Святослав Логинов
Гибель замка Рэндол
Нет ничего живее несвоевременной смерти. Петух с отрубленной головой носится по двору, хлопая крыльями, как при жизни не доводилось, и разве что вместо громогласного кукареканья рвутся из пересеченной шеи кровавые брызги. Выделывая невиданные коленца, пляшет удавленник в петле. И даже к умирающему от тяжкой, все соки вытянувшей болезни за день до кончины возвращается юношеская живость. Среди орудий несвоевременной смерти живее всех - огонь. Огонь родился под центральной лестницей, чье дубовое великолепие скрывало каморку, полную самого дрянного барахла, стащенного нерадивыми слугами. Пыль, тряпки, рассохшаяся мебель, вытащенная из людской и не донесенная до свалки, ветошь, рухлядь, сор… все это занялось разом, словно маслом плеснули, запылало, заиграли языки пламени, лестницу заволокло дымом, отрезавшим обитателям замка путь к выходу.
- Пожар! Горим!.. - нет этого крика. Пусты залы, длинные переходы, комнаты челяди. Никто не пытается спастись, никто не пытается бороться с пожаром. Темные окна одно за другим освещаются одичалым, вырвавшимся на свободу огнем, и через минуту за недавно темными проемами уже не переходы и не парадные залы, а воющая стихия. И лишь в одном окне на третьем этаже умирающего дома мерцает тихий, прирученный огонек - ночник или лампадка. Но вот там замелькали всполошенные тени, и наконец ударил отчаянный крик погибающих. Кричали в два голоса: один чуть постарше, второй совсем детский, тонкий дискант. Кричали долго, обычно дым заставляет умолкнуть раньше. А потом свет ночника потерялся в грандиозной иллюминации, и слышались лишь хруст, треск рушащихся балок и снова хруст, с которым пирующая смерть пережевывала добычу.
Замок был охвачен огнем от основания до самой крыши, только одна башня, нелепо прислоненная к правому крылу здания, древняя, выстроенная в те времена, когда замок был еще не дворцовой усадьбой, а крепостью, мрачно возвышалась над рушащимися стенами. Огонь обходил ее стороной, да и чему было гореть среди голого камня? И когда с грохотом обвалились крыша и стены верхних этажей, башня осталась неколебимой.
Человек, наблюдавший за бедствием с дальнего холма, отвел взгляд, прикрыл ладонью глаза, чтобы привыкли к окружающей тьме, немного спустился в сторону ложбины, где ожидал стреноженный конь, и начал разжигать свой, мирный огонь. Отобрал среди заранее набранного хвороста сучья потоньше, сложил их костром, повесил котелок с водой.
Потом, не доставая огнива, провел над ветками ладонью, и костер запылал разом, ярко и празднично. Человек, сидящий у костра, понимал толк в огне и, наблюдая за пожаром, видел, как бессмысленно его тушить и бесполезно пытаться спасти хоть кого-нибудь.
- У тебя есть право первой ночи?
- Согласно каноническому своду - есть, но в нашей стране такое не принято, и я не чувствую себя вправе пользоваться им.
- Так и не пользуйся, отдай его мне.
- Кто тебе мешает? Иди в деревню - деревенские девки покладисты, - уговаривай, подкупай, соблазняй… Но не называй при этом мое имя. Право первой ночи - дикий, варварский обычай, я рад, что он отошел в прошлое даже в тех странах, где прежде процветал.
- Как видишь, не вполне отошел.
- Мне очень жаль, если это так.
- Не думал я, что хозяин Рэндол-замка столь негостеприимен… И без того мрачное лицо лорда потемнело еще больше.
- Я думаю, у тебя нет причин для недовольства. Ты просил в свое распоряжение башню - ты ее получил. Ты живешь в замке уже полгода, занимаешься чем хочешь и распоряжаешься как хозяин. Я ни разу не упрекнул тебя, хотя твоим требованиям нет конца. Но сейчас я говорю: «Нет!».
- Не упрекнул? А кто секунду назад ставил мне в вину, что я посмел ютиться в старой полуразваленной башне? Не беспокойся, я скоро уйду, и ты получишь свою драгоценную башню целой и невредимой. Но сначала ты прикажешь, чтобы невесту привели ко мне. В конце концов, я не желаю жить монахом.
- Я господин своим крестьянам, но не тиран. Такого приказа я не отдам. А что касается тебя, то я хлебосольный хозяин, а не слуга. И без того в округе говорят, что ты околдовал меня и скоро потребуешь себе в башню мою жену.
- А что… - лицо волшебника искривилось в усмешке. - Это неплохая мысль. Пожалуй, я откажусь от деревенской дурочки. Леди Рэндол, прелестная Беатрис, вполне заменит ее.
- Ты уйдешь не скоро, а прямо сейчас! - гневно перебил колдуна лорд. - Забирай свое барахло и уходи! К вечеру тебя не должно быть в моем доме.
- Спасибо, добрый хозяин, - поклонился колдун, пряча усмешку. - Ты уже сегодня получишь свою башню вместе со всеми своими дарами. И не беспокойся, я больше не собираюсь сюда возвращаться.
К вечеру заезжий маг и впрямь покинул замок. Уезжал он налегке, так же, как и приехал, не взяв ничего из весьма дорогих вещей, что были ему поднесены добровольно и что он самым бессовестным образом вытребовал у лорда Рэндола.
- Я боюсь этого человека, - шепнула леди Рэндол мужу, когда незваный гость скрылся наконец за холмами. - Не к добру он приехал, не к добру и уезжает.
- Он уже уехал, - успокоил жену Рэндол. - И я надеюсь, что он и впрямь больше не вернется.
- Мне кажется, что он уехал не по-настоящему, что на самом деле он затаился в башне и смотрит оттуда.
- Я сегодня же проверю башню, а завтра с утра прикажу вынести все, что там найдется, и сжечь. Саму башню отремонтируем… или нет, лучше всего ее снести напрочь. Так будет спокойнее.
- Ты замечательно придумал. Только туда мы пойдем вместе. Я боюсь оставаться одна и боюсь отпускать тебя одного.
- Хорошо, пойдем вместе. В башне нет ничего страшного, я еще в детстве облазал ее всю, до последнего уголка. Это просто поветшав-шее укрепление, которое давно потеряло всякий смысл. Его давно пора разрушить.
Казалось бы, после этих слов лорд с супругой должны направиться к обреченному строению, но они, не сговариваясь, вошли в дом и поднялись на третий этаж, где в левом крыле находилась детская. Люди, прожившие в согласии много лет, умеют понимать друг друга без слов.
Помещений во дворце было более чем достаточно - и парадных, и жилых; комнатушек челяди и покоев, пустующих в ожидании знатных гостей. Но оба сына лорда Рэндола жили в одной не слишком большой комнате. Когда-то чета Рэндолов решила, что будет хорошо, если братья станут жить вдвоем, и так действительно было хорошо.
Обычно перед сном дети спускались во взрослые комнаты и желали родителям покойной ночи, но случалось и наоборот, так что никто не удивился поступку господ. Дети, испросив разрешения поиграть еще немного, немедленно вернулись к выстроенной на полу крепости, которую они азартно штурмовали. Старшему сыну шел уже тринадцатый год, и ему пора было приобретать мужские привычки, но Рэндо-лы не спешили разъединять братьев. Когда мальчики вместе, один учится быть старшим, второй учится быть большим.
Полюбовавшись на играющих детей, лорд и леди также неспешно направились в столовую, где ждал поздний ужин. В округе было уже тихо, деревня ложится спать рано и встает засветло, одни лишь знатные господа ложатся заполночь и встают, когда на полях вовсю кипит работа. Часы, стоящие в столовой, пробили одиннадцать, когда чета Рэндолов собралась осматривать брошенное колдуном помещение. Внутри башни было совсем темно, и Рэндол взял масляный фонарь, висевший на крюке возле парадного входа. Дубовая дверь башни была распахнута, за ней темнела узкая, круто загибающаяся лестница. Чтобы попасть в помещения первого этажа, нужно было по винтовой лестнице подняться наверх, а затем уже спуститься в обширный зал, в стенах которого слабо светлели узкие бойницы. Когда-то такое устройство затрудняло штурмующим возможность взять башню. Но последние двести лет оно затрудняло владельцам замка возможность хоть как-то использовать обветшалую твердыню. До недавнего времени башня стояла пустой, а полгода назад в ней обосновался явившийся неведомо откуда колдун, тот самый, что, проклиная хозяев за негостеприимство, убрался восвояси час назад.
Рэндол с женой поднялись на второй этаж. Зал встретил их пыльной, нежилой пустотой. Не было даже мебели, втащенной на веревках через специально прорубленное широкое окно. На третьем и четвертом этажах - те же пыль и запустение. Казалось, здесь вовек никто не жил. Лишь когда по трухлявой лесенке, где легче переломать ноги, чем просто спуститься, они проникли в цокольный этаж, перед ними открылось жилище чародея. Старая массивная мебель, рассохшаяся и неудобная, - маг специально просил такую, говоря, что не может работать среди комфорта; жесткая постель с колючими шерстяными одеялами, а из редкостей, вытребованных у хозяев, - скелет виверны в углу и коллекция палаческого инструмента. Все остальные дары исчезли бесследно.
- Как он это сюда затащил? - шепотом спросила леди Рэндол.
- Точно так же, как забрал с собой все остальное. Магам доступно многое, в том числе и алчность.
На круглом столе, придавленная камнем, лежала бумага. Лорд подошел, глянул на каллиграфически выписанные буквы.
- Что там? - спросила жена.
- Ерунда! - ответил Рэндол и, скомкав записку, бросил ее на пол. - Как всегда наш гость злобствует.
Леди Рэндол подошла к одной из амбразур, приподнявшись на приступок, устроенный для лучников, выглянула наружу.
- Дым! - воскликнула она тревожно. - Вильгельм, в доме пожар!
Подбегать к бойнице и смотреть Рэндол не стал. Едва не сломав лестницу, он взлетел на второй этаж, в три оборота прокрутился во двор. В сгущающихся сумерках стлался тяжелый, жирный дым, выползавший из дверей. Разноголосый крик несся из здания. Слуг в замке было много, казалось, вопит самый дом. От конюшен бежали с ведрами, кто-то вышиб окно на втором этаже, но вся эта деятельность казалась ничтожной на фоне разрастающегося пожара.
Рэндол метнулся к дверям, но там его встретил такой плотный дым, что стало ясно - добежать к боковому крылу не удастся.
Окошечко швейцарской осветилось отблесками огня: пожар, доселе обозначавший себя лишь дымом, вырвался на волю.
В дверь не войти, до окон не достать; все-таки усадьба строилась не как деревенский дом, а как замок. Правильной осады ему не выдержать, но и так просто в дом не ворваться.
Минута потеряна, пока Рэндол выводил из конюшни первую попавшуюся лошадь, и уже с ее спины умудрился достать окно, вцепиться в раму и, изрезавшись осколками стекла, ввалиться в геральдический зал. Портреты предков с угрюмым спокойствием смотрели со стен. В истории рода Рэндолов случалось немало пожаров - не привыкать…
Задержав дыхание, он пробежал галерею, уже заполненную дымом. В боковом флигеле дыма было меньше, что вселяло надежду. К тому же Рэндол слышал крики детей и няньки. Значит, живы…
Огонь выметнулся навстречу, успев неведомыми путями пройти сквозь десяток стен. Рэндол не замедлил бега, лишь голову пригнул, сберегая глаза. Крик доносился отчетливо, словно не на третьем этаже кричали, а под самым ухом.
Разумеется, это не мог быть обычный пожар, от случайности или злонамеренного поджога. Тут явно не обошлось без волшбы недавнего гостя. Но об этом Рэндол не думал. Когда все решают секунды - не до размышлений. В детскую он ворвался, опередив пламя совсем ненамного. Няньки в комнате не было, а сыновья жались в углу, не у окна даже, а там, где стояли кровати, как будто набитый шерстью тюфяк (Рэндол не признавал перин) может защитить от огня.
Ударом локтя Рэндол вышиб раму - мелкие стекла с неслышным звоном посыпались вниз - выглянул во двор. Высоко… третий этаж, больше пятнадцати ярдов. Один он бы спрыгнул, но с детьми на руках…
Почуяв приток свежего воздуха, в галерее загудел огонь. Решаться нужно немедленно.
Рэндол сорвал с окна портьеру, быстро, словно не живого ребенка, а вещь вертел, завернул в нее младшего сына, придерживая левой рукой, вскинул на плечо, другой ухватил ладонь старшего из мальчиков.
- Бежим! Вдохни воздуха и постарайся не дышать!
Бледный Робин послушно кивнул. Он уже взял себя в руки и рядом с отцом не боялся даже огня.
Рэндол набрал в грудь чадного воздуха и рванулся в коридор, где вовсю хозяйничало пламя. Робин бежал, что есть мочи, понукать его не приходилось.
На малой лестнице, соединявшей этажи левого крыла, огня видно не было, зато снизу, словно из печной трубы, тянуло горячим дымом, летели искры и хлопья сажи. Робин, который, конечно, не мог не дышать так долго, закашлялся и упал, едва не вырвав ладонь из отцовской руки. Перси, закутанный в портьеру, давно уже заходился хрипящим кашлем. Рэндол приостановился на мгновение, подхватил потерявшего сознание Робина, зажал его под мышкой и нелепой побежкой припустил дальше. На нижнем этаже ввалился в первую попавшуюся дверь, захлопнул ее, затравленно огляделся. Это оказалась буфетная. Чудовищно нелепо на фоне общей гибели гляделись резные шкафы и буфеты, расставленное под стеклом фамильное серебро и драгоценный китайский фарфор.
Смертельно хотелось вдохнуть воздуха, но угар был и здесь, а вышибить окно не удавалось: окна буфетной были забраны стальными решетками.
Рэндол опустил детей на пол, с невнятным рычанием ухватил пудовую менажницу из литого серебра и обрушил ее на решетку. Второй удар! Третий!.. Решетка прогнулась, посыпалась известка. Рэндол ухватился за прутья, рванул, рискуя порвать связки на руках. Решетка вылетела из расшатанных гнезд. Одним ударом Рэндол вынес раму с мутными квадратиками старинного стекла, прижал к себе бесчувственных детей и прыгнул вниз.
Замок - это не крестьянский дом, куда можно влезть, просто перешагнув подоконник. Здесь легко убиться, прыгнув на брусчатую мостовую даже с первого этажа. Выложенная камнем земля больно ударила по ногам, но даже в эту минуту Рэндол не выпустил детей. Шипя от боли, он заковылял в сторону от гибнущего дома.
- Вильгельм!.. - леди Рэндол бежала к нему.
Рэндол опустил сыновей на землю. Голова Робина безвольно запрокинулась, лицо пугало густым синюшным цветом, глаза закачены, лишь белки слепо глядят в небо.
- Врача! Пошлите в город за доктором!
Дрожащими руками Рэндол размотал тряпку, в которую был укутан Перси. И вновь - темно-синее лицо, слепые, закаченные глаза. Изо рта в рот он пытался наполнить грудь ребенка воздухом, заставить его дышать. Потом, уступив место жене, повернулся к старшему сыну, тряс его, хлопал по щекам, растирал уши…
- Ну, где же доктор?! За доктором послали?
- Вильгельм, - тихо позвала леди Рэндол. - Они оба мертвые. Зачем им доктор?
Она сидела на мостовой, прижимая к себе младшего сына, словно собираясь кормить его грудью. Ни у Робина, ни у Перси не было кормилиц, противу всех обычаев, леди Рэндол сама выкармливала сыновей. И вот теперь она сидела, переводя удивленный взгляд с детей на мужа. Потом вдруг улыбнулась, жалко и беспомощно:
- Наши мальчики умерли. Как странно…
До чего быстро сгорают даже самые прекрасные дворцы и грозные крепости! Через каких-то три часа от замка Рэндол остались дымящиеся развалины. Провалилась крыша, рухнули перекрытия, местами обвалились даже внешние стены, хотя и не такие мощные, как у старых боевых замков, но все же вызывающие уважение. И лишь древняя башня вопреки всему продолжала торчать невредимой, хотя на самом деле там было чему гореть. Но все же пламя, облизавши стены и пожрав плети засохшего плюща, не тронуло ни деревянных перекрытий, ни прогнивших балок, ни мусора, скопившегося внутри. Как и обещал чародей, башня осталась в целости. Остальной замок превратился в почерневшую руину, которая еще несколько суток будет куриться, отравляя чадом окрестности.
Хотя слуг в замке Рэндол было немало, удивительным образом все они сумели спастись. Несомненно, тут не обошлось без чародейства - мстительный маг бил безжалостно точно, не дозволив лорду разбавить горе по умершим сыновьям огорчением при мысли о погибших слугах. Зато немногое имущество, что удалось вытащить из здания, все равно погибло или было безнадежно испорчено летящими головнями. Разве что коней из сгоревшей конюшни сумели отогнать. Как бы то ни было, лорд был практически разорен, ибо земель Рэндолы имели немного, а крестьян род Рэндолов традиционно не притеснял.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента