Лена Де Винне
Разноцветное. Сборник стихов
…Я Вам открыл столько стихов шкатулок,
Я – бесценных слов мот и транжир.
В.В. Маяковский
Вступительное
Я поняла, что когда я не вижу ледяной нашив, пускающий серебряную позолоту по волнам замерзающей памяти, мне не может присниться понимание того, как раскроется в вечности воспоминание о моих мечтах.
Их цвет, их форма, их запах… Запах мечты о прошлом – они уже никогда не придут ко мне без зова, без просьбы. А порой и без мольбы – мольбы напомнить, что в том измерении, где сейчас живёт моё детство, по-прежнему царят Солнце, и Счастье, и Книжки-раскраски.
Стоит поводить по ним мокрой кисточкой и блёклые очертания заиграют яркими сочными цветами, станут перетекать друг в друга, размазывая рисунок. Впрочем, это уже неважно.
Мой Город покрасили цветным. Вот оно – счастье!..
ПОДРАМНИК С ХОЛСТОМ
Непрозаическое
Непроза – ещё не стихи.
Поэзия – это к кумирам.
С графитовым стержнем в руке
Крадусь я за мыслью игривой,
Зашедшей опять невпопад
В мой мозг, заблудившийся в жизни.
Её на ходу запишу
В слова – обрамление мысли.
Непоэтическое
Лирика в непрозе – вовсе не поэзия.
Ритмика в рассказе – часто не стихи.
Сочетание трёхцветности – ещё не триколор.
А слова не в рифму – от прозы далеки…
ПАЛИТРА И КИСТИ
Музейное
Опять сходила в Прадо
И к удивленью своему на этот раз
Влюбилась в Гойю.
Итальянцы, что трёхмерности
Не знали вплоть до Ренессанса,
И Боско (так испанцы окрестили Босха)
конечно же остались просто в радость.
Дыханье же моё свело от света,
струящегося сквозь портеты знати
Испанской восемнадцатого века.
Мечтала в детсве я, Фейхтвангера читая,
Побыть той самой герцогиней Каэтаной Альбой.
С одеждами иль без, позируя с натуры.
Пред нею, спрятанной под именем простолюдинки Махи,
Стоит толпа. И тоже, как и я, поглощена сияньем.
Я ж думаю про Каэтану.
Каково на самом деле было
Ей в жизни той?
* * *
И Фра Анжелико, и весть твоя благая
Спокойным розовым, который после Рубенс
В тонах восхода Солнца подарил.
На тёмно-голубом родился Млечный Путь,
Смеялся Геркулес, и при грудном кормленьи
Мамой-нимфой рассыпал молоко
По небу. С этих пор сияют звёзды нам
Не просто искрами во тьме, а по дорожке.
* * *
Малютки старческого вида
С недетскими одеждами и грустными глазами.
Веласкеса черты. И многия мужчины
В черныя одежды.
Вечеря и распятья. И кошмары грешников.
Я богохульственно не верю в ад.
И в рай по книгам тоже я не верю.
Лишь верю в жизнь, что будет бесконечно повторяться,
Дарить возможности и радость бытия.
На улицу взгляните: в окнах Солнце!
* * *
Благословлённая Христом тринадцатого века из Героны,
С чертами примитивными, двуперстием простым
И симпатичными зверушками в ногах,
(На век позднее там уж рыбки – не зверушки)
Гляжу на Мемлинга и раннего ван Эйка.
И понимаю, наконец, в чём радость
Неоткрытой перспективы:
На их полотнах боль распятья и мучений
Не выглядит реальной.
Цвета такие, будто сказка скоро
Закончится счастливейшим концом.
Проснётся, улыбнувшись прошлому кошмару,
С минуты на минуту Добрейший Человек,
Что ничего плохого никому не сделал —
даже Понтию Пилату.
Кстати, в честь кого название «пилатес»?
* * *
Адам и Ева с яблоком от змия
В саду от Дюрера – почти что без деревьев.
Узнала – радость – как знакомые
На встрече непредвиденной. Однако
Змеюка всё ж струится аккуратно
Справа сверху.
* * *
Не знают многие, что Босх писал с натуры
В голландском городе с названием Ден Бос.
Там был приют умалишённых и калек,
Куда свозили всех несчастных из округи
И даже из далёких деревень.
Они же не всегда в приюте приживались
И часто расползались по деревне.
Вот их-то Босх с натуры рисовал.
Триптих его «Сады…» в подвале Прадо
Про древнюю Голландию напомнил.
* * *
У Рафаэля кардинал весь в красном.
Цвет сочный, несъедаемый веками.
И на других полотнах этих же веков
Одеты многие кто красно, кто бесцветно.
Неужто мантию создали потому,
Что был пигмент природный красный
самый стойкий?
Хоть всем известно, что ужасно дорогой.
* * *
Портреты знати вызывают сожаленье:
Жабо под шею. Лето и жара.
Одежды тёмные, тяжелые, тугие.
Не удивительно, что без улыбок все
И хмурятся сурово.
Духи, наверное, тогда изобрели.
* * *
А если похудеть сумею быстро,
То стану я на Грацию от Рубенса похожа. Целлюлитом.
Ореховое
Мотыга. Кочерга. Лопата.
И швабра, и топор.
Ведро 135 – как номер дома.
Чтоб в него попасть,
Звонить я буду дважды —
Так велели на многих языках
При входе.
Шесть шпицев (чучело одно)
И попугаи в клетке (чучел много).
Жена Жоржетта – Муза, и любовь всей жизни.
Зачем идти в теплицу рисовать,
Когда она на кухне и под боком?
Голубизна стены, как синева простора
Виднелась из окон,
Которые под шляпой с яблоком
Открыли занавески
И паровозом мысли
Съехали с камина в спальню. В самый центр.
И облако, и облако, и облако,
И отражение лица в затылке…
Жираф в стакане в мире сюра,
в котором у замочной скважины почти что
Провалился в полость ключ…
Гарцующая в полосатости деревьев
Гнедая кобылица, на которой
Девица вся в лиловом…
Окно разбилось. Вместе с ним
Куски пейзажа расставляли
Внутри квартиры
Хоть сломано, но ясно,
Как сложился паззл.
Он по дороге ниоткуда в никуда
Расставил все предметы:
статую Венеры (без лица),
И льва, и бочку.
И велосипед. И стол бильярдный. С кием.
На нем остались неподвижно три шара.
Игру сыграли постояльцы.
Почти кубически рисованная дама
Возлегает в параллелепипедной кровати
На подушке-рамке.
Навскидку – может и не он её писал?
Ан нет: у куба-декорации в картине
Нарушенная форма смысла.
Дверь, ветер, птица, чемодан,
Конь и часы, кувшин и, всё же, чемодан…
Друзья встречались в этой тесноте.
Как оказалось, в тесноте, да не в обиде.
Картину написал. И повернул.
И снова написал – на виде снизу.
Всё остальное – будто как и есть.
Так, может, мир и правда
Менее реален, чем мы видим?
Так длилось четверть века.
А потом концепция пошла в народ
И стала модной,
И даже повсеместно знаменитой.
В саду с орехами теперь музей Его (Магритта).
С соседних чердаков мурлычит голубь
И глядит прозрачность через небосветный глаз
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента