----------------------------------------------------------------------------
Перевод С.И.Соболевского
Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах.
Для высших учебных заведений.
Том 1. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Греческая литература.
М., "Просвещение", 1965
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------

Лисий
(Приблизительно 459-380 гг. до н. э.)

Лисий, вместе с Демосфеном принадлежащий к числу десяти выдающихся
канонических греческих ораторов V-IV вв. до н. э., родился, по-видимому,
около середины V в. до н. э. Лисий был уроженцем Афин, но по отцу считался
"метэком" (иностранцем, живущим в Афинах). В 404 г. при господстве
олигархов, "тридцати тиранов", Лисий должен был, как демократ, бежать из
Афин, но с восстановлением демократии в 403 г. вернулся и умер вскоре после
380 г. Лисий - по преимуществу судебный оратор (сохранились более или менее
полные 34 его речи), "логограф", то есть писатель речей для других (в
афинском суде каждый должен был защищаться и обвинять сам лично); в этих
речах он считался мастером "этопойий", то есть искусства составлять речи, по
своему стилю вполне соответствующие характеру, манере и образованию своего
клиента. Это искусство, сближающее логографа с драматическим поэтом, Лисий
особенно проявляет в "рассказах", составляющих часть судебной речи. Рассказы
в речах Лисия представляют важный этап в развитии греческой художественной
прозы. (Перевод всех речей С. И. Соболевского, изд. "Асаdemia", 1934.)


    ИЗ РЕЧИ "ОБ УБИЙСТВЕ ЭРАТОСФЕНА"



[Земледелец Евфилет убил любовника своей жены Эратосфена, застигнув его на
месте преступления. Евфилет опирается на закон, дозволяющий в этом случае
убийство, а его противники утверждают, что он сам заманил Эратосфена к себе
в дом и убил его из-за вражды и корысти. Дело разбиралось в афинском "суде
присяжных". "Рассказ" в этой речи, написанной Лисием для Евфилета,
отличается особенной яркостью: развертывается художественная драматическая
картина с рядом персонажей, из которых некоторые впоследствии будут типичны
для бытовой греческой комедии.]


[IV-III вв. до н. э. Здесь выступают доверчивый муж, его легкомысленная
жена, ее молодой любовник, служанка-посредница.]

(5) Я изложу вам все обстоятельства моего дела с самого начала, ничего
не пропуская, - все расскажу, по правде: единственное спасение себе я вижу в
том, если сумею рассказать вам все, как было.
(6) Когда я решил жениться, афиняне, и ввел в свой дом жену, то сначала
я держался такого правила, чтобы не докучать ей строгостью, но и не слишком
много давать ей воли делать, что хочет; смотрел за нею по мере возможности и
наблюдал, как и следовало. Но, когда у меня родился ребенок, я уже стал
доверять ей и отдал ей на руки все, что у меня есть, находя, что ребенок
является самой прочной связью супружества. (7) В первое время, афиняне, она
была лучшей женой в мире: отличная, экономная хозяйка, расчетливо
управлявшая всем домом. Но когда у меня умерла мать, то смерть ее сделалась
причиной всех моих несчастий. (8) Жена моя пошла за ее телом в похоронной
процессии; там ее увидал этот человек и спустя некоторое время соблазнил ее:
поджидая на улице нашу служанку, которая ходит на рынок, он стал через нее
делать предложения моей жене и, наконец, довел ее до несчастия. (9) Так вот
прежде всего, мужи афинские (надо и это рассказать вам), у меня есть домик,
двухэтажный, с одинаковым устройством верхних и нижних комнат как в женской,
так и в мужской половине. Когда родился у нас ребенок, мать стала кормить
его; но, чтобы ей не подвергать опасности здоровье, сходя по лестнице, когда
ей приходилось мыться, я стал жить наверху, а женщины внизу. (10) Таким
образом, уже было заведено, что жена часто уходила вниз спать к ребенку и
кормить его грудью, чтобы он не кричал. Так дело шло долго, и мне никогда не
приходило в голову подозрение; напротив, я был настолько глуп, что считал
свою жену самой честной женщиной в городе. (11) Время шло, мужи афинские, и
вот как-то я вернулся неожиданно из деревни; после обеда ребенок стал
кричать и капризничать: его нарочно для этого дразнила служанка, потому что
тот человек был в доме, впоследствии я все узнал. (12) Я велел жене пойти и
дать грудь ребенку, чтобы он перестал плакать. Она сначала не хотела, потому
будто бы, что она давно не виделась со мной и рада была моему возвращению.
Когда же я стал сердиться и велел ей уходить, она сказала: "Это для того,
чтобы тебе здесь заигрывать с нашей девчонкой; ты и раньше, выпивши,
приставал к ней". (13) Я смеялся, а она встала и, уходя, как будто в шутку
заперла дверь за собой и ключ унесла. Я, не обращая на это никакого внимания
и ничего не подозревая, сладко уснул, потому что вернулся из деревни. (14)
На рассвете она вернулась и отперла дверь. Когда я спросил, отчего двери
ночью скрипели, она отвечала, что в комнате у ребенка потухла лампа, и тогда
она послала взять огня у соседей. Я промолчал, думая, что так и было. Но
показалось мне, мужи афинские, что лицо у нее было набелено, хотя не прошло
еще и месяца со смерти ее брата; но все-таки и тут я ничего не сказал по
поводу этого и вышел из дома молча. (15) После этого, мужи афинские, прошло
немало времени; я был далек от мысли о своих несчастиях. Вдруг однажды
подходит ко мне какая-то старуха, подосланная женщиной, с которой он был в
незаконной связи, как я потом слышал. Та сердилась на него, считая себя
обиженной тем, что он больше не ходит к ней по-прежнему, и следила за ним,
пока, наконец, не открыла, какая тому причина. (16) Так вот эта служанка,
поджидавшая меня возле моего дома, подошла ко мне и сказала: "Евфилет, не
думай, что я подошла к тебе из праздного любопытства: нет, человек,
наносящий оскорбление тебе и твоей жене, вместе с тем - и наш враг. Так,
если ты возьмешь служанку, которая ходит на рынок и прислуживает вам за
столом; и допросишь ее под пыткой, то узнаешь все. А человек, который делает
это, - прибавила она, - Эратосфен, из дема {Демы - округи, на которые
разделялась Аттика, область Греции.} Эи: он соблазнил не только твою жену,
но и многих других. Это уж его специальность". (7) Так сказавши, мужи
афинские, она ушла, а меня это сейчас же взволновало; все мне пришло на ум,
и я был полон подозрения: я стал думать о том, как она заперла меня в
спальне, вспомнил, как в ту ночь скрипела дверь, ведущая со двора в дом, и
та, которая выходит на улицу, чего раньше никогда не случалось, а также и
то, что жена, как мне показалось, была набелена. Все это пришло мне на ум, и
я был полон подозрения. (18) Вернувшись домой, я велел служанке идти со мной
на рынок. Я привел ее к одному из своих друзей и стал говорить, что я все
узнал, что делается у меня в доме: "Так вот, можешь выбирать из двух любое:
или я тебя выпорю и сошлю на мельницу {Тяжелая работа на мельнице была
обычным наказанием рабов.}, где конца не будет твоим мукам, или, если ты
скажешь всю правду, тебе не будет ничего дурного, и ты получишь от меня
прощение за свою вину. Но только не лги, говори правду". (19) Она сперва
стала было отпираться и говорила, что я волен делать, что хочу, так как она
ничего не знает; когда же я назвал ей Эратосфена и сказал, что это он ходит
к моей жене, она испугалась, подумав, что я все знаю доподлинно. (20) Тут
она уж бросилась мне в ноги и, взяв с меня обещание, что ей ничего худого не
будет, стала рассказывать прежде всего, как после похорон он подошел к ней,
затем, как она сама, наконец, передала его предложение госпоже, как та после
долгого времени сдалась на его убеждения и какими способами она принимает
его посещения; как на Фесмофориях {Праздник в честь богини плодородия
Деметры и ее дочери Персефоны; в нем могли участвовать лишь замужние
женщины.}, когда я был в деревне, она ходила с его матерью в храм; и все
остальное, что произошло, она в точности рассказала. (21) Когда она кончила,
я сказал: "Смотри же, чтоб ни одна душа не узнала об этом, а то весь наш
договор с тобою нарушен. Но я хочу, чтоб ты доказала мне на месте
преступления: слов мне не надо, но раз дело обстоит так, нужно, чтобы
преступление стало очевидным". (22) Она на это согласилась. После этого
прошло дня четыре-пять... как я вам докажу это вескими аргументами. Но
сначала я хочу рассказать, что произошло в последний день. Сострат - мне
друг и приятель. Я встретился с ним после заката солнца, когда он шел из
деревни. Зная, что, вернувшись в такой час, он ничего не найдет дома
съестного, я пригласил его отобедать со мной. Придя ко мне домой, мы
поднялись в верхний этаж и стали обедать. (23) Поблагодарив меня за
угощение, он ушел домой, а я лег спать. И вот, мужи афинские, пришел
Эратосфен. Служанка сейчас же разбудила меня и сказала, что он тут. Я велел
ей смотреть за дверью, молча спустился вниз и вышел из дому, Я заходил к
одному, к другому: одних не застал дома, других, оказалось, не было в
городе. (24) Взяв с собой сколько можно было больше при таких
обстоятельствах людей, я пошел. Потом, взяв факелы в ближайшей лавочке, мы
вошли в дом: дверь была отворена служанкой, которой было дано это поручение.
Толкнув дверь в спальню, мы, входившие первыми, увидели его еще лежавшим с
моей женой, а вошедшие после - стоявшим на кровати в одном хитоне. (25).
Тут, мужи афинские, я ударом сбил его с ног и, скрутив ему руки назад и
связав их, стал спрашивать, на каком основании он позволяет себе такую
дерзость: входить в мой дом. Он вину свою признал, но только слезно молил не
убивать его, а взять с него деньги. (26) На это я отвечал: "Не я убью тебя,
но закон нашего государства; нарушая закон, ты поставил его ниже твоих
удовольствий и предпочел лучше совершить такое преступление по отношению к
жене моей и детям, чем повиноваться законам и быть честным гражданином".
(27) Таким образом, мужи афинские, он получил то возмездие, которое, по
повелению закона, должны получать подобного рода преступники; но при этом он
не был втащен силой с улицы в дом и не прибег к домашнему очагу, как
утверждают обвинители. Да и как он мог прибегнуть к нему, когда он еще в
спальне, как только я его ударил, тотчас же упал, когда я скрутил ему руки
назад и когда в доме было столько людей, через которых он не мог пробиться,
не имея ни ножа, ни палки - словом сказать, ничего, чем бы он мог
обороняться от вошедших. (28) Но, мужи афинские, как и вам, я думаю,
известно, люди, совершающие незаконные деяния, никогда не признают того, что
их противники говорят правду, а сами лживыми уверениями и тому подобными
неблаговидными средствами стараются возбудить в слушателях негодование
против лиц, на стороне которых находится право.