Андрей Ливадный
Далекая Звезда
(ЭКСПАНСИЯ: История Галактики — 12)
Глава 1
Андрей Дерягин искренне надеялся, что его не коснется полыхающая в космосе война.
Впрочем, подобного заблуждения придерживались многие, кому не довелось вернуться из битв Первой Галактической. Маховик противостояния Земного Альянса и Свободных Колоний, раскрутившись, уже не мог остановиться сам по себе, с каждым годом вовлекая в круговорот событий все больше людей.
Военными становились все, даже представители самых мирных профессий.
До начала конфликта между Землей и Колониями Андрей считал, что работает на перспективное освоение новых для человечества миров, но начавшиеся события (как выяснилось позже) извратили суть его исследований, поставив их на служение богу войны.
Финал многолетнего противостояния близился, наступление скорой развязки ощущалось во всем, но пятеро ученых, одновременно составляющих «штатный» экипаж фрегата «Одиссей», на борту которого располагались все исследовательские комплексы, никогда не принимали участия в боевых действиях, они старательно сторонились всего, связанного с войной, сконцентрировавшись на изучении перспективных вопросов планетного преобразования, экзобиологии и других аспектов, так или иначе связанных с выживанием человека в биосфере чуждых планет.
Какой процент их разработок впоследствии использовался для применения в боевой практике, ни Дерягин, ни его сослуживцы предпочитали не знать, отгораживаясь таким образом от всяческих внутренних сомнений в целесообразности перспективных исследований.
Им никто не мешал. Изредка, не чаще одного раза в год, фрегат инспектировали проверяющие из штаба флота, но, как правило, любой подобный визит носил чисто формальный характер, ученых не трогали, позволяя заниматься многолетними экспериментами.
На этот раз все сложилось иначе.
Корабль, вошедший в вакуум-док фрегата, прибыл в сопровождении звена аэрокосмических истребителей, которые не стали осуществлять процедуру стыковки, изменив построение, они приступили к патрулированию, в то время как десантный катер начал процедуру шлюзования на внутреннем космодроме «Одиссея».
Андрей не стал беспокоить своих коллег (подчиненными он их давно не считал, хотя формально возглавлял все проекты исследований и являлся капитаном космического корабля) — никаких «построений» он не допускал даже в мыслях. Вообще Дерягин больше походил на рассеянного, углубленного в собственные размышления и не всегда адекватно воспринимающего реальность ученого, чем на капитана боевого фрегата.
Процесс шлюзования завершился, в переходной камере, куда из вакуум-дока перешел только один человек, давление уравнялось с бортовым, и массивный люк с легким шипением скользнул в сторону.
Прибывший офицер (со знаками различия полковника ВКС на гермоэкипировке) переступил порог шлюза, привычным движением разгерметизировал шлем, позволив тому разделиться на четыре сегмента, тут же потерявших жесткость и форму, затем разомкнул шейное кольцо скафандра, взглядом поискал андроида из штата технического персонала, но на предшлюзовой площадке его поджидал только Дерягин, и полковнику поневоле пришлось справляться самому. Впрочем, выход из положения он нашел быстро, просто положив составные части гермошлема на ближайший технический стол, предназначенный для подготовки и проверки экипировки десантными подразделениями.
— Бардак на борту! — раздался его недовольный голос. — Капитан Дерягин? Почему не докладываете по форме?
— Не приучен, — с вызовом ответил Андрей.
— То есть? — недобро прищурился полковник.
— Я возглавляю группу ученых, а капитаном корабля меня сделали, можно сказать, насильно.
— Ладно, — подумав, полковник протянул руку. — Романов. Денис Иванович. Ваш новый непосредственный командир. Говоря гражданским языком — начальник, или как там у вас принято?
Дерягин пожал плечами. Начальник, командир, какая разница?
— Дерягин Андрей Николаевич, — сухо представился он. — Возглавляю научно-исследовательский комплекс перспективных проектов в области планетного преобразования, ксенобиологии, короче, всего, что касается чуждых человеку биосфер, их изучения, преобразования…
— Я в курсе, — прервал его пояснения Романов. — В общих чертах, конечно. И все же, капитан, нравится вам существующее положение вещей или нет, но мы сейчас стоим на внутренней палубе боевого фрегата, и у меня к вам есть ряд вопросов, касающихся боевой готовности космического корабля, входящего в состав подчиненного мне флота.
— Спрашивайте, — пожал плечами Андрей. — Что знаю — отвечу. Хотя главная кибернетическая система «Одиссея»…
— Отчет кибернетической системы я просмотрел, — перебил его полковник Романов. — Бортовой компьютер фрегата, в отличие от вас, предоставляет необходимые данные раз в сутки.
— Тогда в чем проблема, не понимаю?
— Капитан, а элементарное представление о субординации вы имеете?
— Имею. — Андрей раздражался все больше и даже не пытался скрыть своего неудовольствия. — Только предупреждаю сразу, если вы еще не поняли: я ученый. И четыре формально подчиненных мне человека — тоже ученые. Мы занимаемся научными разработками, а тот факт, что наши лаборатории впихнули в оболочку боевого фрегата, нисколько не изменил моего отношения ни к войне, ни к тем, кто ее ведет.
— Значит, вы пацифист? — не то с иронией, не то с горькой издевкой в голосе осведомился Романов.
— Нет, — отрезал Дерягин. — У нас бессмысленный спор, полковник. Вы можете сколь угодно долго бесноваться тут, заставляя меня отвечать на дурацкие вопросы, но рано или поздно — улетите, как любой из ваших предшественников. А я останусь. И люди, с которыми я проработал много лет рука об руку, тоже останутся тут. Потому что мы нужны флоту, но не как расходный материал в очередном сражении, а как исследователи. Так что прекратите меня «строить», если есть конкретные вопросы, задавайте.
Андрей ждал, что Романов сейчас начнет орать на него, но тот лишь вздохнул.
— Не будем пререкаться, — он миролюбиво протянул руку. — Ваш фрегат действительно имеет особый статус. Изменять я его не намерен, равно как вмешиваться в работу научной группы. Однако, капитан, существуют обстоятельства, вынудившие меня лично проинспектировать корабль.
— Какие-то неполадки в работе бортовых систем? — Дерягин спросил вполне искренне, он хоть и числился на должности капитана, но воспринимал окружающий его механо-кибернетический мир скорее как свой дом. Не желая вмешиваться в работу систем автоматического самоподдержания, исполнявших множество рутинных функций, он лишь экономил собственное время и нервы. Случись на борту что-то действительно серьезное, какая-то неполадка, с которой не смогли бы справиться автономные кибернетические механизмы из подразделения технической поддержки, он бы, естественно, знал об этом. Однако за последнее время никаких тревожных сигналов от автоматики не поступало, о чем он и сообщил полковнику Романову.
— Дело не в технических неисправностях, — ответил Денис Иванович и, оглядевшись по сторонам, предложил: — Может быть, мы найдем для беседы более подходящее место?
— Да, безусловно… — спохватился Дерягин. — Думаю, в моем рабочем отсеке будет удобно.
— Лучше поднимемся на командный мостик.
— К чему? Там «царство автоматики».
— А вот данный вопрос я как раз и хотел уточнить, — непреклонно ответил Романов.
— Прошу. — Андрею не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться, проводив проверяющего к лифту.
К своему стыду, он не помнил, что именно нужно ввести с сенсорной клавиатуры для обеспечения доступа в командный отсек постороннего офицера в качестве сопровождающего.
— Не беспокойтесь, — прервал его мучительное замешательство полковник Романов. Достав личный кодон, который Денис Иванович носил на запястье правой руки на тонкой, прочной цепочке, он коснулся овальным чипом окошка сканера, и через пару секунд в информационном сегменте панели доступа появился зеленый индикатор с цифрой «2», а массивный люк вздрогнул и медленно начал сдвигаться в сторону, исчезая в переборке.
…На боевом мостике царил полумрак. Экраны телескопического обзора были погашены, большинство приборных панелей подсвечивали лишь сиротливые огоньки индикаторов энергосберегающего режима.
— Так. — полковник окинул отсек внимательным, хозяйским взглядом и, сев в кресло, спросил: — А теперь объясните мне, Андрей Николаевич, кто вам позволил отключать модули «Одиночки»?[1]
— Я ничего тут не трогал, — развел руками Дерягин усаживаясь в кресло командира корабля.
— Думаете, мне больше нечего делать, кроме как лично инспектировать корабли? — насупился Романов. — В автоматически формируемом отчете, отправляемом с борта фрегата в технический отдел штаба флота, нет никаких данных по статусу и состоянию модулей искусственного интеллекта. Если их не выключили вы, то кто это сделал?
— Кроме меня на боевой командный мостик не заходит никто.
— Уверены?
— Доступ есть только у командира корабля.
— Верно. В таком случае, почему бы вам не ответить честно: да, я отключил «Одиночек» по таким-то и таким-то соображениям?
— Я не делал ничего подобного! — упрямо ответил Дерягин.
— Ладно, — Романов пожал плечами. — Сейчас проверим. Давайте поменяемся местами ненадолго.
Андрей молча уступил свое кресло. Полковник вновь коснулся личным кодоном соответствующего по размеру окошка сканера, получая полномочия доступа к боевым подсистемам фрегата. Разгоняя сумрак, в воздухе над пультом сформировалось пять голографических мониторов; кроме визуального вывода информации трепетно оживший индикатор возвестил о прямой передаче данных в имплант Романова.
Через несколько минут, полностью изучив полученные по запросу данные, Денис Иванович откинулся на спинку командирского кресла.
Взгляд у полковника был задумчивым.
— Примите мои извинения, капитан, — наконец произнес он. — Вы действительно не отключали модули искусственного интеллекта. В системе фрегата их попросту нет.
— Ну, вот видите. Я же вам говорил, — облегченно вздохнул Андрей.
— Зря вы так обрадовались, — тут же осадил его полковник. — Для меня, да и для вас, было бы проще, оправдайся мое первоначальное предположение о некоторых фобиях капитана фрегата «Одиссей» относительно систем искусственного интеллекта.
— Не понимаю, в чем проблема?… — начал было Дерягин, но Романов остановил его не терпящим возражений жестом.
— Проблема в том, что идет война. И она докатилась до границ Солнечной системы. Будь на борту вверенного вам фрегата полноценный комплект «Одиночек», я бы ограничился выговором капитану Дерягину, заставил бы включить их и… вздохнул бы с облегчением. А теперь что мне прикажете делать?
— Но я — то в чем виноват? — вскинул голову Дерягин.
— Вы? Да, собственно, вы конкретно не виноваты, — вздохнул Романов. — Спрашивать надо с тех, кто монтировал подсистемы фрегата. Кстати, как давно происходила реконструкция?
— Лет десять назад. Точно не помню. Вы хотите есть? — неожиданно спросил Дерягин, который из-за внезапного визита полковника встал раньше обычного и даже не успел позавтракать.
— Не откажусь, — ответил Романов. — А что, на борту прием пищевых таблеток — ритуал?
— Мы не питаемся таблетками, полковник. Под броней фрегата скрыт самый мощный из известных мне на сегодняшний день комплексов биологических лабораторий. Неужели вы думали, что мы заменяем пищу таблетками?
— Конечно.
— Сейчас я вас удивлю. Вы, наверное, забыли, что такое настоящая еда?
— Не помню, когда ел по-настоящему в последний раз. Ладно. У меня предложение — давай, во-первых, на «ты», капитан, а во-вторых, мне теперь торопиться некуда, в связи с открывшимися обстоятельствами буду вынужден задержаться, так что от нормальной еды не откажусь. Но придется совмещать приятное с полезным, так что прикажи доставить обед сюда. Нужно кое-что подправить в боевых подсистемах, и поговорить нам не помешает.
— Сейчас распоряжусь, — коротко ответил Дерягин, у которого камень свалился с души.
Что представляют собой «Одиночки», он знал и был откровенно рад, что их не обнаружилось в составе бортовых кибернетических систем.
Грусть пряталась в глазах Романова, скрыть ее не давали ранние лучики морщин, да полковник и не старался рисоваться. Некоторое время он молчал, что-то обдумывая, а затем, подведя итог кратким размышлениям, неожиданно произнес: — Нет «Одиночек», и ладно. Не все ж им балом править. Я вообще за последние годы в первый раз сталкиваюсь с кораблем, где экипаж — исключительно люди.
— Да какой из нас экипаж. — Андрей махнул рукой. — Воевать мы не умеем, предупреждаю сразу.
— А вот зря не умеете, — вновь нахмурился Романов. — Жизней своих не жалко? Налетят истребители или штурмовики, что делать станете? Умирать?
Дерягин вздрогнул. Над такой трактовкой вопроса военной подготовки он как-то не думал.
— Вы уже не в глубоком тылу, капитан, а почти на передовой. Атаку флота Свободных Колоний на Солнечную систему можно ждать в любое время.
— Но, помилуйте, полковник, я сейчас объясню вам: ядром конструкции, которую вы только что так громко назвали «космическим кораблем», на самом деле являются биологические лаборатории и несколько модулей производства, где мы создаем перспективную аппаратуру. Около десяти лет тому назад приказом командующего флотом исследовательские сегменты переместили с орбитальной станции, вмонтировав в корпус фрегата, — теперь лаборатории и производственные отсеки действительно скрыты под внешней конструкцией из брони, нам даже восстановили гиперпривод и двигатели планетарной тяги, которые фрегат потерял в боях, но разве…
— Вы что, серьезно считали, что все делалось ради маскировки? — иронично и немного раздраженно перебил его Романов. — Нет, — он покачал головой. — Я нахожусь на борту космического корабля. Не бутафорского, а настоящего. Ну что мне с вами, учеными, делать?
— Оставить в покое? — в тон ему предположил Андрей.
— Легко, — кивнул полковник. — Только боевые кибермеханизмы Флота Колоний церемониться не станут. Разнесут вас в космическую пыль, и кому легче? Вам? Мне?
— Так что же вы от меня в конце концов хотите? — не выдержал Дерягин.
— Хочу, чтобы у вас был шанс выжить. Больше ничего. Будете осваивать управление кораблем, или я поставлю сюда системы искусственного интеллекта.
На трехъярусном столике истекали ароматами несколько блюд, о составе которых Романову оставалось лишь догадываться. Слюна во рту внезапно свернулась клубком, он сглотнул, удивляясь нахлынувшим чувствам. Из разложенного на тарелках он с трудом узнал только мелко порезанные овощи да кусок хорошо прожаренного мяса.
Впрочем, подобного заблуждения придерживались многие, кому не довелось вернуться из битв Первой Галактической. Маховик противостояния Земного Альянса и Свободных Колоний, раскрутившись, уже не мог остановиться сам по себе, с каждым годом вовлекая в круговорот событий все больше людей.
Военными становились все, даже представители самых мирных профессий.
До начала конфликта между Землей и Колониями Андрей считал, что работает на перспективное освоение новых для человечества миров, но начавшиеся события (как выяснилось позже) извратили суть его исследований, поставив их на служение богу войны.
Финал многолетнего противостояния близился, наступление скорой развязки ощущалось во всем, но пятеро ученых, одновременно составляющих «штатный» экипаж фрегата «Одиссей», на борту которого располагались все исследовательские комплексы, никогда не принимали участия в боевых действиях, они старательно сторонились всего, связанного с войной, сконцентрировавшись на изучении перспективных вопросов планетного преобразования, экзобиологии и других аспектов, так или иначе связанных с выживанием человека в биосфере чуждых планет.
Какой процент их разработок впоследствии использовался для применения в боевой практике, ни Дерягин, ни его сослуживцы предпочитали не знать, отгораживаясь таким образом от всяческих внутренних сомнений в целесообразности перспективных исследований.
Им никто не мешал. Изредка, не чаще одного раза в год, фрегат инспектировали проверяющие из штаба флота, но, как правило, любой подобный визит носил чисто формальный характер, ученых не трогали, позволяя заниматься многолетними экспериментами.
На этот раз все сложилось иначе.
Корабль, вошедший в вакуум-док фрегата, прибыл в сопровождении звена аэрокосмических истребителей, которые не стали осуществлять процедуру стыковки, изменив построение, они приступили к патрулированию, в то время как десантный катер начал процедуру шлюзования на внутреннем космодроме «Одиссея».
Андрей не стал беспокоить своих коллег (подчиненными он их давно не считал, хотя формально возглавлял все проекты исследований и являлся капитаном космического корабля) — никаких «построений» он не допускал даже в мыслях. Вообще Дерягин больше походил на рассеянного, углубленного в собственные размышления и не всегда адекватно воспринимающего реальность ученого, чем на капитана боевого фрегата.
Процесс шлюзования завершился, в переходной камере, куда из вакуум-дока перешел только один человек, давление уравнялось с бортовым, и массивный люк с легким шипением скользнул в сторону.
Прибывший офицер (со знаками различия полковника ВКС на гермоэкипировке) переступил порог шлюза, привычным движением разгерметизировал шлем, позволив тому разделиться на четыре сегмента, тут же потерявших жесткость и форму, затем разомкнул шейное кольцо скафандра, взглядом поискал андроида из штата технического персонала, но на предшлюзовой площадке его поджидал только Дерягин, и полковнику поневоле пришлось справляться самому. Впрочем, выход из положения он нашел быстро, просто положив составные части гермошлема на ближайший технический стол, предназначенный для подготовки и проверки экипировки десантными подразделениями.
— Бардак на борту! — раздался его недовольный голос. — Капитан Дерягин? Почему не докладываете по форме?
— Не приучен, — с вызовом ответил Андрей.
— То есть? — недобро прищурился полковник.
— Я возглавляю группу ученых, а капитаном корабля меня сделали, можно сказать, насильно.
— Ладно, — подумав, полковник протянул руку. — Романов. Денис Иванович. Ваш новый непосредственный командир. Говоря гражданским языком — начальник, или как там у вас принято?
Дерягин пожал плечами. Начальник, командир, какая разница?
— Дерягин Андрей Николаевич, — сухо представился он. — Возглавляю научно-исследовательский комплекс перспективных проектов в области планетного преобразования, ксенобиологии, короче, всего, что касается чуждых человеку биосфер, их изучения, преобразования…
— Я в курсе, — прервал его пояснения Романов. — В общих чертах, конечно. И все же, капитан, нравится вам существующее положение вещей или нет, но мы сейчас стоим на внутренней палубе боевого фрегата, и у меня к вам есть ряд вопросов, касающихся боевой готовности космического корабля, входящего в состав подчиненного мне флота.
— Спрашивайте, — пожал плечами Андрей. — Что знаю — отвечу. Хотя главная кибернетическая система «Одиссея»…
— Отчет кибернетической системы я просмотрел, — перебил его полковник Романов. — Бортовой компьютер фрегата, в отличие от вас, предоставляет необходимые данные раз в сутки.
— Тогда в чем проблема, не понимаю?
— Капитан, а элементарное представление о субординации вы имеете?
— Имею. — Андрей раздражался все больше и даже не пытался скрыть своего неудовольствия. — Только предупреждаю сразу, если вы еще не поняли: я ученый. И четыре формально подчиненных мне человека — тоже ученые. Мы занимаемся научными разработками, а тот факт, что наши лаборатории впихнули в оболочку боевого фрегата, нисколько не изменил моего отношения ни к войне, ни к тем, кто ее ведет.
— Значит, вы пацифист? — не то с иронией, не то с горькой издевкой в голосе осведомился Романов.
— Нет, — отрезал Дерягин. — У нас бессмысленный спор, полковник. Вы можете сколь угодно долго бесноваться тут, заставляя меня отвечать на дурацкие вопросы, но рано или поздно — улетите, как любой из ваших предшественников. А я останусь. И люди, с которыми я проработал много лет рука об руку, тоже останутся тут. Потому что мы нужны флоту, но не как расходный материал в очередном сражении, а как исследователи. Так что прекратите меня «строить», если есть конкретные вопросы, задавайте.
Андрей ждал, что Романов сейчас начнет орать на него, но тот лишь вздохнул.
— Не будем пререкаться, — он миролюбиво протянул руку. — Ваш фрегат действительно имеет особый статус. Изменять я его не намерен, равно как вмешиваться в работу научной группы. Однако, капитан, существуют обстоятельства, вынудившие меня лично проинспектировать корабль.
— Какие-то неполадки в работе бортовых систем? — Дерягин спросил вполне искренне, он хоть и числился на должности капитана, но воспринимал окружающий его механо-кибернетический мир скорее как свой дом. Не желая вмешиваться в работу систем автоматического самоподдержания, исполнявших множество рутинных функций, он лишь экономил собственное время и нервы. Случись на борту что-то действительно серьезное, какая-то неполадка, с которой не смогли бы справиться автономные кибернетические механизмы из подразделения технической поддержки, он бы, естественно, знал об этом. Однако за последнее время никаких тревожных сигналов от автоматики не поступало, о чем он и сообщил полковнику Романову.
— Дело не в технических неисправностях, — ответил Денис Иванович и, оглядевшись по сторонам, предложил: — Может быть, мы найдем для беседы более подходящее место?
— Да, безусловно… — спохватился Дерягин. — Думаю, в моем рабочем отсеке будет удобно.
— Лучше поднимемся на командный мостик.
— К чему? Там «царство автоматики».
— А вот данный вопрос я как раз и хотел уточнить, — непреклонно ответил Романов.
— Прошу. — Андрею не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться, проводив проверяющего к лифту.
* * *
Доступ на боевой командный мостик фрегата «Одиссей» блокировала система безопасности. Андрей бывал тут редко, исключительно в силу необходимости при плановых технических проверках, требующих непременного присутствия командира корабля.К своему стыду, он не помнил, что именно нужно ввести с сенсорной клавиатуры для обеспечения доступа в командный отсек постороннего офицера в качестве сопровождающего.
— Не беспокойтесь, — прервал его мучительное замешательство полковник Романов. Достав личный кодон, который Денис Иванович носил на запястье правой руки на тонкой, прочной цепочке, он коснулся овальным чипом окошка сканера, и через пару секунд в информационном сегменте панели доступа появился зеленый индикатор с цифрой «2», а массивный люк вздрогнул и медленно начал сдвигаться в сторону, исчезая в переборке.
…На боевом мостике царил полумрак. Экраны телескопического обзора были погашены, большинство приборных панелей подсвечивали лишь сиротливые огоньки индикаторов энергосберегающего режима.
— Так. — полковник окинул отсек внимательным, хозяйским взглядом и, сев в кресло, спросил: — А теперь объясните мне, Андрей Николаевич, кто вам позволил отключать модули «Одиночки»?[1]
— Я ничего тут не трогал, — развел руками Дерягин усаживаясь в кресло командира корабля.
— Думаете, мне больше нечего делать, кроме как лично инспектировать корабли? — насупился Романов. — В автоматически формируемом отчете, отправляемом с борта фрегата в технический отдел штаба флота, нет никаких данных по статусу и состоянию модулей искусственного интеллекта. Если их не выключили вы, то кто это сделал?
— Кроме меня на боевой командный мостик не заходит никто.
— Уверены?
— Доступ есть только у командира корабля.
— Верно. В таком случае, почему бы вам не ответить честно: да, я отключил «Одиночек» по таким-то и таким-то соображениям?
— Я не делал ничего подобного! — упрямо ответил Дерягин.
— Ладно, — Романов пожал плечами. — Сейчас проверим. Давайте поменяемся местами ненадолго.
Андрей молча уступил свое кресло. Полковник вновь коснулся личным кодоном соответствующего по размеру окошка сканера, получая полномочия доступа к боевым подсистемам фрегата. Разгоняя сумрак, в воздухе над пультом сформировалось пять голографических мониторов; кроме визуального вывода информации трепетно оживший индикатор возвестил о прямой передаче данных в имплант Романова.
Через несколько минут, полностью изучив полученные по запросу данные, Денис Иванович откинулся на спинку командирского кресла.
Взгляд у полковника был задумчивым.
— Примите мои извинения, капитан, — наконец произнес он. — Вы действительно не отключали модули искусственного интеллекта. В системе фрегата их попросту нет.
— Ну, вот видите. Я же вам говорил, — облегченно вздохнул Андрей.
— Зря вы так обрадовались, — тут же осадил его полковник. — Для меня, да и для вас, было бы проще, оправдайся мое первоначальное предположение о некоторых фобиях капитана фрегата «Одиссей» относительно систем искусственного интеллекта.
— Не понимаю, в чем проблема?… — начал было Дерягин, но Романов остановил его не терпящим возражений жестом.
— Проблема в том, что идет война. И она докатилась до границ Солнечной системы. Будь на борту вверенного вам фрегата полноценный комплект «Одиночек», я бы ограничился выговором капитану Дерягину, заставил бы включить их и… вздохнул бы с облегчением. А теперь что мне прикажете делать?
— Но я — то в чем виноват? — вскинул голову Дерягин.
— Вы? Да, собственно, вы конкретно не виноваты, — вздохнул Романов. — Спрашивать надо с тех, кто монтировал подсистемы фрегата. Кстати, как давно происходила реконструкция?
— Лет десять назад. Точно не помню. Вы хотите есть? — неожиданно спросил Дерягин, который из-за внезапного визита полковника встал раньше обычного и даже не успел позавтракать.
— Не откажусь, — ответил Романов. — А что, на борту прием пищевых таблеток — ритуал?
— Мы не питаемся таблетками, полковник. Под броней фрегата скрыт самый мощный из известных мне на сегодняшний день комплексов биологических лабораторий. Неужели вы думали, что мы заменяем пищу таблетками?
— Конечно.
— Сейчас я вас удивлю. Вы, наверное, забыли, что такое настоящая еда?
— Не помню, когда ел по-настоящему в последний раз. Ладно. У меня предложение — давай, во-первых, на «ты», капитан, а во-вторых, мне теперь торопиться некуда, в связи с открывшимися обстоятельствами буду вынужден задержаться, так что от нормальной еды не откажусь. Но придется совмещать приятное с полезным, так что прикажи доставить обед сюда. Нужно кое-что подправить в боевых подсистемах, и поговорить нам не помешает.
— Сейчас распоряжусь, — коротко ответил Дерягин, у которого камень свалился с души.
Что представляют собой «Одиночки», он знал и был откровенно рад, что их не обнаружилось в составе бортовых кибернетических систем.
* * *
На самом деле полковник оказался вполне нормальным человеком.Грусть пряталась в глазах Романова, скрыть ее не давали ранние лучики морщин, да полковник и не старался рисоваться. Некоторое время он молчал, что-то обдумывая, а затем, подведя итог кратким размышлениям, неожиданно произнес: — Нет «Одиночек», и ладно. Не все ж им балом править. Я вообще за последние годы в первый раз сталкиваюсь с кораблем, где экипаж — исключительно люди.
— Да какой из нас экипаж. — Андрей махнул рукой. — Воевать мы не умеем, предупреждаю сразу.
— А вот зря не умеете, — вновь нахмурился Романов. — Жизней своих не жалко? Налетят истребители или штурмовики, что делать станете? Умирать?
Дерягин вздрогнул. Над такой трактовкой вопроса военной подготовки он как-то не думал.
— Вы уже не в глубоком тылу, капитан, а почти на передовой. Атаку флота Свободных Колоний на Солнечную систему можно ждать в любое время.
— Но, помилуйте, полковник, я сейчас объясню вам: ядром конструкции, которую вы только что так громко назвали «космическим кораблем», на самом деле являются биологические лаборатории и несколько модулей производства, где мы создаем перспективную аппаратуру. Около десяти лет тому назад приказом командующего флотом исследовательские сегменты переместили с орбитальной станции, вмонтировав в корпус фрегата, — теперь лаборатории и производственные отсеки действительно скрыты под внешней конструкцией из брони, нам даже восстановили гиперпривод и двигатели планетарной тяги, которые фрегат потерял в боях, но разве…
— Вы что, серьезно считали, что все делалось ради маскировки? — иронично и немного раздраженно перебил его Романов. — Нет, — он покачал головой. — Я нахожусь на борту космического корабля. Не бутафорского, а настоящего. Ну что мне с вами, учеными, делать?
— Оставить в покое? — в тон ему предположил Андрей.
— Легко, — кивнул полковник. — Только боевые кибермеханизмы Флота Колоний церемониться не станут. Разнесут вас в космическую пыль, и кому легче? Вам? Мне?
— Так что же вы от меня в конце концов хотите? — не выдержал Дерягин.
— Хочу, чтобы у вас был шанс выжить. Больше ничего. Будете осваивать управление кораблем, или я поставлю сюда системы искусственного интеллекта.
* * *
Их диалог был прерван появлением кибермеханизма, доставившего на боевой мостик обещанный Дерягиным обед.На трехъярусном столике истекали ароматами несколько блюд, о составе которых Романову оставалось лишь догадываться. Слюна во рту внезапно свернулась клубком, он сглотнул, удивляясь нахлынувшим чувствам. Из разложенного на тарелках он с трудом узнал только мелко порезанные овощи да кусок хорошо прожаренного мяса.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента