. Кстати -- вы не
помните, когда сегодня будет прохождение "Европы"?
-- Было утром и будет около полуночи. Да, вам ведь звонил
некто Петров...
-- Он прилетел?
-- Прилетел, и я сказал ему, чтобы он приезжал сразу сюда.
-- Спасибо, -- сказал отец Дионисий. -- С этими Игрикхо я
совсем забыл про него. И вот еще что: переводчица группы
Филдинга заболела...
-- Да, мне сказал атташе. Я готов. Но -- вы-то как будете
обходиться без переводчика?
Отец Дионисий сделал неопределенный жест.
-- Обратимся к Мрецкху. Да и, Бог даст, отец Афанасий
вот-вот на него поднимется.
-- Настоящая эпидемия, -- сказал Юл. -- Отец Афанасий,
Боноски, Селеш, Хомерики, теперь вот -- Кэтрин... Остались Ким
и я.
-- Что и доказывает. Юлий Владимирович, что вы такой же
переводчик, как я -- онейроп, -- отец Дионисий широко улыбнулся
и пояснил: -- Шучу.
-- Вы не знаете, в таком случае, чей именно я агент? --
прищурился Юл. -- Омска, Ростова или, может быть, Петербурга?
-- Я приношу вам самые искренние извинения, -- сказал отец
Дионисий. -- Я глупо пошутил. Простите меня.
-- Дело в том, -- сказал Юл, -- что я слышу эту шутку уже
не в первый раз.
-- Вы имеете в виду тот инцидент с отцом Александром?
-- И его тоже.
-- Что поделаешь... Вы должны простить нас: россиянам
трудно расстаться с представлением, что каждый подданный
Конфедерации просто обязан быть шпионом.
-- Да уж... -- неопределенно хмыкнул Юл. Это он знал не
понаслышке: во все свои приезды в Москву он ощущал плотный и
наглый, на грани фола, прессинг во всем диапазоне: от
примитивного уличного топтания и обысков в номере в его
отсутствие до попыток тотального эхосканирования -- так что
приходилось постоянно, не снимая, носить на голове обруч
охранителя. Все впечатления о Москве были приправлены головной
болью и зудом от плотно сидящего обруча. Гаррота, вспомнил Юл
нужное слово.
-- Так я пойду, встречу Петрова, -- сказал он, вставая.
-- Да, пожалуйста, -- сказал отец Дионисий. -- И если у
него окажутся лишние вещи -- оставьте их в своей комнате,
хорошо?
Юл вышел из здания в тот самый момент, когда в ворота
в'езжал кремового цвета лимузин -- изготовленная на Земле
имитация здешней марки "Золотое дерево". Не успела машина
остановиться, как из нее выкатился кругленький, упругий,
дочерна загорелый человечек в белой безрукавке и шортах.
-- О! -- сказал он. -- Ну и жарища тут у вас! Это с вами я
говорил по телефону?
-- Со мной, -- сказал Юл. -- Где ваш багаж?
Ночь здесь всегда, в любое время года, наступала
мгновенно. По серпантину взбирались в полной темноте. Шофер
Цуха, из "детей дождя" -- так назывались подкидыши к воротам
Дворца, очень интересная социальная группа, имевшая даже свой
язык, впрочем, похожий на Понго; их воспитывали так, что ни
солгать, ни подвести хоть в малом они просто не могли; они
работали или служили там, где эти качества были необходимы, а
на карьеру рассчитывать не приходилось, -- Цуха вел машину
медленно, всмсатриваясь в сверкающее, как река на восходе,
полотно дороги; с некоторых пор все дороги, ведущие к Священным
Рощам, два-три раза в год посыпали битым стеклом, дабы босые
паломники...
-- Камень, -- сказал Цуха.
Камень -- толстенная плита размером с письменный стол отца
Дионисия -- лежал посредине дороги. Весу в нем было никак не
меньше тонны. Пока Юл скреб подбородок, размышляя, что делать,
Цуха снял с крыши кабины щит из досок, и втроем они положили
щит так, чтобы получился пандус. По этому пандусу Цуха провел
грузовик. Доски похрустывали и поскрипывали, но выдержали
пятнадцатитонную машину.
-- Крепкое дерево, -- с уважением сказал Петров.
-- Что он говорит? -- спросил Цуха.
-- Он говорит, что крепкое дерево, -- перевел Юл.
-- Да, -- сказал Цуха. -- Очень крепкое. Серое дерево
очень крепкое. Очень крепкое и очень дорогое. Скажи ему.
-- Дюймовая доска из этого дерева не пропускает
пистолетную пулю, -- сказал Юл. -- Раньше из него делали латы,
щиты...
-- Опять камень, -- сказал Цуха.
-- На этот раз не пришлось выходить из машины: камень
лежал на краю дороги, и можно было протиснуться. Цуха прижал
грузовик к скале, стал медленно, по сантиметру, проводить его
мимо камня -- и вдруг газанул, с ревом и скрежетом продрался на
свободу, погасил огни и вслепую, наугад проехал метров сто.
-- Что с тобой? -- спросил Юл.
-- Сейчас, -- сказал Цуха. -- Шевельнулась земля...
Позади раздался короткий обвальный гул, удар. Грузовик
подпрыгнул.
-- Боже мой, -- прошептал Петров. -- Что это?
-- Змея Гакхайе, -- сказал Юл. -- Под этой дорогой
погребена великая змея Гакхайе. Когда начинается ночь, змея
вспоминает, что пора идти на охоту...
Цуха, открыв дверцу и встав на сиденье, всматривался
поверх кузова в то, что происходит сзади. Потом сел, завел
мотор, включил фары и повел машину быстро, как только мог. Лицо
его блестело от пота.
-- Вам вольно шутить, -- начал было Петров и оборвал себя:
сзади опять донесся -- теперь далекий -- обвальный грохот.
-- Успели, хвала Создателю, -- прошептал Цуха на языке
"детей дождя": с артиклями и редуцированными гласными; та же
самая фраза на Понго могла привести прямиком в петлю, так как
означала бы: "Мы вздрючили Создателя".
-- Они сами падают? -- спросил Петров.
-- Иногда сами, -- ответил Юл.
-- А у меня окошко разбилось, -- пожаловался Петров. -- Я
его локтем задел, а оно выпало.
Только сейчас Юл почувствовал, что кабина полна свежего
холодного воздуха.
-- Ничего, -- сказал он. -- Скоро приедем. Не замерзнете?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента